илась в раздевалку,  где
у нее был свой шкаф.
   В этом шкафу можно было оставить даже драгоценности. Случайные люди в
клуб не приходили,  а  обслуживающий  персонал  был  вышколен  до  такой
степени, что даже подумать о воровстве боялся. Да воровать было и  ни  к
чему - хозяйка платила щедро, и посетительницы не скупились на чаевые за
всевозможные услуги, так что потерять хлебное место никому не хотелось.
   Светлана быстро разделась и направилась в сауну.
   Одним из преимуществ клуба было то, что здесь можно было ходить, если
захочешь, нагишом. Проведя двадцать минут в сауне, Светлана приняла душ,
смывая пот, переоделась в тренировочный костюм и направилась  в  большой
зал с тренажерами. Можно было, конечно, поплавать в небольшом  бассейне,
но она оставляла это на потом, как самое приятное.
   В зале было немноголюдно - девять посетительниц.
   Две девицы  работали  с  инструкторами,  остальные  по  собственному,
самолично придуманному комплексу.
   Светлана начала с велотренажера и минут десять крутила педали в одном
и том же бешеном темпе. Затем занялась греблей, а после этого  принялась
качать пресс. Многие женщины поглядывали на нее восхищенно: ведь то, что
делала Светлана, им было не под силу. К  тому  же  казалось,  физические
упражнения ее совсем не утомляют, а наоборот, лишь  взбадривают,  и  она
движется все  быстрее  и  быстрее,  ее  движения  становятся  все  более
точными.
   - Во дает! Совсем себя не жалеет, так и инфаркт можно  заработать,  -
шепнула одна женщина другой.
   - Это мы с тобой заработаем, если  пьешь  и  куришь,  а  потом  даешь
нагрузку. А  она,  насколько  я  знаю,  вообще  не  курит  и  пьет  одну
минералку.
   - Да, она молодец. И для кого только себя блюдет в таком виде?
   - Уж наверно, есть для кого. Может, для твоего мужа.
   - Ты это брось, он ее даже не знает.
   - Не знает ее, знает другую.
   - Я его пасу как следует.
   - Тоже  мне,  пастушка!  Он  тебе  что,  обо  всех  своих  любовницах
докладывает, рассказывает, как и где свою секретаршу трахнул?
   - Иногда рассказывает. Говорит, что пусть я лучше от него узнаю,  чем
сплетни слушать.
   Женщины рассмеялись.
   - Слушай новый анекдот про мужиков, - вспомнила "пастушка".
   - Давай.
   Женщины  в  блестящих  облегающих  трико  уселись  на  гимнастическую
скамейку и разговаривали, абсолютно не  боясь,  что  кто-то  услышит  их
глупую болтовню и, чего доброго, осудит.
   -  Так  вот,  два  новых  русских,  типа   твоего   мужа   и   моего,
встречаются...
   - Ну хорошо,  встречаются,  -  вздохнула  полная  брюнетка,  желающая
скинуть килограммов пять веса на протяжении вот уже целого года. Но  как
она ни старалась, как ни потела, это ей не удавалось. -  Нет,  ну  я  не
могу смотреть, как Светлана занимается...
   - Ладно, слушай дальше, тебе так не дано, - сказала ее собеседница. -
Так вот, встречается твой муж с моим...
   - А может, лучше твой с моим?
   - Хорошо, пусть будет мой с твоим. И спрашивает, как у них,  мужиков,
водится, как дела, как жизнь?
   Твой муж и говорит, - хихикнула "пастушка": "...  -  Хреновая  жизнь.
Жена-стерва  гуляет  направо  и  налево.  Трахается  с  кем  ни  попадя.
Застрелил бы, гадину, задушил, убил, но.., в тюрьму неохота.
   А мой ему советует:
   - Слушай, не жалей ты денег, купи ей хорошую  тачку.  Когда  с  твоей
дачи едешь,  так  там  крутой  поворот,  поблядушка  твоя  наверняка  не
впишется. Разобьется, костей не соберет, вот ты и будешь свободен.
   Тот взял, купил "Вольво". Встречаются опять:
   - Ну, как жизнь? Разбилась жена?
   - Да нет, сука, - говорит твой муж, - вписывается в поворот.
   - Купи ей еще более быструю машину, например, "Порше". Купи, главное,
денег не жалей.
   Тот послушался, купил "Порше". Встречаются через  неделю,  как  мы  с
тобой., и советчик спрашивает:
   - Ну, как, разбилась?
   - Да нет, стерва, и на "Порше" в поворот вписывается. Летает к  своим
любовникам туда-назад.
   Советчик подумал-подумал и говорит:
   - Купи ты ей, стерве, "Ягуар", не пожалей денег.
   Через неделю встречаются, твой такой счастливый-пресчастливый.
   - Ну, как, купил "Ягуар"? Разбилась жена?
   - Да нет, не  разбилась.  Ягуара  я  ей,  конечно,  купил,  бабок  не
пожалел, так он ее загрыз на хрен. Спасибо, помог советом".
   Две женщины  так  расхохотались,  что  даже  гимнастическая  скамейка
заходила ходуном.
   Светлана, продолжая качать пресс, покосилась на двух своих знакомых.
   - Над кем смеетесь? - бросила она.
   - Над собой смеемся. Присоединяйся, Свет.
   - Я еще не прошла круг.
   - Да зачем тебе это, и так выглядишь, как топ-модель!
   - А я хочу выглядеть лучше, - дыша носом, ответила Светлана, закинула
руки за голову и сцепила пальцы.
   - Ты бы  так  смогла?  -  спросила  брюнетка,  глядя,  как  Светлана,
наклоняясь вперед, носом достает до колен.
   - Я - так?! А куда живот деть?
   - Да, нам до нее далеко, такую фигуру ни за какие деньги  не  купишь,
ее только потом можно заработать.
   - Вот и старается.
   Светлана  продолжала  ритмично   сгибаться   и   разгибаться.   Затем
поднялась, взяла скакалку и стала прыгать. Скакалка со свистом разрезала
воздух, вертелась так быстро, что за ней почти невозможно было уследить.
Казалось,  в  руках  у  Светланы  не  скакалка,  а  лишь  ручки.   Между
упражнениями Жильцова не делала пауз.
   После скакалки она сразу же встала на бегущую дорожку и,  держась  за
поручни, бросилась бежать. Цифры  на  маленьком  экране  тоже  побежали,
показывая скорость, с которой движется дорожка,  и  количество  калорий,
сгорающих в ее организме, а также расстояние, которое она преодолела  бы
на местности. Эластичная майка с яркими флуоресцентными вставками,  туго
обтягивающая фигуру, покрылась пятнами, затем  потемнела.  Светлана  все
бежала и бежала, высоко поднимая стройные колени.
   Брюнетка  со  своей  подругой  чувствовали  себя  неуютно,  сидя   на
скамейке. Они тоже решили немного позаниматься, взяли в руки скакалки  и
принялись прыгать, тяжело подскакивая. Минуты через  три  обе  уже  едва
дышали, но останавливаться не хотели - пример Светланы их вдохновлял. Но
как они ни старались, сошли с дистанции раньше, хоть и начали позже. Они
опять уселись на скамейку, переводя дыхание, зло поглядывая на  Светлану
Жильцову, которая с абсолютно бесстрастным лицом продолжала бег.
   - Сколько ты так можешь бежать?
   - Никогда еще от усталости не падала.
   - А ты. Света, бегаешь, чтобы догонять или чтобы убегать?
   - Чтобы жить, - отрезала Жильцова.
 
Глава 2 
 
   Рождение ребенка надолго выбивает жизнь семьи  из  привычного  ритма.
Люди забывают, что такое свободное время, лишний  час  становится  самой
большой ценностью. И кажется, уже никогда не появится у  матери  и  отца
свободной минутки посидеть, поговорить, подумать о чем-то отвлеченном, а
не о пеленках, бутылочках и  прочих  нуждах  своего  чада.  Но  проходит
время,  и  хлопоты,  казавшиеся  сперва  неподъемными,  превращаются   в
неотъемлемую часть жизни. Человек ко  всему  привыкает,  свыкается  и  с
новым ритмом. Одним семьям для этого требуется три года, другим  два,  а
некоторые управляются и за год. Все зависит не только от ребенка,  но  и
от родителей.
   Глеб Сиверов в душе надеялся, что  Ирина  Быстрицкая  после  рождения
сына окончательно забросит работу. Ему хотелось,  чтобы  жена  всю  себя
отдавала семье. Зачем работать, если деньги, которые  она  зарабатывает,
ничего не значат для них? Да и работа у нее, на взгляд  Глеба,  была  не
лучшей  -  архитектор-дизайнер,  специалист   по   интерьерам.   Богатых
заказчиков, желающих обустроить свои дома, хватало, но людей  со  вкусом
находилось немного.
   Сколько нервов приходилось тратить Ирине,  чтобы  убедить  очередного
нового  русского,  что  лепнина  с  позолотой  -  абсолютно   лишнее   в
современном интерьере. Вот если бы тот купил квартиру не в новом доме, а
в  старом,  где  лепнина  уже  есть,  можно  было  бы   подумать   и   о
восстановлении  позолоты,  которая  вписывалась   бы   в   архитектурную
ситуацию...
   Но у каждого заказчика были свои представления о красоте и  престиже.
Как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает. Лишь  изредка  между
тем, кто платил деньги за проект и его исполнительницей  устанавливалось
доверительное понимание. Тогда Ирина Быстрицкая просто  горела  желанием
сделать все как можно лучше, блеснуть своими талантами,  и  даже  деньги
для нее отступали на второй план, лишь бы за результат  работы  не  было
стыдно.
   Перед рождением ребенка Ирина о работе  и  не  вспоминала.  В  первые
месяцы после рождения сына тоже было не до  того.  Нов  последнее  время
Глеб Сиверов с настороженностью относился к ее заявлениям типа:
   - Тут звонил один человек, предлагал поработать над  оформлением  его
новой квартиры.
   - Кто он хоть такой? - спрашивал Сиверов.
   - Не знаю даже...
   - Тогда откуда у него твой телефон?
   - Я его другу два  года  тому  назад  особняк  оформляла,  вот  он  и
посоветовал. Представляешь, предлагал за работу две тысячи долларов!
   Глеб усмехался.
   - Чего ты смеешься?
   - Ирина, ты сама могла бы заплатить  ему  эти  деньги,  только  чтобы
отвязался.
   - Не я могла бы заплатить, а ты.
   - Только это тебя и волнует?
   - Я посмотрела бы на тебя, Глеб, если бы тебе пришлось жить за  чужой
счет.
   Глеб понимал, что развивать эту тему дальше опасно, но он уже  ничего
не мог с собой поделать. Его представления о семье нельзя  было  назвать
современными, а в Ирине было сильно развито феминистское начало.
   - Ты что, Ирина, всерьез делишь деньги на те, которые пришли  в  нашу
семью со мной и на те, которые приносишь ты? - искренне недоумевал он.
   - Да, - Почему? Мы же живем вместе.
   - Не притворяйся, что не понимаешь. Вместе... раздельно.., но  каждый
человек живет своей жизнью. А ты хочешь, чтобы я жила твоей.
   - По-моему, ты заразилась феминистской болезнью, -  как  можно  мягче
сказал однажды Глеб.
   Лучше было бы ему промолчать, но слово - не воробей. Ирина ничего  не
возразила на  его  реплику,  лишь  посмотрела  зло  и  отвернулась.  Вот
тогда-то все и  началось.  Ровно  через  полчаса  после  того  короткого
разговора Быстрицкая уже сидела  возле  телефона  и  даже  не  повернула
головы, когда заплакал ребенок.
   - Чего ты ждешь? - сказала она Глебу.
   - Я думал, ты хочешь сама подойти.
   - У меня есть дела. Могу же я позвонить подруге, в конце концов?
   - Кому, если не тайна?
   - Кларе.
   Сиверов ушел и занялся ребенком. Сидя в комнате, он  прислушивался  к
разговору, который  вела  Быстрицкая.  И  сразу  же  понял:  та  говорит
односложно,  недомолвками,  скорее  всего,  о  деталях   договорится   с
подругой, когда придет к ней домой.
   "Ну вот, у нее уже появились секреты от меня.
   С одной стороны, я, конечно, не совсем  прав,  не  может  современная
женщина жить только пеленками и кастрюльками. Но с другой, это же  такие
хлопоты и проблемы..."
   После той ссоры Быстрицкая сделалась  на  удивление  покладистой,  но
каждый вечер как будто только что вспоминала:
   - Извини, Глеб, но у меня встреча с подругой.
   - Что на этот раз? - с деланным равнодушием спрашивал Сиверов.
   - Идем в парикмахерскую.
   - Ладно, святое дело.
   Но вечером Быстрицкая вернулась все с той  же  прической,  и  Сиверов
видел, что ножницы не прикасались к ее волосам, парикмахер  не  колдовал
над ее головой с краской, лаком, а пахла она не дорогой  парфюмерией,  а
кофе и сигаретами. Назавтра после  обеда  Быстрицкая  так  же  невзначай
сообщила, что идет с Кларой в театр.
   Глеб уже не рисковал спрашивать ее, на какой спектакль, куда  именно,
потому что по глазам женщины видел:  она  бессовестно  ему  врет.  Тоже,
бином Ньютона! Идет она работать. Но это была не простая ложь,  а  игра.
Каждый знал свою роль, знал, что другой догадывается о  правде,  но  так
обоим было проще. И в конце концов Глеб смирился с  этим:  ведь  сам  он
ребенком занимался лишь тогда, когда этого хотел, да и всегда можно было
нанять няню.
   Работать дома Быстрицкая не рисковала,  чтобы  не  идти  на  открытый
конфликт. Но провести Глеба было трудно. Он постоянно видел  капли  туши
на ее запястьях, корешки справочников,  каталогов,  которые  торчали  из
сумочки.  Он  молчал,  потому  что  видел:   Ирина   вновь   приобретает
уверенность в себе, потухшие в последние полгода глаза светятся  прежним
светом.
   О существовании Клары, с которой Быстрицкая  работала  с  полгода  до
того, как он с ней познакомился, Сиверов знал только  понаслышке.  Домой
Ирина ее никогда не приводила. Правда,  он  видел  пару  фотографий,  на
которых подруги были сняты за столиком уличного кафе.  Фотограф  щелкнул
женщин "Поляроидом" - два мгновения, выхваченные из  жизни.  Клара  была
хрупкая, невзрачная, абсолютно не спортивная.
   Если Быстрицкой по пятибалльной шкале можно  было  поставить  пять  с
плюсом, то Клара тянула, в лучшем случае, на троечку с минусом.
   Об умственных  способностях  Клары  Быстрицкая  всегда  отзывалась  с
уважением:
   - Она такая... Она на ровном месте может  деньги  заработать.  Ты  не
представляешь себе, как она умеет разговаривать с клиентами!
   - Это как же на ровном  месте?  -  спрашивал  Глеб,  засыпая  кофе  в
кофеварку.
   - Нет, я больше не буду, - тут  же  говорила  Быстрицкая,  -  я  кофе
напилась столько... - и она тут же замолкала, поняв, что ляпнула лишнее.
Действительно, где это ты напьешься кофе до умопомрачения - в театре или
парикмахерской? Кофе можно напиться до горечи во рту только  на  работе,
причем на такой работе, которая нравится, откуда не  хочется  уходить  и
которую не можешь бросить. Пусть тебя даже дома ждет маленький  ребенок,
любимый человек, но работа есть работа, она тоже требует части  души,  и
немалой части.
   - Клара очень умная, - повторяла Ирина.
   - Ты говоришь так, словно бы тебя саму Бог обделил умом.
   - Нет, в других вещах я, может быть, соображаю быстрее ее и лучше. Но
что касается денег, тут ей нет равных.
   - А что же она так одета?
   - В смысле?
   - Ну вот, судя по фотографиям -  а  что  на  них  твоя  Клара,  я  не
сомневаюсь - она выглядит не ахти.
   - Много ты понимаешь! - улыбалась Ирина. - Да у нее шмотки  из  самых
дорогих бутиков, почти все эксклюзив.
   - Может быть. Но сидят они на ней...
   - Тут уж ничего не сделаешь, такая у нее фигура, такой уродилась. Это
на меня что ни надень, все  к  лицу.  А  она  в  магазине  по  три  часа
ковыряется, пока подберет что-нибудь на  себя.  То  рукава  коротки,  то
талия не на том месте, то в плечах узко, то грудь пропадает...
   - Если грудь есть, она никуда не пропадет, - убежденно говорил  Глеб,
глядя на Ирину.
   - Ну вот, кто про что, а мужчины всегда про одно и то же! - кокетливо
прикрывала полой халата свою грудь Быстрицкая.
   - Вот и я о том: что есть, то не спрячешь. Грудь -  она  как  талант,
как деньги: либо есть, либо нет.
   - С тобой спорить бесполезно. Скажи уж  сразу,  что  тебя  в  женщине
ничего кроме груди не интересует.
   Глеб понимал, к чему клонится дело последние дни, но молчал.
   В один прекрасный день она влетит в квартиру, поинтересуется, как там
ребенок, быстро и умело, в отличие от Глеба,  поменяет  подгузник,  пару
раз чмокнет, крепко прижмет к себе полусонного малыша, а затем с  гордым
видом откроет сумку, запустит туда  руку  и  как  бы  невзначай  вытащит
тонкую пачку денег.
   И скажет:
   - Ну вот, дорогой ты мой, мои труды увенчались успехом  и  вот  плоды
моего труда.
   Она скосит свои  изумительной  красоты  глаза  на  деньги  и  немного
покраснеет. Все это  Глеб  представлял  настолько  отчетливо,  что  даже
начинал улыбаться от предвкушения этой маленькой женской победы над ним,
большим и сильным. Подобное удовольствие он готов  был  доставить  своей
любимой даже не задумываясь. Он ахнул бы так искренне, а  руки  раскинул
бы настолько  широко,  что  Быстрицкой  ничего  не  оставалось  бы,  как
броситься в его объятия.
   Он даже отрепетировал в уме  этот  торжественный  момент  и  в  шутку
окрестил себя опереточным  любовником.  Это  надо  же  -  целую  комедию
разыграть в угоду  своей  возлюбленной!  Верно  говорят,  что  от  любви
глупеют...
   Но все случилось совсем не так, как он ожидал.
   Щелкнули замки, медленно отворились одна и вторая двери.
   - Проходи, - услышал Глеб голос Ирины.
   Интересно, с кем это она пришла? Ведь гости в их доме  бывали  крайне
редко.
   - Проходи, проходи.  Вешай  свой  плащ,  -  Ирина  говорила  каким-то
приглушенным, можно даже сказать, замогильным голосом.
   - Да, да, я сейчас. Где тут у вас можно руки помыть?
   - Сюда проходи, полотенце на крючке.
   "Словно с похорон пришли", - подумал  Глеб,  прислушиваясь  к  тембру
голоса незнакомой ему женщины.
   Он открыл дверь и увидел Ирину с покрасневшими глазами и  ее  подругу
Клару.  На  первый  взгляд  она  показалась  ему  еще  более  невзрачной
замарашкой, чем на фотоснимках. Может, от  нервов  -  лицо  у  нее  было
прямо-таки перекошенное, а может, и от освещения,  ведь  как-никак,  тот
снимок сделан был на ярком солнце, а у них в прихожей царил полумрак.
   - Познакомься, это Клара.
   Глеб тоже представился. Женщина подала руку, холодную и безжизненную,
как дохлая рыба - ни единый палец не дрогнул в широкой ладони Глеба.  На
миг Сиверову показалось, что пальцы женщины захрустели, как лист бумаги,
сминаемый в руке, и он даже испугался, что своим  рукопожатием  причинил
боль этой нервной Кларе.
   Но глядя в ее лицо, Глеб понял, что сейчас  в  нее  хоть  раскаленные
гвозди вбивай, не моргнет, не заметит.
   -  Что-то  случилось?  -  переведя  взгляд  с  жены  на  ее  подругу,
осведомился Глеб.
   Ирина хотела было что-то ответить, но тут Клара нервно захохотала,  и
в ее глазах тоже заблестели слезы.
   - Ровным счетом  ничего  не  случилось,  а,  в  общем,  тебя  это  не
касается, - поспешно проговорила Быстрицкая.
   "Может, у них кто-то из знакомых ушел из жизни?
   Или заказчик помер, не расплатившись?"
   Глеб хотел  высказать  последнее  предположение  и  этим  развеселить
женщин, но Ирина посмотрела на него так, как  смотрят  на  старый  шкаф,
который давным-давно следует  выбросить  на  помойку,  да  все  руки  не
доходят, лень возиться. Ведь  за  ним,  за  этим  огромным  шкафом,  как
правило, стена не обклеена обоями, и вытащи его на лестничную  площадку,
в квартире сразу же чего-то станет недоставать, запахнет ремонтом, и  не
маленьким,  косметическим,  а  серьезным,  который  повлечет  за   собой
циклевку паркета, смену плинтусов, развинчивание и свинчивание  розеток,
а также переклейку обоев и смену столярки... Только сейчас Глеб заметил,
а вернее, уловил запах алкоголя и понял, женщины успели прилично выпить.
   - Пойдем, пойдем, Клара, - Ирина взяла за локоть подругу и потащила в
гостиную. - Мы сядем вот здесь, а ты нам не мешай.
   - Как хотите. Тогда я пойду пройдусь.
   - Иди, - бросила Ирина,  -  нечего  тебе  смотреть  на  наши  ужасные
зареванные физиономии.
   Глеб понял, сейчас спрашивать о том, что произошло - значит нарваться
на скандал, да еще в присутствии посторонней. Захочет - так  завтра  или
ночью расскажет сама. А не захочет - что  ж.  Бог  ей  судья.  "В  конце
концов, - подумалось ему, - и я не обо всем ей рассказываю, а если  быть
точным, то вообще ни о чем не рассказываю".
   Глеб накинул куртку, напоследок взглянул  на  женщин.  На  столе  уже
появились пара бутылок, тарелка с бутербродами и  большой  кофейник.  По
всему было видно: женщины устраиваются не на пять и не на десять  минут,
а надолго, может, даже до утра.
   "Что ж, пусть разряжаются!"
   Ключи звякнули на ладони, и Глеб тихо закрыл за собой дверь. Был один
визит,  который  он  уже  давным-давно  собирался  нанести,  да  все  не
находилось времени. А вот сейчас он оказался как бы не у  дел,  и