англичане,
шведы, пруссаки, французы-роялисты, русские военные и гражданские чинов-
ники, разночинцы, чуждые службе и военной и гражданской, тунеядцы,  инт-
риганы,- словом, это  был  рынок  политических  и  военных  спекулянтов,
обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах... Все были в полной
тревоге, как будто через полчаса должно было  наступить  светопреставле-
ние".
   Беннигсен просил у Александра позволения заключить  перемирие.  Алек-
сандр на этот раз смирился...
   Получив русское предложение. Наполеон, как мы уже говорили, тотчас же
согласился. Воевать с Россией дальше не имело для него никакого  смысла:
для подобного предприятия  требовалась  иная  подготовка.  Пруссия  была
разгромлена вконец, а Россия могла согласиться  принять  континентальную
блокаду и войти тем самым в политическую систему, которую возглавлял На-
полеон. Больше ему пока от Александра ничего не было нужно.
   22 июня Александр отправил генерала князя Лобанова-Ростовского к  На-
полеону в Тильзит, где после сражения при Фридланде поселился  французс-
кий император. Наполеон начал разговор с Лобановым с того, что подошел к
столу, где была разложена географическая карта и, показав на Вислу, ска-
зал: "Вот граница обеих империй; по одну сторону должен царствовать  ваш
государь, а по другую сторону - я". Этим Наполеон показал, что он  наме-
рен стереть Пруссию с лица земли и поделить при этом Польшу.
   Александр отсиживался пока в Шавлях. В эти грозные дни, пока не  вер-
нулся князь Лобанов с подписанным перемирием, Александр переживал  нечто
похуже того, что ему пришлось испытать после  Аустерлица.  Наполеон  мог
через полторы недели быть в Вильне.  "Мы  потеряли  страшное  количество
офицеров и солдат; все наши генералы, а в особенности лучшие, ранены или
больны,- признавался Александр.- Конечно, Пруссии придется круто, но бы-
вают обстоятельства, среди которых надо думать преимущественно  о  само-
сохранении, о себе и руководиться только одним правилом -  благом  госу-
дарства". Самосохранение (sa propre conservation), как  выразился  Алек-
сандр в разговоре с князем Куракиным в Шавлях, заставило Александра кру-
то, в 24 часа после того, как он узнал о Фридланде,  изменить  всю  свою
политику и решиться на мир и, если понадобится, даже на союз с  Наполео-
ном. Пропадет ли при этой внезапной  русской  перемене  Пруссия  оконча-
тельно или от нее останется территориальный обрубок, это - дело  второс-
тепенное.
   Придворные, собравшиеся в Шавлях вокруг царя, трепетали, как осиновый
лист, боясь нападения наполеоновского авангарда.
   Порыв восторга охватил Александра и его окружающих, когда они  узнали
о согласии Наполеона на перемирие и на мир. Немедленно  же  Александр  I
приказал уверить французского императора, что он, Александр, горячо  же-
лает тесного союза с Наполеоном и что только франко-русский  союз  может
дать всему свету счастье и мир. Ратифицировав акт перемирия, он  сообщил
о желательности личного свидания с Наполеоном.
   Александр Павлович не мог  больше  оттягивать  объяснения  с  Фридри-
хом-Вильгельмом III, который до последней минуты уповал на своего друга.
Царь и объяснил ему все, как было. Король послал просьбу Наполеону о пе-
ремирии. Он хотел  отрядить  во  французскую  императорскую  квартиру  в
Тильзит патриотически настроенного министра Гарденберга. Но Наполеон так
бешено закричал, когда осмелились назвать это имя, и так затопал ногами,
что больше о Гарденберге и не заикались. Королю дали понять, что  пощады
не будет.
   25 июня 1807 г. во втором часу дня состоялась  первая  встреча  обоих
императоров. Чтобы Александру не пришлось ехать на  французский,  завое-
ванный, берег Немана, а Наполеону - на русский, на самой  середине  реки
был утвержден плот с двумя великолепными павильонами. На французском бе-
регу была выстроена вся наполеоновская гвардия, на русском  -  небольшая
свита Александра.
   Тот же прославившийся впоследствии русский партизан Денис Давыдов был
очевидцем этого исторического события, и его показание вводит нас во все
переживания свидетелей тильзитской встречи так, как не может сделать ни-
какой историк.
   "Дело шло о свидании с величайшим полководцем, политиком, законодате-
лем, администратором и завоевателем, поразившим... войска всей Европы  и
уже два раза нашу армию и ныне стоявшим на рубеже  России.  Дело  шло  о
свидании с человеком, обладавшим даром неограниченно господствовать  над
всеми, с коими он имел дело, и замечательным по своей чудесной  проница-
тельности...
   ...Мы прибежали на берег и увидели Наполеона, скачущего во всю  прыть
между двумя рядами своей старой гвардии. Гул восторженных приветствий  и
восклицаний гремел вокруг него и оглушал нас, стоявших на противном  бе-
регу; конвой и свита его состояли по крайней мере из четырехсот  всадни-
ков... В  эту  минуту  огромность  зрелища  восторжествовала  над  всеми
чувствами... Все глаза обратились и устремились на противоположный берег
реки, к барке, несущей этого чудесного  человека,  этого  невиданного  и
неслыханного полководца со времен Александра Великого  (Македонского)  и
Юлия Цезаря, коих он так много  превосходит  разнообразием  дарований  и
славою покорения народов просвещенных и образованных".
   Денис Давыдов уже по цензурным условиям не мог в своих  воспоминаниях
передать, как не только он, но и большинство русского офицерства смотре-
ли в тот день на Александра, который,  по  его  словам,  "прикрывал  ис-
кусственным спокойствием" свое волнение. Но мы  и  без  Давыдова  хорошо
знаем это из многочисленных позднейших свидетельств.
   В русских военных кругах на Тильзитский мир сохранился взгляд как  на
гораздо более постыдное событие, чем аустерлицкое или фридландское пора-
жение. И в данном случае позднейшая либеральная дворянская молодежь сош-
лась в воззрениях с непосредственными участниками этих войн. В стихотво-
рении Пушкина (1824 г.) Александру I является видение Наполеона:
   Такав он был, когда в равнинах Аустерлица Дружины  севера  гнала  его
десница, И русский в первый раз пред гибелью бежал, Таков он был,  когда
с победным договором И с миром и с позором Пред юным он царем в Тильзите
предстоял. Только после революции у нас стали  правильно  печатать  этот
текст; почти во всех старых изданиях вводилось смягчение ("с миром иль с
позором"), искажавшее мысль Пушкина.
   Так или иначе, чаша, которую предстояло испить Александру,  оказалась
не так горька, как он мог ожидать. Как только оба императора  высадились
одновременно на плоту, Наполеон обнял Александра, и они ушли в павильон,
где немедленно и началась продолжавшаяся почти два часа беседа. Ни  тот,
ни другой император не оставил систематического изложения этого разгово-
ра, но несколько фраз сделались потом известными, а общий смысл этой бе-
седы, конечно, отразился в  подписанном  спустя  несколько  дней  мирном
трактате. "Из-за чего мы воюем?"- спросил Наполеон. "Я ненавижу англичан
настолько же, насколько вы их ненавидите, и  буду  вашим  помощником  во
всем, что вы будете делать против них",сказал Александр. "В таком случае
все может устроиться и мир заключен",- ответил Наполеон.
   Король Фридрих-Вильгельм весь этот час и пятьдесят минут, пока  импе-
раторы сидели в павильоне на плоту, находился на русском берегу  Немана,
все надеясь, что его позовут тоже. Наполеон допустил его к свиданию лишь
на следующий день и обошелся с ним так презрительно, как только  возмож-
но. Расставаясь, французский император пригласил Александра к  обеду,  а
короля прусского не пригласил, еле кивнул ему головой и повернулся к не-
му спиной. 26 июня  Александр,  по  приглашению  Наполеона,  переехал  в
Тильзит, и свидания между императорами с  этих  пор  происходили  каждый
день. Сначала Наполеон никого из своих министров не допускал к перегово-
рам. "Я буду вашим секретарем, а вы моим секретарем",сказал он Александ-
ру. Обнаружилось, с первых же слов Наполеона, поистине отчаянное положе-
ние Пруссии. Наполеон просто предлагал ее поделить:  все  к  востоку  от
Вислы пусть берет себе Александр, а к западу - Наполеон. С королем Фрид-
рихом-Вильгельмом он вообще не желал разговаривать и не столько  говорил
с ним о делах в тех редких случаях, когда вообще допускал  его  к  себе,
сколько делал ему резкие выговоры и бранил его. "Подлый  король,  подлая
нация, подлая армия, держава, которая всех обманывала и которая не  зас-
луживает существования",-так говорил Наполеон Александру  о  его  друге,
которому русский царь в свое время столь трогательно клялся в вечном со-
юзе и любви над гробом Фридриха II. Александр в ответ ласково  и  учтиво
улыбался и только просил французского императора все же кое-что от Прус-
сии оставить, несмотря на все эти ее предосудительные качества.
   В полной панике прусский король решился буквально на  все.  Он  решил
пустить в ход красоту своей жены и экстренно выписал в Тильзит  королеву
Луизу, слывшую замечательной красавицей. Именно ее Наполеон и  считал  в
начале войны с Пруссией своим врагом, именно ее-то и приказал грубо  ру-
гать в газетах. Но при прусском дворе надеялись на смягчение гнева суро-
вого победителя при личном свидании и в доверительной беседе с  красави-
цей. Луизе наскоро внушили, о чем просить; на многое не надеялись, зная,
как мало влияли на Наполеона даже те женщины, которыми он увлекался. Бы-
ло устроено свидание во дворце в Тильзите. Королеве внушали,  чтобы  она
выпросила хотя бы возвращение г. Магдебурга и еще кое-каких  территорий.
Наполеон вошел во дворец на свидание прямо с верховой прогулки, в  прос-
том егерском мундире, с хлыстом в руке, а королева встретила его в самом
торжественном и пышном своем туалете.  Свидание  их  продолжалось  очень
долго с глаза на глаз. Когда, наконец, король Фридрих-Вильгельм, не  вы-
держав позорнейшего своего положения пред лицом наблюдавших его придвор-
ных, отважился войти, интимное собеседование императора с королевой было
прервано, никаких результатов Луиза еще не успела добиться...  "Если  бы
король прусский вошел в комнату немного позже, мне бы пришлось  уступить
Магдебург",- говорил потом шутя Наполеон своим маршалам.
   Пруссии были оставлены "Старая Пруссия", Померания, Бранденбург и Си-
лезия. Все остальное и на западе и на востоке было у нее отнято. Наполе-
он при этом постарался совсем растоптать национальное самолюбие Пруссии,
вставив в 4-ю статью Тильзитского договора, что он возвращает  названные
четыре провинции, т. е. не стирает окончательно Пруссию  с  лица  земли,
"из уважения к его величеству императору всероссийскому".  Все  владения
Пруссии к западу от Эльбы вошли в образованное теперь  Наполеоном  новое
королевство, Вестфальское, в состав которого Наполеон включил еще и  Ве-
ликое герцогство Гессенское, а вскоре и Ганновер. Это новое  королевство
Наполеон отдал младшему своему брату  Жерому  Бонапарту.  Из  отнятых  у
Пруссии польских земель (Познанской и Варшавской областей) было  создано
Великое герцогство Варшавское, куда в качестве великого герцога Наполеон
назначил своего нового союзника, саксонского  короля.  Александр  1  (по
настоянию Наполеона) получил из польских владений небольшой Белостокский
округ. Между Наполеоном и Александром был заключен тайный (пока)  оборо-
нительный и наступательный союз. Тем самым Россия обязывалась принять  к
исполнению декрет Наполеона о континентальной блокаде.
   8 июля 1807 г. был окончательно подписан унизительный для  Пруссии  и
всей Германии Тильзитский мир.
   Празднества и смотры в Тильзите продолжались до вечера 8 июля.
   Оба императора в течение всего этого времени были неразлучны, и Напо-
леон всячески стремился подчеркнуть свое полное расположение  к  бывшему
врагу, а нынешнему союзнику. Когда 9 июля Наполеон и Александр произвели
вместе смотр французской и русской гвардии и затем, расцеловавшись перед
войсками и массой собравшихся у Немана зрителей, расстались, то  в  этот
момент еще никто, кроме обоих императоров и их ближайших сановников,  не
знал огромной перемены, которая произошла в мировой ситуации за эти нес-
колько тильзитских дней.

   Глава Х ОТ ТИЛЬЗИТА ДО ВАГРАМА 1807-1809 гг.
   Из Тильзита, встречаемый по всей Германии знаками раболепного прекло-
нения. Наполеон проехал в Париж. Казалось, он достиг теперь такой  недо-
сягаемой вершины Могущества, до которой никогда  не  добирался  ни  один
властитель в истории. Самодержавный император громадной Французской  им-
перии, заключавшей в себе Бельгию, западную  Германию,  Пьемонт,  Геную,
король Италии, протектор (т. е. фактический самодержец) громадной  части
германских земель Рейнского союза, к которому  теперь  присоединилась  и
Саксония, повелитель Швейцарии,- Наполеон точно так же самодержавно, как
в своей империи, повелевал и в Голландии и в Неаполитанском королевстве,
где королями он посадил своих братьев Людовика и Жозефа, и во всей сред-
ней и части северной Германии, которую он  под  названием  Вестфальского
королевства отдал третьему брату, Жерому, и в значительной части  бывших
земель Австрии, которые он отнял у Австрии и отдал своему  вассалу,  ба-
варскому королю, и в северной части европейского побережья, где Гамбург,
Бремен, Любек, Данциг, Кенигсберг были заняты его войсками, и в  Польше,
где вновь созданная армия находилась в подчинении у маршала Даву  и  где
считался правителем вассал и слуга Наполеона саксонский король, которого
Наполеон назначил туда великим герцогом.
   Наполеону принадлежали сверх того Ионические острова,  г.  Каттаро  и
часть Адриатического побережья Балканского полуострова. Пруссия, сведен-
ная к малой территории, урезанная в праве своем содержать армию,  подав-
ленная наложенными на нее  разнообразными  контрибуциями,  трепетала  от
каждого слова Наполеона; Австрия молчала и  покорялась;  Россия  была  в
тесном союзе с  Французской  империей.  Только  одна  Англия  продолжала
борьбу.
   По приезде в Париж из Тильзита Наполеон провел с помощью министра фи-
нансов Годэна и начальника казначейства Мольена ряд обширных  реформ  по
реорганизации финансов, прямого и косвенного обложения и т. д. Результа-
том было то, что доходы империи (750-770 миллионов), беспощадно  выкачи-
ваемые из французского и порабощенных народов, полностью покрывали  рас-
ходы, даже уже считая наперед расходы на содержание армии во время  вой-
ны. Это - характерная черта наполеоновских финансов: расходы на войну он
считал  "обыкновенными"  расходами,  а  вовсе  не  чрезвычайными.  Госу-
дарственный кредит был так прочен, что учрежденный при Наполеоне (и  те-
перь существующий с тем самым статутом) Французский банк платил за вкла-
ды не 10%, как еще в 1804 и 1805 гг., а 4%. Италия, числившаяся  "самос-
тоятельным" от Франции королевством, платила Франции ежегодно 36 миллио-
нов франков золотом. Эту сумму щедрый "король Италии"  Наполеон  велико-
душно дарил ежегодно императору французов Наполеону. Что касается расхо-
дов по управлению Италией, то они покрывались исключительно из итальянс-
ких же доходов. Наместником Италии с титулом вице-короля был пасынок На-
полеона Евгений Богарне. Нечего и говорить, что французская армия,  сто-
явшая в Италии, содержалась за счет Италии. Подобные же взносы делали  и
французскую армию на свой счет содержали и другие страны, где прямо  или
косвенно владычествовал Наполеон. Выжимая золото контрибуциями и всякими
поборами из покоренных стран. Наполеон установил во  Франции  регулярную
чеканку золотой монеты, и монета  пускалась  в  коммерческое  обращение.
Упорядочение финансов, начатое им еще в эпоху Консульства, было заверше-
но в 1807 г., по возвращении из Тильзита.
   Он хотел одновременно предпринять и ряд мер по  поднятию  французской
промышленности, но здесь дело оказалось сложнее; предполагаемые им  меры
должны были осуществляться в неразрывной, теснейшей связи с  проведением
континентальной блокады. Вскоре после возвращения из  Тильзита  Наполеон
стал обдумывать грандиозное политическое предприятие, без  которого,  по
его мнению, реализация блокады Англии была немыслима. И лишь  начав  это
предприятие, он развернул широкую деятельность в области экономики. Поэ-
тому мы прежде должны будем ознакомиться с началом этого нового дела,  а
именно - попыткой завоевания Пиренейского полуострова, а потом  уже  пе-
рейдем к анализу последствий континентальной блокады для  отдельных  об-
щественных классов империи и для всей наполеоновской политики.
   Следует заметить, что в осенние месяцы 1807 и зимой 1808 г. между им-
ператором и его маршалами, императором и его министрами,  императором  и
самыми близкими к нему сановниками стало, еще пока очень  скрыто  и  для
посторонних неявственно, обозначаться некоторое расхождение. Двор  Напо-
леона утопал в роскоши; старая и новая знать,  старая  и  новая  крупная
буржуазия соперничали друг с другом в блеске пиров, банкетов, балов; зо-
лото лилось рекой, иностранные принцы, вассальные короли, приезжавшие на
поклон, подолгу жили в столице мира и тратили громадные суммы.  Это  был
какой-то непрерывный блестящий праздник, волшебная феерия в  Тюильри,  в
Фонтенебло, в Сен-Клу, в Мальмезоне.
   Никогда при старом режиме не было такого  блеска  и  такой  громадной
толпы залитых бриллиантами царедворцев обоего пола. Но  все  они  знали,
что в далеком кабинете дворца, куда не  долетают  звуки  веселья,  часто
стоит, склонившись над географической картой  Пиренейского  полуострова,
их властитель и что многим из беспечно танцующих  придется,  по  велению
императора, внезапно распроститься со всей роскошью, в которой они купа-
ются, и опять стоять под ядрами и пулями. И во имя чего?
   Уже после Аустерлица очень многим из сподвижников Наполеона казалось,
что нужно, наконец, поставить точку, что Франция достигла небывалого мо-
гущества, о котором едва ли могла мечтать. Конечно, все население  импе-
рии безропотно повиновалось Наполеону; крестьяне пока еще выносили  рек-
рутские наборы, торговцы (кроме купечества приморских городов) и особен-
но промышленники радовались расширению рынков сбыта и  торговых  возмож-
ностей. Впрочем, сановники и  маршалы,  которые  начали  призадумываться
после Тильзита, не опасались, что строю грозит внутренняя революция.  Им
известно было, что рабочие предместья крепко сдавлены наполеоновской ру-
кой. Они боялись другого: их пугали  чудовищные  размеры  наполеоновских
владений.
   Бесконтрольная, абсолютно ничем не ограниченная власть императора над
колоссальным конгломератом стран и народов, от  Кенигсберга  до  Пиренеи
(и, фактически, уже за Пиренеями), от Варшавы и  Данцига  до  Неаполя  и
Бриндизи, от Антверпена до северо-западных Балканских гор,  от  Гамбурга
до острова Корфу, начинала смущать приближенных. Даже самое  поверхност-
ное знание истории и даже искусственно заглушаемый голос инстинкта гово-
рили им, что подобные мировые монархии крайне недолговечны и являются не
только в высшей степени редким, но и в высшей степени хрупким  созданием
игры исторических сил. Они сознавали (и потом говорили), что все сделан-
ное Наполеоном, от начала его карьеры до Тильзита,  больше  походило  на
диковинную сказку, чем на историческую действительность.  Но  многие  из
них - не один только Талейран - полагали, что продолжать  дальше  вписы-
вать новые сказки в скрижали истории будет все труднее и опаснее.
   Наполеон был неслыханно щедр к своим ближайшим военным и  гражданским
помощникам. После Тильзита он подарил маршалу Ланну миллион франков  зо-
лотом, Нею - около 300 тысяч  ежегодной  и  пожизненной  ренты;  маршалу
Бертье подарил полмиллиона золотом да еще  405  тысяч  ежегодной  ренты;
прочих маршалов и многих генералов и офицеров одарил тоже очень  широко.
Министров Годэна, Мольена, Фуше, Талейрана одарил меньше, чем  маршалов,
но тоже очень щедро. Все офицеры гвардии и армии, принимавшие  фактичес-
кое участие в боях, получили также вознаграждение,