запрыгнул на пассажирское место в кабине, сжимая в каждой руке по кейсу. Сивый, который не мог заглянуть в фургон, решил, что шайка Руслана уходит, забрав и товар, и деньги. Ожидать от этих небритых шимпанзе, что они уедут, оставив здесь два чемодана денег из простой порядочности, было бы просто глупо.
     Он повернулся спиной к воротам и отошел от них на несколько метров. Отсюда было хорошо слышно, как бухнула, закрывшись, задняя дверь "курятника", и с воистину куриным кудахтаньем заработал стартер. Потом взревел и ровно затарахтел мотор, его звук приблизился, и наконец ворота распахнулись от легкого удара бампером.
     Когда кабина "курятника" с выбитым лобовым стеклом показалась из ворот, Сивый спокойно поднял пистолет, неторопливо прицелился и дважды нажал на спуск, успев заметить округлившиеся от ужаса глаза водителя и яростно оскаленные белые зубы кавказца. Двигатель "курятника" рыкнул, два раза чихнул и заглох, машина неловко подпрыгнула, дернулась и остановилась. Сивый услышал, как двое сидевших в фургоне автоматчиков колотят кулаками в жестяную перегородку, выражая неудовольствие.
     Протискиваясь в щель между кабиной микроавтобуса и стойкой ворот, Сивый покачал головой: иметь дело с этими людьми было все равно что палить из дробовика по целлулоидным уткам в ванне. Никакого сопротивления, черт бы их подрал! Он снова почувствовал, как, в сущности, скучна и однообразна жизнь, чем бы ты ни занимался.
     Заднюю дверь можно было открыть только снаружи.
     Сивый повернул тронутую ржавчиной никелированную ручку и отступил на шаг, поднимая пистолет.
     Человек в кожаной куртке выглянул из фургона, подслеповато щурясь на свету, и молча выпал на бетон головой вниз. Второй успел коротко заорать от неожиданности и испуга и даже передернуть затвор автомата, после чего тоже умер. Пуля отбросила его спиной на жестяную стенку фургона, и он медленно сполз по ней на голый железный пол.
     Некоторое время Сивый стоял, держа пистолет в вытянутой руке и не веря собственным глазам, которые видели только грязный железный пол, побитые ржавчиной светло-серые жестяные стены и потолок с тусклым пятном осветительного плафона да мертвое тело в дальнем углу.
     Ничего похожего на картонные коробки с морфием здесь не было.
     Сивый оглянулся назад, где под серым от дождей дровяным навесом громоздились беспорядочной кучей сухие березовые поленья. Никакого морфия не было и там. Он посмотрел на труп Кудрявого, казавшийся отсюда просто брошенной на бетон охапкой тряпья, и в который уже раз за сегодняшний день покачал головой, отказываясь верить в очевидное: кто-то обыграл их обоих, и, если бы не счастливая случайность, тщательно разработанная и с блеском проведенная операция сорвалась бы в самом конце.
     Когда он бросил на заднее сиденье джипа два кейса с деньгами и захлопнул за собой дверцу кабины, с низкого серого неба наконец-то пошел снег. Стало еще темнее, и Сивый как-то вдруг разом почувствовал, что на нем нет пальто, а на улице далеко не лето. Включив печку, он тронул машину с места и не спеша повел в сторону города.

***

     Когда Кудрявый упал на бетон с простреленной головой и на ограниченном пространстве двора началась бешеная пальба, Слепой ничком бросился на землю, увлекая за собой Активиста. По стволам деревьев защелкали шальные пули, сверху посыпалась кора, сбитые ураганным огнем ветки и какой-то мелкий мусор. Распластавшийся за какой-то травянистой кочкой Активист свирепо оскалился и оттянул на себя затвор парабеллума, но Глеб похлопал его по плечу, чтобы привлечь к себе внимание, и медленно поводил из стороны в сторону указательным пальцем: нини. Виктор сделал удивленные глаза, и тогда Слепой, поманив его за собой, где ползком, где перебежками двинулся в глубь принадлежавшего Кудрявому участка.
     - Ты что? - спросил запыхавшийся Активист, когда они добрались до перелаза, сооруженного ими полчаса назад. - Они же уйдут! Разве можно упускать такой случай?
     - Никто не уйдет, - успокоил его Глеб, перебираясь через проволочную ограду. - Давай скорее, не то опоздаем.
     - Куда опоздаем? - не трогаясь с места, спросил Виктор. - Что ты задумал?
     - Проснись, - сказал Слепой. - Ты что, так и не понял, кто подстрелил Кудрявого? Он стоял лицом к воротам, и все содержимое его лысой башки вылетело наружу через затылок. Думаешь, это сделал кто-то из его быков?
     Лицо Активиста, и без того осунувшееся за последние дни, еще больше обтянулось и посуровело. Скулы вдруг заострились, губы сошлись в тонкую, почти невидимую линию, а глаза превратились в две узкие щелочки, через которые Виктор Шараев смотрел на мир, как через амбразуры дзота.
     - Сивый, - с уверенностью сказал он.
     - А то кто же! Прошлой ночью люди Кудрявого охотились не на тебя и меня, а на тебя и Сивого. Сивый узнал об этом и сделал свой ход. Так что если мы перестанем трепаться и немного пошевелимся, то вполне успеем сесть ему на хвост. Эх, - искренне вздохнул он, когда они бежали через двор соседней дачи туда, где стояла машина, - навязался ты на мою голову со своей Машкой!
     Шлепнуть бы его прямо сейчас, и домой.
     - Нельзя, - сказал Виктор.
     - Сам знаю, что нельзя.
     Они выбрались на дорогу в тот самый момент, когда доносившаяся из-за забора канонада окончательно стихла.
     Глеб оставил Активиста лежать под облетевшим кустом шиповника у калитки соседней дачи, а сам, низко пригнувшись, тенью скользнул к своей машине. Притаившись за ней, Слепой осторожно выставил голову наружу и увидел Сивого, который стоял посреди дороги в позе героя вестерна и словно нарочно подставлялся под пулю. Глеб снова с досадой подумал, что, если бы не девчонка, которой, вполне возможно, давно уже не было в живых, его работа завершилась бы прямо сейчас. Один меткий выстрел, и все проблемы, связанные с бывшим подполковником ФСБ Раскошиным, уйдут в область воспоминаний.
     Черный джип, на котором, судя по всему, приехал Сивый, мерно клокотал на холостом ходу в десятке метров от машины Слепого. Глеб удовлетворенно кивнул головой, осторожно положил пистолет на асфальт и полез в карман куртки. Он вдруг ужаснулся, подумав, что нужная ему вещь сотню раз могла потеряться, пока он скакал через заборы и набрасывал куртку поверх колючей проволоки, но в следующее мгновение пальцы нащупали в уголке кармана круглую горошину радиомаяка, и он успокоился.
     Ворота дачи толчком распахнулись, и из них показалось тупое рыло микроавтобуса, странновато выглядевшее из-за отсутствия лобового стекла. Сивый поднял пистолет, и Глеб, решив, что лучшего момента может просто не быть, стремительным броском преодолел расстояние, отделявшее его от черного джипа.
     На бегу он услышал два быстро последовавших один за другим приглушенных выстрела, но высокая корма джипа скрывала его от Сивого, и Глеб понял, что стреляют не в него. Мотор микроавтобуса захлебнулся и заглох, а в следующее мгновение Слепой уже припал к забрызганному засохшей грязью борту джипа и, засунув руку под задний бампер, прилепил к холодному железу радиомаяк.
     Выглядывать из-за машины Глеб не рискнул. Он лег на асфальт и посмотрел вперед в просвет под днищем машины. Он увидел ноги Сивого в испачканных землей дорогих ботинках, неторопливо прошагавшие в сторону ворот.
     Тогда Глеб все-таки выставил из-за заднего колеса джипа голову и пронаблюдал, как Сивый, держа пистолет у плеча, протискивается в ворота мимо застрявшего в них микроавтобуса. Когда Раскошин скрылся, Слепой вскочил и вернулся в свое укрытие.
     - Что ты там делал? - спросил Активист.
     - Клеймил нашего бычка, чтобы не потерялся, - ответил Глеб.
     - Ка-ге-бе, - с отвращением произнес по слогам Виктор.
     - Бедняга, - пожалел его Глеб. - Выбирать тебе не приходится. Даже если я из Моссада, для тебя это ничего не меняет.
     Через минуту Сивый снова вышел из ворот. Лицо его было задумчиво и хмуро.
     - Вот еще один бедняга, - прошептал Слепой, и Виктор с чувством, близким к испугу, увидел игравшую на его губах улыбку. - Представь, каково ему было заглянуть в пустой кузов!
     Сивый заглянул в кабину микроавтобуса, выбросил мертвое тело кавказца, продолжавшее скалить зубы, словно перед смертью Рафик услышал что-то веселое, и один за другим вынул из кабины два плоских кейса. Он задержался еще на несколько секунд, чтобы заглянуть в оба, удовлетворенно кивнул и пошел к своей машине.
     - Деньги, - прокомментировал Активист.
     - Ничего, - сказал Глеб, - пусть потешится.
     Когда джип скрылся из вида, они встали и неторопливо двинулись к машине. Слепой не спешил, давая Раскошину время отъехать подальше: Сивый был профессионалом, так что вульгарная слежка принесла бы больше вреда, чем пользы.
     Усевшись на водительское место, Глеб полез в бардачок и вынул оттуда плоский пластиковый футляр прибора слежения. Когда полковник Малахов вручал этот прибор, Глеб сомневался в том, что он пригодится. Ситуация, однако, сложилось таким образом, что прибор оказался просто необходим. Пристроив футляр на коленях, Глеб откинул крышку. Миниатюрный экран ожил, и в координатной сетке замигала зеленая точка.
     - Держи, - сказал Слепой и передал прибор Активисту. - Будешь штурманом.
     - Хорошо, что не Кацманом, - устало пошутил Шараев.
     Слепой промолчал. Машина тронулась и, развернувшись, устремилась вслед за джипом Сивого.
     Ведя автомобиль, Глеб время от времени бросал косые взгляды на сидевшего рядом Активиста. Шараев курил, сосредоточенно глядя на экран прибора слежения. Глаза у него по-прежнему были прищурены, словно он двигался против сильного ветра, и Глеб подумал, что в каком-то смысле так оно и есть: помимо внешних обстоятельств, Активисту сейчас наверняка приходилось преодолевать сильнейшее внутреннее сопротивление, сотрудничая со Слепым, который стоял по другую сторону баррикады. Глеб мысленно пожал плечами: жизнь - сложная штука, и всем нам порой приходится делать странные вещи, противоречащие нашей натуре. И чем больше странных поступков мы совершаем, тем сильнее запутываемся - порой до такой степени, что перестаем понимать, что противоречит нашей натуре, а что нет. "Вот и готово новое определение человека, - с легкой грустью подумал он, - и звучит оно так: человек - это существо, способное совершать противоестественные поступки. Чеканная формулировка. Покажите мне хоть одно животное, способное пойти против собственной природы, и я признаю, что был не прав."
     Мерцающая зеленая точка медленно ползла по схематично изображенной карте Подмосковья, подбираясь к городской окраине. Виктор Шараев смотрел на экран и думал о своем. Нюансы, касающиеся воровской чести, понятий и прочей шелухи, мало волновали его в данный момент. Сидевший за рулем "девятки" человек мог работать на ФСБ, ЦРУ или сицилийскую мафию - Активиста это не касалось.
     В данный момент они были союзниками и делали общее дело. Отказаться от партнерства означало выйти из мчащейся вдогонку за Сивым машины, оставшись без оружия Слепого, без его опыта, меткого глаза, судя по всему, очень неплохой головы и без прибора слежения, наконец. Возможно, такой вариант развития событий был бы полезнее с точки зрения личной безопасности, но, утратив надежды отомстить, Активист лишался последнего, что у него оставалось. Он никогда не думал, что, избавившись от ядовитой укоризны матери, вздорных наскоков брата и бессвязных громоподобных сентенций отца, потеряет смысл жизни. Теперь у него было только два дела: выручить Машку Дынникову и всадить в Сивого все, что оставалось в обойме парабеллума. Что он станет делать, когда Сивый наконец умрет, Активист не представлял. Думать об этом сейчас не хотелось: он полагал, что для этого еще найдется время, если останется жив.
     Зеленая точка, издевательски мигая, приблизилась к окраине Москвы и пошла по Можайскому шоссе, приближаясь к Кутузовскому проспекту. На экране следящего прибора все это выглядело до смешного просто: светящаяся точка ползла по пустым нарисованным улицам, так что Активист невольно вздрогнул от неожиданности, когда, подняв голову от экрана и случайно посмотрев в окно, увидел вокруг себя ревущий ад перегруженной автомагистрали.
     - Отставить считать ворон! - немедленно отреагировал на его движение Слепой. - Следи за экраном, штурман. Где он?
     - Свернул на Аминьевское, - сказал Виктор. - Куда его несет?
     - Будем надеяться, что прямиком в нору, - ответил Глеб. - Теперь, если твоя Машка все еще жива, он должен постараться от нее избавиться. Деньги у него, твой подельник мертв, Кудрявый валяется у себя на даче с простреленной головой... Самое время рубить концы и рвать когти. Ты не согласен?
     - В принципе, конечно, согласен, - глядя на экран, ответил Виктор. - Но это такая сволочь, что совершенно непонятно, чего от него ждать.
     - Это точно, - сказал Глеб. - Но он все-таки не Люцифер, и это вселяет в меня некоторую надежду. Куда теперь?
     - Артамонова... Кременчугская... Вот, сукин сын, он опять выходит на Кутузовский!
     - Проверяется. Как видишь, и на него есть управа. Он зря жжет бензин, петляя по городу, а мы... О, дьявол!
     Стоило ему упомянуть о бензине, как мотор "девятки" чихнул, снова заработал ровно, потом опять зачихал и заглох.
     - Пропади ты пропадом, - сказал Слепой и открыл дверцу.
     - Что случилось? - заволновался Активист.
     - Бак сухой. Настолько замотался, что забыл заправиться. И на старуху бывает проруха. Давай вылезай.
     Он первым выскочил на проезжую часть, едва не угодив под колеса ненормально огромного, приземистого и широкого, овально-вытянутого, сплюснутого спереди, сверкающего "доджа", в салоне которого грохотала музыка. Водитель "доджа" ударил по тормозам так резко, что машину занесло, и она стала под утлом к проезжей части. Раздался глухой удар и звон стекла. Глеб сокрушенно покачал головой, увидев старенький зеленый "москвич", весь покрытый коричневыми пятнами грунтовки, влепившийся в заднее крыло "доджа". Глаза водителя "москвича" расширились, казалось, на все лобовое стекло, рот испуганно приоткрылся.
     - Ну че, козел, влетел? - спросил водитель "доджа", лениво выбираясь из-за руля и грудью надвигаясь на Глеба. Светлый деловой пиджак и белая рубашка с галстуком не могли скрыть широченных плеч и выпуклой груди владельца дорогой "американки". - Бегаешь, падла, как подстреленный. Ты знаешь, на какие бабки ты набегал?
     - Извини, браток, - сказал ему Глеб, - некогда мне с тобой. Ключи где, в машине?
     - В ма.., машине, - слегка заикаясь, ответил хозяин "доджа", отступая от дверцы и не сводя глаз с армейского кольта сорок пятого калибра, твердо смотревшего ему в живот. - Да вы че, мужики? У меня "крыша", я плачу регулярно".
     Слепой сел за руль и открыл соседнюю дверцу, помогая Активисту, который держал в руках прибор слежения, забраться в салон.
     - Ну и корыто, - сказал Виктор, когда машина бесшумно тронулась и не поехала, а поплыла вперед.
     - Извини, - сухо отозвался Слепой, - выбирать было не из чего. Куда едем?
     Виктор указал маршрут и нахмурился. Сивый держал путь в знакомые места, и это было непонятно. Он поделился своим недоумением с Глебом. Тот пожал плечами.
     - Посмотрим, - сказал он. - Главное, чтобы он от нас не ускользнул.
     Он прибавил газу и испуганно отдернул ногу от педали: машина рванулась вперед так, словно у нее под днищем были установлены реактивные ускорители. Кое-как найдя общий язык с этим американским чудищем, он поехал дальше, следуя указаниям Активиста.
     Виктор хмурился все сильнее, а когда зеленая точка на экране замерла в полной неподвижности, не удержался и выругался вслух.
     Слепой перевел на него сосредоточенный взгляд и сделал вопросительное движение бровями.
     - Он остановился возле дома Тыквы, - ответил на его невысказанный вопрос Активист. - По крайней мере, очень близко.
     - Ты же говорил, что это в Чертаново, - сказал Глеб, снова увеличивая скорость и со свистом проскакивая перекресток на желтый свет.
     - В Чертаново теткина квартира, где он прятался, - досадливо отозвался Активист. - А его собственная хата здесь.
     - Кому на Руси жить хорошо, - пробормотал Глеб, с визгом покрышек сворачивая в боковой проезд, чтобы сократить путь. - Ч-черт, здорово мы от него отстали. Минуты на три, на четыре...
     - Погоди-ка, - подавшись вперед, сказал Виктор. - Он опять тронулся.
     С минуту Слепой молчал, сосредоточенно вертя баранку. Наконец он глубоко вздохнул и сказал:
     - Вот что, Виктор. Видимо, нам все-таки придется разделиться. Нужно посмотреть, что он там делал, в квартире этого вашего Тыквы. Я поеду за ним, а ты посмотри.
     Что-то не так? - спросил он, перехватив косой взгляд Активиста. - Может быть, тебя волнуют деньги? Поверь, мне они не нужны.
     - Мне тоже, - сказал Виктор. - Мне нужен Сивый.
     - Некогда с тобой спорить, - сказал Глеб. - Подумай о девчонке. Возможно, эта его остановка имела отношение к ней. Дверь открыть сможешь?
     Активист криво улыбнулся и побренчал в кармане связкой отмычек. Слепой кивнул.
     - Здесь, - сказал Виктор.
     Слепой затормозил, и машина встала как вкопанная.
     Активист помедлил, вздохнул и аккуратно поставил прибор слежения на широкое кожаное сиденье, развернув его экраном к Глебу.
     - Не тяни, - сказал Слепой. - Он уходит.
     - Удачи, - вместо ответа произнес Виктор, открывая дверцу.
     - Взаимно.
     Длинный, как торпеда, золотисто-коричневый "додж" сорвался с места и в считанные секунды исчез из вида.
     Активист проводил его взглядом и, засунув руки в карманы куртки, торопливо зашагал к подъезду.

Глава 18

     Раскошин торопился. Обнаружив пропажу морфия, он вдруг почувствовал, что игра зашла слишком далеко. Едва ли не впервые в жизни он опоздал сделать ход, пропустив сокрушительный удар. Потеря морфия была не так важна - в конце концов, деньги за всю партию товара так или иначе оказались у него. Важнее было то, что его невидимый противник оказался дьявольски силен и хитер: он бил, все время оставаясь в тени, и порой Сивому казалось, что он ощущает на затылке чужое дыхание. В таких условиях не могло быть и речи о том, чтобы продолжать игру: на карту было поставлено слишком многое, а Сивый имел на руках одну мелочь. Он знал: если упростить ситуацию до предела и отбросить всю словесную шелуху, все сведется к тому, что он попросту испугался. Раскошин ничуть не стыдился страха: не боятся только клинические идиоты, а разумному человеку контролируемый страх помогает сохранить в целости голову и иные, не менее ценные, части организма. Уклониться от драки, когда на руках у тебя два чемодана денег, а победа более чем сомнительна, вовсе не зазорно, напротив - это единственное разумное решение.
     Сивый принял твердое решение обрубить все концы, оборвать связи и лечь на дно. Немного позже, когда пыль уляжется, можно будет выползти из норы, не торопясь вычислить умника, у которого хватило пороху напугать бывшего офицера госбезопасности Раскошина, и свести с ним счеты по всем пунктам. Об Активисте Сивый не думал вообще - мстить такому мелкому противнику было ниже его достоинства. Шараева можно будет прихлопнуть походя, как надоевшего комара, а потом он займется Малаховым. Старый козел наверняка не откажется сообщить ему имя своего нового сотрудника, который так метко стреляет и всюду поспевает раньше всех, - конечно, если уважаемого Алексея Даниловича хорошенько попросить.
     Он наверняка растает, если его попросит Маргарита Викентьевна.., громко и с большим чувством.
     Перед тем как лечь на дно, нужно еще закончить одно неприятное, но нужное дело. Девчонка давно уже сыграла свою роль, и ее можно было смело вычеркивать из списка действующих лиц. Конечно, можно просто оставить ее медленно умирать там, где она была сейчас, но это означало бы, что работа проведена неряшливо, не до конца. Существовала возможность, что на соплячку кто-нибудь случайно наткнется прежде, чем она откинет копыта. Хотя бы тот же Активист. До сих пор Раскошин ухитрялся действовать, не оставляя после себя ничего, что напря