настиям.  Новый  властитель  пожелал
принять титул императора, полученный впервые Карлом Великим после  коро-
нации его в 800 г. Теперь через тысячу лет, в 1804 г.. Наполеон  открыто
заявлял, что подобно Карлу Великому он будет императором Запада и что он
принимает наследство не прежних французских королей, а наследство  импе-
ратора Карла Великого.
   Но ведь и сама империя Карла Великого была лишь попыткой  воскрешения
и продолжения другой империи, гораздо большей. Римской.  Наполеон  хотел
считать себя наследником и Римской империи, объединителем стран западной
цивилизации. Впоследствии ему удалось поставить под прямую  свою  власть
или под косвенную вассальную зависимость гораздо больший конгломерат зе-
мель, чем владел когда-либо Карл Великий; а перед походом  на  Россию  в
1812 г. колоссальная держава Наполеона, если не считать  североафриканс-
ких и малоазиатских владений Рима, но говорить лишь о Европе, была  раз-
мерами больше Римской империи и несравненно богаче и населеннее ее. Но в
первый момент, когда Европа узнала о плане Наполеона воскресить  империю
Карла Великого, это было многими сочтено за безумную гордыню и за  дерз-
кий вызов зарвавшегося завоевателя всему цивилизованному миру.
   Послы всех держав с напряженным вниманием следили за  тем  внезапным,
крутым, ускоренным движением к монархии, которое стало  во  Франции  так
заметно после раскрытия заговора Жоржа Кадудаля и казни герцога Энгиенс-
кого. Точно установленный чисто роялистский замысел заговора Жоржа Каду-
даля поразил умы. И по мере того как публиковались сообщения о следствии
и процессе, среди крупной буржуазии, среди людей, в свое время раскупив-
ших конфискованные у церкви и у  эмигрантов  земли,  все  больше  крепло
стремление упрочить власть и режим, созданный Наполеоном,  твердо  огра-
дить себя и свою собственность от покушений старых  хозяев-аристократов.
18 апреля 1804 г. сенат вынес постановление, дающее первому консулу, На-
полеону Бонапарту,  титул  наследственного  императора  французов.  Фор-
мальность плебисцита была проделана с еще большей легкостью, чем в  1799
г., после брюмера.
   Смущение все же было очень сильное, хотя уже в 1802 г. этого  события
все ждали, а крупная буржуазия, которая целиком поддерживала  политичес-
кое поведение Наполеона, считала возрождение монархии  совершенно  неиз-
бежным. Конечно, убежденные республиканцы не могли примириться  с  новым
положением. Дни революции, дни мечтаний о свободе и равенстве, пламенные
проклятия коронованным деспотам вставали в памяти. Некоторые думали, что
Наполеон уменьшил свою славу, пожелав прибавить к своему  гремевшему  по
всему свету имени еще какой-то титул. "Быть  Бокапартом  и  после  этого
сделаться императором! Какое понижение!" - восклицал переживший этот мо-
мент известный впоследствии публицист и памфлетист Поль Луи Курье.  Бет-
ховен, восторгавшийся Наполеоном, посвятивший  ему  "Героическую  симфо-
нию", взял назад это посвящение, узнав о превращении гражданина Бонапар-
та в императора. Когда раззолоченная толпа сановников, генералов,  пышно
разодетых придворных дам впервые приветствовала  в  залах  Тюильрийского
дворца нового императора, то лишь несколько посвященных  в  тайну  людей
знали тогда, что новый владыка не считает еще законченной церемонию сво-
его воцарения и что он не спроста стал поминать Карла Великого. Наполеон
пожелал, чтобы римский папа лично участвовал в его  предстоящей  корона-
ции, как это было сделано за тысячу лет до него, в 800 г., с Карлом  Ве-
ликим. Но Наполеон решил внести при этом некоторую, довольно  существен-
ную поправку: Карл Великий сам поехал для своего коронования  к  папе  в
Рим, а Наполеон пожелал, чтобы римский папа приехал к нему в Париж.
   Пий VII узнал о желании императора Наполеона со страхом и раздражени-
ем. Приближенные старались утешить его  историческими  примерами.  Между
прочим, поминали и папу Льва Святого, который однажды - дело было в  се-
редине V в.,- когда пришлось очень туго,  поехал,  скрепя  сердце,  даже
навстречу Аттиле, вождю гуннов, который уж во всяком случае не мог очень
превосходить своей благовоспитанностью, вежливостью и изящными  манерами
нового французского императора. Впрочем, об отказе и думать было нельзя.
Рим находился под угрозой со стороны стоявших в северной и средней  Ита-
лии наполеоновских войск.
   После первых же кратких размышлений папа решил  исполнить  требование
Наполеона, но зато поторговаться и выпросить себе хоть несколько  кусоч-
ков из отхваченных в свое время Наполеоном папских  владений  на  севере
Церковной области в Италии. Но папе Пию VII, кардиналу Консальви и всему
конклаву кардиналов было не под силу перехитрить первоклассного диплома-
та, каковым всегда был Наполеон. Папа много лукавил,  горько  жаловался,
снова лукавил, снова жаловался,- ничего не выторговал и отправился в Па-
риж в надежде, которую в нем охотно поддерживал Наполеон, что  когда  он
приедет в Париж, то здесь, может быть, что-нибудь и получит. Он  приехал
в Париж - и ровно ничего не получил. Любопытна двойственность в  поведе-
нии Наполеона до и во время коронации. Папа был ему  нужен,  потому  что
тогда сотни миллионов людей на земном шаре, и  в  частности  большинство
французов, религиозно в папу верили. Значит, папа должен был быть  необ-
ходимой обстановочной деталью коронации, особенно если речь шла о  воск-
решении прав и претензий Карла Великого. Но, с другой стороны,  Наполеон
смотрел сам на Пия VII как на шамана, как на колдуна, да еще такого, ко-
торый сознательно эксплуатирует людскую глупость, действуя разными  зак-
линаниями и манипуляциями в церкви и вне церкви. Выписав папу, он пообе-
щал кардиналам, что поедет встречать его. Он и поехал, но  в  охотничьем
костюме, окруженный охотниками, псарями и собаками, и встретил Пия VII в
лесу Фонтенебло, недалеко от Парижа и в нескольких шагах от  загородного
дворца, где тогда проживал. Папский кортеж остановился, и папу пригласи-
ли выйти из кареты, перейти через дорогу и пересесть в коляску императо-
ра, который даже не двинулся с места. В том же духе обходился он с папой
во все время пребывания его в Париже.
   2 декабря 1804 г. в соборе Нотр-Дам в Париже произошло  торжественное
венчание и помазание на царство Наполеона. Когда нескончаемый ряд  золо-
тых придворных карет со всем двором, генералитетом, сановниками, папой и
кардиналами подвигался от дворца к собору Нотр-Дам, несметные толпы  на-
рода глядели на этот блестящий кортеж. В этот день, впрочем, повторялась
кое-где и фраза, которую историческая легенда приписывает разным лицам и
которая будто бы была сказана одним старым республиканцем из  военных  в
ответ на вопрос Наполеона, как ему нравится  торжество:  "Очень  хорошо,
ваше величество, жаль только, что недостает сегодня 300 тысяч людей, ко-
торые сложили свои головы, чтобы сделать подобные церемонии  невозможны-
ми". Эти легендарные слова относят иногда и к моменту подписания конкор-
дата, но они являются и для того и для другого случая весьма характерны-
ми.
   В центральный акт коронации Наполеон внес совершенно  неожиданно  для
папы и вопреки предварительному постановлению церемониала характернейшее
изменение: когда в торжественный момент Пий VII стал  поднимать  большую
императорскую корону, чтобы надеть ее на голову императора, подобно тому
как за десять столетий до того предшественник Пия VII  на  престоле  св.
Петра надел эту корону на голову Карла Великого,- Наполеон внезапно вых-
ватил корону из рук папы и сам надел ее себе на голову, после  чего  его
жена, Жозефина, стала перед императором на колени, и он возложил  на  ее
голову корону поменьше. Этот жест возложения на себя короны имел  симво-
лический смысл: Наполеон не хотел, чтобы папскому  "благословению"  было
придано слишком уж решающее значение в этом обряде. Он не пожелал прини-
мать корону из чьих бы то ни было рук, кроме своих собственных, и меньше
всего из рук главы той церковной организации, с влиянием которой он  на-
шел целесообразным считаться, но которую не любил и не уважал.
   Несколько дней длились празднества во дворце, в столице, в провинции,
горели нескончаемые иллюминации, гремели пушечные салюты, гудели колоко-
ла, не смолкала музыка. В эти дни бесконечных  празднеств  Наполеон  уже
знал, какая новая опасность вырастает перед империей. Еще  до  коронации
он получил ряд сведений, не позволявших ему сомневаться, что Вильям Питт
после провала заговора Кадудаля обратился с удвоенной энергией к  дипло-
матическому созданию новой, уже третьей по счету от начала революционных
войн, коалиции против Франции и что эта коалиция фактически уже  сущест-
вует.

   Глава VIII РАЗГРОМ ТРЕТЬЕЙ КОАЛИЦИИ 1805-1806 гг.
   Первый грандиозный союз европейских держав против  Франции,  начавший
войну против нее еще до Наполеона, в 1792 г., был  побежден  и  распался
окончательно в 1797 г., когда австрийские уполномоченные подписали с ге-
нералом Бонапартом мир в Кампо-Формио. Вторая коалиция, воевавшая против
Франции, когда Бонапарт был в Египте, была побеждена возвратившимся  Бо-
напартом и распалась после того, как из нее вышел  Павел  1,  а  Австрия
принуждена была подписать Люневильский мир в 1801 г. Теперь, в 1805  г.,
перед Наполеоном в третий раз стоял во всеоружии союз первоклассных  ев-
ропейских держав. Предстояла новая грандиозная проба сил.
   Наполеон думал в 1804-1805 гг. об "империалистской войне" в  пределах
Англии, о "взятии Лондона и Английского банка", но привелось  ему  вести
эту войну в 1805 г., хотя и с тем же противником, и закончить ее не близ
Лондона, а близ Вены.
   Вильям Питт, не щадя и не считая миллионов золотых фунтов стерлингов,
принялся готовить новую коалицию. В самоуверенной Англии начиналась  ис-
тинная паника. Подготовленный Наполеоном Булонский лагерь вырос в  конце
1804 г. и в первой половине 1805 г. в грозную военную силу.  Первокласс-
ная громадная, превосходно экипированная армия стояла в Булони  и  ждала
тумана на Ла-Манше и сигнала к посадке на суда. В Англии пытались  орга-
низовать нечто вроде всенародного ополчения. Итак, все  упования  Англия
вынуждена была возложить на коалицию.
   Австрия с сочувствием отнеслась к идее новой войны. Потери ее по  Лю-
невильскому миру были так огромны, а главное, Бонапарт  так  самовластно
после этого распоряжался западными и южными маленькими германскими госу-
дарствами, что новая война для Австрийской империи была единственной на-
деждой избежать превращения ее во  второстепенную  державу.  А  тут  еще
представлялся случай вести войну на английские деньги. Почти одновремен-
но с развитием этих тайных переговоров с Австрией Вильям Питт повел  та-
кие же переговоры с Россией.
   Наполеон знал, что Англия сильно рассчитывает на такую  войну,  когда
за нее на континенте воевали бы Россия и Австрия.  Он  знал  также,  что
именно Австрия, раздраженная и испуганная теми захватами в западной Гер-
мании, которые совершал Наполеон уже  после  Люневильского  мира,  очень
внимательно прислушивается к внушениям британского  кабинета.  И  уже  в
1803 г. у первого консула прорывались слова,  показывающие,  что  он  не
считает победу над Англией обеспеченной, пока не сокрушены ее  возможные
континентальные союзники, или "наймиты" (les salaries), как он их  през-
рительно именовал. "Если Австрия вмешается в дело, то  это  будет  озна-
чать, что именно Англия принудит нас завоевать Европу",-заявил он Талей-
рану.
   Русский император Александр Павлович прервал по вступлении на престол
всякие разговоры о союзе с Наполеоном, начатые  его  отцом.  Больше  чем
кто-либо он знал об организации "апоплексического удара", постигшего его
отца, тем более что в подготовке этого происшествия и сам он  играл  су-
щественную роль.
   Молодой царь вместе с тем знал, до какой степени дворянство,  сбываю-
щее в Англию сельскохозяйственное сырье и хлеб, заинтересовано в  дружбе
с Англией. Ко всем этим соображениям прибавилось еще одно, очень веское.
Уже весной 1804 г. можно было сильно надеяться,  что  в  новой  коалиции
примут участие Англия, Австрия, Неаполитанское королевство  (так  думали
тогда), Пруссия, которая тоже была жестоко обеспокоена действиями  Напо-
леона на Рейне. Не ясно ли, что лучшего случая для вступления  России  в
войну против французского диктатора нельзя было ожидать? Не хватит у На-
полеона тогда средств и сил справиться с этой тьмой врагов.
   Когда произошел расстрел герцога Энгиенского, во  всей  монархической
Европе, и без того готовившейся к выступлению, началась бурная и  успеш-
ная агитация против "корсиканского чудовища",  пролившего  кровь  принца
Бурбонского дома. Решено было вовсю использовать этот кстати  подвернув-
шийся инцидент. Сначала все советовали Баденскому великому герцогу  про-
тестовать против вопиющего нарушения неприкосновенности баденской терри-
тории при аресте герцога Энгиенского, но великий герцог Баденский,  люто
перепуганный, сидел смирно и даже поспешил окольным путем  справиться  у
Наполеона, вполне ли он доволен поведением баденских  властей  при  этом
событии, исправно ли они исполняли все, чего от них требовали  французс-
кие жандармы. Другие монархи тоже ограничились негодованием вполголоса в
узком семейном кругу. Вообще храбрость их выступлений  по  этому  поводу
неминуемо должна была оказаться прямо пропорциональной расстоянию, отде-
лявшему границы их государств от Наполеона. Вот почему наибольшую  реши-
тельность должен был проявить именно русский император.  Александр  про-
тестовал формально, особой нотой,  против  нарушения  неприкосновенности
баденской территории с точки зрения международного права.
   Наполеон приказал своему министру иностранных дел дать тот знаменитый
ответ, который никогда не был забыт и не был прощен Александром,  потому
что более жестоко его никто никогда не оскорбил за всю его жизнь.  Смысл
ответа заключался в следующем: герцог Энгиенский был арестован за  учас-
тие в заговоре на жизнь Наполеона; если бы,  например,  император  Алек-
сандр узнал, что убийцы его покойного отца, императора Павла,  находятся
хоть и на чужой территории, но что (физически) возможно их арестовать, и
если бы Александр в самом деле арестовал их, то он, Наполеон, не стал бы
протестовать против этого нарушения чужой территории Александром.  Более
ясно назвать публично и официально Александра Павловича отцеубийцей было
невозможно. Вся Европа знала, что Павла заговорщики задушили после  сго-
вора с Александром и что юный царь не посмел после  своего  воцарения  и
пальцем тронуть их: ни Палена, ни Беннигсена, ни Зубова, ни  Талызина  и
вообще никого из них, хотя они преспокойно сидели не на "чужой  террито-
рии", а в Петербурге и бывали в Зимнем дворце.
   Личная ненависть к жестокому оскорбителю, вспыхнувшая  в  Александре,
находила живейший отклик в общедворянских и общепридворных  настроениях,
о которых уже шла речь.
   Пытаясь расширить классовую базу  своих  воинственных  предприятий  и
привлечь симпатии либеральных слоев общества, Александр, готовясь  войти
в третью коалицию, начал выражать громогласно и в письмах свое разочаро-
вание по поводу стремления Наполеона к единодержавию и по поводу  гибели
Французской республики. Это было плохо  прикрытое  лицемерие:  Александр
никогда и ни в какой степени не интересовался судьбой  Французской  рес-
публики, но он тонко и правильно уловил, что превращение Франции в само-
державную империю есть тоже обстоятельство, подрывающее моральный  прес-
тиж Наполеона и во Франции и в Европе среди  некоторой  части  общества,
среди людей, для которых революция сохранила свое былое  обаяние.  Либе-
ральное порицание обладателя и деспотического хозяина крепостной империи
по адресу Наполеона за то, что Наполеон - деспот, это один  из  курьезов
времени, предшествовавшего окончательной подготовке к военному выступле-
нию третьей коалиции против новой Французской империи.
   Вильям Питт без колебаний  согласился  финансировать  Россию,  а  еще
раньше дал понять, что будет финансировать и Австрию, и Неаполь, и Прус-
сию, и всех, кто захочет поднять оружие против Наполеона.
   Что в это время делал французский император? Он знал, конечно, о дип-
ломатической игре своих врагов, но так как коалиция сколачивалась,  нес-
мотря на усилия Питта, медленно и так как Наполеону до самой осени  1805
г. казалось, что Австрия еще не готова к войне, то оставалось,  с  одной
стороны, продолжать готовиться к десанту в Англии, а с другой - действо-
вать так, как если бы кроме него в Европе никого не было. Захотел присо-
единить Пьемонт - и присоединил; захотел присоединить Геную и Лукку -  и
присоединил; захотел объявить себя королем Италии и короноваться в Мила-
не-и короновался (28 мая 1805 г.); захотел отдать целый ряд мелких  гер-
манских земель своим германским "союзникам", т. е. вассалам (вроде Бава-
рии) ,- и отдал.
   Германские князья, владельцы западноевропейских земель,  после  Люне-
вильского мира 1801 г. и полного отстранения Австрии чаяли себе спасения
только в Наполеоне. Они гурьбой теснились в Париже во всех  дворцовых  и
министерских передних, уверяя в своей  преданности,  выпрашивая  кусочки
соседних территорий, донося друг на друга, подкапываясь друг под  друга,
шныряя около Наполеона, осыпая просьбами и взятками Талейрана, доходя до
низкопоклонства. С некоторым удивлением сначала (а потом  уже  перестали
удивляться) царедворцы Наполеона наблюдали при Тюильрийском дворе одного
из этих маленьких немецких монархов, как он, стоя за креслом  Наполеона,
игравшего в карты, время от времени изгибался и на лету целовал руку им-
ператора, не обращавшего на него при этом никакого внимания.
   Наступила осень 1805 г. Наполеон заявлял  своим  адмиралам,  что  ему
нужно даже не три, а два  дня,  даже  всего  один  день  спокойствия  на
Ла-Манше, безопасности от бурь и от британского флота, чтобы  высадиться
в Англии. Приближался сезон туманов. Наполеон давно уже приказал адмира-
лу Вильневу идти из Средиземного моря в Ламанш и  присоединиться  к  ла-
маншской эскадре, чтобы совокупными силами  обеспечить  переправу  через
пролив и десант в Англии. И вдруг чуть не в один день пришли к императо-
ру, находившемуся среди своих войск в Булони, два огромной важности  из-
вести: первое - что адмирал Вильнев не может в скором времени  исполнить
его приказ, и второе - что русские войска уже двинулись на соединение  с
австрийцами и австрийцы готовы к наступательной войне против него и  его
германских союзников и что враждебные войска двигаются на запад.
   Разом, без колебаний, Наполеон принимает новое решение.  Увидев  воо-
чию, что Вильяму Питту все же удалось спасти Англию и что о высадке  не-
чего и думать, он немедленно позвал своего генерального интенданта  Дарю
и передал ему для вручения корпусным командирам  обдуманные  заблаговре-
менно диспозиции новой войны: не против Англии, а против Австрии и  Рос-
сии. Это было 27 августа.
   Конец Булонскому лагерю, всем двухлетним работам над его  организаци-
ей, всем мечтам о покорении упорного,  недосягаемого  за  своими  морями
врага! "Если я через 15 дней не буду в Лондоне, то я должен быть в сере-
дине ноября в Вене",- сказал император еще перед самым получением извес-
тий, круто изменивших его ближайшие намерения. Лондон  спасся,  но  Вена
должна была заплатить за это. Несколько часов подряд он диктовал  диспо-
зиции новой кампании. Во все стороны полетели приказы о новом рекрутском
наборе для пополнения резервов, о снабжении армии во время  ее  движения
по Франции и Баварии навстречу неприятелю. Помчались курьеры в Берлин, в
Мадрид, в Дрезден, в Амстердам с новыми дипломатическими инструкциями, с
угрозами и приказами, с предложениями и приманками. В Париже царили сму-
щение и некоторая тревога: Наполеону докладывали, что купцы, биржа, про-
мышленники потихоньку жалуются на его страсть к аннексиям и