уда-сюда. В дверях появился Тамаз:
   - Ты точно не хочешь есть?
   Ирина только качнула головою.
   - Ты б видела, что за ужин приготовила  Анни!  Оливки,  фаршированные
анчоусами! Форель с луком! Маринованная лососина! А какое вино! А у тебя
как назло пропал аппетит!
   - Ты издеваешься надо мною, Тамаз, да? - спросила Ирина.
   - Почему издеваюсь? Ах! Я совсем забыл сказать: звонили  из  клиники.
Ты совершенно здорова! Слышишь! Совершенно здорова! - и Тамаз бросился к
Ирине, поднял ее на руки, закружил.
   Улыбающаяся Анни стояла в дверях:
   - Не так уж и совершенно! Ты забыл, что ей  надо  обратить  серьезное
внимание на гланды?
   06.12.90
   Преклонив колени, Ирина поставила свечку перед ликом Богоматери.
   У придела, недалеко от дверей, замерла старушка в  черном,  и,  когда
Ирина вышла на залитую солнцем улицу предместья к поджидающим ее в "ягу-
аре" с открытым по случаю хорошей погоды верхом Анни и Тамазу,  последо-
вала за нею.
   - Простите, барышня, - сказала по-русски, но с легким каким-то  нале-
том акцента. - Как там в Москве? Неспокойно, да? Не опасно съездить?
   Рядом со старушкою стояла девушка лет двадцати: внучка ли, правнучка,
и жадно, напряженно вслушивалась в получужой язык.
   - В Москве? - и Ирина улыбнулась. - А я, знаете, никогда  в  жизни  в
Москве не была. Мы из Тбилиси, правда, Тамазик?! - крикнула вдруг на всю
улицу и расхохоталась.

   - Так вот он какой, Париж!.. - Ирина стояла  у  Триумфальной  арки  и
смотрела на залитые ярким желтым светом, обдуваемые искусственным  пред-
рождественским снегом сказочные Елисейские Поля,  на  десятки  стройных,
высоких, в разные цвета выкрашенных еловых деревьев.
   - Ты так говоришь, - отозвался Тамаз, - будто впервые его видишь.
   - Конечно, впервые! Конечно, Тамазик, впервые!

   В модном салоне Ирина с помощью двух продавщиц примеряла один  туалет
за другим: все шли ей, каждый менял до неузнаваемости, но только, кажет-
ся, прибавлял красоты и обаяния.
   Иринины облики мелькали перед Тамазом калейдоскопом так, что аж голо-
ва шла кругом!
   09.12.90
   Катиться вниз было страшно и весело; сильно, правда, бросало из  сто-
роны в сторону, и так вдруг бросило на небольшой  пригорок,  что  отвер-
нуть, отклониться не получилось.
   Лыжа наткнулась на лыжу, ускакала, освобожденная автоматическим креп-
лением, Ирина полетела кубарем, зарылась в снег.
   Но Тамаз уже был тут как тут: лихо вспорол белую целину  прямо  перед
женою.
   А она улыбалась, обметая варежкою выбившиеся из-под  шапочки  волосы.
Тамаз повалился рядом, принялся целовать Ирину.
   Она отбрыкивалась, счастливо хохотала, пока вдруг не попала, затихла:
это были те же самые кони, только карета стояла уже на полозьях и вместо
выгоревшего ковра осенней травы расстилалась кругом белая целина.
   Шевалье на своем вороном ускакал далеко вперед, и теперь уже дама пы-
талась его нагнать, покрикивая на кучера. Шевалье даже не оборачивался.
   - Herr Awchlediani! Herr Awchlediani! RuЯland! - голос отельного слу-
жителя не вдруг пробился в сознание Ирины сквозь топот коней:  служитель
стоял наверху, возле игрушечного шале, держал на отлете  трубку-радиоте-
лефон.
   И, хотя звонок из России мог означать что угодно,  самое  приятное  -
тревога кольнула Ирину.
   Тамаз тоже встревожился: бросил жене лыжи, закарабкался наверх. Ирина
не поспевала.
   Когда же выбралась к гостиничке, Тамаз уже переговорил:  служитель  с
телефоном как раз исчезал в дверях.
   - Маме очень плохо, - объяснил Тамаз. - И  еще:  проект  на  конкурсе
провалили!
   12.12.90
   Такси остановилось возле тамазова родительского дома под вечер. Ирина
наладилась выходить.
   - Погоди, - сказал архитектор. - Видишь ли! - и замялся.  -  Я  очень
надеюсь - ты не обидишься. Но давай я лучше схожу один. А?  -  и  как-то
заискивающе заглянул Ирине в лицо. - А ты поезжай в  мастерскую!  Видишь
ли! - повторил. - Наши, грузинские дела. Не все тут так просто! Ну?..  Я
или заеду за тобой, или позвоню. Или пришлю кого-нибудь!
   - Но, может! - гордость боролась в Ирине с тревогою, обида  -  с  лю-
бовью, - может, я подожду в машине?
   - Не надо, - качнул головою Тамаз. - Все  равно  ничего  хорошего  из
этого не выйдет. Поезжай, - и слишком как-то резко  выбрался  из  такси,
скрылся в парадной.
   - Тамаз! - крикнула Ирина вдогонку отчаянно. - Тамаз! У меня даже де-
нег нет - расплатиться.
   Хлопнула, ухнула подъздная тяжелая дверь.
   - Он оставил, - сказал водитель, не оборачиваясь. - Поехали.
   - Раз оставил - поехали, - согласилась Ирина.
   Такси тронулось. Ирина покусывала пальчик: все равно ничего  хорошего
из этого не выйдет!
   13.12.90
   Тамаз появился под утро. Вошел в мастерскую крадучись, и Ирине, кото-
рая, конечно же, бодрствовала, показалось, что не потому крадучись,  что
заботится о ее покое, а потому, что чувствует себя виноватым.
   Она лежала якобы во сне, дышала ровно, пока Тамаз беззвучно раздевал-
ся, а, когда он осторожно, стараясь не задеть, не притронуться, устроил-
ся рядом, спокойно произнесла:
   - Что мама?
   Тамаз даже вздрогнул:
   - Мама?
   - Ну да, - пояснила с легкой издевкою в голосе. - Мама.
   Тамаз заикался очень редко - и вот, это был как раз тот случай:
   - П-п-по=м-м-моему в п-п-по-рядке.
   - Ее сильно расстроило, что я выздоровела? - спросила Ирина.
   Тамаз спрятал глаза, не нашелся что ответить.
   17.12.90
   Натэла Серапионовна давила  на  звонковую  кнопку:  Ирина  пристально
рассматривала свекровь сквозь широкоугольный, искажающий мир глазок. По-
том открыла.
   - Здравствуй, милочка, - сказала Натэла Серапионовна,  входя  в  мас-
терскую решительно и по-хозяйски, нисколько не беря во  внимание  отнюдь
не пригласительную позу невестки. - Что не отпирала так долго? Любовника
прятала?
   Ирина проглотила оскорбительную шутку, прошла за гостьей. Та поправи-
ла скособоченную картину, переставила цветочный горшок, смахнула с  под-
черкнутой брезгливостью невидимую пылинку со стола и,  наконец,  устрои-
лась на диване. Ирина с ногами, по-домашнему, села напротив,  в  большое
кожаное кресло:
   - Как вы себя чувствуете?
   - Как бы я себя ни чувствовала, умирать к сроку никому не обещала.  А
пообещаю - выполню.
   Ирине страшно сделалось воспринять эти слова за намек.
   - Я вам кофе сварю, Натэла Серапионовна!
   Встала, пошла на кухню, всыпала горсть зерен в  старинную  деревянную
мельницу, принялась методично, глядя в окно, вертеть ручку.  Спиною  по-
чувствовала пристальный взгляд свекрови и, не обернувшись даже,  спроси-
ла:
   - Что-нибудь не так?
   - Наблюдаю, - ответила Натэла Серапионовна. - Я многое в жизни  пови-
дала: и как на мнимую девственность ловят, и  как  на  беременность.  Но
чтобы на смерть!..
   Ирина уронила мельницу. Деревянный корпус раскололся, кофейные  зерна
заскакали по полу.
   - Ладно-ладно! Не делай большие глаза. Не строй святую Инессу.
   Ирина взяла совок, веник, принялась подметать.
   - Не то что бы меня твой цинизм поразил - цинизму границ  не  бывает.
Но как тебе не страшно словами было такими играть? Сглазить ведь можно!
   - Вы что, убить меня собираетесь? - с попыткой улыбки  подняла  Ирина
голову.
   - Много чести будет - душу из-за тебя губить! Собираюсь только,  чтоб
ты знала: никого ты не обманула: ни меня, ни Реваза Ираклиевича! Тамаз -
мальчик, конечно, глупый. Он - художник, простая душа. Но и у него глаза
откроются, уж я позабочусь. У тебя какие-нибудь анализы, снимки -  есть?
Что ты действительно болела раком?
   - Уходите отсюда, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина тихо.
   - Я? Отсюда? Да с какой это стати?! Мастерскую сняла мальчику  я.  На
деньги Реваза Ираклиевича. С какой это стати отсюда уйду?!
   - Хорошо, - согласилась Ирина. - Вы, я вижу, хотите, чтобы уехала.  Я
уеду, если мне это скажет Тамаз.
   - Ах, какая хитрая! Тамаз мальчик гордый! Тамаз никогда не  признает-
ся, что его провели как ребенка. Не-ет! ты уедешь сама!
   - Не уеду, - ответила Ирина твердо. - Сама - не уеду.
   - Еще как уедешь! - возразила Натэла Серапионовна. - И не просто  уе-
дешь, а приведешь мужика, устроишь, чтобы Тамаз застал тебя!  не  беспо-
койся: он - не убьет! - застал и выгнал! к ебеней матери!
   - Да вы! - поразилась Ирина. - Вы! сумасшедшая!
   - Я?! - расхохоталась Натэла Серапионовна.
   - Сумасшедшая, - тихо повторила Ирина: не свекрови уже - себе.
   - Не-ет, милочка! Я очень даже нормальная.  Реваз  Ираклиевич  собрал
все подробности насчет тех десяти тысяч!
   - Каких еще тысяч? - удивилась Ирина.
   - Таких, что ты вымогала у Тамаза в Пицунде. Ты в  тбилисской  тюрьме
еще не бывала?
   - Десять тысяч?.. Вымогала?.. - Ирина опустилась на стул.
   - Вот, смотри! - достала Натэла Серапионовна бумажку из сумочки,  по-
махала над Ириною в высоко вытянутой руке. - У меня есть документы!  Та-
мазик попросил эти деньги откупиться от абхазов. А Реваз Ираклиевич  все
выяснил: это ты с него требовала, ты!
   !Красные купюры закружились, полетели, как ржавые листья, во тьме, то
и дело высвечиваемые пронзительным сиянием маяка; Тамаз шел  по  базару,
осыпая Ирину лепестками роз!
   - Хорошо, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина. - Я  подумаю.  Только
оставьте меня сейчас одну.
   Свекровь пикнула электронными часами:
   - Сегодня среда? В понедельник передаю документы  следователю.  -  И,
задержавшись на мгновенье в дверях, произнесла эдак проникновенно:  -  И
послушай моего доброго совета, милочка: никогда никого не лови больше на
смерть. Это грех. Кощунство. Ах, да!.. - как будто вдруг вспомнила. - Ты
ж некрещеная!
   - Откуда вы знаете?! - простонала Ирина.
   - Как откуда? - спросила свекровь так наивно, как  только  сумела.  -
Конечно, от Тамазика.
   И ушла.
   Все плыло у Ирины перед глазами! Она вытащила из-под кровати чемодан,
сумку, стала, как сомнамбула, бросать в них одно,  другое!  Приостанови-
лась на мгновенье, огляделась в задумчивости. Взяла банан-двухкассетник.
Включила. Ожила мелодия, та самая, под которую добиралась Ирина от Сиби-
ри до Грузии.
   Снова принялась было за сборы, но вернулась к магнитофону,  поставила
на пол, посреди комнаты, присела на корточки. Вырубила музыку, нажала на
красную кнопку записи. Сказала:
   - Тамазик, я еду домой: надо выписаться, попрощаться, вообще: уладить
дела. Сам знаешь: все у нас с тобою случилось так! внезапно. Позвони мне
туда. Я вернусь, как только позовешь. Мой телефон: два ноль два двадцать
два. Смешной телефон, правда?
   Ирина думала, что бы добавить еще, пленка вертелась беззвучно, но тут
внизу хлопнули дверцы подъехавшего автомобиля.
   Ирина глянула в окно: Тамаз с приятелем извлекали из  багажника  уни-
версала огромный макет храма, возвращенный с конкурса. Водитель  помогал
изнутри.
   Ирина засуетилась: бросила в  чемодан  какое-то  платье,  побежала  в
спальню снимать гобелен!
   Храм уже стоял у подъезда, мужчины прилаживались  поднять  его,  чтоб
нести. Ирина поняла, что ничего больше не успеет, так и оставила гобелен
повисшим на угловом гвоздике. Наскоро  щелкнула  чемоданными  замочками,
дернула сумочную молнию, накинула пальто, сунула в карман шапку.  Выско-
чила на площадку.
   Храм полз, надвигаясь по ближнему пролету, но, слава Богу,  загоражи-
вал Ирину от Тамаза. Ирина скакнула бесшумно на верхнюю площадку,  осто-
рожненько перегнулась через перила, увидела, как вплывает  храм  в  мас-
терскую!
   Когда дверь захлопнулась, легко и быстро сбежала вниз.

   Выбралась из такси. Достала вещи. Пошла в здание. На мгновенье задер-
жалась в дверях, обернулась.
   Обернулась и от кассового окошечка в самый момент, когда  нужно  было
отдавать за билет деньги, и - последней входя в загон на  досмотр,  и  -
едва удерживаясь на крайней ступеньке аэродромного автобуса, и даже - на
верхней площадке трапа, раздражая подгоняющую не задерживать стюардессу.
   Тамаза не было.
   21.12.90
   В родном городке снегу успело навалить столько, что Ирина едва  проб-
ралась к полуподвальному оконцу междугородной.
   - Ой, Ирка, - выскочила Тамарка, - какие дела! Явилась -  не  запыли-
лась! Ну ты, подруга, даешь! Щас чаю поставлю.
   Ирина вытащила два пузыря "Сибирской".
   - Ну ты даешь! - повторила Тамарка. - Щас, сядем тихонечко. Связи не-
ту. Тишина-покой! - чай, закусочка, стакан - все  это  между  прочим,  в
процессе разговора. - Ну чо ты, где, говори, давно приехала?
   - Я сейчас, Тамарка, княгиня, - сказала Ирина.
   - Ну? Треплешься!
   - Зуб даю. Княгиня Авхледиани. Во, смотри, - и протянула подруге сви-
детельство о браке.
   - Ой, Ирка! Ну давай, давай, рассказывай! Умру щас! - и Тамарка,  вы-
терев руки о юбку, осторожно тронула иринину кофточку.
   - Из Парижа. Хочешь померить? - Ирина принялась расстегивать  пугови-
цы.
   - Ой! - запунцовелась Тамарка и надела кофточку, осмотрела себя.
   - Нравится? - спросила Ирина. - Дарю, - и набросила  на  голые  плечи
облезлое тамаркино.
   - Чо, обалдела? - не поверила та.
   - Да у меня таких! - соврала Ирина, чьи вещи остались в Тбилиси  ско-
рее всего навсегда.
   - Ой, подруга! Ну, я теперь!.. - не находила Тамарка слов.
   - Я, в общем, тут временно, - как-то само собою взяла Ирина подружкин
тон, стиль. - За мною муж должен приехать!
   - Правда-правда. Постой, послушай. Вот. Я, значит, домой, а  там  уже
забито. В моей комнате зять спит. Ну, племянники. В общем, я - в  театр,
а Толя уволился. Помнишь - Анатолий Иванович, из Ленинграда?
   - Ага. Псих такой. По крыше бегал.
   - Вот. Меня на его место позвали. И комнату. Знаешь - театральная об-
щага, рядом с перчаточкой?
   - Ой, а зачем тебе? Место, комната, если муж?
   - Постой, расскажу. Ты слушай. А он мне, в общем, должен звонить.  По
сестрину телефону. Сечешь?
   - Ну? - продемонстрировала Тамарка, что сечет не очень.
   - Междугородные все через вас проходят?
   - Ну.
   - Ну вот ты, и девочкам тоже скажи, что, если из Тбилиси будет чо  по
алькиному номеру, чтоб поговорили, записали чо передать. Ну, и мне в те-
атр или я там загляну! Просекаешь?
   - Ага. А чо это за тайны за такие?
   - Никакие, подруга, не тайны. На зятя нарвется!  Я  ж  машину  папину
продала!
   - Машину? Ну ты, подруга, даешь!.. У него-то, небось, у твоего  князя
машин этих!
   !Слова растворились, растаяли!
   !Одна бутылка уже опустела, переполовинилась другая!
   - !а у них, понимаешь, подруга, такие обычаи. Отец с кинжалом, страш-
ный! Я, говорит, тебя прокляну! А Тамазик меня так к себе прижимает, лю-
бовь, говорит, сильнее проклятия!
   - Здрово!..
   !И вот: по последнему глоточку осталось на донышках стаканв!
   - !я, значит, сто, а Тамазик с ними дерется. Одного бросил, другого!
   - Каратэ, да?
   - Ага. Чо-то вроде. И тут тачка подкатывает!
   - Ага! - открывает Тамарка рот. - И чо дальше?
   - Тамазик вынимает пачку денег!
   !Так и досидели они, наверное, до самого утра.
   27.12.90
   Шла "Дама с камелиями"! Народу в зале собралось средне, впрочем, жен-
щины постарше и девицы пострашнее всхлипывали, утирались платочками,  не
в силах спокойно перенести сцену объяснения Маргариты с отцом  сожителя.
Ирина сидела надо всеми, в звукобудке, и в нужных местах давала вердиевы
скрипочки.
   Охнула дверь. Ирина медленно-медленно, боясь и надеясь, надеясь и бо-
ясь, повернула голову.
   Это был, конечно, Тамаз: парижский, на колесиках, чемодан в руке, во-
рох роз - в другой.
   - Ой! - сказала Ирина и заплакала.
   - Вот, - кивнул Тамаз на чемодан. - Платья твои привез.

   В пустом и почти темном зрительном зале - только рваные клочья  туск-
лого дежурного света едва долетали со сцены - сидели, держась  за  руки,
Тамаз и Ирина. Порожняя шампанская бутылка, стаканы - рядышком, на полу;
на соседнем кресле - ворох цветов.
   Рабочие, переговариваясь матом, разбирали декорацию. Ирина полушепта-
ла, задышливо, как в бреду:
   - Поверь, поверь, я ни в чем тебя не обвиняю, Тамазик. Я никогда ни в
чем тебя не обвиню. Человек, когда он взваливает на себя что-то, рассчи-
тывает силы. Хоть интуитивно. Ты знал, что я должна умереть, тебя хвати-
ло бы на два года для любого сопротивления!
   - Неправда, - так же шепотом, лихорадочно возразил Тамаз. - Я  первый
раз сделал тебе предложение, когда ничего не знал!
   - Нет-нет, не перебивай, это не так, это не так! Ты сделал  предложе-
ние. Но ничем бы это не кончилось. Ведь все были против: друзья, родите-
ли! Ничем бы и не кончилось - вот и все!
   - Кончилось бы, кончилось! - убеждал Тамаз.
   - Вот именно - кончилось бы! - поймала  Ирина  возлюбленного  на  не-
вольном каламбуре. - А тут на два года! Я и сама  такая  ж.  Мне,  когда
поставили диагноз, предложили операцию - я  почему  отказалась?  Тоже  -
рассчитывала силы. Знала, что умереть - мне их хватит, а вот бороться за
жизнь! Человек не обязан быть железным. Подвиг - это мгновенная концент-
рация духа. Во всяком случае - ограниченная во времени!
   - Почему мы сидим здсь?
   - А ты что? - чувствовалось: Ирина задаст сейчас главный вопрос, - ты
приехал! надолго?
   - Навсегда, - твердо ответил Тамаз. - Если тебе плохо в Тбилиси!
   - Нет, Тамазик, нет! - продолжала бить Ирину лихорадка. - Я благодар-
на за твой приезд. Но это тоже только хорошие намерения. Родные, друзья!
Работа, в конце концов!..
   !Разговор казался бесконечным, ходил кругами, поэтому, когда мы  уви-
дели наших героев бредущими зимними ночными улицами - беззащитные  цветы
на морозе, парижское чудище на вязнущих в снегу колесиках: очень эффект-
но! - выяснилось, что продолжается он как бы с той самой точки,  с  того
самого многоточия, на котором оставили мы его в зале:
   - !Тбилиси сказка, Страна Чудес, Зазеркалье! Но маленькую Алису  туда
не пропишут!
   - Как не пропишут?! Как, то есть, не пропишут?!
   - Подожди, подожди, миленький! Я не в том смысле. Да хоть бы и в том.
Натэла Скорпионовна!
   - Зачем ты ее так назвала?!
   - Извини, Тамазик, само сорвалось. И ты прав, что одернул.  Это  твоя
мать! Ты здесь все равно не выживешь!
   - Совсем меня презираешь, да? Не считаешь мужчиной?
   - Считаю, миленький, считаю. Я верю: ты способен на все.  Ради  меня,
ради любви! Ради своей гордости. Но ты сломаешься тут, один, и я никогда
себе этого не прощу.
   - Как один? А ты?
   - А я не в счет. Я - с минусом. Меня самое надо поддерживать!
   !Фигурки уменьшались, таяли. Слова затихали!

   У подъезда поджидал квадратный Васечка.
   - Эй, парень, - сказал Тамазу. - Отойдем? А ты, Ира! давай. Давай-да-
вай отсюдова!
   - Васечка! - бросилась к нему перепуганная Ирина. - Это  ж  муж  мой!
Оставь нас, пожалуйста, в покое!
   - Я сказал: чеши! Я тебя предупреждал? Предупреждал, спрашиваю?
   - Тамаз, не надо! - крикнула Ирина. - Не связывайся! Беги! - и кивну-
ла на дверь парадной. - Я его подержу!
   Но тут и сам Тамаз прикрикнул:
   - Уйди-уйди! Подожди в подъезде! Ну! Кому сказано?!
   - Если что с ним случится, Васечка! - тихо произнесла Ирина.
   - Слушай, - добавил Тамаз. - Кто тебя просит за меня заступаться,  а?
Я тебе кто: ребенок? женщина?! Уйди!..
   Ирина убежала в парадную.
   Тамаз пошел на Васечку.
   Ирина бросила цветы на заплеванный пол, принялась трезвонить,  кулач-
ком колотить во все двери подряд. И, перелетая на второй  этаж,  увидела
мельком в окне, как блеснул зайчик предподъездного фонаря на полоске от-
точенной стали, которою ударяет Васечка Тамаза.
   У Ирины буквально отнялись ноги, и Тамаз успел уже осесть, а  Васечка
подчеркнуто спокойным шагом полураствориться в темноте, пока она нашла в
себе силы выбежать на улицу, броситься к супругу.
   На первом этаже одна из дверей, наконец, отворилась. Заспанный мордо-
ворот в трусах высунул голову:
   - Эй, кто тут народ будоражит?!
   - Ты что, правда спала с ним? - Тамаз приоткрыл глаза, приходя в себя
после шока, и это были первые его слова!
   28.12.90
   Вымыв и с психопатической тщательностью вытерев р