тил, что он весь внимание.  Он  ожидал  хоть  какой-нибудь  весточки  от
Калигулы и не понял сразу,  что  тюремщик  переводит  ему  слова  одного  из
узников. Тюремщик:
   - Прошу прощения, господин, но этот старый германец хочет узнать, заметил
ли  ты,  что  на  тебя  уронила  помет  сова?  Я  выступаю  в  качестве  его
переводчика. Он римский гражданин, но от сырости в  его  родных  местах  его
латынь сильно заржавела.
   Как ни был Ирод разочарован, он  не  мог  не  улыбнуться.  Он  знал,  что
томившиеся от безделья узники часто разыгрывают  друг  друга,  а  тюремщики,
кому их обязанности надоели ничуть не меньше, порой помогают им. Поэтому  он
не взглянул на дерево и не стал осматривать плащ, чтобы убедиться,  что  над
ним не потешаются, а ответил шутливым тоном:
   - Со мной случались и более странные вещи, дружище. Совсем недавно в окно
моей спальни влетел фламинго, снес яйцо в моей  туфле  и  улетел.  Моя  жена
очень расстроилась. Если бы еще это был воробей или дрозд, даже сова, она бы
и внимания не обратила. Но фламинго!..
   Германец не знал, что такое фламинго, поэтому,  пропустив  реплику  Ирода
мимо ушей, продолжал:
   - Тебе известно, что значит, когда птица роняет помет на  голову  или  на
плечо? На моей родине это предвещает большую, очень большую удачу. Когда так
делает священная птица сова, притом не издав ни единого зловещего звука, это
должно вызвать в твоем сердце глубочайшую  радость  и  надежду.  Мы,  хавки,
знаем все, что можно знать о совах. Сова - наш тотем, наше племя  названо  в
ее честь. Если бы ты был мой соплеменник, я бы сказал, что бог  Манн  послал
эту птицу, чтобы оповестить тебя о том высоком посте, который ждет  тебя  на
родине и  который  ты  займешь  после  того,  как  окончится  твое  недолгое
заточение. Но мне сказали, что ты еврей. Могу я узнать имя твоего бога?
   Ирод, все еще не решивший, говорит ли старик  всерьез  или  притворяется,
ответил, не уклоняясь от истины:
   - Имя нашего бога слишком священно, чтобы произносить  его  вслух.  Евреи
могут упоминать  о  нем  лишь  перифразами  и  даже  перефразируя  сами  эти
перифразы.
   Германец решил, что Ирод над ним смеется, и сказал:
   -  Пожалуйста,  не  думай,  что  я  говорю  все   это,   желая   получить
вознаграждение; увидев, что сделала птица, я просто  не  мог  не  поздравить
тебя. И должен сказать тебе еще одно - ведь у себя  на  родине  я  известный
авгур: когда в следующий раз эта птица сядет рядом с тобой и примется ухать,
знай,  что  твои  счастливые  дни  миновали,  даже  если  ты  будешь   тогда
благоденствовать, и жить тебе осталось столько дней, сколько раз она  ухнет.
Но пусть это наступит не скоро.
   Ирод уже успел прийти в хорошее настроение и сказал германцу:
   - Мне кажется, старик, ты несешь самую забавную дичь, какую  я  слышал  с
тех пор, как вернулся в Италию. Я искренне тебя  благодарю  за  то,  что  ты
старался меня приободрить, и если мне когда-нибудь удастся выйти  отсюда,  я
постараюсь освободить и тебя. Надеюсь,  с  тобой  будет  так  же  весело  за
пределами тюрьмы, как в ее стенах, и мы  проведем  вместе  не  один  славный
вечерок за чашей вина и смешными историями.
   Германец в гневе отошел от него.
   Тем временем Тиберий отдал неожиданный приказ слугам паковать  вещи  и  в
тот же день отплыл на  Капри.  Полагаю,  он  боялся,  что  моя  мать  станет
уговаривать его освободить Ирода и ему будет трудно отказать,  поскольку  он
был обязан ей разоблачением заговора Сеяна и  Ливиллы.  Мать,  понимая,  что
пока ничем не может помочь Ироду,  разве  только  попытаться  облегчить  его
жизнь в тюрьме, обратилась к Макрону  с  просьбой  оказать  ей  эту  услугу.
Макрон отвечал, что, если он создаст Ироду  лучшие  условия,  чем  остальным
узникам, его ждут неприятности.
   Мать сказала:
   - Я не прошу устроить ему побег,  но  во  всем  остальном,  умоляю  тебя,
сделай для Ирода все, что можешь, и если Тиберий об этом случайно  узнает  и
будет недоволен, обещаю, что отвращу от тебя его гнев и возьму всю  вину  на
себя.
   Ей было крайне неприятно просить об одолжении  Макрона,  сына  одного  из
наших фамильных рабов, но ее очень тревожила судьба Ирода и она была  готова
ради него почти на все. Макрону польстили ее просьбы, и он обещал приставить
к Ироду  тюремщика,  который  будет  оказывать  ему  всяческое  внимание,  и
назначить начальником тюрьмы капитана, которого она лично знает. Более того,
он устроил в дальнейшем так, что Ирод  питался  вместе  с  этим  начальником
тюрьмы и получил разрешение ежедневно посещать местные бани. Макрон  сказал,
что, если вольноотпущенники Ирода доставят ему из дома теплую постель - дело
шло к зиме,- а затем станут приносить еду, он проследит, чтобы им не  чинили
препятствий, только пусть говорят привратнику у ворот, что это предназначено
начальнику тюрьмы. Так что тюремная жизнь  Ирода  не  причиняла  ему  особых
страданий - его  приковывали  цепью  к  стене  лишь  тогда,  когда  тюремщик
куда-нибудь отлучался,- но он очень тревожился из-за Киприды  и  детей,  так
как был лишен каких-либо вестей с воли. Сила, хоть и не мог  доставить  себе
удовольствие сказать Ироду, что надо было следовать его  совету  ("от  добра
добра не ищут"),  следил  за  тем,  чтобы  вольноотпущенники  регулярно,  не
привлекая внимания, носили Ироду еду и все необходимое, и всячески  старался
ему помочь. Кончилось тем, что его самого арестовали,  так  как  он  пытался
тайком передать в тюрьму письмо, но скоро отпустили, сделав предупреждение.
   В начале следующего года Тиберий решил переехать с Капри в  Рим  и  велел
Макрону отправить туда всех узников, так как  он  намеревался  сразу  же  по
прибытии рассматривать их дела. Поэтому Ирода, как и всех остальных,  вывели
из Мизена и повели по этапу к Риму, чтобы поместить  в  тюремных  бараках  в
лагере гвардейцев за городом. Вы помните, что Тиберий повернул обратно, чуть
не от самых городских стен, испугавшись дурного  предзнаменования  -  смерти
своего любимца, бескрылого дракона; он поспешил на Капри, но  простудился  и
был вынужден остановиться в Мизене. Вы помните также, что, когда все  сочли,
что он умер, и Калигула важно  расхаживал  по  вестибюлю  виллы,  размахивая
пальцем с печаткой перед глазами восхищенных придворных,  Тиберий  пришел  в
сознание и громко потребовал, чтобы ему подали еду. Но гонец  уже  принес  в
Рим известие о его смерти и восшествии на престол Калигулы. Вольноотпущенник
Ирода, тот самый, что привез ему деньги из  Акры,  встретил  случайно  этого
гонца в предместье города, когда тот на скаку во весь голос  выкрикивал  эту
весть. Вольноотпущенник кинулся в лагерь,  вбежал  в  барак,  где  находился
Ирод, и громко воскликнул по-еврейски: "Лев сдох". Ирод задал ему  несколько
торопливых вопросов на том же языке; вид у него  был  такой  довольный,  что
начальник  тюрьмы  приказал  сообщить,  какие  ему  принесли  новости.   Это
нарушение  тюремных  правил,  и  не  должно  повторяться,  сказал  он.  Ирод
объяснил, что не произошло ничего особенного, просто у одного из его родичей
в Идумее родился сын-наследник, но начальник тюрьмы потребовал без  обиняков
выложить ему всю правду, и в конце концов Ирод произнес:
   - Император умер.
   Начальник  тюрьмы,  бывший  к  этому  времени  с  Иродом   в   прекрасных
отношениях, спросил вольноотпущенника, уверен  ли  он  в  истинности  своего
известия. Тот ответил, что сам слышал это из уст императорского гонца. Тогда
начальник тюрьмы собственными руками сбил с Ирода оковы, воскликнув:
   - Мы должны выпить за это, Ирод Агриппа, мой  друг,  лучшее  вино,  какое
есть в лагере.
   Они весело сели  за  стол,  и  только  Ирод,  бывший  в  ударе,  принялся
толковать начальнику тюрьмы, какой он славный человек  -  так  тактично  вел
себя все это время - и какие счастливые дни их ждут теперь,  когда  Калигула
стал императором, как вдруг пришло известие, что Тиберий  жив.  Это  страшно
испугало начальника тюрьмы. Он решил, что сообщение о  смерти  Тиберия  было
ложным, и Ирод все это подстроил, чтобы вовлечь его в беду.
   - Обратно на цепь, сию же минуту! - вскричал он  сердито.-  И  больше  не
жди, что я тебе когда-нибудь поверю.
   Пришлось Ироду встать из-за  стола  и  печально  возвращаться  к  себе  в
подвал. Но, как вы помните, Макрон не дал Тиберию долго наслаждаться  жизнью
- зайдя в императорскую опочивальню, он задушил его подушкой.
   Весть о смерти Тиберия, на этот раз окончательной, вновь  достигла  Рима.
Но начальник тюрьмы продержал Ирода в  оковах  всю  ночь.  Он  не  собирался
рисковать.
   Калигула хотел сразу же освободить своего  друга,  но,  как  ни  странно,
отсоветовала делать это моя мать, которая была тогда в Байях, возле  Мизена.
Она сказала, что до похорон императора неприлично освобождать  тех  узников,
кого он посадил  в  тюрьму  за  государственную  измену.  Будет  куда  лучше
выглядеть, если Ирод, вернувшись в Рим, какое-то время посидит под  домашним
арестом. На том и порешили. Ирод приехал домой вместе с тюремщиком и  должен
был ходить в тюремной одежде. Когда официальный траур по  Тиберию  кончился,
Калигула прислал ему записку, в которой просил его побриться, надеть  чистое
платье и приехать на  следующий  день  к  обеду  во  дворец.  Казалось,  все
неприятности наконец остались позади.
   Я, наверно, не упоминал о смерти, за три года до того, дяди Ирода Филипа;
он оставил вдову - дочь Иродиады Саломею, которую считали  самой  прекрасной
женщиной на Ближнем Востоке. Когда известие о смерти Филипа достигло  Ирода,
он тут же обратился к доверенному вольноотпущеннику Тиберия, который  был  в
курсе всего, что касалось Востока, и убедил его оказать  ему  некую  услугу.
Вольноотпущенник должен был напомнить Тиберию, что у  Филипа  нет  детей,  и
посоветовать ему не отдавать Башан, тетрархию, где  тот  правил,  никому  из
родственников Ирода,  а  временно  присоединить  ее  к  Сирии  для  удобства
управления. Вольноотпущенник ни в коем случае  не  должен  был  упоминать  о
подати, которая шла из тетрархии в  императорскую  казну  и  составляла  сто
шестьдесят тысяч золотых в год. Если Тиберий послушается его совета и  велит
написать губернатору  Сирии,  что  Башан  переходит  к  нему  в  подчинение,
вольноотпущеннику следовало тайно добавить постскриптум того содержания, что
деньги эти должны оставаться в казне Башана  до  тех  пор,  пока  Филипу  не
назначат преемника. Ирод хотел сам заполучить и Башан, и эту дань.  Поэтому,
когда на обеде, устроенном в честь друга, благодарный Калигула наградил  его
за перенесенные страдания, пожаловав ему тетрархию вместе со всеми деньгами,
присовокупив к этому титул царя, Ирод оказался очень и  очень  состоятельным
человеком. Калигула велел также принести цепь, которую Ирод носил в  тюрьме,
и вручил ему вместо нее такую же, с той разницей, что  все  звенья  ее  были
сделаны из чистого золота. Несколько дней спустя Ирод, позаботившись,  чтобы
старый германский вождь получил свободу, а кучер - обвинительный приговор за
клевету, тюрьму и плети, после которых он  еле  выжил,  радостно  отплыл  на
Восток, в свои новые владения. Киприда отправилась с  мужем  с  еще  большей
радостью, чем он. Все то время, что он пробыл  в  заточении,  она  выглядела
больной и удрученной, ведь такой верной и преданной жены было поискать; даже
ела и пила она лишь то, что получал в тюрьме Ирод. Жила она в доме  младшего
брата мужа - Ирода Поллиона.
   Теперь счастливая пара вновь воссоединилась и, как обычно в сопровождении
Силы, отплыла в Башан через Египет. В Александрии они сошли на берег,  чтобы
нанести визит алабарху и засвидетельствовать ему свое почтение.  Ирод  хотел
войти в город, не привлекая к себе внимания, так как не желал стать причиной
стычек между евреями и греками, но евреи были вне себя от радости по  поводу
приезда еврейского царя, да еще пользующегося особой милостью императора. На
пристани их встречала многочисленная толпа в праздничных одеждах; с  криками
"Осанна, Осанна!" и ликующими песнями она сопровождала их до еврейской части
города, так называемой Дельты.  Ирод  делал  все  возможное,  чтобы  умерить
всеобщие восторги, но Киприда была  в  таком  восхищении  от  приема,  столь
непохожего на предыдущий, что ради нее он посмотрел сквозь пальцы на  многие
сумасбродства  своих  соотечественников.  Александрийских  греков   охватила
досада и  зависть.  Они  одели  "под  царя"  известного  городского  дурачка
(вернее, играющего эту роль) по имени Баба, который обычно просил  милостыню
на главных площадях города, вызывая смех своим юродством. Они  окружили  его
шутовским караулом с мечами из колбас, ветчинными щитами и свиными  головами
вместо шлемов и торжественно, всем  напоказ,  провели  через  Дельту.  Толпа
кричала: "Марин! Марин!", что значило "Царь! Царь!". Шествие остановилось  у
дома алабарха, затем у дома  его  брата  Филона.  Ирод  посетил  двух  самых
влиятельных греков и выразил свой протест. Он был краток.
   - Я не забуду сегодняшний спектакль,-  сказал  он,-  и,  думаю,  наступит
день, когда вы пожалеете о нем.
   Из Александрии Ирод и Киприда  направились  морем  в  Яффу,  а  оттуда  в
Иерусалим, чтобы повидаться с детьми и  первосвященником,  с  которым  Ироду
было необходимо наладить отношения. Ирод принес в дар иудейскому  богу  свои
железные оковы,-  что  вызвало  большой  эффект,-  повесив  их  на  стене  в
сокровищнице храма.
   Затем они проехали через Самарию, пересекли границы Галилеи - не отправив
приветственного послания Антипе и  Иродиаде  -  и  наконец  достигли  своего
нового дома в Филиповой Кесарии, красивом  городе,  построенном  Филипом  на
южных склонах горы Гермон  и  служившем  ему  столицей.  Здесь  они  забрали
деньги, скопившиеся после смерти Филипа в городской  казне.  Саломея,  вдова
Филипа, делала все возможное, чтобы завоевать Ирода, пускала в ход все  свои
чары, но ничего не добилась. Ирод сказал ей:
   - Не спорю, ты очень хороша собой, очень любезна и остроумна, но припомни
пословицу: "Переезжая в  новый  дом,  не  забудь  захватить  старой  земли",
другими словами, старый  друг  лучше  новых  двух.  Моя  дорогая  Киприда  -
единственная, кто будет царицей Башана.
   Вы сами можете представить, что Иродиада чуть с ума не сошла от  зависти,
услышав о том, какое счастье привалило Ироду. Киприда стала царицей, а  она,
Иродиада,- всего-навсего жена какого-то тетрарха. Она попыталась  разжечь  в
Антипе те же чувства, какие терзали ее, но ленивый старик был вполне доволен
своим положением: всего лишь тетрарх, да, но зато очень и очень  богатый,  а
каким титулом  или  титулами  его  величают,  не  имеет  для  него  никакого
значения.
   - Ничтожество,- сказала ему Иродиада. И он еще хочет, чтобы  она  уважала
его! - Только подумать, что мой братец, Ирод Агриппа, этот нищий -  ведь  он
совсем недавно искал у нас убежище, спасаясь от кредиторов,  и  если  бы  не
наша доброта, не имел бы и корки хлеба на ужин,- этот  грубиян  и  мошенник,
который оскорбил нас и сбежал в Сирию,  откуда  его  с  позором  изгнали  за
предательство и чуть не арестовали в Антедоне за долги, а когда он  вернулся
в Рим, посадили в тюрьму за государственную измену,-  только  подумать,  что
человек с такой репутацией, расточитель, за  которым,  где  бы  он  ни  был,
тянется хвост из долгов, станет теперь царем и сможет смотреть на нас сверху
вниз. На нас! Я этого не перенесу. Немедленно поезжай в Рим и заставь нового
императора дать тебе хотя бы такие же почести, какие он дал Ироду.
   Антипа отвечал:
   - Дорогая Иродиада,  в  твоих  словах  мало  смысла.  Мы  живем  здесь  в
довольстве и достатке, а  если  попробуем  улучшить  свое  положение,  можем
навлечь на себя беду. После смерти Августа от Рима лучше держаться подальше.
   - Я не буду с тобой разговаривать  и  спать  в  одной  постели,-  сказала
Иродиада,- пока ты не дашь мне слово, что поедешь в Рим.
   Ирод узнал об этом разговоре от  одного  из  своих  клевретов  при  дворе
Антипы, и когда, вскоре после этого, Антипа  отплыл  в  Рим,  Ирод  отправил
Калигуле письмо  с  капитаном  быстроходного  судна,  пообещав  ему  большие
деньги, если он опередит Антипу. Капитан, с риском  для  жизни,  поднял  все
паруса и сумел получить награду. Когда Антипа предстал  перед  Калигулой,  у
того уже было в  руках  письмо  Ирода.  Ирод  писал,  что  во  время  своего
пребывания в Иерусалиме, он слышал серьезные обвинения по адресу своего дяди
Антипы, которым  сперва  не  поверил,  однако  в  дальнейшем  их  истинность
подтвердилась. Дядя  не  только  вел  изменническую  переписку  с  Сеяном  и
Ливиллой в то время, как они готовили заговор с целью захвата империи -  это
давняя  история,-  но  в  самое  последнее  время  обменивался  письмами   с
парфянским царем, намеревавшимся с его помощью поднять  на  Ближнем  Востоке
повсеместный  бунт  против  Рима.  Царь  Парфии  обещал  в  награду  за  его
вероломство дать Антипе Самарию, Иудею и собственное  его,  Ирода,  царство-
Башан. В подтверждение своих слов Ирод упомянул, что  в  дворцовом  арсенале
Антипы находятся семьдесят тысяч доспехов. Каков еще может быть  смысл  этих
секретных приготовлений к  войне?  Постоянная  армия  его  дяди  состоит  из
каких-то нескольких сотен человек - обыкновенный почетный  караул.  Ведь  не
для римских войск он приготовил это снаряжение.
   Ирод, конечно, хитрил. Он прекрасно знал, что у Антипы не было  абсолютно
никаких воинственных намерений и что причиной столь  чрезмерного  количества
доспехов была лишь любовь Антипы к хвастовству. Он получал большие доходы от
Галилеи и Гилеада, и хотя гостеприимством  не  отличался,  на  дорогие  вещи
денег не жалел: он собирал доспехи, как богатые люди в Риме собирают статуи,
картины и инкрустированную мебель. Но Ирод знал также, что это объяснение не
придет в голову Калигуле, которому он не раз рассказывал о скупости  Антипы.
Поэтому,  когда  Антипа  пришел  в  императорский  дворец  и   приветствовал
Калигулу, поздравляя с тем, что он унаследовал императорский трон,  Калигула
ответил ему весьма холодно и тут же спросил:
   - Правда, тетрарх, что у тебя в арсенале есть семьдесят тысяч доспехов?
   Антипа, испуганный и удивленный, не мог этого отрицать, так как Ирод  был
осторожен и назвал точную цифру. Он лишь пробормотал, что доспехи эти служат
для его личного удовольствия.
   Калигула сказал:
   - Аудиенция окончена. Твои отговорки шиты белыми нитками. Завтра я  решу,
что с тобой делать.
   Антипа покинул дворец в замешательстве и тревоге.
   Вечером, за обедом, Калигула спросил меня:
   - В каком это городе ты родился, дядя Клавдий?
   - В Лионе,- ответил я.
   - Очень нездоровое место, да? - поинтересовался Калигула, крутя в пальцах
золотой кубок.
   - У него репутация самого гнилого места во всех твоих владениях.  Я  виню
климат Лиона в том,  что  он  обрек  меня,  еще  в  детстве,  на  теперешнюю
пассивную и бесполезную жизнь.
   - Да, я припоминаю, ты как-то уже говорил об этом,- сказал Калигула.- Вот
туда мы и отправим Антипу.  Перемена  климата  пойдет  ему  на  пользу.  Для
человека с таким горячим темпераментом в Галилее слишком жарко.
   На следующий день Калигула сказал Антипе, что он лишен  сана  тетрарха  и
должен отправиться в изгнание; в Остии уже ждет корабль, который отвезет его
в Лион. Антипа отнесся к этому философически - изгнание все  же  лучше,  чем
смерть,- и, что делает ему честь, ни разу, насколько я знаю,  ни  словом  не
упрекнул Иродиаду, последовавшую  за  ним  в  Рим.  Калигула  написал  Ироду
письмо, где благодарил за своевременное предупреждение, и в награду  за  его
верность отдавал ему тетрархию Антипы и  все  доходы  с  нее.  Но,  так  как
Иродиада была родная сестра Ирода, и Калигула это знал, он  сказал  ей,  что
она может оставить себе любое имущество, которым владеет в Галилее, и,  если
пожелает вернуться туда, будет жить та