й неволе, в которую попал Сивоок.
     У  Какоры каждый мог иметь своего бога. "За богов ваших и грехи ваши не
отвечаю!"  - выкрикивал пьяный купец. Были у него христиане, были сторонники
бога  Иеговы,  были  мусульмане,  более  же  всего было таких, как Сивоок, -
язычников;  каждый  хранил  своих богов, придерживался своей веры, никому не
чинил препятствий, никто никого не принуждал принимать иную веру.
     Однако  в  "Святых  архангелах"  Сивоок  должен  был  принять  крест на
следующий  же день и без всяких колебаний и сопротивления, иначе он оказался
бы  за  воротами  монастыря,  снова  одинокий  и  бессильный среди одичавшей
пустыни, гор и лесов.
     Игумен  позвал  Сивоока в свою келью, посадил на самодельный деревянный
стул,  не  стал  удивляться, что русич до сих пор не сподобился крещения, не
спрашивал  о  его  желании,  а  только  изложил ему очень сжато неизбежность
всемогущей  новой  веры.  Христос  сказал:  "Идите  и  обучайте все народы".
Святой  Мефодий,  который  разнес  великое  учение по многим землям, однажды
направил  своего посланца к одному северному властелину и велел ему сказать:
"Хорошо  было  бы,  сын  мой,  если  бы дал окреститься добровольно на своей
земле,  в  противном  случае  будешь взят в неволю и вынужден будешь принять
крест на земле чужой, попомнишь мое слово".
     Еще  говорил  игумен,  но  это  уже  были  только повторения сказанного
ранее,  а  у Сивоока перед глазами стоял тот далекий тяжелый крест на первой
могиле  его жизни, на могиле деда Родима, и еще один крест - на монастырском
кладбище,  над  каким-то  горемыкой  иноком.  Вот  так  жил, метался по белу
свету,  где-то  сражался,  где-то  ел  и  пил,  случайно  поцеловал одну или
нескольких   женщин,  а  закончилось  все  тем,  что  оказался  между  двумя
крестами,  и  дальше  идти  некуда,  заперта твоя жизнь между этими мрачными
знаками,  ненавистными  и тяжкими, будто окружающие горы, которые придавили,
кажется, весь мир.
     И  вот  так,  страдая  в  безнадежности  ж безвыходности, принял Сивоок
крещение,  принял еще одно имя - Михаила, носил теперь под толстой шерстяной
рясой  на замусоленной ниточке кипарисовый крестик, была теперь у него новая
вера,  на  которую  мог опираться, как старик на посох, и надеяться, как тот
старик на крутую горку.
     Но  радостей  новая вера не принесла, дала она лишь подавленность духа,
воспринималась  как  тяжелейшая,  наверное,  неволя,  и,  быть  может, чтобы
забыть  эту  неволю,  отбросить  ее,  так отважно и легко углубился Сивоок в
новое  для  него  дело - украшение книг и писание икон на деревянных досках,
открыл  в  себе  способность, рожденную ненавистью, тогда как игумен Гаврила
обусловливал это просветлением заблудившегося тавра.
     Что  же касается неволи третьей, то угнетала она не одного лишь Сивоока
и  обитателей  "Святых  архангелов", а все Болгарское царство, о чем следует
рассказать особо и более подробно.
     Издавна  уж  так  повелось,  что  в  мире  существуют два самых больших
государства,  и  главное  чувство,  господствующее  между  ними,  - глубокое
недоверие  и  тяжкая  вражда,  будто  между  библейскими  братьями  Каином и
Авелем.  Любые  сравнения  рискованны,  но  можно  все же решиться применить
сравнения.  Болгария  и  Византия  длительное время были именно такими двумя
враждующими   великанами.   Ромеи   еще   в  седьмом  веке,  при  императоре
Константине  Погонате, были позорно изгнаны с берегов Дуная, унаследованного
Византией  от  римлян,  и даже вынуждены были платить дань болгарскому царю.
Когда   двое  дерутся,  почти  всегда  появляется  третий,  который  сначала
присматривается  к  схватке,  чтобы  потом  выступить  в роли торжествующего
пожинателя   плодов   победы.   Так   и   во   время   почти  трехсотлетнего
противоборства  между  Византией и Болгарией за морем возникла новая могучая
держава   -   Русская,   но  она  была  далеко  по  сравнению  с  болгарами,
располагавшимися  на  берегу  Черного  моря  и чуть ли не под самыми стенами
Царьграда,  поэтому  византийские  императоры  попытались  склонить  русских
князей  к совместным действиям против болгар, и им это даже удалось сделать,
и  князь  Святослав,  непобедимый  в  те  времена  воин, захватил болгарскую
столицу  Преслав,  изгнав  оттуда  тщедушного  царского сына Бориса, который
заботился  не  столько  о величии своего царства, сколько о сохранении своей
власти  и  налаживании  отношений  с  боярами  -  боилами  и  кавханами.  Но
получилось  так,  что  Святослав,  сам  того не ведая, оказал вдруг Болгарии
величайшую  услугу, благодаря которой болгары снова возвратили свое величие.
К  тому времени в Преславе, в глубокой темнице под башней-тюрьмой, сидел уже
много  месяцев  храбрый  комитопул  Самуил,  брошенный туда Борисом без суда
якобы  за  сговор против богом данного царя Болгарии. Самуил, а также Давид,
Моисей  и  Аарон  были  комитопулами,  то  есть  сыновьями комита (правителя
по-ромейски)  Охридской  области*.  Николая  Мокрого. Уже Николай Мокрый был
вельми  храбрым  воеводой,  а его сыновья выросли еще более храбрыми и после
смерти  отца,  унаследовав  каждый  свой  город,  стали  открыто возмущаться
нерешительностью  царских  сыновей Бориса и Романа. Распространились слухи о
том,  что  Борис  -  незаконный  царь,  что нужно было бы избрать достойного
царя,  имелся  в  виду,  возможно,  хоть Роман, которого прозвали Скопцом за
слишком  уж  голый  подбородок,  но  у  Романа  не было в достатке того, что
называется   разумом  или  государственной  мудростью,  -  черт,  которые  у
царствующего  брата его Бориса отсутствовали вовсе, зато Борис в избытке был
наделен холодной жестокостью и душевной черствостью.
     ______________
     *  Автор  хотел  бы напомнить читателю, что речь в данном случае идет о
древнем  Болгарском  царстве,  которое  не следует отождествлять с Болгарией
современной,  точно  так  же, как, например, никто не ставит знака равенства
между  Киевской  Русью  и  Россией  современной.  Как  Русь  Киевская  стала
исторической  колыбелью  трех  братских  народов  -  русского,  украинского,
белорусского,   так   и  Болгарское  царство  времен  Симеона  и  Самуила  -
болгарского  и  македонского.  Современнику  непривычно читать, что столицей
Болгарского  царства  когда-то  были,  скажем, Охрид или же Обитель, которые
сегодня  принадлежат  одной  из  югославских  республик - Македонии (Обитель
теперь  называется  Битоль),  но  следует  помнить,  что  речь  здесь идет о
временах,  отстоящих  от  нас на целое тысячелетие. Это историческое прошлое
двух народов - болгарского и македонского. (Прим. автора.)

     Самуил  с  несколькими  своими верными людьми тайком приехал в столицу,
но  там был узнан и брошен в подземелье с жестоким повелением "не показывать
узнику  дневного света". Так бы и сгнил там отважный молодой комитопул, если
бы  в  одну  из  зимних  ночей  не  подошли к стенам Преслава могучие воины,
которых  болгары  называли  тавроскифами, и со страшными криками не пошли на
штурм.  Вооружены  они  были тяжеленными, в полтора раза более длинными, чем
виденные  до сих пор, мечами, длинными копьями, которые не ломались от самой
большой  тяжести,  а  в  левых  руках  несли щиты величиной с двери царского
дворца.
     Они  взяли  столицу  одним  натиском,  еще  в  ту же самую ночь развели
костры  на  улицах  Преслава  и  спокойно ужинали, ужинали так неторопливо и
вкусно,  что  трапеза их затянулась, собственно, до завтрака, а тем временем
из  города  бежал  кто  мог,  иные  прятали  свои богатства или пользовались
случаем  и  набивали  себе  сумки или же просто животы, - добродушные русичи
никому  не  мешали, они просто отдыхали после изрядной работы, сам князь был
среди  них  и велел никуда не спешить, ибо вокруг уже зима, поэтому, видимо,
лучше   остаться  здесь,  в  этом  великом  и  богатом  городе,  и  спокойно
перезимовать.
     Самуил  бежал  из  башни  в ту же ночь. У него не было сил выбраться из
подземелья  -  его  вывели под руки, ему нашли коня и, чуть ли не привязав к
седлу,  поскорее  выпроводили  из  Преслава,  чтобы  ехал  к  своим братьям,
набирался сил.
     Потом  было  несколько  тяжелых лет для Болгарии. Хотя Святослав отошел
за  Дунай,  но  ромеи  заняли  отвоеванные  им  земли,  распространились  по
Болгарской  земле,  словно эпидемия, разорвали страну на две части, захватив
все  восточные  области,  все  морское  побережье  и придунайские земли. Вот
тогда   и   поднялись   против   Византии   западные   болгары  во  главе  с
братъями-комитопулами  Давидом,  Моисеем, Аароном и Самуилом Мокрыми. Такого
еще   не   видывала   Болгарская   земля:   шли   мужчины,   женщины,   даже
несовершеннолетние  дети, вооружались кто чем мог, шли без всякого призыва и
понукания,  нагоняя  страх  не  только  на ромеев, но и на собственных бояр,
продавшихся  врагу  ради  личной  выгоды. Перепугались и сыновья болгарского
царя  Петра  -  Борис  и  Роман,  бегством хотели спасти свою жизнь и ничего
лучшего  не  придумали, как бежать в Византию, но на горном перевале Бориса,
переодетого  в  ромейскую  одежду,  убил  болгарский  лучник,  приняв его за
врага, а Романа вернули на родную землю и провозгласили царем.
     Царей  и  императоров часто называют: Великий, Храбрый, Справедливый, -
но  такие  имена  даются  подхалимами,  лизоблюдами,  поэтому история если и
сохраняет  их  в  дальнейшем, относится к ним с известной долей скептицизма.
Зато  если  уж  дает  имя своему властелину народ, суждено ему быть вечным и
будет   оно   характеризовать  его  более  исчерпывающе,  чем  все  описания
придворных  летописцев  и  славословия  наемных историков. Правда, прозвища,
даваемые  народом,  в большинстве своем имеют характер негативный, но тут уж
ничего  не поделаешь: правда всегда жестока. Звучат эти имена приблизительно
так;  Кровавый, Скупой, Паскудный. Могут наименовать короля Красивым, но так
и  знай,  что король этот был безобразным. Если уж нарекут Святым, то читай:
Дьявол.  Царь Роман был прозван Скопцом, и касалось это, вероятно, не только
его  внешности, но и характера, которым не отличался, точнее, и вовсе его не
имел.  И  хотя он именовался царем всех болгар, власть была в руках отважных
братьев-комитопулов,  которые не жалели жизни ради освобождения родной земли
от ромеев.
     В  ожесточенных  боях  погибли два брата - Давид и Моисей, а между теми
двумя,  которые  остались,  непременно  должен  был  разыграться  спектакль,
отрежиссированный  еще  тем  неизвестным,  но гениальным режиссером, который
создавал когда-то библейскую главу про Каина и Авеля.
     Старший  из  этих  двух  комитопулов - Аарон, имевший под своей властью
Средец*  с  окраиной,  решил,  что  именно  он,  а не самый младший, Самуил,
должен  выступить  первым  претендентом  на  царский престол. А поскольку он
ничем  не  мог  засвидетельствовать  своих  преимуществ  перед  Самуилом: ни
личной  отвагой,  ни  любовью  к  родной  земле,  ни необычайными качествами
человеческими,  -  потому  и  решил искать поддержки не где-либо, а у самого
византийского  императора.  Запутанное  и  злое  было это дело. Византийский
император  Василий  II  Македонянин,  который  со  дня  своего вступления на
престол  имел множество хлопот с подавлением бунта полководца Варда Склира и
с  придворными  интригами  первого министра евнуха Василия, не мог выступать
против  Болгарии  открытой  войною и прибег к войне тайной. Имея всюду своих
доносчиков,  он  вскоре  узнал, что Самуил, в сущности, покинул свою столицу
Охрид,  дабы  не  видеть  опостылевшей  жены  Агаты,  и большую часть своего
времени  проводит  на  Преспанских озерах рядом со своей любовницей Беляной,
для  которой  на  одном  из  островов  Малого  Преспанского озера велел даже
соорудить  городок  и  церковь.  Император подослал к Самуилу из Италии двух
опытных  зодчих,  увлек  его  строительными  делами настолько, что Самуил на
много  лет  оставил  военные  походы и возвел на Малом озере целый город под
названием  Преспа и перенес туда свою столицу. Конечно, человек не может всю
жизнь  посвятить лишь одной какой-нибудь страсти, в особенности же если им с
детства  овладела  ненависть  к врагам родной земли, поэтому Самуил все-таки
опомнился  своевременно  и  снова  пошел  на ромеев, взял Фракию, Македонию,
околицы   Фессалоник,   Фессалию,   Элладу,  Пелопоннес,  большую  ромейскую
крепость  Ларисса,  затем  освободил  всю Дунайскую Болгарию, за исключением
отдельных городков во главе с византийскими топархами.
     ______________
     * Средец - теперь София.

     И  так  проходил  год  за  годом,  лето  шло  за летом. И нужно же было
Сивооку   в   своем  непреоборимом  стремлении  к  свободе  попасть  на  эту
измученную  землю,  которая  в  скором  времени  должна  была превратиться в
сплошную огромную неволю, быть может, самую большую в тогдашнем мире.
     Тот, кто хочет слушать историю, должен вооружиться терпением.
     Весной  тысяча  четырнадцатого  года  верные  люди донесли Самуилу, что
этим  летом  следует  ждать  василевса.  Ромеи  могли войти в Болгарию двумя
путями:  из  Адрианополя  на  Пловдив,  через  Траяновы  ворота,  или  же из
Мосинополя  и  Солуня у реки Струмешница и дальше, через Рупельский перевал,
между  Беласицей  и  горой  Сегнел.  Траяновы  ворота  для  Василия навсегда
оставались  местом  позора,  он  каждый  раз  избегал их, видимо, должен был
обойти  их  и  на этот раз. Поэтому Самуил решил ждать ромеев в Струмице, за
Рупельским  перевалом.  Вновь, как и во все предыдущие годы, у василевса был
значительный  численный  перевес.  Василий  собрал  семьдесят  тысяч воинов,
тогда  как  у Самуила насчитывалось едва ли около сорока тысяч. Вновь каждый
из  них  избрал  присущий  для  него  способ действия: Василий лез напролом,
уверенный  в непобедимости своей силы, а Самуил брал умом и хитростью. Он не
стал  запираться  в  заоблачной  твердыне  Струмице,  не  отважился  выйти в
Серское  поле, чтобы дать окончательный бой византийцам, поскольку знал, что
речь  идет  не  о  его собственной чести как полководца и не о царской славе
или  хвале,  а  стоит  за ним целое царство, стоит Болгария, за которую пали
его  братья  Моисей  и  Давид, он сам казнил родного брата Аарона, Болгария,
которой  он  отдал  семьдесят  лет своей жизни, которую довел до величайшего
могущества,  а  теперь  должен  был  либо  все  потерять,  либо  же с честью
отстоять.
     Самуил   выбрал  наиболее  удобную  теснину  между  горами  Беласица  и
огражден  по  течению  реки Струмешница и велел строить между двумя хребтами
высокую   непробиваемую   стену   из  огромных  каменных  глыб.  Это  ущелье
называлось  Ключ,  или по-ромейски - клисура Клидион. Кто хотел проникнуть в
Болгарию,  непременно  должен  был  пройти через Клидион, а пройти теперь не
мог  тут  никто,  потому  что клисуру пересекала чудовищная стена, которую с
другой  стороны  охраняли  по  меньшей  мере  двадцать  или  тридцать  тысяч
болгарских  воинов,  на  стене  горели  неугасающие  костры, в медных котлах
клокотала   смола   и  масло,  на  площадках  возвышались  горы  камней  для
катапульт,  в  хорошо  оборудованных  укрытиях  затаились умелые стрельцы со
скорострельными кутригурскими луками*.
     ______________
     *   Луки,   принадлежавшие   одному   из   древнеболгарских   племен  -
кутригурцам,  имели  необычайно  тугую  тетиву,  поэтому  нужно  было быстро
стрелять  из  них, а это могли делать только опытные, меткие стрелки. (Прим.
автора.)

     Василий  знал  о  преграде  в  клисуре  Клидион,  но не повернул назад,
упорно  продвигался  к месту, где ждал его Самуил. А тем временем болгарский
царь  послал  трехтысячный  полк во главе с воеводой Несторицей в тыл ромеям
под   Солунь,  чтобы,  применяя  свой  давнишний  способ,  отвлечь  внимание
василевса,  напугать  его  возможностью  окружения,  разделить  византийские
силы.
     Битва  под  Солунем  и  в теснине Ключ началась одновременно. Император
сначала  послал  под  стену трубачей с глашатаями, чтобы предложить болгарам
открыть  ворота  и  впустить ромеев, но на стене не стали слушать глашатаев,
оттуда полетели камни, раздался свист и выкрики.
     - Виждате,  виждате  ли  това  нещо?  -  показывая  огромный меч, ревел
какой-то  богатырь,  обращаясь  к  ромеям.  -  Ще  изтърбуша  с  него  вашия
васелевск като шопар!*
     ______________
     * Видите ли это? Располосую императора, как вепря (болг.).

     Император,  чтобы  разжечь  свое войско, сам подъехал поближе к стене в
сопровождении  молодых  протокелиотов  и седых спафариев, был, как и всегда,
закован  в  темное  железо,  только  посверкивали белым золотом бесчисленные
царские  инсигнии  на нем, да еще у белого императорского коня хвост и грива
окрашены  были  персидской  хной  под  багрец,  чтобы напоминать царственные
краски, присвоенные василевсу.
     - Ти  си  копиле  й  майка  ти  беше дрипла!* - закричали императору со
стены.  Злые стрелы полетели на василевса, перепуганные протокелиоты умоляли
императора,  чтобы он хоть немного отъехал подальше от опасности, но Василий
упорно  стоял  у  стены, вперив темный тяжелый взгляд куда-то вниз, кажется,
на свои руки, сжимавшие луку седла.
     ______________
     * Сам ты байстрюк и мать твоя задрипанка! (болг.)

     - Хей,  - кричали ему со стены болгары, - ти слез долу и по чекай да те
смъкнем с кука!*
     ______________
     * Эй ты, слазь на землю и не жди, пока стащим тебя крюком! (болг.)

     Тогда  Василий  махнул рукой, давая знак идти на штурм, и отъехал назад
к своему шатру, чтобы следить за ходом битвы.
     Ромеи  запели  боевой  тропарь  и  двинулись по зеленой лужайке, тащили
огромные  деревянные  плоты, чтобы перекрыть ров вдоль стены, везли на волах
пристенные  башни,  несли  высокие лестницы, катили длинные бревна, чтобы по
ним   взбираться   на  стену,  придвигали  катапульты  для  метания  камней,
прилаживали  к  воротам  гигантский  таран  с  железной  бараньей головой на
конце. Так началась эта последняя битва.
     Тридцать  шесть  дней упорно, неотступно, яростно бил император стену в
Клидионской  клисуре,  посылал  новые  и  новые тысячи на штурм, хотел взять
болгар  голой  силой,  никого не слушал, не подпускал к себе, как всегда, не
желал  ничьих  советов  и уговоров, всю свою жизнь он одолевал врагов силой,
других  способов  не  знал и не верил в них, сила была его святыней, поэтому
снова  и  снова  велел он бить ворота бараньими головами таранов, долбить их
камнеметами, бросал на смерть новые и новые тагмы послушных своих воинов.
     По  ночам  ромеев  заедали  тучи  комаров,  вылетавших из Струмешницких
болот,  в  войсках  началась  лихорадка,  заболел  и сам император, печально
светились  немногочисленные  костры в византийском лагере, продовольственные
отряды  не  успевали  подвозить  еду  для  такого огромного множества людей,
сбитых в кучу в узкой долине.
     А  у  болгар  на стене весело полыхали костры, клокотала смола в медных
котлах,  которые  мгновенно  опрокидывались на головы нападающих, как только
начинался  очередной  штурм,  там  звучали не протяжные песни-молитвы, как у
византийцев,  а  яростные  выкрики,  сам  царь  похаживал среди защитников с
сыном  Гаврилой-Радомиром  и  племянником  Иваном-Владиславом, по всему было
видно,  что  на  этот  раз  Василий разобьет свою упрямую ромейскую голову о
болгарскую  стену,  несмотря  на  все  его  упорство,  несмотря на численное
преимущество,  даже  несмотря  на утрату Самуилом отборного полка Несторицы,
потому  что  тщеславный  воевода,  нарушая  царское  веление,  задумал взять
Солунь  штурмом, а не просто напугать ромеев, выпустив при этом из виду, что
к  осажденным  может  прийти  подмога  по  морю,  и она пришла незаметно для
болгар,  в Солуне собралась изрядная сила византийского войска, болгары были
разбиты  наголову,