лько обескуражилась реакцией супруга:
   - Но ты же! ты же сам вчера! ты ж собирался!
   - Я солгал тебе, солгал! - проорал Карась и выскочил из-за стола, по-
бежал вон из кухни. - Со-лгал! Я вообще - лжец! - хлопнул дверью  своего
кабинета.

   Человечек выбрался из автомобиля возле арки  сталинского,  в  мемори-
альных досках, здания и направился во двор. И прямо тут, под аркою,  его
застали несколько по обыкновению фальшивые  звуки  духового  похоронного
оркестра.
   Возле подъезда тихо толклось порядком народу. Вынесли  сперва  крышку
гроба, потом - подушечки с наградами. Потом - самого виновника.
   Человечек пробрался поближе и увидел строгое и спокойное  лицо  Кара-
ся-Мертвеца. Сзади шли женщины в черном, плакали. Катафалк уже  выдвинул
из мрачного чрева тележку.
   Человечек постоял, посмотрел, потом - с большой серьезностью на лице:
наверняка подумал о Вечности и Боге - снял шляпу. Кто-то из провожающих,
увидев жест Человечка, покивал сочувственно головою и обратился со вздо-
хом:
   - Да, как говорится! Ушел от нас!
   Человечек перестал думать о Высоком и отозвался:
   - Скорее улизнул!

   В тот миг, когда Благородный Карась возле справочного киоска  пытался
вызнать адрес Картошкина:
   - Да как, то есть, нету?! - орал на справочную старушку, - как нету?!
Он живет в Москве как минимум тридцать лет!  -  Человечек  поднимался  в
Обитель Муз Художника.
   Тот открыл двери сам.
   - Вы один? - осведомился Человечек.
   - Вы же просили, - отозвался Художник.
   - А вы сразу так и послушались? - ухмыльнулся  Человечек  и  довольно
бесцеремонно, по-хозяйски прошел в мастерскую, осмотрел висящие и  стоя-
щие картины, приблизился к мольберту и, не  смущаясь  нимало,  приподнял
покрывало, поизучал холст и опустил снова. Хозяин  мастерской  ходил  за
Человечком в полной готовности в случае чего услужить.
   - Итак, - уселся Человечек в кресло, - вы, судя по всему, догадались,
о чем речь.
   - Догадался, - потупился Художник.
   - Вот, - достал Человечек из "дипломата" увесистый  пакет.  -  Полное
собрание ваших! сочинений.
   - Понимаю.
   - Даже не знаю, - сказал Человечек, - советовать ли вам давать мне за
них такую немыслимую цену!
   - А какую? - поинтересовался Художник.
   - Которую я назову чуть позже. Репутация, конечно,  попортится.  Осо-
бенно на Западе. Но жить-то вы, в общем! - пустил Человечек  многоточие,
подкрепленное жестом. - Союз вас,  пожалуй  что,  не  оставит,  заказами
обеспечит. Академия из своих недр не изблюет!
   - Называйте же, называйте вашу цену!
   - Нет, право же, право - не знаю! Очень уж как-то! дорого! Раздобуде-
те ли?
   - Вы что, издеваться надо мною пришли?! -  впервые  проявил  Художник
чувство некоторого достоинства.
   - Ну, как хотите, - развел Человечек руками. - Этот пакет  будет  вам
стоить! сто тысяч.
   Значительное облегчение, которое он тут же постарался  сменить  наиг-
ранной озабоченностью, выразилось на лице Художника.
   - Долларов, разумеется, - добавил Человечек впроброс,  сполна  насла-
дившись наигранной и в предвкушении натуральной озабоченности.  -  А  то
что ж получается? Лучшие галереи приобретают ваши шедевры  за  свободно,
как говорится, конвертируемую валюту, а с собственными  согражданами  вы
собираетесь рассчитываться резаной бумагою? Нехорошо, нехорошо.  Презри-
тельно как-то!
   Художник сидел оцепенелый: губы только  слегка  шевелились  то  ли  в
подсчетах каких, то ли в молитве.
   Человечек встал и снова принялся осматривать картины.  Снял  одну  со
стены:
   - Не подарите? Разумеется - не в зачет.
   - Берите, - равнодушно согласился хозяин. - Черт с вами.
   - Тонкое замечание, - оценил Человечек. - Но - спасибо. А  по  поводу
цены - я ж вас предупреждал.
   - Согласен, - отозвался Художник. - Я согласен.

   Благородный Карась свернул на Садовую и уткнулся в широкую и глубокую
канаву, перегородившую проезд. Возле канавы сидел молодой парень, лузгал
семечки и слушал через наушники музыку, воспроизводимую  с  висящего  на
шее импортного плейера. Карась дал задний ход, развернулся, направился в
объезд. Но и с другого переулка пути не было: небольшой специализирован-
ный тракторок заканчивал траншею. Водитель его высунулся  из  кабинки  и
сказал Карасю:
   - Водопровод, папаша, роем. Водопровод! Так что вали, пока цел.

   Сытый, самодовольный Мужчина за письменным столом в ампирном кабинете
хохотал ото всей души. Когда прохохотался, сказал Человечку:
   - Да публикуйте, сколько заблагорассудится! Думаете, хоть один  чело-
век! из тех, кому это интересно! не знает меня как облупленного?
   - Но все-таки! - на сей раз обескуражен  был  Человечек,  -  все-таки
публичный скандал.
   - Первый, что ли? Ну снимут отсюда, - обвел хозяин рукою лепную  рос-
кошь, - еще выше посадят. Эх вы, горе-шантажер! Идите отсюда, идите! Сто
рублей хотите? Ну вас, до слез рассмешил, - отмахивался от Человечка ла-
дошкою. - Ступайте!

   Благородный Карась дернул калиточку, но та оказалась запертою. Посту-
чал. Постучал настойчивее.
   - Кого принесло? - раздался нелюбезный голос из-за забора.
   - Мне бы! - промямлил Карась, - Иннокентия Всеволодовича.
   - Нету его, - буркнули по ту сторону досок.
   - А где он? Когда будет?
   - По делам уехал. На сколько - не докладывался.
   - А нельзя ли, - не унимался Карась, припершийся в такую даль в поис-
ках сына, - нельзя ли его московский адрес узнать? Или хоть телефончик.
   - Не положено! - отрезал зазаборный.
   - А вы! - решился осведомиться Благородный Карась, - вы  его  сотруд-
ник?
   - Сотрудник-сотрудник, - согласился голос, и  заскрипели  по  дорожке
удаляющиеся шаги.
   Благородный Карась прильнул к забору, выискивая щель, и  увидел-таки,
как усаживается в шезлонг здоровенный бугай, затягивается  сигареткою  и
аккуратно стряхивает пепел в один из розовых цветков. Увидел - и тут же,
почувствовав на плече неласковое прикосновение, обернулся.
   - Нехорошо подглядывать-то! - столь же  неласково,  как  прикоснулся,
произнес парень с плейером. - А еще с виду - приличный человек.

   - Да ладно! - панибратски обратился Человечек  к  Главному  Редактору
Модного Журнала, в кабинете которого и шел разговор. - Чего вам особенно
стоит-то напечатать мою статейку? Вы даже можете пометочку  сделать:  не
все, дескать, опубликованное выражает мнение редакции.
   - Да у нас уже восемь номеров наперед сверстано, странный вы человек!
- объяснялся Редактор. - Вы просто не в курсе специфики работы.
   - Сергей Константинович, - сказал Человечек. - А вы вот это вот почи-
тайте, пожалуйста. В смысле специфики, - и протянул Редактору лист бума-
ги.
   Редактор сначала вздохнул от назойливости упрямого и глупого  посети-
теля, потом со скукою взглянул на  лист,  потом  скука  сменилась  любо-
пытством, любопытство - удивлением, а оно, в свою  очередь,  -  скорбной
озабоченностью.
   - Откуда это у вас?
   - О! - сплеснул руками Человечек. - У нас такого добра сколько  угод-
но. Как дерьма мамонта.
   - И все - только на меня? - несколько даже удивился Главный Редактор,
как бы оставляя в подтексте: и когда это я столько успел нагадить?
   - Что вы, не только! - успокоил Человечек.
   - А на кого еще? - скорбная  озабоченность  отлетела,  уступив  место
азартному интересу. - Садитесь-ка, садитесь поближе! -  пригласил,  а  в
микрофон, нажав кнопку селектора, бросил: - Люда, я занят. Ни с  кем  не
соединяй, никого не впускай.
   Потом повернулся к Человечку, звонко хлопнул его ладошками по ляжкам,
улыбнулся широко:
   - Да мы с вами! мы с вами, дорогой вы мой человек, мы  с  вами,  если
правильно дело поставить! мы с вами горы свернем!

   Подвал прибрали, хоть от былого великолепия  порядка  не  осталось  и
следа: шкафы косо сдвинули в два угла, папки стопками разложили по полу,
тут же рядом, за письменным столом, бывшим следовательским, расположился
Интеллектуал лет под тридцать, разбирающий  бумаги  в  свете  настольной
лампы. А двухметровое пространство у дальней стены огородили вмурованной
в цемент пола стальной решеткою, в результате чего получилась камера для
Полковника: кушетка, столик, парашное ведро!
   Полковник сидел на кушетке,  погруженный  во  внутренний  мир,  когда
дверь отворилась, и вслед молодым  людям,  несущим  компьютер,  ксерокс,
пачки бумаги и упаковки характерной вытянутой формы  голубых  конвертов,
вошел Человечек, одетый в полковничий парадный китель.
   - Сюда поставьте, - распорядился. - Подключите и свободны.  А  вы,  -
отнесся к Интеллектуалу, - подите покурите, полюбуйтесь на розы. Я позо-
ву.
   Пока распоряжения его исполнялись, Человечек приблизился к  Полковни-
ку, рассмотрел, как обезьянку в зоопарке.
   - Нелличка сказала: дело идет на поправку. Да! здоровье у вас!  Зави-
дую, честное слово, завидую. Положению - отнюдь, а здоровью! Но согласи-
тесь: ничего нет и дороже на свете. Вы, надеюсь,  не  против?  -  проде-
монстрировал китель. - Для вживания, так сказать, в образ. Система  Ста-
ниславского.
   Полковник поднял голову и поглядел на Человечка с ненавистью.
   - А и зря вы так сверкаете очами, Иннокентий  Всеволодович,  ей-Богу,
зря! Я ведь с хорошими известиями.  Дело-то  наше  с  вами  закрутилось!
Пробные шарики пущены и почти все сработали отлично. Капэдэ -  девяносто
процентов. Очень высокий капэдэ! И стоит ли так переживать  личное  нес-
частье, когда торжествует Идея?!
   - Что с Машенькою? - спросил Полковник.
   Человечек, развлекающийся красивой работою японского  ксерокса,  отв-
лекся от него:
   - Вот видите - мы уже говорим. Два шага до сотрудничества. Что с  Ма-
шенькою? А что с ней может случиться? Живет себе.  Влюблена.  Устроилась
подавальщицей к Мак-Дональду: знаете, на  Пушкинской?  Превосходно  себя
чувствует. Надо думать, скоро вас навестит. Но в общем-то,  беспокойство
ваше понятно. Помните Кьеркегора? Он утверждал, что человек окончательно
реализуется только в миг смерти, а до тех  пор  непредсказуем.  Так  что
полная гарантия машенькиной безопасности - только ваша! - подразумел Че-
ловечек Смерть. - Или очень уж хорошее поведение. Примерное. Ну,  как  у
вас в лагерях пишут: стал на путь исправления.
   - Что будет со мной дальше? - выдавил Полковник.
   - Вопрос, свидетельствующий о возвращении жажды жизни, - прокомменти-
ровал Человечек. - Это обнадеживает, - и продолжил развлекаться  ксерок-
сом. - Отличная машинка! Тоже ведь: предмет материальной культуры. Залю-
буешься! Ах, да! О вашей судьбе. Я готов пообещать вам, что при  искрен-
ней, - подчеркнул слово "искренней", - перемене в вашем ко мне отношении
вы со временем обретете свободу. Но поверите ли вы моему  обещанию,  вот
вопрос? Вы знаете, что я знаю, что вы - профессионал. Натура у вас, судя
по архиву и по личным моим воспоминаниям  -  христианская  не  чересчур.
Связей - я имею в виду гэбэ, милицию, - связей хоть  отбавляй.  Следова-
тельно, получив свободу, вы непременно попытаетесь использовать ее, что-
бы отомстить мне. Что, скорее всего, у вас и получится. Остается держать
вас в тюрьме вечно. Но это - накладно.
   Человечек поднес к полковничьей решетке несколько  отпечатанных  лис-
тов:
   - Глядите-ка, как хорошо! Четкость поразительная.  Вы  в  курсе,  что
ксероксами уже вовсю торгуют обычные комиссионки. Отобрали у вас с госу-
дарством монополию на информацию. Ну, не хотите смотреть - не надо, -  и
снова отошел к столу. - Так что логика должна убедить вас, что мне  при-
дется прибегнуть! хороший вы эвфемизм придумали! к высшей мере защиты. И
тем не менее я обещаю сохранить вам жизнь. Вот пусть  логика  и  надежда
борются в вас! Логика и надежда. А сейчас, если позволите,  я  хотел  бы
заняться делом. Виктор Владимирович! - крикнул наверх, подойдя к  двери.
- Разрешите вас на полчасика, - и, когда Интеллектуал спустился,  уселся
с ним рядышком за стол, произнес: - Начинаем массированную атаку. Следу-
ет, согласно предложенной вами системе, отксерить первые  полторы  сотни
доносов и обеспечить их эффектную и одновременную доставку!

   - То есть, профессор, вы полагаете, что вероятность генетической нак-
ладки невелика?
   - Процентов десять, - ответил Профессор Благородному Карасю. -  Прав-
да, в следующих поколениях!
   - Товарищи, товарищи, тихо! - оборвал этот негромкий, на ухо диалог и
всеобщий легкий шумок Председательствующий, а в усиление  слов  постучал
авторучкою о горло графина, - пора начинать!
   Шептавшиеся Благородный Карась и Профессор сидели за длинным покрытым
сукном президиумным столом на сцене какого-то огромного зрительного  за-
ла, не то Дома Кино, не то Дома Литераторов, в компании  еще  нескольких
человек. Пусть кресла в зале были заняты далеко не все, народу собралось
предостаточно. Когда шум поутих, Председательствующий встал  и  торжест-
венно произнес:
   - Друзья! Мы собрались здесь сегодня, чтобы учредить "Общество  Пост-
радавших В Годы Застоя". Многие из вас являются членами общества  "Мемо-
риал", которое, выполняя Великую Нравственную Задачу полной реабилитации
жертв сталинского режима, оставляет, однако, в стороне прочие жертвы на-
шего все еще тоталитарного государства. Я имею в виду  не  только  и  не
столько так называемых прямых диссидентов, томившихся в тюрьмах и  лаге-
рях в период с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года  и  буквально  до
сегодня, но и многие миллионы журналистов, писателей, ученых, да  просто
- честных, порядочных людей, которым перекрывали кислород,  которых  за-
частую вынуждали соглашаться на сотрудничество, но которые при этом!
   Председательствующий со все большим вдохновением разливался соловьем,
но звуки его речи как-то вдруг пожухли для Благородного  Карася,  удали-
лись, потеряли разборчивость, когда он увидел появившегося в кулисе  мо-
лодого человека с пачкою голубых конвертов в руке. Молодой человек замер
на мгновение, как бы прицеливаясь, и спокойным, корректным  шагом  вышел
на сцену, разложил конверты перед некоторыми членами президиума, в числе
которых оказались и Председательствующий, и Профессор, и Благородный Ка-
рась. Благородный Карась рванул голубую  обертку  -  одного  мгновенного
взгляда достало ему сориентироваться, - и сунул конверт в карман.
   А по залу, пересекая его во всех направлениях,  неслышно  и  деловито
сновали молодые люди, и порхали по рядам конверты синими птичками.
   Председательствующий скосил взгляд на стол, на конверт,  потом  -  на
Благородного Карася и на двоих других, которые тоже удостоились;  кажет-
ся, все понял, налился кровью, но продолжал речь с тем  большей  уверен-
ностью:
   - Мы должны вывести на чистую воду всех, кто был причастен  к  позору
непротивления, но вместе - увековечить мужество тех!
   Благородный Карась несколько пришел в себя и,  идентифицируя  в  зале
владельцев конвертиков, делал пометки в записном блокноте.

   Две толпы волновались на Пушкинской площади: одна  -  в  нетерпеливом
ожидании вкушения благ западной цивилизации, другими словами - в очереди
к Мак-Дональду, вторая - неподалеку - в праведном негодовании на Комитет
Государственной Безопасности, о чем свидетельствовали  и  многочисленные
плакаты типа Открыть архивы КГБ!, Долой политический сыск!, Позор  стра-
не, главою которой может стать начальник тайной полиции!, и слабо  доно-
симые ветром речи ораторов. Милиция охраняла общественный порядок  обоих
коллективов.
   Усатый Джинсовый сидел на скамеечке, лизал мороженое и лениво  погля-
дывал на стеклянную витрину Мак-Дональда, за  которою  сквозь  счастлив-
цев-едоков просматривались среди молодых мальчиков и девочек в  красивых
униформах Внучка и Юноша.
   Юноша, отвлеченный голубыми птичками, замелькавшими вдруг  среди  ми-
тинга, на мгновенье замешкался с обслуживанием очередного едока.  Внучка
же, хоть и не отвлекалась от работы, погружена была в свои мысли, резюме
которых и высказала Юноше:
   - Если его не будет и завтра, поедем на дачу.
   - Что? - переспросил Юноша.
   - Завтра едем на дачу. С дедом что-то стряслось!

   Ксерокс работал на полную мощь, едва не дымился.  Четыре  человека  в
конвейере обслуживали его: один подавал документ из подготовленной  пач-
ки, другой собственно копировал, третий брал готовую продукцию,  раскла-
дывал по голубым продолговатым конвертам, четвертый вставлял конверты  в
спецприемничек компьютерного принтера, и тот отбивал сухие зловещие оче-
реди!

   Благородный Карась накручивал тем временем телефонный диск в домашнем
своем кабинете, по стенам которого висели два недурных пейзажа с древне-
русскими включениями, похоже, что кисти Художника,  портреты  Бродского,
Солженицына, Сахарова.
   - Вячеслав Афанасьевич? Профессор Тищенко беспокоит. Вы  не  получили
вчера! Бросьте дурака валять! Не шантажирую - напротив!  Хоть  минуточку
помолчите! Вот так. Очень хорошо. Итак, вы, наверное, догадались, что не
один. И что кроме нас самих помогать нам не станет никто. Ни-кто! Поэто-
му я приглашаю вас посетить меня завтра около восьми. Разумеется,  вече-
ра. Не узнют! При входе наденете маску! Ну, как заблагорассудится! Пшите
адрес? Песочная, двенадцать, квартира тридцать девять,  второй  подъезд,
четвертый этаж. Код двести восемьдесят три. Все, до завтра. Извините,  у
меня еще слишком много звонков. Та-ак! - положив трубку, снова взялся за
блокнот, поставил в нем птичку, справился о  следующем  номере  и  -  за
диск.
   А в соседней комнате карасева жена рылась в глубинах платяного шкафа,
извлекая на свет Божий старые чулки и колготки, тут же с помощью  ножниц
превращаемые в чулки; некоторые - после  осмотра  -  откладывала  назад.
Когда на полу скопилась внушительная груда, Супруга взяла верхний, натя-
нула на голову, охорошилась у зеркала, появилась на пороге мужнина каби-
нета.
   - Так?
   Благородный Карась оторвался на миг от телефона, усмехнулся горестно:
   - Выходит, что так.
   - А тебе какой?
   - Мне, - героически отрезал Карась, -  никакого!  Я  предпочитаю  бо-
роться со злом с открытым забралом! Всегда кто-то один вынужден взять на
себя главную ответственность! - и с добавочной яростью завращал диск.

   Полковник притворился, что спит. Когда успокоенный этим  страж  вышел
подышать воздухом, Полковник слез с кушетки, стал  на  пол,  на  колени,
спиною к комнате, и под прикрытием собственного тела принялся  пальцами,
ногтями, зубами раздирать покрывало. Отодрав три полосы, Полковник  нак-
репко связал их одну с другою, а на конце соорудил петлю. Накинул ее  на
шею, прикрепил хвост импровизированной веревки к решеточному  пруту.  И,
не вставая с колен, начал отползать.
   Петля затянулась, сделала больно,  затруднила  дыхание.  Сил  держать
напряжение веревки и даже увеличивать его едва хватало.  Но  -  хватало.
Все-таки!

   А где-то невообразимо далеко, за три с лишним тысячи верст от "Стаха-
новца", под ярким, почти солнечным сиянием ртутных фонарей, дефилировали
по Елисейским Полям от площади Звезды к площади Согласия Карась, Предсе-
дательствовавший На Учреждении Общества Жертв Застоя - в руках еле  уме-
щаются пакеты, набитые сувенирами, и Новый Карась,  судя  по  элегантной
вписанности в пейзаж, проживающий в Париже давным-давно.
   Карась-Эмигрант вертел в руках знакомый нам голубой конверт:
   - Если такие пустяки, что же ты взялся доставить его сюда? Поездка на
холяву, за счет фирмы?
   Отечественный Карась замялся:
   - Не все так просто, мой дорогой, не все так просто. Ты - здесь, а мы
все-таки - там. То есть - наоборот.
   - Здесь-то как раз все сложнее! - возразил Парижанин. - И как ты  ду-
маешь: он действительно даст этому ход?
   Отечественный Карась печально кивнул. Собеседники помолчали.
   - Придется возвращаться в отечество, - неожиданно, но вполне убежден-
но изрек Карась-Эмигрант.
   - Возвращаться?! - не поверил или сделал вид, что  не  поверил  ушам,
Карась-Председатель. - В наше дерьмо?.. Да он тебя здесь не достанет!..
   - Нет, старик, все наоборот. Имен