хрен  с ними, но
почему  Павла - к Петру? Почему  не к  Павлу, почему  он тут  не нарисован в
гробу, с  "апоплексическим" скарятинским шарфом на  шее?  А тут потупил свои
поганые  свинячьи  глазки,   дегенерат,   и   только   и   думает,   как  бы
сестре-императрице подлянку подсунуть какую-нибудь, выродок! Рыло гадючье...
     Заграничные  монархисты  начинали  обычно  с  того,  что  не признавали
никаких потомков  Александра Первого, потому что тот был масоном, - "хотя  в
конце жизни  он масонство  и запретил,  но не в этом дело", не очень логично
добавляли  они  в  статьях. Еще утверждалось,  что  лишь потомки  императора
Кирилла Первого,  и только они, имеют  право  на  власть  в России. Софья  с
трудом разобралась, что  "Кириллом Первым" объявил себя в свое время старший
сын великого  князя Владимира Александровича, старшего среди младших братьев
императора-алкаша  Александра  Третьего.  Но  другая  газета,  которая  была
покрепче  подкована, вкладывала  "императору  Кириллу"  по первое  число:  и
отец-то  у него был  президентом  Академии художеств, что для  представителя
царского  рода непристойно, и  сам  Кирилл  Владимирович в  семнадцатом году
красным знаменем  размахивал, а  государь Николай  Александрович так и вовсе
этого Кирилла чуть титула великого князя не лишил за неправильные женитьбу и
развод, даже,  кажется,  лишил его  права передавать  титул по наследству, а
главное - в двадцатые  годы  самозванный  "Кирилл Первый"  надавал  боярских
званий  всякой  шушере,  да  и  сыночек его  хорош, на грузинке  женился,  а
грузинских царей на  российском престоле в  XX  веке  столько побывало,  что
бедной державе на столетия достаточно. Гневному антикирилловцу пороха больше
ни на  что не  хватило,  обложить по  первое число всех  прочих Романовых он
обещал в другой раз, и... не ставил под статьей никакой подписи. Софья  мало
что поняла, но  сделала  вывод,  что  если  все эти  потомки князя-художника
Владимира прав на трон  не имеют, то у нее, у Софьи, от этого становится еще
больше прав.
     Софья отвела глаза  от  газеты  и приятно удивилась:  возле ее  постели
сидел на ковре  восточный  мальчик в одних  только черных трусах. Был он все
так же хорош собой, краснел и вызывал приятные мысли.
     - Все, что прикажете... - пробормотал мальчик,  но времени  приказывать
Софья уже не имела, она сгребла мальчика в охапку... и осталась им довольна.
-  Но  в  шесть тридцать  у вас  пресс-конференция,  - сказал мальчик, снова
очутившись на ковре.
     Пресс-конференцию  вел Унион, временно объявивший себя пресс-секретарем
великой  княгини  Софьи. Софья  требовала,  чтобы  ее  уже  сейчас  называли
царицей, но негр уговорил ее повременить до коронации,  чтобы  потом упреков
не  было, - а то вот уже имеется  пример лазания  поперед батьки в пекло. То
есть когда  Кирилл Владимирович... Про Кирилла Софья как раз  только что все
узнала из газеты и решила, что умный ей негр  попался,  не голова у  него, а
настоящая   хижина  дяди  Тома.  К  тому  же  Унион,  настояв  на  временном
неиспользовании  обращения "ваше  величество",  строго  потребовал обращения
"ваше императорское  высочество".  Ни  один корреспондент - а их набралось в
холл романовского особняка до сотни - в знак протеста не ушел. Уже хорошо.
     Сперва  Софья  решила  кое-что  попридержать,  но  такое у нее  хорошее
настроение после восточного мальчика  стало,  что  плюнула: чего мелочиться.
Перед пресс-конференцией  она предложила Униону зачитать  некий документ,  о
котором  до  поры  до времени  помалкивала.  Софья  располагала  подлинником
отцовского дневника времен сорок первого, и дневник этот она считала главным
доказательством своих  наследных прав на  российский  престол. Поналегши  на
русский язык,  Унион  весь документ зачитал. В холле только  изредка щелкали
переключаемые  кассетники, корреспонденты давно  уже  ничего не  строчили  в
блокнотах.  Унион читал "Завещание  Федора  Романова". Никакое это вообще-то
было не завещание, а всего лишь кусок линованной тетради, извлеченный из-под
корешка тридцать какого-то тома Брокгауза.  Оглашала документ Софья неохотно
- какой женщине приятно сообщать  дату и  обстоятельства своего рождения, но
шило и мешок  - две вещи несовместимые, как, наверное, выразился бы по этому
вопросу  филолог  Унион, и Софья  очень надеялась, что  промежуток  почти  в
четыре  года,  лежащий  между написанием дневника и собственно  рождением ее
императорского высочества, особенного внимания не привлечет.
     "...пусть девочку. В конце концов, в нашем роду был уже случай передачи
власти в стране через женщину, через Анну Петровну! - вдохновенно читал негр
и сразу переводил  на английский.  - Боже, благослови! Не дай угаснуть роду!
Дочь назову Софьей. Ни в какие приметы не верю, себя неудачником не считал и
не  считаю,  хотя и Федор.  Пробую успокоить  мысли  и  записать  их.  Около
тринадцати  узнал о  бомбардировке немцами  Житомира, Киева, Севастополя.  В
четырнадцать  двадцать повторили утреннюю речь Молотова. Напротив у булочной
выстроилась  очередь. Стоят  очереди  у  керосиновых  лавок и сберегательных
касс.  Бешено  раскупаются  водка  и  ювелирные  изделия.  Ходил  на митинг.
Возвращался  по  Никитской,  видел  несколько человек  в  противогазах.  Чем
поможет  противогаз,  если  моя  жена принадлежит  к  не  нравящейся  фюреру
народности.  Однако  вряд  ли  будут  сейчас  раскапывать  мое   собственное
происхождение.
     Вчера Вышинский, зампредсовнаркома, по  верным сведениям, был в театре,
на "Маскараде", сидел до  конца. Значит, власти  за четыре часа до нападения
ничего не знали. Раня плачет и говорит, что нужно уезжать.
     Двадцать  четвертого.   Сегодня   первый   раз  бомбили,  что-то  вроде
фейерверка,  ничего не  понял. Раня все время  плачет и твердит, что  зря не
послушались ее  брата и  не вернулись на Урал.  Истерика,  надеюсь, пройдет.
Сложились  бы обстоятельства иначе, так  это я сейчас выступал бы  по радио.
Впрочем, тот, кто нынче на моем месте, даже не выступает.
     По  сводке у  противника  -  "небольшой  тактический  успех". Почему  у
противника, а не у  хваленой Красной  Армии? Из  сберкассы выдают по  двести
рублей  в  месяц.  Букинисты книг  не  покупают.  Мне тридцать  один,  скоро
призовут, думаю. Даже к лучшему: мне полагается быть на фронте. Это он пусть
сидит в метро на закрытой станции. Или  он уже на Урале? Впрочем, могут ведь
и меня найти. Могу ведь понадобиться. Мало ли какие повороты в судьбе страны
возможны.  Дядя Никита  пропал,  больше  в  живых  никого  нет.  На  мне все
оборвется. Раня  должна родить  ребенка, хоть  и еврейка,  все  равно  будет
наследник. Иначе на мне все оборвется, всему конец, сто лет впустую.
     Двадцать  пятого.  Немцы  сильно  продвинулись.  Очень  плохая  сводка.
Видимо, скоро начнется война и на финской границе. Чего ждут? Нападали бы уж
первые. Видимо, сил нет. Видимо, так. Видел возле Большого какие-то зенитные
учения. Не поздно ли обучать...
     Тридцать первого. Живем  на вулкане. По  радио опять  разговоры: создан
"комитет  обороны", Молотов и  прочие, все те  же.  Денег  нет. В  скупочных
громадные  очереди,  цены платят  такие: грамм  золота  -  12 руб., тут  же,
кстати, продают его по 60 рублей на зубные  коронки. Интересно, кто  их себе
сейчас вставляет. Грамм  серебра - 30 коп. Серебряная столовая ложка идет за
5 руб., ровно столько стоит пачка папирос.
     Получил повестку, пошел в военный комиссариат. Полистали мои документы.
Почему-то  оказался  не нужен, велели ждать. Неужто что-нибудь нашли?  Тогда
будут держать  живым, в  заложниках.  Рано  или поздно  все это  должно было
случиться. Восемьдесят лет узурпации, потом четверть века сплошной ошибки, -
должна  когда-то  и  справедливость  понадобиться.  Чем еще  можно  сплотить
русский  народ,  кроме  необходимости  встать  на  защиту царя  и отечества?
Сосчитал,  сколько  во  мне  русской крови. Во всяком  случае, больше, чем в
дедушке  Петре  Федоровиче, даже  больше, чем  в Елисавете  Петровне, сестре
бабушки Анны. Почему  так долго забывали, что русским царям немножко русской
крови нужно иметь?
     Первого. О  вчерашней тревоге в газетах ни слова. Видимо  -  настоящая.
Говорят,  перехватили немецкие бомбардировщики за двести километров.  У  нас
изъяли  радиоприемник.  Начато  изъятие  телефонов.  Скоро  будет  настоящая
цивилизация. Так  сказала Раня. Она  держится молодцом и тоже хочет ребенка.
Но  не рассказывать же  ей, для чего и почему она его  родить обязана. Пусть
девочку. Слишком велик шанс погибнуть. Кто бы ни родился - нужен  наследник.
Назову Софьей".
     В этом месте Унион  сделал паузу, чтобы представители прессы осознали -
какое это важное место. Но  пауза длилась  недолго,  не  ровен час, спросят,
собирался ли  покойный родитель  назвать  Софьей ребенка  даже в том случае,
если родится мальчик, и продолжал:
     "Третьего.  В семь утра говорил по радио Сталин. Волновался, дважды пил
воду. Немцы, оказывается, бомбили Могилев  и Смоленск. Раня плачет  про свой
родной Волковысск,  а ведь почти его не помнит. В  сводках  уже бобруйское и
борисовское  направления.  Граница  империи  насмарку. Неприятные  заявления
японских министров.
     Четвертого. В "Правде" - стишки Асеева. Умилен тем,  что  Сталин сказал
"друзья  мои",  призывает  во  имя  этого  сплотиться!  Во  имя этого! Холуй
проклятый. Так в два счета от страны ничего не останется. Меня пока никто не
ищет. Подоходный налог увеличен на двести процентов, но денег и так нет.
     Десятого  июля.  Раня   говорит,  что,  кажется,  ждет  ребенка.  Боже,
благослови! Баллоны заграждения на  всех бульварах. Спасают Кремль, хоть это
понимают. Из лавок исчез сахар.
     Двадцать четвертого июля. Завтра ухожу  на  фронт. Как  жаль,  что Раня
ошиблась. Может быть,  в этом месяце повезет. Шанса может больше не выпасть.
Разбомблены  Спиридоновка, Поварская, разбомблен  дом  Грибоедова,  осталась
цела  только  мемориальная доска  с  его  удивленным  лицом. Всюду,  даже  в
комиссариате, бардак. В четырнадцатом  году  такого не было. На  что младшие
родственники были недоумки, а и то такого бы не допустили..."
     Негр все читал, мысли у Софьи мелькали привычные, она-то документ знала
наизусть: где все-таки она еще слыхала про  "дом Грибоедова"?  Почему это ее
мама,  Рахиль  Абрамовна, принадлежала к  такой  нации, которая не нравилась
фюреру? Во всех газетах ясно наисано, Софья не помнила  в  каких,  но где-то
читала, что фюрер действовал в союзе с мировым  сионизмом и вообще состоял у
евреев на  жаловании: они ему платили, чтобы он всех недовольных сионистской
агитацией уничтожал. Что в этом неправдоподобного? А  как  точно назвал отец
всех других Романовых - "недоумки"! Как точно: ну прямо братец Пашка!
     Софья стала  отвечать на  вопросы. Да,  безусловно считает наследницей,
да, только себя и еще раз только себя.  Да, всех потомков императора Николая
Павловича  -  узурпаторами,  он  и  сам никаким императором не был, проиграл
войну  в Крыму и отравился, сын его  быдло  всякое  освободил, так его  же и
убили,  внук его вообще алкаш был, насчет правнуков даже отвечать  не будет,
российскому  престолу  все это  седьмая вода на  киселе. Последнее выражение
негр  перевел с  особым  вкусом, он  любил  русские  идиомы,  находил в  них
элементы колдовства.
     И  никаких  у нее чувств -  ни кузенных, ни  кузинных.  Ну и  что,  что
покойному  Кириллу  -  пятиюродной  кузиной?  Тут  Софью  озарило: она гордо
выпрямилась  и  заявила, что  питает  родственные  чувства только к великому
русскому народу, а  дружеские - только к друзьям великого русского народа. С
этого  момента кое-кто из корреспондентов стал с пресс-конференции исчезать:
эта  фраза  вполне  годилась  в качестве шапки-заголовка. Негр смягчал слова
Софьи при  переводе, но ее злобища буквально  висела в воздухе и отбивала  у
возможной  наследницы  престола немало симпатизирующих.  А  тут  еще  кто-то
вспомнил  родную  душу,  лондонскую  тетку Александру; тут  мужчины  в зале,
особенно  белые,  совсем  приувяли.  Кажется,  феминисток  побаивались.  Это
вселило в Софью уверенность, и она повторила, что родственные  чувства у нее
только к русскому народу, а тетушка Александра наверняка их разделяет.
     - Княгиня Александра пока что заявляла лишь  о любви к русским женщинам
и ждет  их  помощи в борьбе  с мужчинами... Ваши комментарии? - подал  голос
кто-то.
     Софья  представила  себе  мерзкое   мурло,  муженька   Виктора,   потом
ублюдка-братца  Павла,  других  подонков и  решительно ответила, что княгиня
Александра  совершенно  права,  что  русские  мужчины  все, что  могли,  уже
совершили, - потом вспомнила очаровательного восточного мальчика и добавила,
что  без русских мужчин можно обойтись и в делах государственных, и  во всех
прочих.  В зале немедленно пошел шорох, число  присутствующих  убавилось еще
раз. Софья так и не могла понять: есть в холле  русские монархисты, или  нет
их  вовсе,   и   понимают   ли   они  всю   пропасть,   разделяющую   гнилых
дореволюционнных  Романовых  и  настоящих,  старших,   которых  она,  Софья,
возглавляет, и  коих тетка Александра в Лондоне, похоже, является  достойной
представительницей. Софья осмотрела  поредевшую аудиторию и с  удовольствием
констатировала,  что женщин тут  немало,  хотя они  и мужиковатые  какие-то,
Софья же во всех женщинах, кроме себя, ценила изящество.
     Конечно,  задали  Софье  вопрос  о  том,   как  именно  собирается  она
возвратить  себе законный  престол  предков.  Претендентка  без  размышлений
отвечала, что  у нее есть точный и продуманный план, которым не  настало еще
время делиться с  прессой. Это  опять  впечатлило,  это должно  было уйти  в
печать - и еще раз сократило число присутствующих на конференции.  И вопросы
о  будущем России Софья  без ответа не  оставляла - ни секунды не колеблясь,
заявила  она, что отныне, начиная с ее,  Софьиного правления, и до скончания
веков,  останется   Россия   неограниченной   монархией  без  всяких  глупых
конституций, которые людям только  голову  мутят. Демократией кое-кто в зале
тоже был сыт по горло - слушателей убавилось еще раз. Представители солидных
газет пытались дальше этого вопроса не идти, но  тут монашествующий недоумок
из "Оссерваторе Романо" поинтересовался, каковы перспективы  на  введение  в
России католичества, а потом другой недоумок из американской "Гей уорлд", на
лацкане  которого  красовались  изображение  голого  мужика  в  позе  статуи
Свободы,  стал  допытываться,  чего  именно  может  ждать  в   новой  России
представляемое  им меньшинство, и  пошло, и  поехало, и посыпались вопросы о
Ближнем Востоке и Крайнем Севере, о  любимых звездах  бейсбола  и  фаворитах
скорпионьих бегов, о последнем "Мистере Антиное" и последней "Мисс Юнион", -
и  тут негр как-то сразу устал. Софья сослалась на сильную ограниченность во
времени,  и  негр   с  ее  благословения   пресс-конференцию  закрыл.  Софья
чувствовала себя как выжатый лимон, но корреспонденты этому лимону были явно
благодарны за то, что из него вообще хоть что-то вытекло.
     Софья  вернулась  в спальню. У постели  на  столике возвышались папки с
вырезками,  мальчик,  видимо, весь вечер  их сюда  таскал. Мальчик  тактично
отсутствовал, что сейчас Софье было приятно, она не могла придумать, как ему
элегантней  давать чаевые,  валюту на них  тратить было очень жалко. Слыхала
она, что в  Непале можно  чаевые  карандашами давать, но то ли возьмут здесь
карандаш, как валюту, то ли нет, да и не прихватила она из России достаточно
карандашей, не до того было.
     Сразу поразило Софью  то, что  папки были  заготовлены  лично  для нее,
притом  очень  давно:  надписи  на внутренней  стороне  каждой  обложки ясно
сообщали,  что  данный  экземпляр  подобран до  востребования  лично  Софьей
Федоровной  Романовой,  в   морганатическом  браке  -  Глущенко,   и  подбор
материалов начат полтора года  тому назад, то есть  тогда, когда  она еще  и
Брокгауза-то не  распотрошила!  Не  жалея средств,  неведомые  доброжелатели
вкладывали в папки даже не копии материалов, а подлинные вырезки. На обороте
первой  же  из них Софья  обнаружила цветное изображение значительной  части
некоей  хорошо   загорелой  девицы,  которая  эту  самую   свою  часть  тела
демонстрировала так, чтобы у зрителя и мысли не было о девственности. Софья,
может  быть,  даже  покраснела  бы,  но не умела. Вырезка  была из  журнала,
издаваемого  на  немецком языке почему-то  в Норвегии. Но  обратная  сторона
загорелой девицы  содержала  не  что  иное, как  давнее  интервью  с  теткой
Александрой, Софья  слабо знала язык, толком ничего  не поняла. Но  приятно,
что  и старухе кто-то уделил внимание. Девять десятых вырезок было, увы,  на
непонятных языках, но по-русски читала Софья  свободно,  и  французский тоже
помнила. И видела Софья огромный интерес мировой печати к Романовым, то есть
к своему крайне правому делу.
     Сперва Софья поискала: нет ли каких-нибудь специализированных изданий у
русских монархистов.  И  сразу  наткнулась на  прихваченные  скрепкой листки
брюссельского, не очень  типографского на  вид журнальчика "Правофланговый".
Здесь   опять-таки  с   первых  же  строк  немыслимыми  помоями   окатывался
распреподлый  масон Александр Первый, лицемерно вместе со своим  прихвостнем
Кутузовым делавший  вид, что воюет с Наполеоном,  а на деле употребивший все
силы,  чтобы корсиканскую падлу спасти:  ведь  всем известно,  что к  вящему
посрамлению  веры  Христовой  Наполеон  собирался   восстановить  синедрион,
объявить себя Мессией,  собрать  евреев и  повести  их на полное искоренение
христианства.  Александр  не  только  затравил   св.  Фотия,  в  миру  Павла
Спасского,  не  только  задушил  дарование  Аракчеева,  но  и   пора  вообще
разобраться  с  его  личностью,  а   был  ли  Александр  в  действительности
Александром,  а  если  был  даже,  то воистину ли Романовым? Ведь еще в 1776
году, за  тринадцать месяцев  до рождения  Александра, государь Павел Первый
произнес свои великие слова: "Я желаю быть лучше ненавидимым за правое дело,
чем любимым  за дело  неправое"  - и уехал от жены в  Гатчину, и  тринадцать
месяцев  с ней не виделся, так что отцом  так называемого Александра Первого
был, конечно, кто-либо из жидов, масонов,  конюхов, либо всех сразу.  Но вот
уж зато что было совершенно точно известно рубакам из "Правофлангового", так
это  то, что  весь  1795  год  государь провел  буквально  не  сходя  с ложа
государыни, ибо ждал с часу на час кончины матушки Екатерины. Ну, потом жена
родила  ему  единственного  законного  сына,  грядущего  императора  Николая
Первого,  ну,  еще через  четыре  месяца августейшая  мамаша приказала долго
жить, царь Павел снова возжелал быть лучше  ненавидимым за правое дело и  на
ложе к супруге более не восходил  ни  единого  раза, так  что  самый младший
сынок,  Михаил,  был  опять-таки  зачат при помощи  цельной  масонской  ложи
старошотландского    обряда     во    главе    с    кем-то     из    гнусных
просветителей-русегубителей.  Вот  посему-то  и  запретил  государь  Николай
Первый, лишь взошел на престол в 1826 году, все масонство как таковое, чем и
отметил  пятидесятилетие исторического желания своего отца быть  ненавидимым
за правое дело.
     Следом  за  листиками  из  "Правофлангового" была приколота  ксерокопия
ответного  письма  американского,  временно  живущего   на  Гаити,  ученого,
профессора Освальда Вроблевского,  - копия была даже  заверена  у нотариуса.
Вроблевский   популярно   излагал  брюссельским  журналистам  историю  своих
интимных  отношений с их  матерями, между тем отказываясь  самих брюссельцев
признавать своими детьми. Еще он приводил точные справки: в ночь с какого на
какое число,  -  и не в ночь вовсе, а  сразу  после обеда, во время которого
было  подано немало соленых лимонов и а