многие получили хоро-
шие пенсии, раненые получили втрое больше, чем не раненые. Эта  щедрость
не стоила, впрочем, французской казне ни одного франка: помимо  огромных
контрибуций, которые должны были уплачивать побежденные  страны  победи-
тельнице-Франции, Наполеон налагал (часто на отдельные города и корпора-
ции) на те же страны еще особые поборы, простиравшиеся до десятков  мил-
лионов (40 миллионов с  Вестфальского  королевства,  был  образован  зе-
мельный фонд Ганновера ценностью  в  20  миллионов,  30-35  миллионов  с
Польши и т. д.), которые шли в личное бесконтрольное  его  распоряжение.
Выдавая из этих сумм огромные награды своим приближенным, все, что оста-
валось, Наполеон складывал в те "подвалы Тюильри", где у него лично,  по
его собственным словам, в 1812 г. было 300 миллионов франков  (золотом).
Суммы на содержание его двора, его официальный цивильный лист (25 милли-
онов) - все это было ничтожно сравнительно  с  бесконтрольными  суммами,
поступавшими в его распоряжение совершенно независимо от государственно-
го бюджета. Горе побежденным! "Война должна кормить себя сама",- говорил
Наполеон. Этот принцип строго проводился при Первой империи. Таким обра-
зом, у Наполеона в руках и оказался  совсем  особый  ежегодно  правильно
поступающий в его распоряжение многомиллионный доход с  завоеванных  зе-
мель. Этими деньгами он и оделял самой щедрой рукой свою армию  и  своих
сановников. Но все эти колоссальные награды, посыпавшиеся на маршалов  и
генералов, пробуждали в них стремление спокойно пользоваться всеми этими
богатствами и почестями. Ведь вся жизнь идет и пройдет в почти непрерыв-
ных войнах!
   Все знали, что Наполеон, едва вернувшись из Тильзита, начал  готовить
армию для похода на Португалию через Испанию.  Решительно  не  понимали,
если не все, то очень многие, зачем это делается. Тут следует снова  на-
помнить о континентальной блокаде, потому что отныне ни одно сколько-ни-
будь важное действие Наполеона нельзя уяснить себе, если хоть на  минуту
забыть о континентальной блокаде.
   Задавшись целью экономически задавить  Англию  при  помощи  континен-
тальной блокады. Наполеон был совершенно последователен: он не мог дове-
рять ни династии Браганца в Португалии, ни династии Бурбонов в  Испании;
не мог поверить, что обе эти династии станут исправно и сознательно  ра-
зорять вконец свои страны, воспрещая  крестьянам,  хуторянам,  помещикам
продавать англичанам мериносовую шерсть и преследуя ввоз дешевых  машин-
ных английских фабрикатов в Испанию и Португалию. Ясно  было,  что  они,
беспрекословно приняв берлинский декрет Наполеона о блокаде, будут  тай-
но, под рукой, попустительством, снисходительностью к контрабанде и  ты-
сячей других способов нарушать этот декрет. А при колоссальной береговой
линии Пиренейского полуострова, при полном владычестве английского флота
и в Бискайском заливе, и во всем Атлантическом океане, и  в  Средиземном
море, при наличности на самой территории Пиренейского  полуострова  анг-
лийской крепости Гибралтара было ясно, что ни о каком фактическом прове-
дении блокады и речи быть не может, пока  Наполеон  не  является  полным
владыкой Португалии и Испании. И для него принципиальный вопрос был  ре-
шен бесповоротно: все берега Европы, и южные, и  северные,  и  западные,
должны быть под непосредственным французским  таможенным  надзором.  Кто
этого не желает, того нужно убрать с дороги. Испанские Бурбоны унижались
перед ним и лгали ему: они не могли и не хотели изгнать англичан и  фак-
тически воспрепятствовать английской  торговле.  То  же  делала  и  Бра-
ганцская династия в Португалии, которая тоже раболепствовала перед Напо-
леоном до полного  забвения  человеческого  достоинства,  а  на  блокаду
все-таки старалась смотреть сквозь пальцы.
   Между тем Англия, оставшись после Тильзита без союзников, твердо  ре-
шилась усилить, борьбу. В начале сентября  1807  г.  английская  эскадра
бомбардировала Копенгаген, так как были слухи, что Дания примкнет к кон-
тинентальной блокаде. Наполеон пришел в ярость, когда узнал об этом  со-
бытии. Это ускорило его решение завоевать Португалию и Испанию. В октяб-
ре 1807 г. армия в 27 тысяч человек под командой маршала Жюно  двинулась
по приказу Наполеона через испанскую территорию на Португалию,  За  этой
армией почти вслед была отправлена и другая, в 24  тысячи  человек,  под
начальством генерала Дюпона. Кроме того. Наполеон послал  туда  около  5
тысяч кавалерии (драгун, гусар и егерей). Португальский принц-регент об-
ратился за защитой к Англии. Он боялся Наполеона, но не меньше боялся  и
англичан, которые могли с моря так же легко разрушить Лиссабон, как  они
перед этим разрушили Копенгаген. Испанию  Наполеон  поставил  во  вторую
очередь: ему хотелось приняться за нее, когда уже все будет покончено  с
Португалией; тогда начать покорение Испании будет легко, имея две  базы:
одну - в южной Франции, а другую - в Португалии. Император даже не  пот-
рудился дипломатически известить Испанию о том, что его  войска  пройдут
через испанскую территорию. Он просто велел маршалу Жюно, перейдя грани-
цу, послать об этом извещение в Мадрид. Там смиренно приняли известие.
   При дворе Наполеона великий канцлер империи Камбасерес осмелился поч-
тительнейше возражать против начинавшегося предприятия. Напротив, Талей-
ран всецело одобрял императора. Талейран после Тильзита, в августе  1807
г., ушел в отставку. Поводом были замечания Наполеона о взятках и  вымо-
гательствах, в чем очень грешен был Талейран, а причиной - то,  что  Та-
лейран, уже издалека чуя катастрофичность  мировой  политики  Наполеона,
решил постепенно отдалиться от активной роли. Тем не  менее  он  остался
при дворе в больших чинах и почестях. Теперь он желал вновь вкрасться  в
милость к Наполеону и поддакивал всему, что  только  затевал  император,
хотя лично считал уже тогда испанское предприятие очень трудным и чрева-
тым опасными последствиями.
   Французская армия под начальством Жюно пошла по испанской  территории
прямо на Португалию. Дорога для солдат оказалась  очень  трудной,  плохо
устроенной, пустынной, провианта не было. Французы грабили крестьян,  те
мстили, где могли, подкалывая отстающих. После похода, длившегося больше
шести недель, Жюно вошел (29 ноября 1807  г.)  в  Лиссабон.  Королевская
семья за два дня до того села на английский корабль и  бежала  из  своей
столицы. Наступила очередь Испании.
   Положение в Испании было следующее: на престоле сидел Карл IV, слабый
и глупый человек, всецело находившийся под влиянием своей жены и ее  фа-
ворита, дона Годоя. Король, королева и Годой находились  в  непримиримой
вражде с наследником престола Фердинандом, на которого в эти годы (1805,
1806, 1807) испанское дворянство и испанская буржуазия возлагали большие
надежды. Расстройство финансов и администрации, беспорядки во  всех  об-
ластях внутренней политики, мешавшие и торговле, и сельскому  хозяйству,
и некогда развитой, а теперь слабой промышленности, объединили и буржуа-
зию и дворян в одном настроении: им казалось, что,  низвергнув  фаворита
старого двора, Годоя, можно "возродить" Испанию.  Очень  популярна  была
идея о женитьбе наследника испанского престола Фердинанда  на  какой-ни-
будь родственнице Наполеона: породнившись с могущественным  императором,
можно было (как думали) получить большую опору и поддержку в  проведении
реформ и, сохраняя самостоятельность, быть спокойными во  всех  вопросах
внешней политики. Фердинанд официально просил у Наполеона руки его  пле-
мянницы. Наполеон отказал.
   Замысел французского императора был другой: он пожелал низвергнуть  с
престола династию и посадить на  испанский  трон  кого-нибудь  из  своих
братьев или маршалов. В течение зимы и весной  1808  г.  новые  и  новые
войска Наполеона переходили через Пиренеи и вливались в Испанию.  Уже  в
марте у него было сосредоточено там до 100 тысяч  человек.  Уверенный  в
своей силе, он решил действовать. Он очень ловко воспользовался обостре-
нием раздоров в испанской королевской семье. Маршал Мюрат с  французской
армией в 80 тысяч человек пошел на Мадрид. Сначала Карл IV, его  жена  и
Годой решили бежать из столицы, но уже в Аранжуэце  они  были  задержаны
возмутившимся народом. Годой был схвачен, избит и заключен в  тюрьму,  а
короля заставили отказаться от престола в пользу  Фердинанда.  Случилось
это 17 марта 1808 г., а уже через шесть дней, 23 марта,  Мюрат  вошел  в
испанскую столицу. Но Наполеон не признал Фердинанда  и  вытребовал  как
нового, так и старого короля и всю семью испанских Бурбонов к  себе,  во
Францию, в г. Байонну. Он взял на себя роль  верховного  судьи,  который
окончательно рассудит и решит, кто прав. К 30 апреля 1808 г. король  ис-
панский Карл IV, жена его, новый король Фердинанд VII, дон Годой  собра-
лись в Байонне. Но Наполеон потребовал, чтобы  все  принцы  королевского
дома явились тоже к нему в Байонну. Мадрид возмутился: замысел Наполеона
становился ясен - коварно заманив в Байонну всю династию испанских  Бур-
бонов, объявить ее низложенной, арестовать, а Испанию под тем  или  иным
предлогом присоединить к Франции. 2 мая в  Мадриде  вспыхнуло  восстание
против занявших город французских войск. Маршал Мюрат утопил это восста-
ние в крови, но это было только началом страшного пожара народной  войны
в Испании.
   Получив известие об этом событии, Наполеон, прибывший в  Байонну  од-
новременно с испанской королевской семьей, после бурной сцены в его при-
сутствии, когда Карл IV замахнулся палкой на Фердинанда,  вдруг  объявил
свою волю: он потребовал, чтобы как Карл IV, так и Фердинанд  отказались
от испанского престола и формально предоставили  ему.  Наполеону,  право
распорядиться Испанией по своему произволу. Это было сделано: они все  -
и Карл IV, и Фердинанд, и королева - были в руках французских  жандармов
и войск. После этого Наполеон объявил им, что, радея об их личном благо-
денствии и спокойствии, он их уже не отпустит назад в Испанию, а отошлет
короля и королеву в Фонтенебло, а Фердинанда и других принцев испанского
Бурбонского дома - в Валансэ, в замок князя Талейрана. Это и было тотчас
исполнено. А спустя несколько дней, 10 мая 1808  г.,  Наполеон  приказал
своему брату Жозефу, королю неаполитанскому, переехать в Мадрид  и  быть
отныне королем испанским. Маршалу же Мюрату, которого он перед этим сде-
лал герцогом Клеве-Бергским (в западной Германии), было приказано перее-
хать в Неаполь и быть отныне королем неаполитанским.
   Император был доволен сверх меры: так все прошло, казалось,  ловко  и
гладко, так наивно испанские Бурбоны сами полезли в ловушку, так  безбо-
лезненно удалось приобрести Пиренейский полуостров.
   И вдруг совершенно неожиданно не только для Наполеона,  но  для  всей
Европы, безмолвно и боязливо следившей за новыми насилиями  завоевателя,
в Испании вспыхнул пожар лютой, непримиримой  крестьянской  партизанской
борьбы против французских завоевателей.
   Здесь впервые Наполеон столкнулся с врагом совсем особого рода, с ко-
торым он до сих пор дела не имел и которого он недолго имел случай  наб-
людать пока только в Египте и в Сирии. Перед ним стоял озлобленный асту-
рийский крестьянин, вооруженный ножом,  сьерраморенский  пастух  в  лох-
мотьях, со ржавым ружьем, каталонский  ремесленник-рабочий,  с  железным
жгутом и длинным кинжалом. "Оборванцы!"- презрительно сказал о них Напо-
леон. Ему ли, владыке Европы, от которого бежали  русская,  австрийская,
прусская армии с артиллерией и кавалерией, с  царями  и  фельдмаршалами,
ему ли, слово которого разрушало старые державы и воздвигало новые, было
бояться этого "испанского отребья"?
   Но ни он сам и никто в мире не знал тогда, что именно эти "оборванцы"
начнут первые рыть ту пропасть, в которую суждено было  рухнуть  великой
наполеоновской империи.
   Когда в 1808 г. Наполеон затеял и осуществил свое испанское предприя-
тие, то он все время имел в виду прямой  исторический  пример,  который,
казалось, мог внушить большой оптимизм. В самом деле, ровно за  100  лет
до Наполеона один из его предшественников на французском  троне,  король
Людовик XIV, посадил на испанский престол своего внука  Филиппа  и  этим
водворил в Испании отрасль своей Бурбонской династии. Филипп и был родо-
начальником "испанских Бурбонов". Испанцы приняли нового короля и  новую
династию в те времена и удержали их на престоле, хотя  пол-Европы  тогда
пошло войной против Людовика XIV с целью удалить Филиппа. Почему же  те-
перь Наполеону, который вне  всяких  сравнений  могущественнее  Людовика
XIV, может не удаться подобная же комбинация? Почему он не может  водво-
рить в Испании династию "испанских Бонапартов"? И притом ему вовсе и  не
придется воевать с Европой, как пришлось Людовику XIV: Европа уже  разг-
ромлена и покорена; а с Россией - союз.
   Ошибка Наполеона заключалась в том, что он соблазнился чисто  внешней
аналогией. Он не захотел понять коренного отличия между  воцарением  Фи-
липпа Бурбона в Испании в 1700 г. и воцарением Жозефа Бонапарта  в  1808
г. Французское купечество, французские судовладельцы, французские  аван-
тюристы из дворян с восторгом приветствовали воцарение Филиппа,  рассчи-
тывая (как и сам Людовик XIV), что отныне громадные колониальные  владе-
ния Испании станут французским достоянием. Но тогда  они  жестоко  ошиб-
лись: испанские плантаторы и купцы единодушно воспротивились проникнове-
нию французского капитала в испанские колонии. Филипп  V  с  сокрушением
должен был отказать своим соотечественникам-французам в приравнении их в
правах к испанцам. Испания не сделалась в экономическом отношении данни-
цей Франции, и только поэтому Филипп V и испанские Бурбоны удержались на
престоле. Теперь же Жозеф Бонапарт под пышной мантией испанского  короля
являлся простым наместником Наполеона, его приказчиком по  осуществлению
на Пиренейском полуострове континентальной  блокады  и  по  планомерному
превращению Испании в предмет всесторонней эксплуатации, и исключительно
в интересах французской буржуазии. Ведь в Испании знали, что уже начиная
с брюмерского переворота 1799 г. Наполеона осыпали жалобами и  петициями
и суконные и полотняные фабриканты и другие промышленники Франции, наме-
тившие программу, которую всецело принял  Наполеон:  1)  Испания  должна
стать монопольным рынком сбыта французских фабрикантов; 2) Испания долж-
на поставить драгоценную, тогда единственную в мире по своим  качествам,
шерсть мериносов только на французские мануфактуры; 3) Испания (особенно
Андалузия) должна быть использована для разведения  тех  сортов  хлопка,
которые нужны французским текстильщикам и которые Наполеоном  воспрещено
покупать у англичан. Эта программа соединялась неразрывно с планом  пол-
ного прекращения торговли Испании с Англией, куда так много и  по  такой
дорогой цене сбывалось шерсти и откуда так много и так дешево закупалось
товаров для испанского потребления.
   Следовательно, для скотоводов, для шерстобитов, для  суконщиков,  для
всех вообще промышленников Испании, для всего крестьянства, так или ина-
че, прямо или косвенно связанного с добычей шерсти и  производством  су-
кон, и в тех частях Испании, где феодальные отношения еще  держались,  а
особенно там, где они уже  слабели,для  всего  землевладельческого  дво-
рянства, связанного  с  Англией  и  с  колониальным,  плантаторским  хо-
зяйством, подчинение Наполеону означало почти полное разорение. В  част-
ности, сейчас же прекращалась возможность сноситься с тогдашними  амери-
канскими богатейшими владениями Испании, с ее заморскими владениями  во-
обще (например, с Филиппинами на востоке  Индийского  океана),  так  как
Англия немедленно объявляла войну и отбирала  все  заморские  колонии  у
всякой европейской державы, как только эта  держава  входила  прямо  или
косвенно в орбиту наполеоновской политики. Все эти экономические интере-
сы разных классов страны, грубейшим образом нарушенные вторжением  Напо-
леона, в были той экономической почвой, на которой возник  пожар  нацио-
нально-освободительного движения, против всемогущего завоевателя.  Восс-
тавшие крестьяне и ремесленники Испании  оказались  способными  выдержи-
вать, казалось бы, непосильную борьбу. Но пока все  обстояло  как  будто
благополучно. Арестованные испанские Бурбоны разъехались по  назначенным
им местам ссылки под надзор полиции - в Фонтенебло и  в  Валансэ,  Жозеф
Бонапарт въехал в Мадрид.
   Правда, уже докладывали императору о некоторых мелких  неприятностях,
например, о том, что испанские крестьяне осмеливаются партиями  по  нес-
кольку человек ночью подкрадываться к французским бивуакам и стрелять, и
когда их ловят и расстреливают, то перед казнью они  только  молчат  или
презрительно ругаются. Докладывали и о том, что когда 2 мая, при  подав-
лении восстания в Мадриде, маршал Мюрат в упор  расстреливал  толпу,  то
эта толпа не рассеялась без остатка сразу, но, убегая, скрывалась в  до-
мах и из окон продолжала стрелять по французам; когда французы вбегали в
дома, чтобы схватить стреляющих, то испанцы, выпустив все патроны, коло-
ли ножами, били кулаками, кусались и дрались, пока держались на ногах, и
французы выбрасывали их из окон домов на мостовую, на штыки своих  това-
рищей лишь после самой отчаянной борьбы. Французы с первых же своих  ша-
гов в Испании натолкнулись на бесчисленные чуть не ежедневные проявления
самой неистовой фанатической ненависти к завоевателям. Французский отряд
вступает в деревню. Все пусто, жители ушли в лес. В одной  избе  застают
молодую мать с ребенком и находят там же припасы.  Подозревая  недоброе,
офицер, раньше чем позволить солдатам есть, спрашивает у женщины, не от-
равлены ли продукты. Получив успокоительный ответ, он приказывает ей са-
мой отведать первой эту пищу.  Не  колеблясь,  крестьянка  ест.  Не  до-
вольствуясь этим, он приказывает ей покормить этой пищей  ребенка.  Мать
сейчас же исполняет требуемое. Тогда некоторые  солдаты  принимаются  за
еду, а спустя короткое время и мать и ребенок, и поевшие солдаты умирают
в мучениях. Ловушка удалась.
   В первое время подобные эпизоды еще поражали французов, но вскоре все
это стало бытовым явлением, и уже никто  ничему  в  испанской  войне  не
изумлялся. Не смущали эти странности пока и Наполеона. Он не скоро понял
характер этой войны.
   Однако уже с середины лета сказалось, что  некоторые  из  побежденных
держав начинают с большими надеждами глядеть на разгорающееся за Пирене-
ями пламя. Пошли слухи о вооружении Австрии... За  три  года,  прошедшие
после Аустерлица, Австрия отдохнула и оправилась. И при дворе в Вене,  и
в дворянстве, и среди купечества росли надежды на возможность  выбиться,
наконец, из-под пяты Наполеона. Заметим, что, как и в России, в Австрии,
в Венгрии, в Чехии дворянство больше всего страшилось продолжения  напо-
леоновского владычества, так как боялось, что Австрии будет так или ина-
че навязан Наполеоновский кодекс и старый феодальный уклад рухнет.
   Наполеон почувствовал необходимость продемонстрировать крепость фран-
ко-русского союза, чтобы обеспечить себя от всяких внезапностей со  сто-
роны Австрии, пока он справится с пиренейскими "мятежниками".
   "Его императорское величество быстро приведет к разуму дикую  испанс-
кую чернь",- почтительно писали в европейских газетах. "Кажется, разбой-
ник, наконец, сам наткнулся на нож",- шептали меж собой потихоньку  мно-
гие читатели этих газет в Пруссии, в Австрии, в Голландии, в  Италии,  в
ганзейских городах, в Вестфальском королевстве, в государствах Рейнского
союза, но они не смели еще верить в осуществление своих собственных упо-
ваний. При этих-то настроениях вдруг было объявлено,  что  осенью  (1808
г.) французский и русский императоры встретятся в Эрфурте.
   Эту демонстрацию крепости франко-русского союза Наполеон замышлял уже
давно. Но в середине июля 1808 г. случилось неожиданное с