ажи ей: я был неправ.
   Переводчик повторил по-французски:
   - Он был неправ.
   Жюли не отреагировала: только шины шуршали по асфальту да чуть слышно
урчал мотор.
   - Я ее оставляю, - нарушил паузу Кузьма Егорович.
   - Он вас оставляет, - сказал переводчик.
   - Не в смысле оставляю, а в смысле - оставляю,  -  поправился  Кузьма
Егорович.
   - Не в смысле оставляет, а в смысле - оставляет, -  перевел  перевод-
чик, не вдаваясь в языковые тонкости.
   Жюли все равно молчала.
   Тогда Кузьма Егорович собрался духом и выдал:
   - Каждый мужчина в нашей стране имеет право на ревность.
   - Каждый мужчина в ихней стране имеет право на ревность, - бесстраст-
но перевел переводчик.
   Жюли кивнула за окно, чуть улыбнулась и спросила совершенно  по-русс-
ки:
   - Otchakovo?

   Лирическая мелодия песни о любви на современном этапе сопровождала не
менее лирическую прогулку по огромному пустынному  пляжу  трех  фигурок:
взрослого роста двоих и - за руки между ними - маленькой.
   Мощный артиллерийский бинокль зафиксировал пару невозмутимых рыбаков,
стоящих со спиннингами у кромки зимнего штормового прибоя. Быстрая, сма-
занная панорама, скользнув по гуляющим троим, уперлась в еще одну  рыба-
чащую - на противоположной оконечности пляжа - пару и сопроводилась  го-
лосом:
   - Второй, второй, как слышите?
   Один из рыбаков поднес ко рту спиннинг, и возникло искаженное  элект-
роникою бормотание:
   - Слышу нормально, слышу нормально.
   - Проверка связи, - сказал в уоки-токи Равиль, одетый лесничим и при-
мостившийся на плащ-палатке в сырой горной расселине, сказал  и  бинокль
отложил.
   - Я так хочу быть с тобой и я буду с тобо-ой, - спела Машенька, а по-
том повторила те же слова по-французски.
   - Не так, Маша! Не совсем так, - мягко поправила Жюли и вместе с  де-
вочкою спела сладостные слова.
   Кузьма Егорович, гордый и счастливый, хоть ни бельмеса и не  понимаю-
щий, скосился на дам.
   Когла проходили мимо торчащей из песка щелястой раздевальной кабинки,
оттуда вдруг высунулась таинственная рука и втащила  Жюли  вовнутрь.  Та
взвизгнула было, но звук не успел разнестись, удержанный запирающей  рот
крепкой ладонью.
   Жюли посмотрела на похитителя:
   - Ты??! Здесь??! Этого еще не хватало!
   Похититель, вернее - =тельница, которою оказалась Вероника, отпустила
мать:
   - Проститутка для Кремля! Эксклюзивное интервью.  Дорого,  -  быстро,
очень по-деловому, выпалила Вероника.  -  Встречаемся  в  восемь,  возле
церкви!
   - Дедушка, дедушка! - дергала Маша Кузьму Егоровича. - А где тетя Жю-
ли?
   Кузьма Егорович скосил глаза на одинокую кабинку, оставшуюся метрах в
двадцати позади, и сказал укоризненно:
   - Ай-ай-ай, Маша! Тетя Жюли делает пи-пи, - и, снова оглянувшись без-
заботно, вдруг настороженно приостановился.
   - Я не допущу, - кипятилась меж тем в кабинке Жюли, - чтобы ты  комп-
рометировала Кузьму Егоровича! Настоящим коммунистам в России и без того
туго!..
   - Ну чего, дед? - тянула Машенька Кузьму Егоровича, пристально глядя-
щего на кабинку. - Пошли-и. Нехорошо подглядывать.
   - Там, кажется, штаны, - невнятно пробормотал Кузьма Егорович.
   - Ты никогда, никогда не проникнешь в этот дом! - шипела Жюли.
   - Думаешь? - усомнилась Вероника.
   - И думать нечего: я тебя просто! в Сибири сгною!
   Кузьма Егорович по мере того, как приближался к кабинке, все  ускорял
шаги, все круче нагибался, все невероятнее выворачивал голову:
   - Штаны-ы!
   - Ориентир В-2! Ориентир В-2! - бормотал в  уоки-токи  Равиль,  раком
скарабкивающийся из расщелины.
   Рыбаки со всех ног чесали к кабинке, утопая в песке!
   Кузьма Егорович рванул дверцу, как оперативник в кино.
   - Интервью, господин Кропачев! - мгновенно сориентировалась  Вероника
и протянула Кузьме Егоровичу под нос диктофончик.
   Жюли оттеснила Веронику, закрыла Кузьму Егоровича собою и авторитетно
произнесла:
   - Господин Кропачев в отпуске интервью не дает!
   - Ну отчего же! - довольный тем, что обладателем штанов оказалась об-
ладательница, ответил Кузьма Егорович. - Если газета достаточно прогрес-
сивная!
   - Progressive?? - возмутилась Жюли. - Reaction! Reaction! -  и,  взяв
Кузьму Егоровича под руку, потащила наружу.
   Вероникою, впрочем, уже занималась четверка рыбаков.

   Большой теплоход, усеянный редкими  огнями,  медленно  разворачивался
близ берега.
   Кузьма Егорович стоял на верхней палубе - пальто внакидку - и  вдыхал
ветер перемен. Потом спустился в каюты. Дверь ванной, за которою слышал-
ся шум душа, была приоткрыта, бросая длинный косой луч на ковер  коридо-
ра. Кузьма Егорович подошел к щели, приложился глазом: за полупрозрачной
занавескою Жюли принимала душ.
   Чем дольше смотрел Кузьма Егорович, тем  больше  воодушевлялся.  Жюли
почувствовала постороннее присутствие, выглянула из-за занавески:
   - Это вы, Кузьма?
   Кузьма Егорович вздрогнул и поспешил дверь прикрыть.
   - Ничего-ничего! - крикнула Жюли. - Мне не дует.
   Кузьма Егорович улыбнулся тоже и даже сделал довольно решительный шаг
внутрь, как! характерным, требовательным образом зазуммерила кремлевская
вертушка. Кузьма Егорович сорвался с места и припустил на звук.
   Жюли, накинув халатик, плавно прошествовала в спальню. Дверь за собою
закрыла ровно настолько, чтобы, проходя по коридору, можно было  увидеть
пространство перед зеркалом. В это  как  раз  пространство  поместилась,
сняла халатик, не спеша надела тончайший, весь в кружевной пене, пеньюар
и принялась расчесывать волосы, через зеркало поглядывая на дверь.
   В щели тенью, на цыпочках, промелькнул Кузьма Егорович.
   - Вы, кажется, что-то хотели сказать, Кузьма? - окликнула Жюли.
   Кузьма Егорович воровато появился на пороге и, стараясь  не  смотреть
на Жюли, понуро произнес:
   - Спокойной ночи.
   После чего прикрыл дверь и бесповоротно скрылся.

   Вчерное окно билась рождественская метель.  В  детской  Жюли,  одетая
маркизою Помпадур, сделала два последних стежка на корсаже Маши -  Крас-
ной Шапочки, откусила нитку и, хлопнув девочку по попке, послала:
   - Беги!
   Машенька впорхнула в огромную залу, посреди которой стоял торжествен-
но и красиво накрытый рождественский стол: елочка со свечами, подарки на
тарелках под салфетками, великолепие вин и закусок. И, конечно, традици-
онный гусь.
   Вслед за Машенькою вплыла Жюли, ловя восхищенные  взгляды.  По  обеим
сторонам стола сидели Равиль и Кузьма Егорович: последний в ослепительно
белом смокинге, первый - одетый  оперным  татарином:  шаровары,  поясной
платок, широкий музейный ятаган. Еще один прибор был пока не  задейство-
ван.
   - По случаю маскарада, -  торжественно  произнесла  Жюли,  -  говорим
только по-французски! - и уселась за стол.

   - Чего-чего? - спросил Седовласый у молодого своего ассистента.
   - Собираются говорить только по-французски, - перевел ассистент.
   - Это кто? - зашелся мрачным смехом Седовласый. - Кузьма?!.

   - А почему нету папы? - спросила по-французски Машенька.
   - Как это нету? - раздалось от дверей, и появившийся в комнате Никита
сделал что-то вроде циркового антрэ.
   - Только по-французски! - шутливо поправила Жюли, оборачиваясь, и ос-
толбенела: рядом с Никитою стояла Вероника.
   - Ну! - взглянула Вероника на Никиту.
   - Знакомься, папа, - решился тот. - Моя невеста.
   - Добрый вечер, господин Кропачев, -  пропела  Вероника,  делая  нес-
колько пародийный книксен. - Привет, мама.
   Жюли стояла как каменная. Кузьма Егорович стрельнул глазами  на  нее,
потом на будущую невестку и поправил бабочку, с  непривычки  давящую  на
горло.
   - Вы, кажется, не вполне точно информированы относительно наших!  от-
ношений! Это - гувернантка моей внучки. Так что  называть  ее  мамой!  -
объяснил, смущенно краснея.
   - Но вас-то, господин Кропачев, я могу называть папою? - дерзко улыб-
нулась Вероника.
   - А я даже очень рада! - сказала Машенька чересчур громко и твердо, с
эдаким вызовом, и потащила Веронику за стол. - Тебя как звать?
   - Вероника, - ответила Вероника.
   Возникла неловкая пауза, разбавленная восьмикратным боем часов.
   - Мент родился, - прокомментировал Никита тишину, но она вдруг  снова
нарушилась: на сей раз посторонним шумом с улицы.
   Кузьма Егорович привстал, приник к окну.
   - Народ обретает права, - пояснил Никита назидательно.
   Зазуммерила внутренняя связь. Равиль вскочил, послушал:
   - Фургон с продуктами не пропускают. Пикетчики сраные!
   - Только по-французски! - произнесла встревоженная Жюли, как бы  зак-
линая праздничную атмосферу вернуться.
   - Постой! - остановил Кузьма Егорович Равиля. - Сам выйду. - И  посе-
товал: - Вот народ! Только за границей и уважают!
   - А зачем нам еще продукты? - спросила на ломаном русском  Жюли  вдо-
гонку мужчинам.
   - Про запас, - пояснил Никита. - На случай осады.
   За воротами, возле вахты, в сумятице метели, волновался не  пикет,  а
целый небольшой митинг. Лозунги типа: КРОПАЧЕВ, УЙДИ ПО-ХОРОШЕМУ!, ДАЕШЬ
СОЦИАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!, КПСС - РЯД ГЛУХИХ СОГЛАСНЫХ! и  аналогичные,
которых много можно набрать из архивов рубежа девяностых, колыхались над
толпою, облепившей большой грузовик-фургон с красными надписями  АВАРИЙ-
НАЯ на бортах. Народ волновался, барабанил кулаками и древками  плакатов
по стенам фургона.
   - Разойдись! - безуспешно пыталась охрана расчистить дорогу  грузови-
ку. - Пропустите аварийную!
   - Знаем мы ваши аварийные! - кричали из пикета. - Кто ж  это  КРАСНАЯ
ИКРА напишет?!
   - Отдай продукт, Кузьма! Дети голодают!
   - Добром отдай!
   Кузьма Егорович в шутовском своем белом смокинге, в короткой внакидку
дошке явился на пороге-ступенечке вахты.
   - Товарищи! - прокричал. - Товарищи!
   Толпа как-то вдруг перестала шевелиться, притихла.
   - Заткнись! - шипел один на соседа.
   - Гляди, гляди, Сам вышел, - комментировал другой с уважением.
   - Тамбовский волк! - только отдельные возгласы  из  прежних  пыжились
вырваться на свободу, но, неуместные в напряженной тишине, гасли,  недо-
говоренные, недокрикнутые.
   - Товарищи! - сказал Кузьма Егорович спокойнее, почувствовав, что его
слушают. - В резиденции прогнили трубы. Водопровод заливает подвал.  Это
же, - кивнул на великолепный особняк прошлого, если не позапрошлого, ве-
ка, - народное достояние. Ваше!
   - Ежели наше - чего ж т тут живешь? - спросил кто-то ехидный, и  реп-
лика прозвучала уже не так неуместно.
   - Вы хотите, чтобы дело рук ваших дедов, ваших прадедов погибло ни за
грош?!
   - Заботливый какой, - понеслось в ответ.
   - Вот и отдай дедово!
   Толпа уже почувствовала, что нормального, искреннего разговора не бу-
дет, и зашумела, загалдела по-прежнему:
   - Хватит нае..вать!
   - Фургон открывай!
   - Показывай водопроводчиков!
   - Товарищи! - пытался перекрыть Кузьма Егорович галдеж. -  У  нас  же
правовое государство!
   - Прав до х.. - жрать нечего! - выкрикнул из толпы бас!
   Равиль стоял позади, поигрывая ятаганом. Вероника с  крыльца  налади-
лась снимать происходящее, но Жюли, заметив, бросилась,  как  орлица  на
защиту птенца. Завязалась нешуточная борьба, победительницей из  которой
вышла все-таки мать. Завладев аппаратом, вскрыла его, вырвала пленку.
   - Ему и так тяжело! - сказала. - Шлюха вонючая.
   - Это я шлюха?! - изумилась Вероника. - Я?!
   Висящий на заборе пикетчик орал тем временем:
   - Неделя до Нового Года, а у них елка горит!
   - И гусь на столе! - добавил прилипший к щели другой.
   - С яблоками? - поинтересовался из толпы кто-то веселый.
   - Масонам продались.
   - Рождество празднуют.
   - Католическое!
   - Товарищи, товарищи! - все пытался унять Кузьма  Егорович  вой,  но,
кажется, только подливал в огонь масла. - Мне что, спецназ вызвать? Сами
же провоцируете.
   - Ага! Мы и виноватые!
   - Всех не перевешаешь! - отвечали ему.
   - Открывай фургон, Кузьма! Показывай трубы!
   Толпа волновалась уже сильнее критического:  вот-вот,  чувствовалось,
начнет ломать и крушить. Мент в будке вытащил пистолет, снял с предохра-
нителя.
   - А! - сказал вдруг Кузьма Егорович и жестом, каким бросают на стойку
в кабаке последний рубль или - по национальным преданиям - бросали купцы
под ноги цыганке последние десять тысяч, швырнул шубейку. -  Ну-ка,  Ра-
виль, быстренько! Отворяй фургон!
   Равиль спрятал ятаган в ножны и пошел к машине. Вновь притихшая толпа
уважительно давала дорогу. Никита наблюдал серьезно, приподняв Веронику;
та втихую перезаряжала аппарат.
   Равиль сорвал пломбу. Ключиком, висевшим на шее, отпер замок.  Кузьма
Егорович и сам уже был тут как тут, помогал, отодвигал тяжелые  металли-
ческие шпингалеты. Народ смотрел за всем этим с некоторой боязливой ото-
ропью.
   Мент спрятал пистолет в кобуру. На порожек-крыльцо подтянулась  Жюли.
Кузьма Егорович, едва двери фургона распахнулись, ловким пируэтом  взле-
тел внутрь и тут же появился со свиным окороком в руке:
   - Ну! налетай, ребята! угощаю! - и протянул копченую  ногу  в  толпу,
которая испуганно отступила, образовав перед фургоном пустой полукруг.
   Вилась, посвистывала метель.
   - Ну, кто смелый?!
   Смелых не оказалось.
   Кузьма Егорович размахнулся окороком как спортивным снарядом и метнул
его прямо в толпу:
   - Кушайте на здоровье!
   - Виртуоз! - шепнула Никите восхищенная Вероника.
   Кузьма Егорович то скрывался в недрах, то появлялся в проеме и швырял
в толпу связки колбас и гирлянды сосисок, огромные рыбины  и  баночки  с
икрою, бутылки коньяку и шампанского! Народ постепенно приходил в  себя,
подтягивался к фургону. Вот кто-то понахальнее залез к Кузьме  Егоровичу
- помогать, вот еще один! Кузьма Егорович оценил, что дело пойдет и  без
него, выпрыгнул наружу.
   Толпа сильно поредела. Плакатиков видно не было. Одна  тень,  другая,
третья - сквозь снежную пелену - мелькали с ношами под мышками.
   Кузьма Егорович взошел на крыльцо.
   - А ну, ребята! - сказал. - У кого есть время - заходи! Отметим Хрис-
товое Рождество, - и обнял Жюли эдаким чисто российским манером  (вспых-
нул вероникин блиц). - Принимай гостей, хозяюшка!
   Но желающих не нашлось. Или, может, просто со временем у них  у  всех
было туго: последние пикетчики, нагрузившись, чем осталось, покидали по-
ле боя, оставляя по себе истоптанный снег, пустой фургон  да  валяющиеся
на земле гневные плакаты, заметаемые метелью!
   Милиционер, достававший давеча пистолет, обратился к Равилю,  который
провожал взглядом остаточные молекулы разгневанного народа:
   - Товарищ майор, можно уйти пораньше? Мне позвонили: в  двадцать  ча-
сов, ровно, жена сына родила. Тоже в милицию парень пойдет!

   Нестарая женщина (хоть и в штатском, а явно  военная)  и  аналогичный
молодой человек мыли на кухне посуду. Двое  других  парней,  доубирающие
разоренный пиром стол, попутно успевали перехватить то рюмочку, то кусо-
чек провизии.
   Кузьма Егорович в пижаме шел полутемным  коридором.  Перед  поворотом
воровато огляделся и шагнул к двери, из-под которой  выбивалась  полоска
света, чуть приоткрыл: Жюли лежала в постели, по складам разбирая  пере-
довицу "Правды".
   Кузьма Егорович скользнул в комнату и накинул  изнутри  крючок.  Жюли
оценила.
   - Кузьма, - сказала по-русски, коверкая слова. - Вы же поставили  ус-
ловием воспитывать девочку.
   Кузьма Егорович как бы не слышал,  а  громко  дышал  и  шел  на  Жюли
страстно, сосредоточенно.
   - В вашем положении опасно заводить сомнительные связи, -  защебетала
Жюли по-французски, но интонация явно расходилась с  буквальным  смыслом
произносимого.
   Кузьма Егорович столь же страстно и решительно, как шел, взял из  рук
гувернантки "Правду" и бросил на пол, потом выключил свет, примостился.
   - Но право же, - лопотала Жюли по-французски и нежно. - Я  так  давно
этого не пробовала! должно быть, разучилась, - а сама  Кузьму  Егоровича
ласкала.
   Метель билась за окном, яркая в пламени  ртутного  дворового  фонаря.
Кузьма Егорович напрягался изо всех сил, но по лицу было видно, что  ни-
чего не получается. Скупая мужская  слеза  выкатилась  из  левого  глаза
Кузьмы Егоровича и замерла, подрагивая, на щеке.
   Для Жюли все это в каком-то смысле было  испытанием  профессиональной
чести, но через минуту и она поняла, что дело швах: ласки из эротических
стали постепенно жалостливыми, сочувствующими, и из глаза  тоже  выкати-
лась слеза.
   - Уйдут, - тихо прокомментировал Кузьма Егорович  неудачу.  -  Теперь
отчетливо вижу: уйдут!

   На закрытом теннисном корте  сияло  искусственное  солнышко  над  ис-
кусственной травкою. Кузьма Егорович, хоть  и  выглядел,  мягко  скажем,
странно в спортивном одеянии, играл удовлетворительно.
   Партнер, знакомый нам Седовласый, паснул мяч с репликой:
   - Значит, трудно, говоришь, сегодня в России настоящему коммунисту?
   - В каком это смысле? - опустил Кузьма Егорович ракетку.
   Молодой человек, тот, кто обычно ассистировал Седовласому  при  прос-
мотрах, поднес Кузьме Егоровичу мяч на газетке  "Фигаро"  с  фотографией
Кузьмы Егоровича в обнимку с Жюли: на крыльце, в рождественскую ночь.
   Кузьма Егорович взял газетку.
   - Выучился уже, или дать перевод? - спросил Седовласый.
   - Играйте, Борис Николаевич, - обратился Кузьма Егорович  к  сидящему
рядом Ельцину и вышел вон.

   Никита с ансамблем на маленькой  ресторанной  эстрадке  пели  мрачную
свадебную песню.
   Несколько официантов, уборщицы посуды, буфетчица сгрудились в  кухон-
ном закутке возле портативного телевизора, по которому передавалось  ка-
кое-то важное кремлевское заседание.
   - Ну? - агрессивно подскочил к группке  оторвавшийся  на  минутку  от
плиты повар с длинным ножом.
   Никита допел. Публика взорвалась  аплодисментами  и  восторгами  нес-
колько, может быть, пьяноватыми. Никита снял гитару, направился за стол,
на жениховское свое место, рядом с которым, одетая в  белое  и  в  фату,
поджидала Вероника.
   - Горько! - закричал гость со значком "ветеран партии".
   - Горько! Горько! - подхватили остальные.
   - Варвары, - прокомментировала Вероника и поцеловалась с Никитою.
   - Раз, два, три, четыре, пять! - считали варвары хором!
   В этот как раз момент тяжелый лимузин  Кузьмы  Егоровича  подкатил  к
ресторанным дверям.
   Кузьма Егорович сидел, не трогаясь с места, и не то  что  бы  плакал!
словом, это было Прощальное Сидение. Потом полез в подлокотный тайничок,
достал коньячную фляжку. Разведя руками,  улыбнувшись  как-то  виновато,
пояснил водителю и Равилю:
   - Вот, значит!
   - Да нечто мы, Кузьма Егорович, не знали? - ответил  немолодой  води-
тель, растроганный тоже едва не до слез. - Вы ж выпиваете, выпиваете,  а
она ж не порожнеет. Кто ж вам туда и доливает, как не мы?..
   Чтобы не разрыдаться, Кузьма Егорович вышел из автомобиля,  Равиль  с
водителем тоже оказались на улице. Возникла некоторая пауза.
   - Ну, ребятки, прощайте, - сказал Кузьма Егорович  и  расцеловался  с
одним и с другим. - Спасибо, что довезли, - и двинулся в ресторан.
   У дверей толклось человек пятнадцать.  За  стеклом  висела  табличка:
МЕСТ НЕТ. Кузьма Егорович пошел сквозь толпу.
   - Куда лезешь, папаша?
   - Э, ща как дам!
   - Да свадьба у меня, ребята! Свадьба! - Кузьма Егорович ловил,  каза-
лось, кайф от столь полного унижения.
   - Отец! А чем ты жениться собрался?
   Кузьма Егорович покраснел, кто-то захохотал.
   Добравшись все-таки до дверей, Кузьма Егорович принялся  стучать,  но
швейцар делал вид, будто не слышит.
   Возник Равиль.
   - Иди, Равиль, иди, - отправил его Кузьма Егорович. - Надо ж начинать
привыкать!
   - Как шутка? - спросил меж тем Никита, склоняясь к вероникину уху.
   - Шутка?
   - Ну, все это, - обвел рукою свадебный стол. - Отца-то могут снять  в
любую минуту, - и попытался оценить впечатление жены от открытой  тайны.
- Здорово попала?
   - Мечта иметь наивного мужа сбылась! - отозвалась Вероника. -  Запом-
ни: за всю жизнь я еще не ошиблась ни разу.