Глеб  подошел,
внимательно посмотрел, затем наклонился и нащупал артерию на шее, она  слабо
пульсировала. "Жив", - Сиверов перевернул человека на  спину.  В  это  время
Володька Кондаков открыл глаза.
   - Нет, нет! - испуганно вскрикнул он. - Нет!  -  и  попытался  загородить
лицо руками. Но  тут  же  застонал  от  нестерпимой  боли  и  опять  потерял
сознание. Глеб увидел, что весь правый рукав незнакомца набух кровью.
   - Э-ка тебя зацепило!
   Интуиция подсказала Сиверову,  что  этот  человек  получил  огнестрельное
ранение. Глеб разорвал рукав и рассмотрел неумело перевязанную рану.
   - Э, братец ты мой, сейчас я тебе помогу. Слава Богу, аптечка при мне.
   Он  достал  из  машины  коробку  аптечки,  раскрыл   ее,   сделал   укол,
стабилизирующий работу сердца, а затем занялся раной. Он столько раз в своей
жизни видел огнестрельные ранения, что давно привык к ним. Он  не  испытывал
ни брезгливости, ни страха, действовал умело, как настоящий военный санитар.
   Перевязка но заняла много времени, но  рана,  как  определил  Глеб,  была
довольно серьезная. Сквозная, две пули попали в плечо, одна  из  них  задела
кость, но не перебила. Глеб принес флягу и дал Кондакову глотнуть воды.  Тот
зашевелил потрескавшимися, пересохшими губами и открыл глаза.
   - Нет! Нет! - снова закричал Кондаков. - Не бей меня!
   - Не бойся. Ты кто?
   - Я... Я Володька Кондаков.
   - Понятно, - сказал Глеб.
   - Что понятно?
   - Кто тебя подстрелил? Говори.
   - А кто ты? - спросил в свою очередь Володька.
   - Я из ФСБ, - ничего не выражающим голосом произнес Глеб.
   - Из ФСБ? Что это такое?
   "Вот счастливый человек, - подумал Сиверов, - даже не верится, что кто-то
может не знать этой аббревиатуры".
   - Федеральная служба безопасности. То же самое, что и КГБ.
   - КГБ... - пробормотал Кондаков и заморгал глазами. - Военные...  Военные
стреляли в меня. Они взорвали машину.
   - Какую машину? Какие военные? - торопливо спросил  Глеб,  уже  чувствуя,
что появилась наконец-то ниточка, за  которую  можно  ухватиться.  -  Быстро
говори, быстро! На, еще попей, - край фляги коснулся губ Кондакова.
   Тот принялся жадно пить. Глеб посадил его, прислонив  к  грязному  колесу
"уазика".
   - Теперь говори. Рассказывай все, что знаешь.
   - Они убили лосенка.
   - Какого, к черту, лосенка?
   - Маленького, месяцев трех.
   - Лосенка, говоришь? Зачем они его убили?
   - Не знаю, не знаю... Их машина застряла на дороге, попала в колдобину.
   - Какая машина, назови марку.
   - "КрАЗ". Большой такой, огромный... Военный "КрАЗ".
   - Военный, с тремя ведущими мостами?
   - И с тентом.
   - Сколько их - военных?
   - Человек десять или двенадцать.
   - Куда они поехали?
   - Они там.
   - Где там?
   Кондаков  неопределенно  махнул   рукой,   все   еще   не   в   состоянии
сориентироваться, где конкретно он сейчас находится.
   - Где там? Ты можешь сказать точно? Можешь показать на карте?
   - Нет, не могу.
   - Тогда расскажи.
   - Там колхозная ферма, заброшенная... Большой коровник  на  холме.  Сбоку
болото, через болото я и подобрался к ферме. Они все там.
   - Так кто "они"?
   - Военные, с автоматами, в пятнистой такой форме...
   - В камуфляже?
   - Да, в камуфляже, мать их...
   - Они и в тебя стреляли?
   - Да, я хотел пробраться поближе. Они схватили киношников.
   - Каких киношников?
   - Ну, приехали ко мне в гости, кино снимали. Я их возил по зоне. Они  еще
хотели потом поехать в церковь.
   - В какую церковь?
   - Где живет сумасшедший поп.
   - Какой поп? Что ты несешь?
   - Самый обыкновенный, настоящий поп. Он вернулся в зону.  Раньше  у  него
здесь был приход, а потом всех выселили, а он вернулся...
   - Про сумасшедших мне понятно. Дальше, про военных рассказывай.
   - Они на ферме. Киношники поехали к ферме, хотели снять  военных.  У  них
камера, журналист Виталик с ними, мой друг. Он  на  белорусском  телевидении
работает, хороший мужик, совсем не жадный. Я его давно знаю, он каждый год в
зону приезжает кино снимать...
   - Ага, и это понятно.
   - А их режиссер говорит, надо снять  военных,  мол...  Они  и  поехали  к
ферме.
   Машина взорвалась.
   - Все погибли?
   - Нет, погиб только Толя, шофер. Стриженый такой, хороший мужик... Раньше
танкистом был, он сам рассказывал. Их автобус взорвался...
   - А где остальные сейчас?
   - Кто? - не понял Кондаков.
   - Ну, твои друзья, киношники или телевизионщики, как их там...
   - Их захватили. Повели на ферму. Я хотел пробраться,  но  не  смог,  меня
заметили и начали стрелять. А потом за мной погнались. Я еле унес ноги через
болото. Они, наверное, думали, что оно  непроходимое,  а  сейчас  дождей  не
было, и я смог пробраться.
   - Понятно. Это далеко отсюда?
   - А где мы сейчас?
   Глеб вытащил карту и начал объяснять Кондакову:
   - Вот видишь - дорога? Мы где-то здесь, вот в этом месте.
   - А вот ферма! Вот же она! - корявым пальцем Кондаков ткнул  в  карту.  -
Вот и болото.
   - А говорил, показать не сможешь. Сколько, говоришь, их человек?
   Кондаков пошевелил губами, загнул пальцы:
   - Десять-двенадцать, - после этого он взялся объяснять, как ходят часовые
возле фермы.
   - Как ты себя чувствуешь? - Глеб заглянул Володьке в глаза.
   - Уже лучше. Ничего. Они в  меня  стреляли,  зацепили,  стреляли,  как  в
собаку. И лосенка убили... - по  впалым  щекам  Володьки  Кондакова  потекли
слезы.
   - Ладно, не плачь, мы с  ними  разберемся.  Я  все-таки  тоже  военный  и
кое-чего умею.
   - Не надо туда соваться, не надо! Поехали, скажем милиции на посту.
   - Какой милиции? Ты представляешь себе разницу - какая-то милиция и ФСБ?
   - Какая уж попадется. Там есть один нормальный лейтенант, он меня  как-то
отпустил, - и Володька Кондаков поведал Глебу историю о том, как его однажды
поймали  два  сержанта  на  "уазике"  в  выселенной  деревне,  а   лейтенант
отпустил...
   Таким образом, благодаря своему новому знакомому,  чернобыльскому  бомжу,
Глеб  Сиверов  узнал  место,  где  находятся  преступники,  и  то,  что  они
достаточно хорошо вооружены. Он догадался, что скорее всего  все  подходы  к
ферме заминированы - об этом  свидетельствовал  взрыв  автобуса  киношников.
Значит, там профессионалы, если они так  тщательно  все  продумали.  И  ему,
безусловно, придется попотеть.
   Глеб быстро прикинул: до милицейского поста, до  того  места,  где  может
быть телефон,  километров  восемнадцать-двадцать.  И  ему  обязательно  надо
связаться с генералом Судаковым, во что бы то ни стало надо сообщить, что он
обнаружил место и что предположительно к утру все будет закончено. А в  том,
что  он  справится  с  двенадцатью  вооруженными  преступниками,   Глеб   не
сомневался, хотя и на легкую победу не рассчитывал.
   - Я смогу пробраться через болото, подойти к ферме?
   Кондаков с удивлением посмотрел на этого высокого,  сильного  человека  и
отрицательно замотал нестриженной головой:
   - Нет, мужик, не пройдешь  никогда.  Там  только  я,  да  и  то  днем,  с
каким-нибудь шестом. Там трясина метров пять глубиной. Ухнешь - и с концами.
   - Ага... - недовольно нахмурился Глеб, - А как к  этой  ферме  еще  можно
пройти?
   - По дороге, как все люди.
   - А ты чего не пошел по дороге?
   - Дорога хорошо видна, они бы меня заметили и пристрелили.
   - Но ведь сейчас ночь!
   - Нет, по  дороге  лучше  не  ходить,  там,  наверное,  мины,  -  проявил
сообразительность Кондаков.
   - Это тоже правильно. Вот что: ты сейчас пойдешь на милицейский  пост.  У
них, наверное, есть телефон, есть рация. Я тебе напишу  номер,  ты  по  нему
позвонишь, скажешь, что ты от Слепого. Понял?
   - А говорил, из КГБ... Кличка, как у зека...
   - Фамилия у меня такая - Слепой.
   - А...
   Володька Кондаков догадался, что своему спасителю лучше не прекословить.
   Да и хотелось помочь ему, ведь тот  сделал  укол,  перевязал,  дал  воды,
потом дал еще каких-то таблеток, от которых сделалось легче.
   - До милиции далеко, километров восемнадцать.
   Но если напрямик, то - девять.
   - Вот и иди напрямик.
   - Они не дадут мне звонить. Они  меня  схватят  и  отправят  в  приемник,
начнут выяснять, кто я, что я...
   - Дадут позвонить. Вот тебе мое удостоверение офицера ФСБ, - Глеб вытащил
из кармана удостоверение сотрудника ФСБ на имя Федора  Молчанова  и  передал
его Володьке. - Скажешь, я тебе приказал срочно  связаться  с  Москвой.  Вот
тебе номер, по которому ты позвонишь.
   - А что я должен сказать?
   - Я тебе все напишу. А если  милиция  не  разрешит  звонить,  скажи,  что
генерал Судаков пошлет их всех куда Макар  телят  не  гонял  и  им  всем  не
поздоровится. Понял теперь?
   - Понял, понял. Я все понял,  Федор.  Одного  не  пойму:  Слепой  ты  или
Молчанов?
   - Да какая разница! Главное, я человек хороший.
   - Это точно!
   Глеб сел и быстро написал записку  генералу  Судакову,  вернее,  то,  что
должен был по телефону сообщить бомж Кондаков в далекую Москву.
   - Иди. Хотя погоди. На тебе воды и возьми чего-нибудь пожрать.
   Они расставались, как старые друзья.
   - Так, а ты куда сейчас? - с заботой в голосе справился у Глеба Володька.
   - Я поеду на ферму. А ты быстро иди  на  милицейский  пост  и  свяжись  с
Москвой. Понял?
   - Так точно! - по-военному отчеканил Володька, чувствуя прилив сил. -  Ты
только осторожнее, Федор, - напутствовал он и через пять секунд  растворился
в темноте. Отойдя, остановился, думая, что Глеб его не видит.
   - Чего встал? Вперед! - крикнул Сиверов.
   "Уазик" завелся и с выключенными фарами помчался по разбитой  гравийке  в
сторону выселенной деревни, а от нее к колхозной ферме.

Глава 24

   Уже был  первый  час  ночи,  когда  Глеб  бросил  "уазик"  с  заглушенным
двигателем километрах в полутора от фермы и, увешанный  оружием,  направился
через кусты в сторону фермы. Он отдавал себе отчет,  что  ужасно  рискованно
идти  по  дороге,  которая,  несомненно,   заминирована,   но   рассчитывать
пробраться через болото и оказаться на ферме незамеченным не приходилось.  И
через реку переправиться с оружием не удастся. А  если  те,  кто  на  ферме,
действительно профессионалы, то они заминировали все вокруг. И Глебу  ничего
не оставалось, как,  понадеявшись  на  удачу,  двинуться  рядом  с  дорогой,
тщательно прощупывая перед собой автоматным шомполом каждый сантиметр земли,
чтобы уберечься от зарытых мин.
   В  его  ситуации  успех  гарантировали  лишь  внезапность   нападения   и
стремительность в действиях. На них Глеб и рассчитывал, к  тому  же  у  него
было  преимущество:  он  видел  в  темноте,  а  враги  были   лишены   такой
способности.
   Дважды Глеб едва не напоролся на небольшие противопехотные мины  и,  если
бы не ангел-хранитель, не везение Глеба и не природный дар видеть в темноте,
то наверняка лежать бы ему на обочине, в клочья разорванным взрывом.
   Сиверов обезвредил две мины и понял -  дальше  дорога  чиста.  Мины  были
расставлены очень искусно, минеры у этих мерзавцев  отменные.  Если  бы  ему
пришлось минировать территорию, он сделал бы это точно так же. Он рассмотрел
в темноте ферму, двух часовых, затем проследил, как они сменились.
   Он уже прикинул,  глушитель  к  автомату  ему  не  понадобится,  придется
действовать ножом. Глеб пожалел, что давно не практиковался, предпочитая  на
тренировках стрелять.
   "Ладно, авось, получится. Ведь  я  отлично  метал  нож  и  даже  шагов  с
пятнадцати попадал  в  доску  шириной  в  ладонь.  Только  надо  подобраться
поближе", - и он пополз по мокрой от росы траве.
   Автомат  плотно  прилегал  к  спине.  Ничто  не  звякало,  Глеб  двигался
абсолютно  бесшумно,  даже  трава  не  шуршала.  Трава,  цветы  -  все   это
распространяло удивительно сильный  пьянящий  запах,  и  Глеб  на  несколько
мгновений замер, чувствуя, как цветок прильнул к его щеке.
   "Хорошо здесь, даже несмотря на то, что я весь мокрый от росы. Да,  очень
хорошо..." Глеб подполз к самой ферме и сделал короткую  перебежку.  Часовые
как раз встретились и, перекинувшись несколькими словами, разошлись,  огибая
ферму.
   Глеб вытащил тяжелый нож с темным вороненым лезвием. Пальцы крепко  сжали
сталь клинка. Часовой медленно  двигался  шагах  в  пяти  от  Глеба,  что-то
напевая себе под нос. Глеб встал на колени и негромко свистнул.
   Часовой остановился  и,  положив  палец  на  курок  короткого  десантного
автомата, повернулся. Глеб резко бросил  нож  и  упал  в  траву.  Оружие  со
свистом преодолело небольшое расстояние,  и  широкий  клинок  тяжелого  ножа
вошел прямо в яремную впадину часового. Тот захрипел и рухнул лицом вниз.
   - Один, - прошептал Глеб, подползая к часовому, выдергивая нож и  вытирая
его об одежду убитого. - Теперь я стану часовым.
   Глеб,  поднявшись  на  ноги,  двинулся  вокруг  фермы  навстречу  второму
преступнику.
   "Только бы он не разглядел подмены!.." Глеб шел лениво и чуть  устало,  в
точности копируя походку того часового,  который  уже  был  устранен.  Когда
между ними оставалось шагов пятнадцать, часовой взмахнул рукой и выругался:
   - Твою мать! Сигареты забыл в рюкзаке! У тебя нету с собой?
   Глеб, не произнося ни слова, чтобы не выдать себя  голосом,  остановился,
сжимая в руке нож, и сделал вид, что роется в кармане.
   Часовой подошел метра на три и тут наконец разобрал, что перед ним не его
приятель, а кто-то другой,  скорее  всего  -  враг.  Но  он  не  успел  даже
вскрикнуть.
   Глеб бросился на него, полоснув ножом по горлу. Сиверов отчетливо слышал,
как сталь клинка скрежетнула по шейным позвонкам, полностью перерубив горло.
   Послышалось бульканье крови, тяжелые всхлипы - второй  часовой  тоже  был
мертв.
   На ферме только в двух окошках горел тусклый свет. В  маленькой  комнате,
положив перед собой на стол телефон, сидел полковник  Сазонов,  а  в  другой
комнатке четверо его подручных играли в карты, негромко  переругиваясь.  Они
постоянно поглядывали на часы, поскольку полковник приказал,  чтобы  часовые
менялись ровно через два часа. Двоим надо будет пойти к "КрАЗу", стоящему  в
глубине фермы, а двоим сменить тех, что расхаживали на улице.
   Донимали комары. Глеб только сейчас почувствовал,  как  их  много  и  как
нещадно они впиваются во все незащищенные одеждой участки тела. Он  проводил
ладонью по щеке, и на ладони оставались темные полосы крови.
   "Вот сволочи! Вот мерзавцы! И  как  это  я,  такой  опытный  человек,  не
додумался облить себя какой-нибудь дрянью? В машине же есть два баллончика с
аэрозолью против всяких крылатых насекомых. Ну ладно, мне не привыкать, черт
с ними, с комарами, всю кровь не выпьют! Бандитов  осталось  где-то  человек
десять.
   И я всех их, кроме главаря желательно, должен уничтожить".
   Глеб подошел к окошку, к тому, где четверо играли в карты, и посмотрел на
циферблат своих часов. До смены часовых оставалось еще минут пятнадцать.  "А
если они заметят, что за окошком никто не прохаживается? Могут  хватиться  и
поднимут шум. Но даст Бог, и не хватятся, даст Бог, мне опять  повезет  и  я
спокойно, без особого напряжения, смогу  убрать  еще  двоих.  Выходить  они,
наверное, станут через  ворота".  Глеб  направился  к  воротам,  где  замер,
прижавшись  к  стене,  укрытый  высоко  разросшейся,  в  человеческий  рост,
крапивой.
   В одной руке он держал пистолет со взведенным курком, а в другой нож.
   Автомат висел за спиной. "Знать бы, доберется бомж до поста  милиции  или
нет? А как струсит, убежит куда-нибудь, плюнет на мою просьбу? Хотя...  Нет,
не должен".
   Глеб неплохо разбирался в людях,  и  в  грязного,  не  бритого  бомжа  он
поверил, поверил, что Володька умеет быть благодарным. Ведь тот, если бы  не
Глеб, скорее всего, умер бы от потери крови, так  и  остался  бы  лежать  на
дороге, пока кто-нибудь, проезжая по ней, не нашел труп.
   За дверью фермы послышались шаги, бряцанье оружия, негромкая ругань.
   Потянуло запахом табачного дыма.
   "Хорошо, если они выйдут по одному, -  подумал  Глеб,  -  тогда  я  смогу
сделать свою работу более аккуратно и почти бесшумно".
   Так и случилось. Первым вышел широкоплечий  здоровяк  в  расстегнутом  до
пупа кителе и привалился плечом к двери, массивная дверь  под  его  тяжестью
пронзительно скрипнула.
   - Долбаные комары! Не дают ни спать, ни сидеть.
   Только дымом от них и можно защититься. Но не будешь же курить без  конца
- окочуриться можно! -  он  вдохнул  прохладный  ночной  воздух  и  крякнул,
запрокидывая голову и глядя на звезды:
   - Хорошо-то как! Нож Глеба вошел ему точно в сердце, даже не  зацепив  за
ребра Глеб левой рукой зажал здоровяку рот, чтобы жертва не  смогла  издать
ни единого звука. "Да он весит килограммов  сто  десять.  Ну  и  буйвол!"  -
оттягивая в крапиву уже мертвого врага, подумал Глеб и тут  же  изготовился,
услышав шаги по бетонному полу, приближающиеся к двери.
   - Эй, ты, верзила, подожди, еще покурим! До нашей смены две минуты.
   Пальцы Глеба сжали рукоять ножа, а сам  он  встал,  прижавшись  спиной  к
приоткрытой створке двери. И как только следующий бандит вышел,  Глеб  левой
рукой передавил ему шею, а правой нанес удар ножом в грудь. Но на  этот  раз
Сиверову не повезло. Наверное, у того в кармане оказался портсигар, и лезвие
ножа,  скрежетнув  по  металлу,  раздирая  материю,  скользнуло  в  сторону,
неглубоко порезав бок. Противник попробовал вырваться, пригнуться и сбросить
навалившегося на него Глеба.
   "Главное, чтобы он не вскрикнул!" Глеб действовал быстро.  Он  перехватил
нож, завел руку за спину и  резко  саданул  ножом  под  ребра,  проворачивая
лезвие внутри. Еще несколько мгновений мужчина с  пережатым  горлом  хрипел,
делая попытки освободиться. Но его тело постепенно слабело,  затем  начались
судороги, и он обмяк.
   "Вот это другое дело, давно бы так". Глеб и этого оттащил в крапиву.
   Разводить бойню  и  стрелять  внутри  фермы  было  бы  сущим  безумством,
все-таки там находится ядерный фугас. А Глеб не знал наверняка, как он может
сработать, вдруг управление выведено на дистанцию, вдруг  -  установлено  на
определенное время. Разумнее всех уничтожить по одному,  а  потом  захватить
главаря.
   "Так, четырьмя меньше... У меня есть четыре гранаты, надо их использовать
по назначению". Глеб быстро притворил дверь и привязал к ней одну из гранат.
   Он рассчитал, что если дверь  попытаются  открыть,  то  у  гранаты  будет
выдернута чека и произойдет взрыв. Но на ферме  было  два  выхода:  с  одной
стороны металлические ворота и такие же тяжелые, большие  ворота  с  другой.
Через окна выбраться невозможно, слишком уж они маленькие. Ребенок, конечно,
вылез бы, а взрослый мужчина, тем более вооруженный, - не сможет.
   Глеб короткими перебежками бросился к другому концу  фермы  -  ко  вторым
воротам. Там он проделал ту же процедуру - привязал к двери  гранату,  таким
нехитрым способом заминировав оба выхода. Времени оставалось в обрез,  скоро
должны спохватиться сидевшие внутри фермы, ведь двое часовых  не  вернулись.
Где точно находятся остальные, он не знал. Двое -  в  комнатке,  в  которой,
наверное, когда-то составляли бидоны с молоком.
   Эти двое продолжали играть в карты.  На  столе  горел  фонарь,  и  игроки
неистово бросали карту за картой  на  стол.  Их  автоматы  лежали  рядом  на
лавках, "Так, и этих я могу убрать. Если бы не стекло в  окошке,  все  можно
было бы сделать бесшумно.  Ну  да  черт  с  ними!"  Глеб  передернул  затвор
автомата и, подойдя почти вплотную к окну,  встал  во  весь  рост  и  пустил
длинную очередь, которая гулким эхом разлетелась по  окрестностям.  Глеб  не
сомневался,  картежники  либо  мертвы,  либо   тяжело   ранены,   то   есть,
недееспособны. Он бросился в сторону и залег  за  кучей  сухого  навоза.  На
ферме послышались крики, исступленная ругань и  стрельба.  Палили  из  окон,
палили почем зря, не жалея патронов.
   Несколько пуль прошли над  головой  Сиверова.  Он  проследил  за