рети своих возможностей. Глеб вскинул голову, сделал
несколько гребков  и  тыльной  стороной  ладони  протер  глаза,  залитые
морской водой.
   Из-за мыса выходил прогулочный катамаран. Обе его палубные надстройки
связывались мостиком, где расположился бар. Полотняные зонтики с  яркими
надписями, пластиковые стулья, столы. Странным было  то,  что  катамаран
подходил к причалу в полной тишине. Обычно на таких кораблях во всю мощь
играет музыка или звучит идиотически веселый голос гида.
   Корабль принялся разворачиваться, чтобы  подойти  к  причалу.  Первая
волна, поднятая движущимся судном, достигла Глеба, и  он  поднырнул  под
нее. На корме катамарана развевался  украинский  флаг.  Портом  приписки
значилась Одесса.
   "Не слабо, - заметил про себя Глеб, -  наверное,  конспирация  у  них
солидная. Куда проще было бы приехать из Адлера".
   Машины дали задний ход. За  кормой  забурлила  вода.  Корабль  сбавил
скорость и мягко  коснулся  бортом  причала,  увешанного  автомобильными
покрышками.
   Загрохотали мостки.
   Среди встречавших Глеб узнал и Саака. Тот как раз  закручивал  канаты
на причальной тумбе, отложив в сторону свою суковатую палку. На корабле,
скорее всего, существовала жесткая иерархия. Никто  не  спешил  сходить,
пока не  появится  главный.  Главных  оказалось  двое.  Один  мужчина  в
темно-зеленом пиджаке с золочеными пуговицами словно только что вышел из
парикмахерской. Аккуратно  причесанные  волосы  не  мог  разметать  даже
ветер. В руках он держал портфель с цифровыми замками. Рядом с  ним  шел
мужчина лет тридцати. Отсюда, из воды,  Глеб  видел  только  его  бритый
затылок да  широкие  плечи.  Вот  этот  даже  не  пытался  смахивать  на
бизнесмена. Кожаная куртка, черные джинсы и массивная  золотая  цепь  на
шее. Мужчины и не пытались скрыть антипатии друг к другу.  Но  негласный
протокол требовал того, чтобы они шли рядом, рука об руку.
   Лишь только они двинулись по причалу, как пестрая толпа посыпалась  с
катамарана: девицы, молодые люди, даже пара стариков. Всех было  человек
сто. И как только они умудрились разместиться на прогулочном теплоходе!
   Глеб поплыл к берегу. Он вышел на  гальку,  когда  уже  вся  компания
скрылась в пансионате. Ради приезда бандитов Глеб не собирался  нарушать
свой распорядок дня. Он поправил  полотенце  и  вновь  улегся  на  него,
подставив лицо горячим солнечным лучам.
   Катамаран явно не собирался никуда уплывать. Его двигатели смолкли, и
команда тоже сошла на берег. Вскоре Глеб услышал постукивание трости  по
камням.
   К нему шел Саак. Старик присел на камни и долго смотрел  на  море.  А
затем извиняющимся тоном сообщил:
   - Я только что поговорил с женой. Она обещала носить вам еду в номер,
потому что все столики в столовой оказались занятыми.
   - Мне это будет приятнее.
   - Да, - вздохнул старик, - не очень-то улучшается  настроение,  когда
смотришь на эти морды.
   - А один из них мне показался вполне ничего. Вот только бы не золотые
пуговицы на пиджаке, - рассмеялся Глеб.
   - Этот уже приплывает к нам второй раз.
   - Кто он? - осторожно поинтересовался Глеб, боясь спугнуть  признание
Саака.
   - Не знаю. Откуда-то из Ленинграда. Не то банкир, не то бизнесмен. Не
разбираюсь я в этом.
   - Но для бандита он выглядит вполне прилично.
   - Зря вы отсюда не уехали, - покачал головой Саак. - Ну  да  впрочем,
это ваше дело. Может, ради них вы сюда  и  приехали?  -  он  с  надеждой
посмотрел на Сиверова, явно ожидая, что тот является тайным  сотрудником
милиции.
   - Да нет, отец, я и впрямь приехал сюда отдыхать,  и  никаких  дел  у
меня здесь нет.
   Глеб сел и критически осмотрел свои успевшие порозоветь  под  солнцем
ноги.
   Прикоснулся к голени пальцем. Тот оставил желтовато-красный след.
   - Нет, чего доброго, еще и сгорю, - пробормотал Сиверов, поднимаясь с
полотенца. - Пойду приму душ.
   - Я должен был вас предупредить, - слово в слово  повторил  сказанное
заместителем директора Саак.
   - Да не бойтесь, ничего со мной не случится. Вот  только  как-нибудь,
если можно, я хотел бы покататься на лодке.
   - Это можно устроить, - обрадовался старик тому, что разговор перешел
к вещам более безобидным, чем разборки с бандитами.
   - А где я вас смогу отыскать?
   - Я всегда или в этой дурацкой  стеклянной  будке  или  здесь,  возле
причала.
   Глеб взмахнул на прощание рукой и  двинулся  к  корпусу.  Уже  успели
наполниться морской водой чаши двух бассейнов, уже журчали  фонтаны.  На
балконах появились люди. "Если глядеть отсюда, снизу, - подумал Глеб,  -
то  можно  подумать,  что  вновь  началась  мирная  жизнь,  спокойная  и
незатейливая. Все-таки не я один  такой  хитрый,  кто  решил  убежать  в
Абхазию".
   Он толкнул ладонью стеклянную дверь и вошел  в  холл.  На  удивление,
работал даже лифт. На площадке перед лифтом стояла  женщина  в  шелковом
платье. Глубокий вырез доходил до середины спины. По обе стороны от  нее
стояло двое крепко сложенных парней с бритыми затылками. Они  недовольно
покосились на Глеба, явно пытаясь  припомнить,  видели  ли  они  его  на
корабле, все-таки внешность у Сиверова  была  запоминающейся.  Из  этого
Глеб сразу же заключил, что сюда  прибыло  как  минимум  две  команды  и
далеко не все знают друг друга в лицо.
   "Наверное, эта тетушка - довольно важная птица, - подумал Глеб, нагло
глядя  на  ее  обнаженную  спину,  -  если  к  ней  приставили  аж  двух
охранников. А теперь они, конечно же, попытаются помешать  мне  зайти  в
лифт".
   Женщина не оборачивалась. Светлые квадратики на  табло  сменяли  один
другой: четыре, три, два, один. Створки лифта  разошлись.  Сперва  зашел
один из охранников, следом за ним -  женщина.  Второй  встал,  загородив
собой вход.
   "Ну и черт с вами, - решил Глеб, - поеду следующим  рейсом.  Шапка  с
меня не свалится, к тому же я ее и не надел".
   Он скорчил гримасу, выказывая  свое  презрение  к  охраннику.  И  тут
женщина, стоявшая в кабине лифта, обернулась. И Глеб  встретился  с  ней
взглядом. Тут же гримаса исчезла с его лица. Он замер, еще не  зная,  то
ли ему почудилось, то ли он впрямь узнал  ее.  Охранник  уже  готов  был
придержать сходящиеся створки кабинки, чтобы разобраться с наглецом,  но
мягкий голос женщины остановил его:
   - Поехали.
   И вновь  замигали  белые  квадратики.  Зажглась  цифра  три.  "Кабина
остановилась", - отметил Глеб.
   Он глянул в конец  коридора.  Лестница  проходила  совсем  неподалеку
отсюда.
   За три прыжка он достиг ее и, прыгая через ступеньки, побежал  вверх.
Один этаж, второй, третий... Застланный шумопоглощающим ковром коридор и
идущие ему навстречу  трое  человек:  женщина  и  двое  мужчин.  Он  шел
медленно, не сводя глаз с лица женщины.
   Да, не могло быть сомнения: это она. Повзрослевшая, нет, даже немного
постаревшая, но все равно прекрасная.
   Она тоже не сводила с него взгляда, хотя, Глеб знал это точно, узнать
не могла. Он и сам с трудом вспоминал собственное лицо, в памяти  всегда
всплывало прежнее, то, которое любили его друзья,  близкие,  из  которых
никого не осталось.
   И вот сейчас он вновь встретил ее.
   "Сколько же лет прошло", - подумал Глеб, отступая в сторону  и  давая
дорогу двум громилам, сопровождавшим женщину.
   Он не мог вспомнить потому, что мысли смешались в его голове. Он  шел
по коридору, не оборачиваясь, но  прислушиваясь  к  уже  еле  различимым
звукам удаляющихся шагов. Затем проскрипел  ключ  в  замочной  скважине,
открылась дверь.
   Глеб знал, нужно повернуться в самый последний  момент,  когда  дверь
закроется, тогда он сможет узнать, в каком номере живет она.
   Дверь хлопнула. Глеб обернулся, один из телохранителей  застыл  около
двери, другой направился в холл и вернулся оттуда с двумя стульями.
   "Однако, - отметил про себя Глеб, - женщина,  которую  охраняют  двое
громил, это тебе не просто так".
   Он не стал уточнять цифры на дверях, а только зрительно отметил себе,
где расположен номер.
   "Два вправо от моего, напротив холла".
   Сиверов понял: жизнь его сейчас  готова  перевернуться  с  головы  на
ноги.
   Вновь появилась зацепка, ведущая его в  прошлое,  он  встретил  Ладу,
свою первую любовь, которую неизвестно каким  ветром  занесло  сюда,  на
абхазский берег. И еще он знал: эта встреча не  сулит  ничего  хорошего,
лучше про нее забыть, но он знал и другое:  прошлое  невозможно  забыть,
точно так же, как свое лицо.
   Глеб поднялся на четвертый этаж,  зашел  в  свои  номер,  остановился
перед зеркалом.
   - Я совсем другой человек, - трижды повторил он себе и не  поверил  в
сказанное.
   Он попробовал начать с другого конца.
   - Она теперь совершенно другой человек... - но тут  же  Глеб  оборвал
себя, - если я узнал ее, значит, она прежняя,  значит,  осталось  в  ней
что-то от той Лады, которую я знал.
   Рука в кармане сжала рукоятку пистолета, и Глеб вспомнил, как в школе
учил Ладу стрелять. Их военрук, исполненный уважения  к  должности  отца
Глеба, доверил ему ключи от тира,  коробку  патронов  и  мелкокалиберную
винтовку.
   И вот однажды вечером Глеб  отправился  вместе  с  Ладой  в  школьный
подвал. Он помнил прекрасно, как лежал рядом с ней на жестком, обтянутом
кожзаменителем мате. Лада прижималась  щекой  к  цевью  винтовки,  а  он
показывал ей,  как  нужно  целиться.  Вспомнил,  как  после  первого  же
выстрела Лада отказалась продолжать занятия. Вспомнил испуг на ее  лице,
маленькую гильзу на своей ладони, которую он протянул Ладе.
   - Возьми на память,  -  сказал  тогда  Глеб  ей.  Лада  приняла  этот
странный подарок.
   Она так никогда и не призналась ему, что  ластик  с  надписью  "Love"
раньше принадлежал ей.
   И после того дня у каждого из них была вещь,  некогда  принадлежавшая
другому, с которой можно было разговаривать,  поставив  ее  на  стол,  к
которой можно было обращать самые ласковые слова и высказывать  то,  что
страшно было сказать вслух, даже оставшись наедине.
   Сколько же гильз перебывало в пальцах Глеба после того дня, он и  сам
не мог сказать, но помнилась только та, маленькая, черная, лоснящаяся, с
небольшой квадратной вмятинкой на самом  донце.  Помнилась  потому,  что
осталась в руках девушки, которую он любил или хотел верить, что любит.
   Сколько пуль он посылал в других, но гильзы или падали в  траву,  или
откатывались по бетонному полу, влипали в битумное покрытие крыш. Другие
он старательно собирал и бросал в реку.
   "А помнит ли она ту гильзу?" - подумал Сиверов и понял, что не сможет
уехать отсюда, пока не спросит Ладу об этом.

Глава 9

   Еще дня не прошло, как Глеб был на  море,  а  он  уже  понял:  первая
усталость прошла и наступило такое состояние,  когда  не  делать  ничего
невозможно. Он порылся в недрах своей сумки, извлек блокнот  и,  откинув
страницы на тонкой пластиковой спиральке, склонился над чистым листком.
   В руках его застыл фломастер.
   Он  никогда  не  писал  помногу,  и  ему  нравились  крупные   буквы,
оставляемые толстым стержнем. Яркие, цветные, они казались очень важными
и полными смысла.
   Хоть имели они смысл только для того, кто оставил их на бумаге.  Ведь
Сиверов старался писать так, чтобы никто  чужой,  если  в  руки  попадет
блокнот, не догадался что написано. Письменный стол, конечно же, остался
от прежних времен,  когда  в  этих  номерах  отдыхали  кэгэбисты.  Тогда
считалось, что каждый работник спецслужб чрезвычайно серьезный человек и
не может обойтись без рабочего места, даже на отдыхе.  Тут  же  рядом  с
графином и настольной лампой, снабженной темно-зеленым абажуром,  лежала
массивная мраморная доска с перекидным календарем двухлетней давности.
   Глеб усмехнулся, глядя на праздники, которые  предлагались  читающему
для того, чтобы отмечать их. Вряд ли о них в эти  дни  помнили  даже  их
создатели. Но кое-какую полезную информацию календарь все же содержал  -
ведь есть в этом мире вещи, которые не меняются с ходом времени.
   Долгота дня, восход и закат, фазы Луны...
   "Хотя нет, - подумал Глеб, - фазы Луны меняются, а вот время  восхода
и захода солнца может мне пригодиться".
   Он отыскал сегодняшний день и выписал время заката. Затем посмотрел в
окно, занимающее всю стену, на море. "Да, оно здесь садится за горизонт,
так что никаких поправок на горы делать не надо".
   Затем в его блокноте  возник  схематический  план  дома,  ряды  окон,
лоджии.  Он  сменил  фломастер,  еле  заметная  желтая  стрелка  вела  с
четвертого этажа на третий, наискосок через два номера.
   - Ну вот и все, - словно бы он сделал самое главное, сказал сам  себе
Глеб и откинулся на спинку кресла.
   Оно жалобно заскрипело, явно не будучи рассчитанным на  столь  мощное
тело.
   Глеб  уперся  ногами  в  перекладину  под  столом  и  что  было  силы
оттолкнулся. Кресло проехало половину  комнаты  и  остановилось  в  двух
метрах от тахты.
   - Лада, - прошептал Глеб, - Лада, сколько мы с тобой не  виделись?  И
вот довелось.
   Медленно кружась, пролетел за окном сорванный ветром зеленый лист.
   "Словно вертолет", - подумалось Глебу. Сколько  раз  ему  приходилось
видеть эти военные вертолеты  зеленого  цвета,  с  виду  невзрачные,  но
страшные в своем могуществе. Сколько ему приходилось  самому  летать  на
них и даже иногда сидеть за штурвалом. Но затем  он  понял,  что  только
человек, способный полагаться на самого себя, а не на  технику,  достоин
уважения, только тот, кто голыми руками способен победить врага,  сможет
выжить в этом мире. И он предпочитал, выполняя задание,  не  винтовки  с
оптическим прицелом, когда находишься на огромном расстоянии от жертвы и
практически ничем не рискуешь; он предпочитал держать в руках револьвер,
нож. И поэтому знал, как выглядит смерть и не  боялся  ее  -  не  только
чужой, но и собственной.
   Небо успело приобрести темноватый оттенок, а  солнце  приближалось  к
полоске, отделяющей море от горизонта. Маленькой черной точкой  двигался
по ней корабль, и даже Глеб, обладавший чрезвычайно острым  зрением,  не
мог разглядеть его силуэта.
   А во дворе тем временем шли обычные приготовления.
   Накрывались столы, правда, пока что никто не выносил закуски и  вина.
Все это покоилось до поры до  времени  в  недрах  холодильника,  ожидало
своей очереди на кухне. Застолье предвиделось грандиозное. Столы  стояли
буквой П, ветер колыхал белоснежные скатерти.  В  вазах  высились  целые
охапки цветов, подобранных по-провинциальному безвкусно.
   Все это навевало на Сиверова грусть  и  скуку.  Он  подошел  к  окну,
потянулся и, раскрыв створки, задернул шторы.  Номер  его  погрузился  в
полумрак, и лишь только сквозь узкие щели пробивался луч солнца, и в нем
плясали золотые веселые пылинки.
   "Они так же бессмысленны, как люди в своей суете, - думал Глеб,  лежа
на тахте. - Точно так же, как и люди, они возникают передо мной в  ярком
луче света и затем исчезают. Нет, они продолжают существовать, но я  уже
не замечаю их. Я теряю к ним интерес. Ведь я уже почти забыл о  Ладе,  и
тут она случайно оказалась в этом ярком, пронзительно-золотом луче света
и заставила меня вспомнить прошлое, позабыть настоящее".
   Он прикрыл глаза, ему казалось, что он слышит  легкий  звон  пылинок,
танцующих в  воздухе.  В  своей  жизни  Глеб  научился  больше  доверять
чувствам, нежели разуму. Вот и  сейчас  в  его  блокноте  был  нарисован
какой-то абсолютно безумный план. Но Глеб еще не  успел  его  осмыслить.
Чутье подсказывало ему, что сегодня ночью вряд ли удастся заснуть. И он,
словно ночной хищник, прилег отдохнуть днем. Обычно Глеб засыпал быстро,
точно организм повиновался приказу.
   А вот теперь что-то не получалось. То ли Сиверов противился тому, что
вновь вернется  страшный  и  в  то  же  время  приятный  сон,  сладостно
щекочущий нервы, то ли предчувствовал опасность.
   И вот  тогда,  когда  сон  уже  готов  был  поглотить  его,  раздался
неназойливый стук в дверь - короткий, всего три удара.
   - Кого черт несет?  -  недовольно  пробормотал  Глеб,  надел  джинсы,
набросил рубашку и, крикнув "сейчас", двинулся к двери.
   Осторожность приучила его никогда не стоять прямо напротив двери.
   Прижавшись к стене, он спросил:
   - Кто там?
   -  Свои,  -  ответил  невнятный  мужской  голос,  который   явно   не
принадлежал сторожу, единственному человеку,  с  которым  Сиверов  успел
познакомиться в "Самшитовой роще" по-настоящему.
   - Свои - это кто? - поинтересовался Глеб.
   - Откройте, нужно переговорить, - в голосе явственно звучала  угроза,
хоть говоривший и пытался скрыть ее за безразличием тона.
   Глеб прикинул ситуацию. Куртка с пистолетом висела на стуле.  Значит,
если открыть дверь и сесть на тахту, потом несложно будет выхватить его.
Сиверов, словно бы предвидя ситуацию, приготовился к ней, повесив куртку
на стул, а не в платяной шкаф.
   Он еще раз прислушался к своим чувствам -  те  не  предвещали  ничего
непоправимого. Можно открывать.
   Глеб распахнул дверь. На пороге стоял элегантный молодой человек  лет
на пять моложе его, в темно-зеленом костюме, при галстуке и  в  идеально
чистой, скорее всего, только что вынутой из упаковки  рубашке.  Да,  это
был тот самый, который первым сошел на пирс с катамарана. Его  прическа,
словно переводная картинка, перекочевала в действительность  со  страниц
фирменного французского журнала. За ним стояли еще двое. Вот их-то никак
нельзя было отнести к  разряду  приятных  посетителей.  Кожаные  куртки,
тренировочные брюки, бритые затылки, ничего не говорящие взгляды.
   "Разделение труда в действии, - подумал Глеб. - Благородный бизнесмен
и его безжалостные охранники.  Всю  грязную  работу  сваливают  на  них,
словно отдать приказ убить человека - это не грязная работа".
   - Я слушаю вас, - холодно проговорил Глеб, отходя в глубь  комнаты  и
присаживаясь на тахту. Одно движение - и  пистолет  оказался  бы  в  его
руках.
   Когда все трое оказались в номере, Глеб предложил:
   - Садитесь, - но положил руку на спинку стула с  курткой  так,  чтобы
никто не мог его занять.
   Оставались лишь два кресла от мягкого  уголка  и  небольшой  пуфик  у
трюмо.
   Бизнесмен сел в кресло, а вот двое охранников остались стоять, словно
в присутствии короля.
   - Дверь забыли закрыть, - напомнил Глеб.
   - Здесь, в "Самшитовой роще", все свои, - улыбнулся бизнесмен.
   - Я боюсь сквозняков, - улыбнулся Сиверов.
   - Виктор, - негромко приказал  гость,  -  если  хозяину  не  нравятся
сквозняки, то прикрой дверь.
   Глеб благодарно кивнул и принялся ждать,  что  же  такое  скажут  ему
посетители. В общих чертах он  уже  имел  представление,  о  чем  пойдет
разговор, но не хотел сам предвосхищать события.
   Бизнесмен   еще   раз   улыбнулся   дежурной   улыбкой,   тоже   явно
позаимствованной из какого-то заграничного журнала, и, поправив  лацканы
пиджака, начал:
   - Меня  зовут  Валентин  Гуковский,  председатель  совета  директоров
"Комплекс-банка".
   - Город Санкт-Петербург, - в  тон  ему  сказал  Глеб.  Тот  приподнял
брови.
   - Вы из Питера?
   - Нет, - коротко отвечал Сиверов.
   Бизнесмен  на  всякий  случай  протянул  плотную  картонную  визитную
карточку, тисненную золотом и зеленым металлом.
   - Что ж, очень приятно, - повертев карточку в руках  и  кладя  ее  на
стул, ответил Сиверов. А  затем,  якобы  только  сейчас  поняв,  что  не
представился сам, назвал вымышленное имя:
   - Федор, - и немного помедлив, добавил:
   - Южнов.
   Ничего лучшего по аналогии  с  Сиверовым  ему  не  пришло  в  голову.
Несколько  раз  фамилия  Гуковского  попадалась  ему  в   информации   о
банковской деятельности.
   Хотя точно сказать по памяти, чем именно знаменит Валентин Гуковский,
Глеб без подготовки не взялся бы.
   - Приятно, когда тебя узнают если не в лицо, то хотя бы по фамилии, -
рассмеялся Валентин, но тут же снова напустил на себя серьезный вид.
   Было понятно, что роль председателя совета директоров крупного  банка
для него пока