а-
дению и было убито, и в течение трех дней восставшие оборонялись в  нес-
кольких кварталах. Усмирение было  беспощадное.  Кроме  массы  перебитых
арабов и феллахов при самом подавлении восстания,  уже  после  усмирения
несколько дней подряд происходили казни; казнили от 12 до 30  человек  в
день.
   Каирское восстание имело отголосок и в соседних селениях. Генерал Бо-
напарт, узнав о первом же из этих восстаний, приказал  своему  адъютанту
Круазье отправиться туда, окружить все племя, перебить всех без исключе-
ния мужчин, а женщин и детей привести в Каир, самые же  дома,  где  жило
это племя, сжечь. Это было исполнено в точности. Много детей  и  женщин,
которых гнали пешком, умерло по дороге, а спустя несколько  часов  после
этой карательной экспедиции на главной  площади  Каира  появились  ослы,
навьюченные мешками. Мешки были раскрыты, и по площади покатились головы
казненных мужчин провинившегося племени.
   Эти зверские меры, судя по свидетельству очевидцев, на время  страшно
терроризировали население.
   Между тем Бонапарт должен был считаться с двумя крайне  опасными  для
него обстоятельствами. Во-первых, уже давно (как раз месяц спустя  после
высадки армии в Египте) адмирал Нельсон нашел наконец французскую эскад-
ру, стоявшую пока в Абукире, напал на нее и уничтожил совершенно.  Фран-
цузский адмирал Бриэй погиб в битве. Таким образом, армия,  воевавшая  в
Египте, оказывалась надолго отрезанной от Франции.  Во-вторых,  турецкое
правительство решило ни в коем случае не  поддерживать  распространенный
Бонапартом вымысел, будто он вовсе не  воюет  с  Оттоманской  Портой,  а
только наказывает мамелюков за обиды, чинимые французским купцам,  и  за
угнетение арабов. В Сирию была послана турецкая армия.
   Бонапарт двинулся из Египта в Сирию, навстречу туркам.  Жестокости  в
Египте он счел наилучшим методом, чтобы вполне обеспечить тыл  во  время
нового далекого похода.
   Поход в Сирию был страшно тяжел, особенно вследствие недостатка воды.
Город за городом, начиная от Эль-Ариша, сдавался Бонапарту. Перейдя  че-
рез Суэцкий перешеек, он двинулся к Яффе и 4 марта 1799  г.  осадил  ее.
Город не сдавался. Бонапарт приказал объявить населению Яффы,  что  если
город будет взят приступом, то все жители будут истреблены, в плен брать
не будут. Яффа не сдалась. 6 марта последовал штурм, и, ворвавшись в го-
род, солдаты принялись истреблять буквально всех, кто попадался под  ру-
ку. Дома и лавки были отданы на разграбление.  Спустя  некоторое  время,
когда избиения и грабеж уже подходили к концу, генералу  Бонапарту  было
доложено, что около 4 тысяч уцелевших еще турецких солдат при полном во-
оружении, большей частью арнауты и албанцы по происхождению, заперлись в
одном обширном, со всех концов загороженном месте и что когда  французс-
кие офицеры подъехали и потребовали сдачи, то эти солдаты объявили,  что
сдадутся только, если им будет обещана жизнь, а иначе будут  обороняться
до последней капли крови. Французские офицеры обещали им плен,  и  турки
вышли из своего укрепления и сдали оружие. Пленников французы заперли  в
сараи. Генерал Бонапарт был всем этим очень разгневан.  Он  считал,  что
совершенно незачем было обещать туркам жизнь. "Что мне теперь с ними де-
лать? - кричал он.- Где у меня припасы, чтобы их кормить?"  Не  было  ни
судов, чтобы отправить их морем из Яффы в Египет, ни достаточно  свобод-
ных войск, чтобы конвоировать 4 тысячи отборных,  сильных  солдат  через
все сирийские и египетские пустыни в Александрию или Каир. Но  не  сразу
Наполеон остановился на своем страшном решении... Он колебался и терялся
в раздумье три дня. Однако на четвертый день после сдачи он отдал приказ
всех их расстрелять. 4 тысячи пленников были выведены на  берег  моря  и
здесь все до одного расстреляны. "Никому не пожелаю пережить то, что пе-
режили мы, видевшие этот расстрел",- говорит один из французских  офице-
ров.
   Тотчас после этого Бонапарт двинулся дальше, к крепости Акр, или, как
французы ее чаще называют, Сен-Жан д'Акр. Турки называли ее  Акка.  Осо-
бенно мешкать не приходилось: чума гналась по пятам за французской арми-
ей, и оставаться в Яффе, где и в домах, и на улицах, и на  крышах,  и  в
погребах, и в садах, и в огородах гнили  неприбранные  трупы  перебитого
населения, было, с гигиенической точки зрения, крайне опасно.
   Осада Акра длилась ровно два месяца и окончилась неудачей. У Бонапар-
та не было осадной  артиллерии;  обороной  руководил  англичанин  Сидней
Смит; с моря англичане подвозили и припасы и оружие,  турецкий  гарнизон
был велик. Пришлось, после нескольких неудавшихся приступов, 20 мая 1799
г. снять осаду, за время которой французы  потеряли  3  тысячи  человек.
Правда, осажденные потеряли еще больше. После этого французы  пошли  об-
ратно в Египет.
   Тут следует отметить, что Наполеон всегда (до  конца  дней)  придавал
какое-то особое, фатальное значение этой неудаче. Крепость Акр была пос-
ледней, самой крайней восточной точкой земли, до которой суждено ему бы-
ло добраться. Он предполагал остаться в Египте надолго, велел своим  ин-
женерам обследовать древние следы попыток  прорытия  Суэцкого  канала  и
составить план будущих работ по этой части. Мы знаем, что он писал  вое-
вавшему как раз тогда против англичан майсорскому султану  (на  юге  Ин-
дии), обещая помощь. У него были планы сношений и соглашений с  персидс-
ким шахом. Сопротивление в Акре, беспокойные слухи о восстаниях  сирийс-
ких деревень, оставленных в тылу, между Эль-Аришем и Акром,  а  главное,
невозможность без новых подкреплений так страшно растягивать  коммуника-
ционную линию - все это положило конец мечте об утверждении  его  влады-
чества в Сирии.
   Обратный путь был еще тяжелее, чем наступление, потому  что  был  уже
конец мая и приближался июнь, когда страшная жара в этих местах усилива-
лась до невыносимой степени. Бонапарт останавливался не  надолго,  чтобы
так же жестоко, как он всегда это делал, покарать сирийские деревни, ко-
торые находил нужным покарать.
   Любопытно отметить, что во время этого тяжкого обратного пути из  Си-
рии в Египет главнокомандующий делил с армией все трудности этого  похо-
да, не давая себе и своим высшим начальникам никакой поблажки. Чума  на-
седала все более и более. Чумных оставляли, но раненых и больных не  чу-
мой брали с собой дальше. Бонапарт велел всем спешиться, а лошадей,  все
повозки и экипажи предоставить под больных и раненых. Когда после  этого
распоряжения его главный заведующий конюшней, убежденный, что для  глав-
нокомандующего должно сделать исключение, спросил, какую лошадь оставить
ему, Бонапарт пришел в ярость, ударил вопрошавшего  хлыстом  по  лицу  и
закричал: "Всем идти пешком! Я первый пойду! Что, вы не знаете  приказа?
Вон!"
   За этот и подобные поступки солдаты больше любили и на  старости  лет
чаще вспоминали Наполеона, чем за все его победы и  завоевания.  Он  это
очень хорошо знал и никогда в подобных случаях не колебался; и никто  из
наблюдавших его не мог впоследствии решить, что и когда тут было  непос-
редственным движением, а что - наиграно и обдумано. Могло быть  одновре-
менно и то и другое, как это случается с великими актерами. А Наполеон в
актерстве был действительно велик, хотя на заре его деятельности, в  Ту-
лоне, в Италии, в Египте, это его свойство стало открываться  пока  лишь
очень немногим, лишь самым проницательным из самых близких. А среди  его
близких было тогда мало проницательных.
   14 июня 1799 г. армия Бонапарта вернулась в Каир. Но недолго еще суж-
дено было если не всей армии, то ее главнокомандующему оставаться в  за-
воеванной им и покорившейся стране.
   Не успел Бонапарт отдохнуть в Каире, как пришла весть, что близ  Абу-
кира, там, где за год до того Нельсон уничтожил французские  транспорты,
высадилась турецкая армия, присланная освободить Египет от  французского
нашествия. Сейчас же он выступил с войсками из Каира и направился на се-
вер к дельте Нила. 25 июля он напал на турецкую армию  и  разгромил  ее.
Почти все 15 тысяч турок были перебиты на  месте.  Наполеон  приказал  в
плен не брать, а истребить всех. "Эта битва - одна из прекраснейших, ка-
кие я только видел: от всей высадившейся неприятельской армии не  спасся
ни один человек",торжественно  писал  Наполеон.  Французское  завоевание
этим казалось вполне упроченным на ближайшие годы. Ничтожная часть турок
спаслась на английские суда. Море по-прежнему было во  власти  англичан,
но Египет прочнее, чем когда-либо, был в руках Бонапарта.
   И тут произошло внезапное, никем не предвиденное событие. Долгие  ме-
сяцы отрезанный от всякого сообщения с Европой, Бонапарт из случайно по-
павшей в его руки газеты узнал потрясающие новости: он узнал, что,  пока
он завоевывал Египет, Австрия, Англия,  Россия  и  Неаполитанское  коро-
левство возобновили войну против Франции, что Суворов появился в Италии,
разбил французов, уничтожил Цизальпинскую республику, движется к Альпам,
угрожает вторжением во Францию; в самой Франции - разбои, смуты,  полное
расстройство; Директория ненавистна  большинству,  слаба  и  растерянна.
"Негодяи! Италия потеряна! Все плоды  моих  побед  потеряны!  Мне  нужно
ехать!" - сказал он, как только прочел газету.
   Решение было принято сразу. Он передал верховное командование  армией
генералу Клеберу, приказал в спешном порядке и строжайшей  тайне  снаря-
дить четыре судна, посадил на них около 500 отобранных им людей и 23 ав-
густа 1799 г. выехал во Францию, оставив Клеберу большую,  хорошо  снаб-
женную армию, исправно действующий (им самим созданный) административный
и налоговый аппарат и безгласное, покорное, запуганное население  огром-
ной завоеванной страны.

   Глава IV ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА 1799 г.
   Наполеон отплыл из Египта с твердым и непоколебимым  намерением  низ-
вергнуть Директорию и овладеть верховной властью в государстве. Предпри-
ятие было отчаянное. Напасть на республику, "поставить точку  к  револю-
ции", начавшейся взятием Бастилии больше десяти лет назад,  сделать  все
это, даже имея в своем прошлом Тулон, Вандемьер, Италию и Египет, предс-
тавляло ряд страшных опасностей. И начались эти опасности,  едва  только
Наполеон покинул берег завоеванного им Египта. За 47 дней пути во  Фран-
цию были близки и, казалось, неизбежны встречи с англичанами,  и  в  эти
страшные минуты, по словам наблюдавших, один только  Бонапарт  оставался
спокоен и отдавал с обычной энергией все нужные приказания. Утром 8  ок-
тября 1799 г. корабли Наполеона пристали к бухте у мыса Фрежюс, на южном
берегу Франции. Для того чтобы понять, что произошло в 30 дней, между  8
октября 1799 г., когда Бонапарт ступил на французскую землю, и 9 ноября,
когда он стал повелителем Франции, нужно напомнить в нескольких словах о
положении, в котором находилась страна в тот момент, когда  она  узнала,
что завоеватель Египта вернулся.
   После переворота 18 фрюктидора V года (1797 г.) и ареста Пишегрю  ди-
ректор республики Баррас и его товарищи, казалось, могли рассчитывать на
те силы, которые поддержали их в этот день: 1) на новые собственнические
слои города и деревни, разбогатевшие в процессе распродажи национального
имущества, церковных и эмигрантских земель,  в  подавляющем  большинстве
боявшиеся возвращения Бурбонов, однако мечтавшие об установлении прочно-
го полицейского порядка и сильной центральной власти, и 2) на армию,  на
солдатскую массу, тесно связанную с трудовым крестьянством, ненавидевшим
самую мысль о возврате старой династии и феодальной монархии.
   Но в два года, прошедшие между 18  фрюктидора  V  года  (1797  г.)  и
осенью 1799 г., обнаружилось, что Директория потеряла  всякую  классовую
опору. Крупная буржуазия мечтала о диктаторе, о восстановителе торговли,
о человеке, который обеспечит развитие промышленности, принесет  Франции
победоносный мир и крепкий внутренний "порядок"; мелкая и средняя буржу-
азия - и прежде всего купившее землю и разбогатевшее крестьянство -  же-
лала того же; диктатором мог быть кто угодно, только не Бурбон.
   Парижские рабочие после массового разоружения их и  направленного  на
них свирепого террора в прериале 1795 г., после ареста в 1796 г. и казни
Бабефа и ссылки бабувистов в 1797 г., после  всей  политики  Директории,
направленной всецело на защиту  интересов  крупной  буржуазии,  особенно
спекулянтов и казнокрадов,- эти рабочие, продолжая голодать, страдать от
безработицы и от дороговизны, проклиная скупщиков и спекулянтов,  конеч-
но, ни в малейшей степени не были склонны защищать Директорию от кого бы
то ни было. Что касается пришлых рабочих, поденщиков из деревень, то для
них действительно был только один лозунг: "Мы хотим такого  режима,  при
котором едят" (un regime ou l'on mange). Эту  фразу  полицейские  агенты
Директории частенько подслушивали в  предместьях  Парижа  и  докладывали
своему обеспокоенному начальству.
   За годы своего правления Директория неопровержимо доказала,  что  она
не в состоянии создать тот прочный  буржуазный  строй,  который  был  бы
окончательно кодифицирован и введен в  полное  действие.  Директория  за
последнее время показала свою слабость и  в  другом.  Восторги  лионских
промышленников, шелковых фабрикантов  по  поводу  завоевания  Бонапартом
Италии, с ее громадной добычей шелка-сырца, сменились  разочарованием  и
унынием, когда в отсутствие Бонапарта явился Суворов и в 1799  г.  отнял
Италию у французов. Такое же разочарование овладело и другими категория-
ми французской буржуазии, когда они увидели в 1799 г., что Франции  ста-
новится все труднее бороться против могущественной европейской коалиции,
что золотые миллионы, которые Бонапарт присылал  в  Париж  из  Италии  в
1796-1797 гг., в большинстве расхищены чиновниками и спекулянтами,  обк-
радывающими казну при попустительстве той же Директории. Страшное  пора-
жение, нанесенное Суворовым французам в Италии при  Нови,  смерть  фран-
цузского  главнокомандующего  Жубера  в  этой  битве,   отпадение   всех
итальянских "союзников" Франции, угроза французским границам -  все  это
окончательно отвратило от Директории буржуазные массы города и деревни.
   Об армии нечего и говорить. Там давно вспоминали об уехавшем в Египет
Бонапарте, солдаты открыто жаловались, что голодают из-за всеобщего  во-
ровства, и повторяли, что их зря гонят на убой. Внезапно оживилось всег-
да тлевшее, как уголь под пеплом, роялистское движение в  Вандее.  Вожди
шуанов, Жорж Кадудаль, Фротте, Ларош-Жаклен, поднимали снова и Бретань и
Нормандию. В некоторых местах роялисты дошли до такой смелости, что кри-
чали иногда на улице: "Да здравствует Суворов! Долой республику!" Целыми
тысячами бродили по стране уклонившиеся от воинской повинности и поэтому
принужденные покинуть родные места молодые  люди.  Дороговизна  росла  с
каждым днем вследствие общего расстройства финансов, торговли и  промыш-
ленности, вследствие беспорядочных и непрерывных реквизиций, на  которых
широко наживались крупные спекулянты и скупщики. Даже когда осенью  1799
г. Массена разбил в Швейцарии при Цюрихе русскую армию Корсакова, а дру-
гая русская армия (Суворова) была отозвана Павлом, то и эти успехи  мало
помогли Директории и не восстановили ее престижа.
   Если бы кто пожелал выразить в самых кратких словах  положение  вещей
во Франции в середине 1799 г., тот мог бы остановиться на такой формуле:
в имущих классах подавляющее большинство  считало  Директорию  со  своей
точки зрения бесполезной и недееспособной, а многие - определенно  вред-
ной; для неимущей массы как в городе, так и в  деревне  Директория  была
представительницей режима богатых воров и спекулянтов, режима роскоши  и
довольства для казнокрадов и режима безысходного голода и угнетения  для
рабочих, батраков, для бедняка-потребителя; наконец, с точки зрения сол-
датского состава армии Директория была кучкой подозрительных людей,  ко-
торые оставляют армию без сапог и без хлеба и которые в несколько  меся-
цев отдали неприятелю то, что десятком победоносных битв завоевал в свое
время Бонапарт. Почва для диктатуры была готова.
   13 октября (21 вандемьера) 1799 г. Директория уведомила Совет пятисот
- "с удовольствием", было сказано в этой бумаге,- что  генерал  Бонапарт
вернулся во Францию и высадился у Фрежюса. При неистовой буре  рукоплес-
каний, радостных криках, нечленораздельных воплях восторга все  собрание
народных представителей встало, и стоя депутаты долго  выкрикивали  при-
ветствия. Заседание было прервано. Как только депутаты вышли на улицу  и
распространили полученное известие, столица, по словам  свидетелей,  как
бы внезапно сошла с ума от радости: в театрах, в салонах, на центральных
улицах неустанно повторялось имя Бонапарта. Одно за другим  прибывали  в
Париж известия о неслыханной встрече, которую оказывает генералу населе-
ние юга и центра во всех городах, через которые он проезжал, направляясь
в Париж. Крестьяне выходили из деревень,  городские  депутации  одна  за
другой представлялись Бонапарту, приветствуя его  как  лучшего  генерала
республики. Не только он сам, но и никто вообще не мог себе  перед  этим
даже и вообразить такой внезапной грандиозной,  многозначительной  мани-
фестации. Бросалась в глаза одна особенность: в Париже войска  гарнизона
столицы вышли на улицу, как только была получена весть о  высадке  Бона-
парта, и с музыкой прошли по городу. И нельзя было вполне точно уяснить,
кто именно дал приказ об этом. И был ли вообще дан такой приказ, или де-
ло сделалось без приказа?
   16 октября (24 вандемьера) генерал Бонапарт прибыл в Париж.  Директо-
рии оставалось просуществовать еще три недели после этого  прибытия,  но
ни Баррас, которого ждала политическая смерть, ни те директора,  которые
помогли Бонапарту похоронить директориальный режим, не подозревали еще в
тот момент, что развязка так близка и что до установления военной дикта-
туры сроки нужно исчислять уже не неделями, но днями, а скоро и не  дня-
ми, а часами.
   Проезд Бонапарта по Франции от Фрежюса до Парижа  уже  явно  показал,
что в нем видят "спасителя". Были  торжественные  встречи,  восторженные
речи, иллюминации, манифестации, делегации. Крестьяне, горожане  провин-
ций выходили ему навстречу. Офицеры, солдаты восторженно  приветствовали
своего полководца. Все эти явления и все эти люди, которые, как в калей-
доскопе, сменялись перед Бонапартом, пока он ехал в Париж, еще  не  дали
ему полной уверенности в немедленном успехе. Важно было, что скажет сто-
лица. Гарнизон Парижа с восторгом приветствовал полководца, вернувшегося
со свежими лаврами завоевателя Египта, победителя мамелюков,  победителя
турецкой армии, покончившего с турками как раз перед самым  отъездом  из
Египта. В высших кругах Бонапарт сразу  почувствовал  крепкую  опору.  В
первые дни также обнаружилось, что подавляющая масса буржуазии, особенно
из числа новых собственников, относится к Директории явно враждебно,  не
доверяет ее дееспособности ни во внутренней,  ни  во  внешней  политике,
откровенно боится активности роялистов, но  еще  больше  трепещет  перед
брожением в предместьях, где рабочим массам только что был  нанесен  Ди-
ректорией новый удар: 13 августа, по требованию банкиров, Сийес ликвиди-
ровал последний оплот якобинцев - Союз друзей свободы и равенства,  нас-
читывавший до 5000 членов и имевший 250 мандатов в  обоих  советах.  Что
опасность и справа и слева, а главное, слева, лучше всего может предотв-
ратить Бонапарт - в это сразу и твердо поверили буржуазия и ее вожди.  К
тому же еще совсем неожиданно обнаружилось, что в самой пятичленной  Ди-
ректории нет никого, кто был бы  способен  и  имел  возможность  оказать
серьезное сопротивление, даже если бы Бонапарт  решился  на  немедленный
переворот. Ничтожные Гойе, Мулен, Роже-Дюко были вообще не в счет. Их  и
в директора провели именно потому, что никто и никогда не подозревал  за
ними спосо