Затем муж Картимандуи покинул Южный Уэльс и напал на нее саму в  отместку
за то, что она убила его двух братьев, замысливших против нее  заговор.  Она
обратилась за помощью к Дидию, и он отправил к ней четыре батальона Девятого
полка и два - батавцев. С ними и своим войском она нанесла  поражение  мужу,
взяла его в плен и заставила поклясться в повиновении ей самой  и  дружбе  с
Римом. Затем она простила его, и теперь они  правят  вместе,  по-видимому  в
мире и согласии; с тех пор  мы  больше  не  слышим  о  вылазках  за  границу
замиренных областей. Тем временем Дидий восстановил порядок в Южном Уэльсе.
   А теперь позвольте мне попрощаться с моей Британией, провинцией,  которая
дорого нам обошлась, как в деньгах, так и в живой силе, и пока что мало дала
взамен, если не считать славы.  Но  я  полагаю,  что  завоевание  острова  в
конечном итоге послужит на  пользу  Рима,  и  если  мы  будем  относиться  к
британцам с доверием и справедливостью, из них получатся хорошие союзники, а
в дальнейшем и хорошие граждане. Богатство страны заключается  не  только  в
зерне, металлах и скоте. Больше всего империя нуждается в людях, и если  она
может увеличить свои ресурсы, присоединив к себе земли, где  живет  честный,
отважный и трудолюбивый народ,  это  куда  лучшее  приобретение,  чем  любой
остров в Индии, откуда привозят специи, или золотоносный  район  Центральной
Азии. Верность, проявленная королевой Картимандуей и  ее  танами,  мужество,
выказанное   королем   Каратаком   в   самых    тяжелых    обстоятельствах,-
наисчастливейшие предзнаменования будущего.
   Каратака привезли в Рим, и я объявил всеобщий праздник по  этому  поводу.
Весь  город  вышел  на  улицы  посмотреть  на  него.   Гвардейская   дивизия
построилась на плацу перед лагерем, я сидел на помосте трибунала, специально
воздвигнутого  у  лагерных  ворот.  Прозвучали  трубы,  вдалеке   показалась
небольшая процессия и направилась по полю к нам. Впереди шел  отряд  пленных
британских солдат, за ними -  приближенные  таны  Каратака,  затем  фургоны,
набитые разукрашенными конскими попонами, хомутами и  оружием  -  не  только
самого  Каратака,  но  и  тем,  что  он  завоевал  в  войнах  с   соседями,-
захваченными в его лагере в Кефн-Карнедде; за фургонами - его жена,  зять  и
племянники и наконец сам Каратак. Он шел, высоко подняв голову, не глядя  ни
направо, ни налево, пока не приблизился к самому помосту. Здесь он горделиво
поклонился и попросил разрешения обратиться ко мне. Я ответил  согласием,  и
он заговорил так искренне и благородно, да еще на такой превосходной  латыни
и так бегло, что я прямо  позавидовал  ему:  я  никудышний  оратор  и  вечно
запутываюсь в собственных фразах.
   - Цезарь, ты видишь меня в цепях,  просящего  даровать  мне  жизнь  после
того, как я семь долгих лет противился римскому оружию. Я продержался бы еще
семь лет, если бы королева Картимандуя, которой я  доверил  свою  жизнь,  не
презрела священного обычая нашего  острова  -  гостеприимства.  В  Британии,
когда человек просит пустить его в дом и хозяин делит с ним хлеб, и соль,  и
вино, то хозяин отвечает за жизнь гостя своей  собственной  жизнью.  Однажды
некий человек попросил убежища при дворе моего отца,  короля  Цимбелина,  и,
преломив с ним хлеб, открыл, что он убийца моего деда. Но отец  сказал:  "Ты
мой гость. Я не могу причинить тебе зла". Заковав меня в цепи и  отправив  к
тебе, королева Картимандуя сделала больше чести тебе как  ее  союзнику,  чем
себе как королеве бригантов.
   Я по доброй воле признаюсь в своих  ошибках.  Письмо,  которое  мой  брат
Тогодумн написал тебе с  моего  согласия  и  одобрения,  было  настолько  же
глупым, насколько грубым. Мы были тогда молоды  и  самонадеянны  и,  поверив
слухам, недооценили силу римских войск, верность  генералов  и  твой  талант
полководца. Если в дни благоденствия я  был  бы  столь  же  умерен  в  своих
притязаниях, как знатен и удачлив на поле брани, не сомневаюсь, что я  вошел
бы в этот  город  как  друг,  а  не  как  пленник  и  ты  удостоил  бы  меня
королевского  приема,  ведь  я  -  сын  моего   отца   Цимбелина,   которого
Божественный Август уважал как своего союзника  и  повелителя,  подобно  ему
самому, множества покоренных племен.
   Что касается моего длительного сопротивления, то, поскольку  целью  твоей
было захватить мое королевство и королевства моих союзников, мне не  за  что
просить прощения. У меня были воины и оружие, колесницы, кони  и  сокровища:
нет ничего удивительного, что я не пожелал расставаться с ними. Вы, римляне,
хотите властвовать над всеми народами земли, но это вовсе не значит, что все
народы сразу же признают вашу власть. Сперва вы должны доказать  свое  право
господствовать, доказать мечом. Война  между  нами  тянулась  не  один  год,
цезарь; твои армии шли за мной по пятам, от племени к племени,  от  форта  к
форту, но и сами вы понесли тяжелые  потери;  теперь  я  схвачен,  и  победа
наконец в ваших руках. Если бы в той первой  битве,  при  Медвее,  я  сдался
твоему помощнику Авлу Плавтию, я был бы недостоин вас  как  враг,  и  он  не
послал бы за тобой, и ты  никогда  не  отпраздновал  бы  заслуженного  тобой
триумфа. А потому отнесись с уважением к своему противнику теперь, когда  он
сломлен и унижен, даруй ему жизнь, и твое милосердие не будет  забыто  ни  в
твоей стране, ни в моей. Британия станет чтить милость победителя, если  Рим
признает храбрость побежденного.
   Я подозвал Авла.
   - Что до меня, я готов дать свободу этому  доблестному  королю.  Посадить
его снова на британский трон я не могу, это будет сочтено  слабостью.  Но  я
склонен оставить его здесь  как  гостя  Рима  и  назначить  ему  содержание,
соответственное его нуждам, а также освободить его семью  и  танов.  Что  ты
скажешь?
   Авл ответил:
   - Цезарь, Каратак показал себя храбрым и благородным врагом. Он не  пытал
и не казнил пленных, не отравлял колодцев, сражался честно и  держал  слово.
Если ты дашь ему свободу, я почту за честь протянуть ему руку  и  предложить
свою дружбу.
   Я освободил Каратака. Он торжественно поблагодарил меня:
   - Да будет у каждого римлянина такое же великодушное сердце!
   В тот же вечер Каратак и его семья ужинали во дворце. Авл тоже был там, и
мы, три бывалых воина,  подогретые  добрым  вином,  заново  перевоевали  всю
Брентвудскую битву. Я рассказал Каратаку о том, как мы с ним чуть не сошлись
в поединке. Он рассмеялся и сказал:
   - Знай я это тогда!.. Но если ты по-прежнему хочешь сразиться,  я  готов.
Завтра утром, на Марсовом поле. Ты - верхом на своей кобыле, я - пеший?  При
нашей разнице в возрасте это будет только справедливо.
   Хочу привести здесь еще одно высказывание Каратака, которое стало  широко
известным:
   - Не могу понять, благородные господа,  как,  владея  таким  великолепным
городом, где  дома  похожи  на  мраморные  утесы,  лавки  -  на  королевские
сокровищницы, храмы -  на  видения  друидов,  о  которых  они  рассказывают,
вернувшись из королевства мертвых, вы можете зариться на  то  жалкое  добро,
что находится в наших бедных хижинах.
   ГЛАВА XXVII
   Искупительные игры, называемые Терентийскими или Секулярными, празднуются
в Риме в ознаменование начала  каждого  столетнего  цикла  или  века  людей.
Торжества посвящаются Плутону и Прозерпине, богам подземного мира, и  длятся
три дня и три ночи. Историки сходятся во  мнении,  что  ввел  эти  игры  как
государственный  праздник  некий  Публикола,  из  рода  Валериев,  в  двести
пятнадцатом году со времени основания Рима, том самом  году,  когда  Клавдии
переселились в Рим из страны сабинов; но еще за  сто  десять  лет  до  этого
праздник этот по указанию дельфийского  оракула  вошел  в  семейные  ритуалы
Валериев. Публикола поклялся,  что  игры  эти  будут  происходить  в  начале
каждого цикла до тех пор, пока существует Рим. С тех  пор  было  пять  таких
празднеств, но с разными интервалами, так как никто точно  не  знает,  когда
именно начинается новый цикл. Иногда за основу летоисчисления брали, подобно
древним этрускам, естественный цикл в  сто  десять  лет,  иногда  -  римский
гражданский  цикл  в  сто  лет,  а  иногда  игры  назначались,  как   только
становилось ясно, что никого из участников предыдущих игр нет в живых.
   46 г. н.э.
   Самый последний праздник при республике был в шестьсот седьмом году после
основания Рима, и единственные игры с тех пор происходили в семьсот тридцать
шестом году при Августе. Эту дату никак нельзя оправдать, так как с  прошлых
игр прошло более ста двадцати лет, и Август, вернее Совет пятнадцати  -  его
советники по религиозным делам,- не принимали в расчет ни  официальный,  или
естественный, цикл в  сто  и  сто  десять  лет,  ни  год  смерти  последнего
человека,  участвовавшего  в  предшествующих  играх,   а   руководствовались
предполагаемой датой первого празднества  в  девяносто  седьмом  году  после
основания Рима. Должен сознаться, что в своей истории религиозных  реформ  я
признал эту дату правильной, но лишь потому,  что,  осмелься  я  критиковать
Августа  по  этому  весьма  важному  поводу,  мне   грозили   бы   серьезные
неприятности с моей бабкой Ливией. Не буду вдаваться в подробности  и  скажу
лишь, что его  расчеты  были  бы  неправильны,  даже  если  бы  первые  игры
действительно имели место именно тогда, но Август и  тут  ошибся.  Я  сделал
отсчет от первых игр Публиколы, беря за  единицу  естественный  цикл  в  сто
десять лет (яснее ясного, что именно  такой  была  длина  цикла  для  самого
Публиколы), пока не достиг шестьсот девяностого года после  основания  Рима.
Вот когда на самом деле должны были быть последние игры, а затем  -  лишь  в
восьмисотом году, том самом, к которому мы подошли в этой истории, а  именно
на седьмом году моего правления.
   Характер каждого цикла предопределен теми событиями, которые случаются  в
первый год. Первый год предыдущего цикла  ознаменовался  рождением  Августа,
смертью Митридата Великого, победой Помпея над  финикийцами  и  захватом  им
Иерусалима, неудавшимся покушением Катилины на народные свободы и  принятием
на себя Цезарем звания великого понтифика. Нужно ли  указывать  вам,  каково
значение  каждого  из  этих  событий?  Нужно  ли  говорить,  что  во   время
последовавшего  цикла  нашим  войскам  было  суждено  одерживать  победы  за
пределами Рима, а империи расширять свои  пределы,  народным  свободам  быть
подавленными, а роду Цезарей  стать  рупором  богов?  Теперь  я  намеревался
искупить все грехи и преступления этого старого цикла и  начать  новый  цикл
торжественными жертвоприношениями. Ибо  в  этом  самом  году  я  рассчитывал
завершить свои реформы. И тогда я верну бразды правления процветающей теперь
и хорошо организованной нации в руки сената и римского  народа,  из  которых
они так надолго были вырваны.
   Я обдумал свой план во всех деталях. Мне было  ясно,  что,  если  править
страной станет сенат под руководством  консулов,  избираемых  на  один  год,
ничего хорошего из этого не выйдет: такой срок был недостаточным. И армии не
по вкусу, если главнокомандующий постоянно  меняется.  Коротко  говоря,  мой
план заключался в том, чтобы отдать в дар народу императорскую  казну  -  за
исключением той суммы, на которую я смогу дальше жить как частное  лицо,-  и
императорские провинции, включая Египет, и издать закон, по  которому  смена
власти должна происходить не чаще, чем раз в пять лет.  Консулы  предыдущего
пятилетнего срока правления  вместе  с  представителями  римского  народа  и
всадников формируют правительство, которое  будет  советами  и  практической
помощью содействовать в руководстве страной тому из них, кому выпадет жребий
стать их  главой,  так  называемым  верховным  консулом.  Каждый  из  членов
правительства  будет  нести  ответственность  за   определенное   ведомство,
соответствующее одному из тех ведомств, что я  создавал  все  эти  годы  при
помощи моих вольноотпущенников,  или  за  управление  одной  из  пограничных
провинций. Избранные на очередной  срок  консулы  станут  служить  связующим
звеном между верховным консулом и  сенатом  и  исполнять  свои  традиционные
обязанности апелляционных судей, а трибуны будут  служить  связующим  звеном
между верховным консулом и римским  народом.  Консулы  будут  избираться  из
числа сенаторов путем общих выборов, а в случае  чрезвычайного  положения  в
стране надо прибегнуть к всенародному голосованию. Я продумал ряд остроумных
мер предосторожности, гарантирующих соблюдение моей конституции, и поздравил
себя с тем, что  она  вполне  реальна.  Мои  вольноотпущенники  останутся  в
качестве  постоянных  должностных  лиц,  в   ведении   которых   будут   все
правительственные чиновники, и новое правительство сможет извлечь пользу  из
их советов. Таким образом, достоинства монархического правления,  искупающие
его недостатки, будут сохранены без ущерба  для  республиканских  свобод.  А
чтобы была довольна армия, я включу в  новую  конституцию  пункт  о  выплате
каждые пять лет дарственных денег  в  количестве,  пропорциональном  успехам
наших войск за  границами  Рима  и  росту  благосостояния  в  его  пределах.
Губернаторами внутренних  провинций  будут  назначаться  сенаторы  и  те  из
всадников, кто поднялся до высших командных должностей в армии.
   Пока что я никому не рассказывал  о  своих  планах  и  с  легким  сердцем
продолжал работать. Я  был  уверен,  что  стоит  мне  доказать  добровольным
отречением от престола, что у меня никогда  не  было  намерений  становиться
тираном, а к казням без суда и следствия, совершенным по моему приказу, меня
принудили обстоятельства, все мои мелкие проступки будут  прощены  ради  тех
огромных преобразований, которые я  осуществил,  и  все  подозрения  наконец
рассеятся. Я говорил себе: "Август всегда обещал, что откажется от  престола
и восстановит республику, но так и  не  сделал  этого  из-за  Ливии.  То  же
говорил Тиберий, но и он этого не сделал, так как боялся всеобщей ненависти,
которую вызвал жестокосердием и деспотизмом. Но  я  действительно  собираюсь
отказаться от престола, мне ничто не может помешать. Совесть  моя  чиста,  а
Мессалина не Ливия".
   47 г. н. э.
   Секулярные игры праздновались не летом, как в  прошлый  раз,  а  двадцать
первого апреля, в пастуший праздник, так как именно в этот день Ромул и  его
пастухи основали Рим восемьсот лет назад. Следуя примеру Августа, я  ввел  в
них и другие божества, помимо бога подземного мира, хотя Терент,  углубление
вулканического происхождения на Марсовом поле, где  по  традиции  происходят
Секулярные  игры,  считающийся  входом  в  преисподнюю,  оставался   центром
праздника,- его превратили  во  временный  театр  и  украсили  разноцветными
плошками. За несколько месяцев до этого дня я  разослал  повсюду  герольдов,
чтобы созвать горожан (по старинной формуле) "на праздник, который не  видел
никто из живущих ныне на земле и никто из живущих ныне на  земле  больше  не
увидит". Кое у кого это вызвало насмешки, так как немало стариков  и  старух
еще помнили игры,  устроенные  Августом  шестьдесят  четыре  года  назад,  а
некоторые даже участвовали в них. Но это была традиционная формула, и  не  я
виноват, что Август устроил игры не тогда, когда надо.
   Утром  первого  дня  Совет  пятнадцати  роздал   всем   свободнорожденным
горожанам со ступеней храма Юпитера на Капитолийском холме и храма  Аполлона
на Палатинском холме факелы, серу и битум для  очищения,  а  также  пшеницу,
овес и бобы, часть которых должна была быть принесена  в  жертву  паркам,  а
часть пойти на уплату актерам, участвующим в празднике. Рано утром  во  всех
главных храмах Рима одновременно были  совершены  жертвоприношения  Юпитеру,
Юноне, Нептуну, Минерве, Венере, Аполлону, Меркурию, Церере, Вулкану, Марсу,
Диане, Весте, Геркулесу, Августу, Латоне, паркам и Плутону с Прозерпиной. Но
центральным событием дня, которое все стремились увидеть, было принесение  в
жертву Юпитеру белого быка, а  в  жертву  Юноне  -  белой  телки.  Затем  мы
отправились процессией с Капитолия в Терент, распевая хором  гимны  в  честь
Аполлона и Дианы. Днем были гонки колесниц, гладиаторские бои и травля диких
зверей в цирке и амфитеатре, а  также  сценические  представления  в  театре
Помпея.
   В девять часов вечера, после того, как все Марсово поле освятили, окропив
водой и окутав парами горящей серы, я принес в жертву паркам трех  ягнят  на
трех подземных алтарях, построенных на берегу Тибра, а  сопровождавшие  меня
горожане, размахивая горящими факелами, приносили в дар паркам пшеницу, овес
и бобы и пели покаянные гимны. Кровью ягнят побрызгали  на  алтарь,  а  тела
сожгли. В Теренте снова пели гимны,  и  вся  искупительная  часть  праздника
прошла с большой торжественностью.  Затем  разыгрывались  сцены  из  римских
легенд, в том  числе  показывался  балет,  иллюстрирующий  бой  между  тремя
братьями Горациями и тремя братьями Куриациями,  который  произошел  в  день
первого празднования игр родом Валериев.
   На следующий день благороднейшие  матроны  Рима  во  главе  с  Мессалиной
собрались на Капитолии и обратились с мольбами к  Юноне.  Продолжались  игры
так же, как накануне: в амфитеатре убили триста львов  и  сто  медведей,  не
говоря уж о быках и множестве гладиаторов. В  ту  ночь  я  принес  в  жертву
Матери Земле черного борова и черную свинью.  В  последний  день  прекрасные
юноши и девушки, числом три раза по девять, пели хором греческие и латинские
гимны в святилище Аполлона и были принесены в жертву белые волы.  Эта  честь
была оказана Аполлону за то, что Секулярные игры первоначально  возникли  по
указанию его оракула. В гимнах молили о том, чтобы сам Аполлон,  его  сестра
Диана, мать Латона и отец Юпитер защитили  все  большие  и  малые  города  и
сельские районы римской империи. Одним из гимнов была знаменитая  "Юбилейная
песнь" Горация в честь Аполлона и Дианы, которая вовсе не казалась, как  вы,
может быть, думаете, устаревшей: по правде сказать, один  стих  этого  гимна
куда больше подходил для нашего времени, чем для того, когда он был написан:
   Пусть он, жаркой мольбой вашей тронутый,
   Горе войн отвратит с мором и голодом
   От народа, направив
   Их на персов с британцами!15
   Гораций писал эти  строки,  когда  Август  только  задумал  войну  против
Британии, но из его похода ничего не вышло, и британцы  не  были  официально
нашими противниками, как сейчас.
   Еще жертвоприношения всем богам, еще гонки  колесниц,  еще  гладиаторские
бои, еще травля диких зверей и атлетические состязания. В эту ночь я  принес
в Теренте в жертву Плутону и Прозерпине черного овна, черную  овцу,  черного
быка, черную телку, черного борова и черную свинью; на этом игры закончились
и больше не повторятся, пока не пройдет еще сто десять лет. Они  прошли  без
сучка, без задоринки, за все эти три дня не было ни единой ошибки в ритуале,
ни единого дурного знамения. Когда я спросил  Вителлия,  понравился  ли  ему
праздник, он ответил: "Праздник был превосходным, поздравляю  и  желаю  тебе
долгих  лет  жизни".  Я  рассмеялся,  и  он  попросил   прощения   за   свою
рассеянность. Он подсознательно отождествил день рождения Рима с  моим  днем
рождения, объяснил Вителлий, и надеется,  что  его  оговорка  будет  служить
предзнаменованием того, что я доживу до самого преклонного возраста  крепким
и здоровым и совершу еще много замечательных деяний. Но  Вителлий  прекрасно
умел играть комедию; я уверен теперь, что  он  приготовил  свою  шуточку  за
много недель до того.
   Для  меня  самым  главным  моментом  праздника,  вселившим  в  мою   душу
наибольшую гордость, были Троянские игры, состоявшиеся  на  третий  день  на
Марсовом  поле,  когда  мой  маленький  Британик,  которому  только  недавно
исполнилось шесть лет, принял участие в схватке наравне с  мальчиками  вдвое
его старше и управлялся  со  сво