обытие, которое
заставило Наполеона ускорить свидание с Александром. Генерал Дюпон, шед-
ший на завоевание южной Испании и вторгшийся уже в  Андалузию,  занявший
г. Кордову и продвигавшийся дальше, оказался в громадной выжженной солн-
цем равнине без продовольствия, окруженный бесчисленными партизанами  из
крестьян, со всех сторон нападавшими на его отряд. И 10 июля недалеко от
Байлена Дюпон сдался со своим отрядом. Конечно, это еще  не  знаменовало
освобождения Испании от французов, но впечатление, произведенное на  Ев-
ропу этой капитуляцией, было громадным. Непобедимые  войска  Французской
империи потерпели хотя частичное, но бесспорное поражение. Узнав об этом
событии, Наполеон впал в гнев и предал Дюпона военному суду. У Наполеона
было своеобразное представление о том,  что  нравственно,  а  что  безн-
равственно: "Наибольшая из всех безнравственностей (la plus  grande  des
immoralites) - это браться за дело, которое  не  умеешь  делать",заявлял
он. А если за дело военного командования берется неспособный генерал, то
эта "безнравственность" превращается уже в прямое  тягчайшее  преступле-
ние. И Дюпон погиб в его мнении навсегда.
   Наполеон сразу почувствовал серьезное политическое значение  байленс-
кой катастрофы. Он хотя и прикидывался спокойным, упирая на то, что бай-
ленская потеря - совершенный пустяк в сравнении  с  ресурсами,  которыми
владеет его империя, но понимал отлично,  как  это  событие  должно  по-
действовать на Австрию, которая стала вооружаться с удвоенной  энергией.
Австрия видела, что у Наполеона неожиданно оказался  не  один  фронт,  а
два, и что этот новый южный испанский фронт будет отныне очень ослаблять
его на Дунае. Чтобы удержать Австрию от войны, нужно было  дать  ей  по-
нять, что Александр I вторгнется в австрийские владения с востока,  пока
Наполеон, его союзник, будет с запада идти на Вену.  Для  этого  и  была
главным образом затеяна эрфуртская демонстрация дружбы  обоих  императо-
ров.
   Александр I переживал трудное время после Тильзита. Союз с Наполеоном
и неизбежные последствия этого союза - разрыв с Англией - жестоко  заде-
вали экономические  интересы  и  дворянства  и  купечества.  Фридланд  и
Тильзит считались не только несчастьем, но и позором.
   Александр надеялся, поверив обещаниям Наполеона, что, приобретя  бла-
годаря франко-русскому союзу со временем часть Турции, он успокоит  этим
придворную, гвардейскую, общедворянскую оппозицию. Но время шло, а ника-
ких шагов со стороны Наполеона, направленных в эту сторону,  предпринято
не было; мало того, до Петербурга начали доходить слухи, будто  Наполеон
подстрекает турок к дальнейшему сопротивлению в той войне,  которую  они
вели в это время против России. В Эрфурте оба участника  франко-русского
союза надеялись рассмотреть поближе доброкачественность карт, при помощи
которых каждый из них ведет свою дипломатическую игру. Оба союзника  об-
манывали друг друга, оба это знали, хотя еще пока и не  вполне,  оба  не
доверяли друг другу ни в чем и оба нуждались  друг  в  друге.  Александр
считал Наполеона человеком величайшего ума; Наполеон признавал  диплома-
тическую тонкость и хитрость Александра. "Это настоящий византиец",- го-
ворил французский император о русском царе. Поэтому при первой встрече в
Эрфурте 27 сентября 1808 г. они с жаром обнялись и расцеловались публич-
но и не переставали проделывать это две недели подряд, ежедневно  и  не-
разлучно показываясь на смотрах, парадах, бахчах, пирах,  в  театре,  на
охоте, на верховых прогулках. Публичность  была  самым  главным  в  этих
объятиях и поцелуях: для Наполеона эти поцелуи утратили бы всю свою сла-
дость, если бы о них не узнали австрийцы, а для Александра - если  бы  о
них не узнали турки.
   Александр за год, прошедший между Тильзитом и Эрфуртом, удостоверился
в том, что Наполеон только поманил его обещанием отдать ему "Восток",  а
себе взять "Запад"; ясно было, что он не только не позволит царю  занять
Константинополь, но что даже Молдавию и Валахию  Наполеон  предпочел  бы
оставить в руках турок. С другой стороны, царь видел,  что  Наполеон  за
целый год после Тильзита не удосужился убрать свои войска  даже  из  той
части Пруссии, которую он возвратил прусскому королю. Что касается Напо-
леона, то для него самым главным делом было удержать Австрию от  выступ-
ления против Франции, пока ему. Наполеону, не удастся покончить с разго-
ревшейся в Испании партизанской войной. А для этого Александр должен был
обязаться активно действовать против Австрии, если Австрия решится  выс-
тупить. И вот этого-то прямого обязательства Александр не хотел ни дать,
ни выполнить. Наполеон согласен был наперед отдать за эту русскую  воен-
ную помощь Александру Галицию и даже еще владения у Карпат. Впоследствии
самые  выдающиеся  представители  как  славянофильской,  так  и   нацио-
нально-патриотической школы русской историографии горько упрекали  Алек-
сандра в том, что он не пошел на эти предложения Наполеона  и  пропустил
случай, который уже никогда более не повторялся. Но Александр подчинился
после слабых попыток сопротивления тому сильному течению в русском  дво-
рянстве, которое видело в союзе с Наполеоном, дважды разгромившим  русс-
кую армию (в 1805 и 1807 гг.), не только позор (это бы еще куда ни шло),
но и разорение. Анонимные письма, напоминавшие  Александру  о  том,  чем
кончил Павел, его отец, который тоже вступал в дружбу с Наполеоном, были
достаточно убедительны. И все-таки Александр боялся Наполеона и рвать  с
ним ни за что не хотел. По указанию и приглашению  Наполеона,  желавшего
наказать Швецию за ее союз с Англией, Александр еще с  февраля  1808  г.
вел со Швецией войну, которая кончилась отторжением от Швеции всей  Фин-
ляндии до реки Торнео и присоединением ее к России. Александр знал,  что
даже и этим он не успокоил раздражения и беспокойства русских помещиков,
для которых интересы своего кармана стояли бесконечно выше всяких терри-
ториальных государственных экспансий на  бесплодном  севере.  Во  всяком
случае приобретение Финляндии было  для  Александра  тоже  аргументом  в
пользу того, что с Наполеоном рвать сейчас и опасно и невыгодно.
   В Эрфурте Талейран впервые предал Наполеона, войдя в тайные  сношения
с Александром, которому советовал сопротивляться наполеоновской  гегемо-
нии. Талейран впоследствии мотивировал свое поведение будто бы заботой о
Франции, которую безумное властолюбие Наполеона влекло к гибели.  "Русс-
кий государь цивилизован, а русский народ  не  цивилизован,  французский
государь не цивилизован, а французский народ цивилизован.  Нужно,  чтобы
русский государь и французский народ вступили между собой в союз",-  та-
кой льстивой фразой старый интриган начал свои тайные переговоры  с  ца-
рем.
   О Талейране говорили, что он во всю свою жизнь "продавал тех, кто его
покупал". В свое время он продал Директорию Наполеону, теперь в  Эрфурте
продавал Наполеона Александру. Впоследствии он продал Александра  англи-
чанам. Он только англичан никому не продал, потому что только они его не
купили (хотя он им несколько раз предлагал себя по самой сходной  цене).
Здесь неуместно углубляться в мотивы  Талейрана  (получившего  потом  от
Александра деньги, хотя и не в таком большом количестве, как он  рассчи-
тывал). Для нас тут важно отметить две черты: во-первых, Талейран  яснее
других видел уже в 1808 г. то, что более или менее смутно, неясно  начи-
нало тревожить, как уже было  сказано,  многих  маршалов  и  сановников;
во-вторых, Александр понял, что наполеоновская империя не так  прочна  и
несокрушима, как это могло показаться. Он стал противиться  наполеоновс-
кому домогательству по  вопросу  о  военном  выступлении  России  против
Австрии в случае новой франко-австрийской войны. Во время одного из  та-
ких споров Наполеон швырнул об землю свою шляпу и стал в бешенстве  топ-
тать ее ногами. Александр в ответ на эту выходку заявил: "Вы резки, а  я
упрям... Будем разговаривать, будем рассуждать, а иначе я уеду".Союз ос-
тался формально в силе, но отныне рассчитывать на него Наполеон не  мог.
В большой тревоге ждали в России, благополучно ли окончится  свидание  в
Эрфурте: не арестует ли Наполеон Александра, как он это сделал всего че-
тыре месяца назад с испанскими Бурбонами, заманив их в  Байонну.  "Никто
уже и не надеялся, что он вас отпустит, ваше величество",- откровенно (и
к большой досаде Александра) проговорился один старый прусский  генерал,
когда Александр возвращался из Эрфурта. С внешней стороны все было  пре-
восходно: в течение всего эрфуртского свидания вассальные короли и  дру-
гие монархи, составлявшие свиту Наполеона, не переставали умиляться сер-
дечной взаимной любви Наполеона и царя. Но сам Наполеон, проводив  Алек-
сандра, был угрюм. Он знал, что вассальные короли не  верят  в  крепость
этого союза и что Австрия тоже не верит. Нужно было покончить с  испанс-
кими делами как можно скорее.
   В Испании у Наполеона было 100 тысяч человек. Он приказал, чтобы  еще
150 тысяч в спешном порядке вторглись в Испанию. Крестьянское  восстание
разгоралось с каждым месяцем.  Испанское  слово  "гверилья",  "маленькая
война",  неправильно  передавало  смысл  происходящего.  Эта   война   с
крестьянами и ремесленниками, с пастухами овечьих стад и погонщиками му-
лов беспокоила императора гораздо сильнее, чем другие большие  кампании.
После рабски смирившейся Пруссии испанское яростное сопротивление  каза-
лось особенно странным и неожиданным. И все-таки Наполеон даже и не  по-
дозревал, до чего дойдет этот испанский пожар. На генерала Бонапарта это
еще могло бы повлиять отчасти отрезвляющим образом, но на императора На-
полеона, победителя Европы, "бунт нищих оборванцев" уж повлиять не мог.
   Не уверенный в помощи Александра и почти убежденный, что Австрия выс-
тупит против него. Наполеон поздней осенью 1808 г. помчался  в  Испанию.
Он был полон гнева на непокорных, грязных, безграмотных испанских "мужи-
ков". За это время англичане уже  успели  сделать  высадку  и  вытеснили
французов из Лиссабона. Португалия стала не  французской,  а  английской
базой. Французы владели только северной Испанией, до реки Эбро, в других
местах их уже почти не было. У испанцев была уже армия, вооруженная анг-
лийскими ружьями. Наполеон перешел в наступление против испанской армии.
При Бургосе 10 ноября 1808 г. он нанес испанцам  страшное  поражение;  в
ближайшие дни произошло еще два сражения, и испанская армия была,  каза-
лось, совсем уничтожена. Наполеон 30 ноября двинулся на Мадрид, защищае-
мый сильным гарнизоном. Интересно, что  на  усмирение  Испании  Наполеон
привел (в кадрах своей армии) "польский легион", который он  велел  соз-
дать еще в 1807 г., захватив Польшу. Поляки с отчаянной храбростью руби-
ли, по его приказу, испанцев, как бы не думая о той позорной роли, кото-
рую они играли, подавляя национально-освободительное движение испанского
народа. Наполеон сказал полякам, что они еще должны заслужить, чтобы  он
пожелал воскресить Польшу,- вот поляки и заслуживали себе отечество, от-
нимая у испанцев их отечество. 4 декабря 1808 г. Наполеон вошел  в  Мад-
рид. Столица встретила завоевателя гробовым молчанием.  Наполеон  сейчас
же объявил Испанию и столицу на военном положении и учредил военно-поле-
вые суды. Затем император выступил против англичан. Генерал Мур был раз-
бит и убит во время преследования остатков английской армии французами.
   Казалось, опять погибнет испанское дело. Но чем хуже шли  дела  восс-
тавшего населения, тем яростнее становилось его сопротивление.
   Город Сарагосса был осажден французами и держался несколько  месяцев.
Наконец, маршал Ланн взял ее внешние укрепления и ворвался  в  город  27
января 1809 г. Но тут произошло нечто такое, чего не бывало ни при какой
осаде: каждый дом превратился в крепость; каждый сарай, конюшню, погреб,
чердак нужно было брать с бою. Целых три недели шла эта страшная резня в
уже взятом, но продолжавшем сопротивляться городе. Солдаты Ланна убивали
без разбора всех, даже женщин и детей, но и женщины и дети убивали  сол-
дат при малейшей их оплошности. Французы вырезали до 20 тысяч  гарнизона
и больше 32 тысяч городского населения. Маршал Ланн, лихой гусар, ничего
на свете не боявшийся, побывавший уже в  самых  страшных  наполеоновских
битвах, не знавший, что такое означает слово "нервы", и тот был подавлен
видом этих бесчисленных трупов, вповалку лежавших в домах и перед  дома-
ми, этих мертвых мужчин, женщин и детей, плававших в лужах крови. "Какая
война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже су-
масшедших людей! Эта победа доставляет только  грусть!"-  сказал  маршал
Ланн, обращаясь к своей свите, когда все они проезжали по залитым кровью
улицам мертвого города.
   На Европу осада и гибель Сарагоссы произвели потрясающее впечатление,
и больше всего на Австрию, Пруссию, на  другие  германские  государства.
Волновало, смущало, стыдило сравнение между поведением испанцев и  рабс-
кой покорностью немцев.
   Однако захватническое хищничество наполеоновской  монархии  не  могло
надолго оставить в бездействии буржуазию покоренных стран.  Пробужденная
Наполеоном к жизни, избавленная  от  феодально-крепостнического  уклада,
вытолкнутая на арену свободного капиталистического  развития,  буржуазия
покоренной Европы вынуждена была искать новых путей, чтобы избавиться  в
свою очередь от тех экономических тисков, в которые зажала  ее  политика
Наполеона.
   Пути эти открывались по  мере  развития  национально-освободительного
движения против Наполеона. Отдельные вспышки этого движения была в 1803,
1809 и 1810 гг., а в 1813 г. оно разгоралось  могучим  пожаром  во  всех
странах, оказавшихся под гнетом наполеоновского правления.
   Наполеон в 1806 г. и до разгрома Пруссии показал, как он будет  отно-
ситься к малейшим попыткам возрождения духа национального протеста в не-
мецком народе. Теперь, после Тильзита, Наполеон считал возможным  проде-
лывать все, что ему заблагорассудится, не только в Баварии или  в  госу-
дарствах Рейнского союза, но и в Гамбурге, и в Данциге, и в Лейпциге,  и
в Кенигсберге, и в Бреславле, и вообще во всей Германии.
   Наполеон не знал, что в Берлине Фихте в своих лекциях делает туманные
патриотические намеки, не знал, что в германских университетах образуют-
ся студенческие кружки, еще не смеющие прямо говорить о восстании против
всеобщего поработителя, но одушевленные тайной и глубокой  ненавистью  к
нему. Он не очень учитывал, что германская буржуазия в вассальных  стра-
нах, хоть и радуется введению Наполеоновского кодекса,  крушению  феода-
лизма, находит наложенное политическое  и  финансовое  французское  иго,
сопряженное с "налогом кровью", т. е. с рекрутскими наборами для  попол-
нения французской великой армии, слишком  тяжелым,  слишком  уж  дорогой
платой. Всего этого он не знал или не хотел знать.
   В Эрфурте немецкие монархи, немецкие аристократы и аристократки  вели
себя, по выражению одного наблюдателя, как лакеи и горничные у сердитого
барина, который, однако, если вовремя поцеловать у  него  ручку,  бывает
иногда щедр на подарки. Первый поэт Германии, Гете, домагался аудиенции,
и когда Наполеон наконец принял его в Эрфурте (забыв,  впрочем,  пригла-
сить сесть старого поэта) и изволил милостиво одобрить "Вертера", то Ге-
те был в полном восторге. Словом, верхи Германии, с  которыми  только  и
имел непосредственные отношения Наполеон, ничуть не проявили и  тогда  и
намека на протест. Народ молчал  и  повиновался.  Но  зато  известия  из
Австрии становились все тревожнее.
   В Австрии учитывали, что Наполеон на этот раз сможет драться лишь од-
ной рукой, потому что другая у него занята; на ней  повис  страшный  ис-
панский груз. В Австрии знали, что Наполеон ни за что Испанию  не  оста-
вит, что для него это уже не только каприз деспота, а нечто другое,  что
он увяз там надолго. И знали не только это: понимали и  причину.  Конти-
нентальная блокада в это время все  усиливалась  новыми  дополнительными
декретами, новыми полицейскими  мерами  и  новыми  политическими  актами
французского императора. Отказаться от Пиренейского полуострова  теперь,
когда там уже появились англичане, значило отказаться от континентальной
блокады, т. е. от основной пружины всей наполеоновской политики.
   Измена, или подозреваемая измена, взяточника Талейрана и шпиона Фуше,
этих низменных, по мнению Наполеона, негодяев, его не так занимала,  ко-
нечно, как готовящаяся война с Австрией. Но он учел то и другое и бросил
в январе 1809 г. Испанию на усмотрение маршалов, которые без него теряли
половину своей военной ценности, и на произвол своего брата,  испанского
короля Жозефа, который и без него и при нем никогда никакой ценности со-
бой не представлял. Приехав в Париж, он приказал сановникам и  министрам
собраться во дворце и тут 28 января 1809 г. с яростью  стал  кричать  на
Талейрана. Это была та знаменитая сцена, когда он начал свою речь к  Та-
лейрану криком: "Вы - вор, мерзавец, бесчестный человек, вы  бы  предали
вашего родного отца!", а кончил это приветствие словами: "Почему  я  вас
до сих пор не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще
время это сделать! Вы - грязь в шелковых чулках!" Зная  уже  кое-что  об
измене Талейрана (отставленного еще в 1807 г.),  он,  конечно,  не  знал
всего, иначе он расстрелял бы Талейрана немедленно. Но ему  было  не  до
того, чтобы распутывать интриги маститого взяточника. Война  с  Австрией
стояла перед ним неотступной угрозой.
   Раздавленная только что  учиненным  военным  погромом  Испания  опять
вспыхнула перебегающим по всей стране и не погасающим огнем крестьянских
и городских восстаний. Неуловимый, неустрашимый, из земли появляющийся и
под землю уходящий народ продолжал задерживать в Испании половину  вели-
кой армии, 300 тысяч человек лучшего наполеоновского войска.  Но  другая
половина спешно готовилась императором к новой тяжелой войне с Австрией.
Он приказал произвести во Франции новый досрочный набор, который дал ему
100 тысяч человек. Кроме того, он  велел  подчиненным  ему  государствам
Германии выставить еще 100 тысяч солдат и отдать их ему для  войны.  Это
было беспрекословно исполнено. Затем он выделил больше 110 тысяч старос-
лужилых солдат, на которых мог особенно положиться, и 70 тысяч из старых
солдат отправил в Италию, где тоже нужно было ждать  нападения  австрий-
цев.
   Итак, у него к весне 1809 г. было в руках несколько больше 300  тысяч
солдат, которых он мог бросить против Австрии. Но и Австрия собирала все
свои силы. Австрийский двор, аристократия, среднее дворянство -  инициа-
торы этой войны - были единодушны; даже венгерское  дворянство  было  на
сей раз вполне верно "короне": нужно было  защищать  и  укреплять  общее
священное для них благо - крепостное право,  которое  было  так  страшно
урезано географически и расшатано политически в трех войнах 1796-  1797,
1800 и 1805 гг., когда была разгромлена австрийская армия и лучшие земли
монархии Габсбургов отошли к Франции. 'Промышленная  буржуазия,  которая
выигрывала от континентальной блокады, была еще (если не считать  Чехии)
сравнительно очень незначительна в Австрийской монархии; буржуазия  тор-
говая и вся потребительская масса страдали от блокады. Война,  затеянная
австрийским двором в 1809 г., была популярнее, чем любая из  трех  пред-
шествовавших войн с Наполеоном. "Луч солнца блеснул, наконец,  из  Испа-
нии",- повторяли в Австрии и в Германии на все лады...
   Весь мир замер в ожидании. Наполеон с тремя лучшими маршалами,  Даву,
Массена и Ланном, стоял в боевой готовности. Он ждал, чтобы Австрия "на-
пала" первая, потому что это давало ему лишний аргумент в важном начатом
в Эрфурте, но не оконченном споре с Александром: он еще надеялся на выс-
тупление России против Австрии. 14 апреля 1809 г. австрийский  эрцгерцог
Карл, лучший авст