настежь, как только он приблизился. Триумфатором,  пред-
шествуемый и сопровождаемый стройными полками, Наполеон шел прямо на Ли-
он, по пути отдавая приказы, рассылая эстафеты, получая донесения,  наз-
начая новых командиров и сановников.
   Вечером 5 марта королю Людовику XVIII доложили о только что пришедшей
(по тогдашнему сигнальному телеграфу) невероятной новости  -  о  высадке
Наполеона. Париж в этот момент еще не знал ничего, король  велел  прежде
всего скрыть телеграмму. Только 7 марта позволено было напечатать в  га-
зетах о высадке. Впечатление было потрясающее. Сначала никто  понять  не
мог, как умудрился Наполеон, во-первых, спокойно проплыть эту часть Сре-
диземного моря сквозь два стерегущих остров Эльбу  флота,  а  во-вторых,
как его, безоружного или с несколькими провожатыми, не  схватили  тотчас
по высадке. Правительство было сначала в полной уверенности, что  ликви-
дация неприятного инцидента не затянется: разбойник Бонапарт,  очевидно,
сошел с ума, потому что не сумасшедший никогда бы не решился на подобный
поступок.
   Однако полиция в Париже сразу усмотрела один беспокойный признак: ре-
волюционеры, якобинцы, безбожники, все эпигоны Великой революции, бывшие
на учете и замечании, совершенно определенно радовались происшедшему со-
бытию, радовались возвращению деспота, который задушил  в  начале  своей
карьеры революцию и так долго продолжал душить ее приверженцев. В Париже
еще не знали тогда о новой политической платформе,  с  которой  вернулся
Наполеон, о его гренобльских речах, о "свободе", которую он обещает.
   Но в Париже в этот первый момент наблюдалась и растерянность, особен-
но среди состоятельной буржуазии. Боялись прежде всего новой войны и но-
вого разорения торговли. Либералы-конституционалисты видели в  возможной
победе Наполеона возвращение военного деспотизма и конец даже той  форме
участия в управлении государством, какую они  надеялись  выработать  при
Бурбонах.
   Кто был в полной панике - это роялисты,  особенно  дворяне-эмигранты,
вернувшиеся в 1814 г. с Бурбонами. Они совершенно потеряли голову в  мо-
ральном смысле слова и с нескрываемым ужасом готовились  потерять  ее  в
буквальном, физическом смысле. Что с ними сделает  корсиканский  людоед?
Окровавленная тень герцога Энгиенского неотступно стояла  перед  глазами
Бурбонов и их двора в эти дни.
   И все-таки король отказывался пока верить  в  серьезность  опасности.
Новые и новые известия говорили о движении Наполеона через горы на  Гре-
нобль. Еще не знали о том, что случилось в Ламюре, но что  войска  нена-
дежны, это было вполне ясно. Маршалы и генералы пока  устояли,  офицеры,
может быть, тоже не перейдут на сторону императора, но солдаты парижско-
го гарнизона даже не скрывали своей радости.
   Решено было противопоставить Наполеону человека, который после  импе-
ратора был, может быть, наиболее популярным в армии: маршала Нея. Маршал
Ней, казалось, вполне искренно присоединился к Бурбонам, он больше  всех
убеждал Наполеона в 1814 г. в необходимости отречения. С другой стороны,
сам Наполеон дал ему и маршальский жезл, а потом и герцогский  титул,  и
княжеский титул, и, что было для него еще почетнее в глазах солдат,  им-
ператор дал ему название "храбрейший из храбрых". Если бы такой  человек
согласился взять на себя командование, может быть, солдаты пойдут за ним
даже против Наполеона?
   Нея вызвали к  королю.  Ней  был  решительно  против  наполеоновского
предприятия, от которого он, кроме зла для Франции,  ничего  не  ожидал.
Горячий рубака, вспыльчивый солдат, он под влиянием той  подобострастной
лести, с которой его упрашивали король и весь двор Бурбонов, воскликнул,
ручаясь за всех солдат: "Я привезу его пленником, в железной клетке". Но
раньше еще, чем маршал Ней выступил, пришли новые ужасные  для  Бурбонов
известия: войска переходят на сторону императора без боя,  провинция  за
провинцией, город за городом падают к его ногам без тени  сопротивления,
творится что-то, чего никак нельзя было ожидать.
   Нужно было удержать во что бы то ни стало Лион, второй  после  Парижа
город Франции по богатству, по числу жителей, по политическому значению.
Туда отправился королевский брат граф  Артуа,  наиболее  ненавистный  из
Бурбонов, с наивной надеждой воспламенить лионских рабочих чувством пре-
данности к Бурбонам. Прибыл туда и маршал Макдональд, на которого Бурбо-
ны тоже полагались, как на Нея. Макдональд забаррикадировал мосты,  про-
извел наспех еще некоторые  оборонительные  работы  и  вздумал  устроить
смотр войскам и при этом показать им королевского брата графа Артуа.
   Уже все было готово для этой торжественной демонстрации, как вдруг  к
Макдональду явился один генерал и сказал, что Лучше бы королевского бра-
та поскорее отвезти в более безопасное место. Макдональд собрал на смотр
три полка гарнизона, сказал перед фронтом речь, где упоминал о  грозящей
новой войне с Европой в случае торжества Наполеона и предложил  им  при-
ветствовать графа Артуа, посланного королем, криком "Да здравствует  ко-
роль!", чтобы этим подтвердить их верность  Бурбонам.  Мертвое  молчание
было ответом.
   В полной панике граф Артуа бежал со смотра и сейчас же  с  предельной
скоростью покинул Лион. Макдональд сам остался, чтобы руководить работа-
ми по обороне. Солдаты работали угрюмо и нехотя. Один  сапер  подошел  к
маршалу и укоризненно сказал ему: "Лучше бы вы нас повели к нашему госу-
дарю, к императору Наполеону". Маршал ничего не ответил.
   "Да здравствует император! Долой дворян!" -  этим  криком  крестьяне,
войдя в лионское предместье Ла Гильотиер, оповестили город о приближении
императорского авангарда.
   Действительно, наполеоновские гусары и кирасиры уже вступали в город.
Макдональд со своими войсками пошел навстречу, все еще рассчитывая  дать
сражение. Но едва его полки (впереди шли драгуны) увидели кирасир, как с
криком "Да здравствует император!" бросились прямо к ним. Разом, в  одну
минуту, все части, бывшие в распоряжении маршала, смешались  с  войсками
Наполеона в одну общую массу. Чтобы не попасть в плен к своим же  солда-
там, Макдональд ускакал прочь и бежал из города.
   Спустя полчаса после этой сцены Наполеон, окруженный свитой,  вступил
в Лион, доставшийся ему, как и все прочие города, без единого  выстрела.
Это произошло 10 марта, через девять дней после его высадки в бухте  Жу-
ан.
   На следующий день (11 марта) Наполеон принимал парад  лионской  диви-
зии,  специально  присланной  сюда  и  пополненной  королевским   прави-
тельством, чтобы сражаться против возвратившегося императора. "Все  мос-
ты, набережные, все улицы были полны людей,  мужчин,  стариков,  женщин,
детей",- рассказывает Флери де Шабулон, ехавший в свите  за  Наполеоном.
Люди теснились к лошадям свиты, "чтобы видеть его,  слышать  его,  ближе
рассмотреть, коснуться его одежды. Царило чистейшее безумие".  Непрерыв-
ные оглушительные крики "Да здравствует император!" часами гремели  вок-
руг. Как ни была велика самоуверенность Наполеона, но подобных неслыхан-
ных триумфов он, судя по вырывавшимся у него словам, все-таки не ожидал.

   Принимая городские власти Лиона, Наполеон подтвердил то,  о  чем  уже
много раз говорил и в Гренобле, и до и после Гренобля: он  даст  Франции
свободу внутри и мир извне. Он прибыл, чтобы сохранить и укрепить  прин-
ципы Великой революции, он понимает, что времена изменились, и отныне он
удовольствуется одной Францией и не будет думать о завоеваниях. В  Лионе
он уже подписал акт, объявлявший уничтоженной палату пэров и палату  де-
путатов, т. е. учреждения, действовавшие по конституции, данной Бурбона-
ми, аннулировал все назначения  по  судебному  ведомству,  произведенные
Бурбонами, и назначил новых судей. Большинство префектов он  оставил  на
их местах,- это были за немногими исключениями его собственные префекты,
которых и не могли и не решились сменить в 1814 г. Бурбоны.
   В Лионе он уже формально восстановил  свое  владычество,  низложив  с
престола династию Бурбонов и уничтожив данную ими конституцию. Во  главе
почти 15 тысяч войск он двинулся из Лиона дальше, держа путь  на  Париж.
"Мои орлы полетят с  колокольни  на  колокольню  и  усядутся  на  соборе
Нотр-Дам",- говорил он, повторяя мысль, которую высказал в своем воззва-
нии к солдатам еще в первый момент после высадки.
   Наполеон шел, по-прежнему не встречая препятствий, с триумфом войдя в
Макон, в села и деревни между Лионом и Маконом, между Маконом и  Шалоном
на Соне. Но раньше, чем достигнуть Шалона, должна была произойти  решаю-
щая встреча с маршалом Неем. Наполеон знал Нея, любил его сердце и  сов-
сем не уважал его голову. Он видел Нея в боях, помнил Нея у  Семеновских
флешей в день Бородина, никогда не  забывал,  что  делал  Ней,  командуя
арьергардом отступавшей из России великой армии. В тот момент, когда  он
шел из Макона и ему доложили, что маршал Ней со своей армией расположил-
ся в Лон-ле-Сонье и загородил дорогу, Наполеон уже не страшился  боя.  С
15 тысячами солдат он и не то еще предпринимал на своем веку, но  он  не
хотел кровопролития, ему важно было овладеть страной без единой  челове-
ческой жертвы, потому что более убедительной политической демонстрации в
свою пользу он не мог и придумать.
   Маршал Ней прибыл в Лон-ле-Сонье 12 марта. У него было четыре  полка,
и он поджидал еще подкреплений. Он был в тот момент  убежден  в  правоте
своих действий: ему представлялось, что единственным спасением для Фран-
ции в 1814 г. было отречение императора. Отрекшись, Наполеон сам  разре-
шил маршалам остаться на службе при Бурбонах. Теперь, нарушив свой дого-
вор с державами, Наполеон покинул Эльбу и хочет  снова  занять  престол,
что неизбежно повлечет за собой войну с Европой.  Ней  искренно  считал,
что он прав, борясь против императора. Он знал, что  на  него  возложены
теперь все надежды короля Людовика XVIII, всецело ему доверившегося.
   Но солдаты угрюмо молчали, когда он, их любимец, пытался  говорить  с
ними. Он собрал офицеров и солдат и произнес речь, в которой  напоминал,
как он, не щадя себя, всю жизнь служил императору, но заявил, что теперь
восстановление империи повлечет неисчислимые беды для Франции  и  прежде
всего войну со всей Европой, которая ни за что не примирится с  Наполео-
ном. Он добавил, что сейчас же отпустит из своего отряда тех, кто  поче-
му-либо не желает сражаться, и пойдет вперед с  остальными.  Молчание  и
офицеров и солдат было ему ответом. Раздраженный и  обеспокоенный,  вер-
нулся он в свою ставку.
   В ночь с 13 на 14 марта маршала разбудили известием, что артиллерийс-
кая часть, которая должна была прийти к нему в подкрепление  из  Шалона,
взбунтовалась и перешла вместе со своим эскортом (кавалерийским эскадро-
ном) на сторону Наполеона. Затем на рассвете и утром непрерывно сыпались
новые и новые известия о городах, прогоняющих роялистские власти и  при-
соединяющихся к императору, о движении самого императора к Лон-ле-Сонье.
В момент жестоких колебаний, начавших  обуревать  его  душу,  окруженный
мрачными, явно не желающими ни говорить с ним, ни отвечать ему солдатами
и избегающими его взгляда офицерами, Ней получил записку, привезенную  в
его лагерь верховым ординарцем от Наполеона: "Я вас приму так, как  при-
нял на другой день после сражения под Москвой. Наполеон",- прочел маршал
в записке.
   Колебания маршала Нея кончились. Он приказал полковым командирам сей-
час же собрать и выстроить полки. Выйдя перед фронтом, он выхватил шпагу
из ножен и прокричал громким голосом: "Солдаты! Дело  Бурбонов  навсегда
проиграно. Законная династия, которую выбрала себе Франция, восходит  на
престол. Императору, нашему государю, надлежит  впредь  царствовать  над
этой прекрасной страной". Крики "Да здравствует император! Да здравству-
ет маршал Ней!" заглушили его слова. Несколько роялистских офицеров сей-
час же скрылись. Ней им не препятствовал. Один из них тут же сломал свою
шпагу и горько упрекнул Нея. "А что же, по-вашему, было делать? Разве  я
могу остановить движение моря своими двумя руками?" - ответил Ней.
   Крайне любопытно, что, внезапно перейдя на сторону Наполеона,  маршал
Ней немедленно стал исполнять вполне точный (как всегда) приказ  импера-
тора о ближайших движениях отряда, стоявшего  в  Лон-ле-Сонье.  Наполеон
прислал этот приказ заблаговременно, еще ничего не зная о  переходе  Нея
на его сторону, но твердо убежденный, что Ней не  поднимет  против  него
оружия.
   В Париже почти одновременно узнали и о въезде Наполеона в Лион,  и  о
дальнейшем его движении на север, и о переходе Нея с войском на его сто-
рону.
   Бежать! Это было первой мыслью королевского двора. Бежать без оглядки
от смертельной опасности, бежать от Венсенского рва, где гниет труп гер-
цога Энгиенского. Столпотворение в умах было невообразимое. Король Людо-
вик XVIII сначала противился мысли о бегстве, ему это казалось и позором
и потерей престола. Но тогда что же предпринять? Дело дошло до серьезно-
го обсуждения такого стратегического плана: король сядет в карету  и  со
всеми сановниками, со всей своей семьей, с высшим духовенством выедет за
город, у заставы все эти экипажи остановятся и будут  ждать  идущего  на
столицу узурпатора. Узурпатор, увидя  седовласого  легитимного  монарха,
гордого своим правом и бестрепетно своей собственной особой заграждающе-
го вход в столицу, несомненно, устыдится своего поведения -  и  повернет
обратно. Не было той бессмыслицы, которая не предлагалась бы в этой  па-
нике теми головами, которые и в спокойном-то  состоянии  были  не  очень
хитры на выдумку.
   Правительственная и близкая к правящим  сферам  парижская  пресса  от
крайней самоуверенности перешла к полному упадку  духа  и  нескрываемому
страху. Типичной для ее поведения в  эти  дни  была  строгая  последова-
тельность эпитетов, прилагавшихся к Наполеону по мере его наступательно-
го движения от юга к северу. Первое известие: "Корсиканское чудовище вы-
садилось в бухте Жуан". Второе известие: "Людоед идет к Грассу".  Третье
известие: "Узурпатор вошел в Гренобль".  Четвертое  известие:  "Бонапарт
занял Лион". Пятое известие: "Наполеон приближается к Фонтенебло".  Шес-
тое известие: "Его императорское величество ожидается  сегодня  в  своем
верном Париже". Вся эта литературная гамма уместилась в одних и  тех  же
газетах, при одной и той же редакции на протяжении нескольких дней.
   Оставалась еще одна слабая надежда, но и она вскоре угасла. В  Париже
знали, что Наполеон не принимает никаких мер предосторожности, что, нап-
ример, при своем торжественном вступлении в Лион он ехал впереди свиты и
армии и лошадь его шагом ступала среди огромной массы со всех сторон ок-
ружавшего и приветствовавшего его народа. Ничего не стоило одним  ударом
кинжала спасти династию Бурбонов. И в  Париже,  говорят  нам  свидетели,
"тайные агенты вмешивались в толпу, чтобы вложить кинжал в  руки  нового
Жака Клемана" (убившего в 1589 г. короля Генриха III).  Будущему  убийце
обещали открыто большую награду, ссылаясь при этом на то, что такое дея-
ние будет законнейшим и не подлежащим суду актом, так как Венский  конг-
ресс объявил Наполеона врагом человечества и поставил его вне закона.
   Но Жака Клемана в короткие оставшиеся дни найти не успели.
   В ночь с 19 на 20 марта Наполеон со своим авангардом вошел  в  Фонте-
небло. Уже в 11 часов вечера 19 марта король со всей семьей бежал из Па-
рижа по направлению к бельгийской границе.
   На другой день, 20 марта 1815 г., в 9 часов вечера Наполеон, окружен-
ный свитой и кавалерией, вступил в Париж.
   Несметная толпа ждала его во дворце Тюильри и вокруг дворца.
   Когда еще с очень далекого расстояния стали доноситься  на  дворцовую
площадь с каждой минутой усиливавшиеся и наконец превратившиеся в сплош-
ной, оглушительный, радостный вопль крики несметной толпы,  бежавшей  за
каретой Наполеона и за скакавшей вокруг кареты свитой,  другая  огромная
толпа, ждавшая у дворца, ринулась навстречу. Карета и свита,  окруженные
со всех сторон несметной массой, не могли дальше двинуться. Конные гвар-
дейцы совершенно тщетно пытались освободить путь. "Люди кричали,  плака-
ли, бросались прямо к лошадям, к карете, ничего не желая слушать",-  го-
ворили потом кавалеристы, окружавшие императорскую  карету.  Толпа,  как
обезумевшая (по показанию свидетелей), бросилась к императору,  оттеснив
свиту, раскрыла карету и при несмолкаемых криках на руках понесла  Напо-
леона во дворец и по главной лестнице дворца наверх, к апартаментам вто-
рого этажа.
   После самых грандиозных побед, самых блестящих походов,  после  самых
огромных и богатых завоеваний никогда его не встречали в Париже так, как
вечером 20 марта 1815 г. Один старый роялист говорил потом, что это было
самое настоящее идолопоклонство.
   Едва только толпу с трудом уговорили выйти из дворца и Наполеон  очу-
тился в своем старом кабинете (откуда за 24 часа до этого вышел бежавший
король Людовик XVIII), как тут же принялся за дела, обступившие  его  со
всех сторон.
   Невероятное совершилось. Безоружный человек без выстрела, без  малей-
шей борьбы в 19 дней прошел от Средиземного побережья до Парижа,  изгнал
династию Бурбонов и воцарился снова.
   Но он лучше всех знал, что опять, как и в первое  свое  царствование,
не мир он принес с собой, а меч, и что потрясенная его внезапным появле-
нием Европа на этот раз сделает все, чтобы помешать ему собрать свои си-
лы.
   Наполеон торжественно обещал, начиная свое новое  царствование,  дать
Франции свободу и мир, откровенно и громогласно сознавшись тем  самым  и
многократно это повторяя и в Гренобле, и в Лионе, и в Париже, что в свое
первое царствование он не давал Франции ни свободы, ни мира.  Свободолю-
бивый и миролюбивые Наполеон - это, конечно, должно было звучать в  ушах
Франции и Европы так же, как если бы сказали "холодный огонь" или "горя-
чий лед".
   При всем громадном, быстром и ясно взвешивающем уме  Наполеон  хорошо
понимал, что если он без всякой борьбы, голыми руками в  несколько  дней
отвоевал обратно французский престол, то это произошло  не  потому,  что
сразу все пленились размерами той свободы и надежностью того мира, кото-
рые он сулил своим подданным. Внешнего мира Бурбоны пока не  нарушили  и
не собирались нарушить. Следовательно, от них отвернулись по другой при-
чине. Он очень ясно понимал, что его успех вызван в  очень  значительной
степени его обещаниями крестьянству, т. е. подавляющему большинству  на-
ции.
   "Бескорыстные люди меня привели в Париж. Унтер-офицеры и солдаты сде-
лали все. Народу и войску я обязан всем",- повторял  Наполеон  несколько
раз в первый вечер после своего приезда в Тюильри 20 марта 1815 г., сог-
ласно свидетельству находившегося при нем Флери де Шабулона.
   "Крестьяне кричали: Да здравствует император! Долой дворян! Долой по-
пов! Они следовали за мной из города в город,  а  когда  не  могли  идти
дальше, то их заменяли другие эскортировать меня, и так до Парижа. После
провансальцев - дофинцы, после дофинцев - лионцы, после лионцев  -  бур-
гундцы составляли мой кортеж, и истинными заговорщиками, которые  приго-
товили мне всех этих друзей, были сами Бурбоны",- так рассказывал  Напо-
леон о своем шествии в первые дни после водворения в Тюильри.
   Но крестьян, по крайней мере отчасти, удовлетворить было  легко:  для
них Наполеон был символом полного уничтожения феодализма  и  обеспечения
крестьянской собственности на землю. Правда, крестьяне еще хотели, чтобы
не было войн и наборов, и чутко прислушивались, когда император  говорил
о своей будущей мирной политике. Но этот вопрос о  мире  был  во  всяком
случае не первым по важности. Важным был другой вопрос:  Наполеон  пони-
мал, что после 11 месяцев конституционной монархии Бурбонов и  некоторой
свободы прессы городская буржуазия ждет от него  хотя  бы  какого-нибудь
минимума свобод; ему нужно было поскорее  иллюст