- Интерпол, - пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную кар-
точку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.
   Впрочем, Алине все негры казались на одно лицо.
   - Заходите, - скинула цепочку, распахнула дверь.
   - Где йейст Мазепа?
   - Он! он на работе!
   - А, тшортт! - как-то не вполне по-американски выругался негр.
   - У него что: неприятности? - эта мысль не давала Алине покоя с  того
самого момента, как впервые прозвучало слово "интерпол".
   - О, как можно?! Он нам, напротив, очень помогайл! Мы сегодня летайт!
домой! из Киева. Я специально вырвайтс на часок! Делайт гуд бай. Сказать
тенк ю. Передавайт приглашение! И вот: маленький презент, - негр  достал
из кармана ладную коробочку.
   Алина открыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке  устроился
револьвер: не то "кольт", не то "смитт-и-вессон" - Алина мало в них  по-
нимала, поняла только, что оружие серьезное, не игрушка-"зауэр"!
   - Патроны, - доставал из бездонных карманов негр коробочку  за  коро-
бочкою. - Кобура! Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт - Джон. Вы  йейст
жена?
   Изменяя обычной своей, на грани наглости, невозмутимости, Алина  зак-
раснелась:
   - Невеста!
   - Не-фест? - переспросил негр.  -  Что  это?  Ах,  нефест!..  Хорошо!
оч-чень хорошо! - разулыбался. - О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад  был  де-
лайт! Тшортт! Знакомстфф, - нашел слово и убежал, через три  ступени  на
четвертую перескакивая непомерными ногами.
   Алина снова открыла коробочку, поглядела завороженно на содержимое.
   - И чего они сегодня все так торопятся?..
   15. СМОТРИНЫ
   - Я, наверное, пойду, - встала, наконец, Алина из-за  стола,  застав-
ленного останками парадного ужина и вечернего чая. - Поздно уже. Вряд ли
он сегодня появится.
   - Что, Алиночка? замучили мы вас стариковскими байками?  -  встала  в
свою очередь мама Богдана - совсем, оказывается, не такая, какою  предс-
тавляла себе ее Алина (надо думать, и банку с помидорами особенно к себе
не прижимала даже в самый критический момент): светская, ироничная, кра-
сивая в свои сильно за шестьдесят (седина казалась специально  напудрен-
ными буклями по моде пятнадцатого Людовика) - и обвела комнату,  которую
и впрямь было разглядывать да разглядывать: десятки афиш, начиная еще  с
сильно довоенных, еще с польских лет; фотографии из  спектаклей;  макеты
декораций, спрятанные от пыли под стеклянные параллелепипеды; костюмы на
манекенах вроде портновских: что-то давнее, манкое и недосягаемое!
   - Ой, что вы! - не покривила Алина душою. - Я и не ждала, что мне еще
может быть так интересно!
   - Еще? - изумилась богданова мама. - Эх, мне бы  ваше  еще!  Двадцать
восемь - это ж даже еще не молодость! А мы вот с отцом все! Прожили, так
сказать, жизнь в чужих обличьях. Но  этим,  может,  только  и  спаслись:
век-то нам на долю выпал! людоедский. - Согнала с лица  грусть,  улыбну-
лась. - А то давай еще чайку, а? И наливочки.
   - Я ж за рулем, Олеся Викторовна! - не то жалея и  извиняясь,  не  то
укоряя возразила Алина. Но за стол вернулась.
   - Домашнее производство! - не очень приняла всерьез Олеся  Викторовна
алинино возражение. - Специальная вишня. Сериз.  Можно  сказать  -  шер-
ри-бренди!
   Алина и сама принимала свои возражения не очень всерьез:
   - Я понимаю, но! Ладно, одну рюмочку - в чай!
   - А вот, Алиночка, вот что вам, наверное, будет не  так  скучно,  как
прочие стариковские реликвии! - налив чаю, Олеся Викторовна полезла  ку-
да-то в угол, достала с нижней полки этажерки толстый, в парче,  альбом.
- Богдашины фотографии.
   Прежде чем поднять тяжелую обложку, Алина глазами и пальцами  полюбо-
валась ее фактурою: где, когда, кто  выпускал  такие  вещи?!  На  первой
страничке голенький мальчик лежал на животе и, являя характер, изо  всех
сил удерживал головку. Алина подумала, что вот таким же, наверное, будет
у них с Мазепою сын, и  осталась  довольна.  От  странички  к  страничке
мальчик мало-помалу рос, обряжался сначала в короткие штанишки на лямоч-
ках (шея повязана огромным пышным бантом), потом в школьную форму, стре-
лял в пневматическом тире, обнимал за плечи  двоих  друзей:  эдакие  три
мушкетера из пятого "б", красовался в первом  взрослом  костюме,  -  ну,
словом, все как везде, как в почти любом нормальном доме, и, если  б  не
ее суженый был запечатлен в альбоме, Алина пролистнула б его  быстро,  с
вежливо скрываемой скукою. Здесь же обнаруживалось столько интересного!
   Вот, например (даже легкий укол ревности почувствовала, хоть сама над
собою и улыбнулась за это иронически): фотография хорошенькой девушки  с
очень гордым выражением лица и надпись по полю: "Будущей знаменитости  -
от меня!" М-да! Не больше не меньше: от меня! Во всяком случае, у  былой
соперницы тогда существовало преимущество в возрасте перед Алиной сегод-
няшнею!
   Олеся Викторовна, глянув на фотографию, кажется, поняла алинины пере-
живания и улыбнулась тоже: чуть-чуть, одними глазами, вокруг которых тут
же образовалась сеточка морщин-лучиков, впрочем, не старивших ее, скорее
наоборот.
   - Никак не могу понять, Олеся: и куда ж он запропастился!  И  борода:
помнишь, в которой я играл Нушича?..
   Алина оторвалась от лицезрения давней соперницы: в  комнату  вкатился
на инвалидной коляске парализованный ниже пояса отец  Богдана,  судя  по
афишам и фотографиям - в прошлом статный, неотразимый красавец,  покруче
Богдана.
   - Господи! - если и с раздражением, то  шутливым  и  добрым,  сказала
богданова мама. - Да чего тебе этот макинтош дался?! На даче, может, ос-
тавили!
   - Но интересно все-таки!.. - болезнь погрузила былого красавца в свой
замкнутый мир с непонятной посторонним иерархией ценностей:  поиски  ка-
кой-нибудь напрочь не нужной вещи  могли  занимать  внимание  старика  и
день, и неделю, и месяц, - все же остальное отходило на второй план.
   - Успокойся, уймись, - бросив на Алину извиняющийся, что ли,  взгляд,
Олеся Викторовна подошла к мужу, обняла, поцеловала в лоб.  -  Не  пугай
Алиночку. Все найдется, все в свое время обнаружится! - и повлекла,  по-
катила коляску с ворчащим под нос мужем из комнаты.
   - Все в свое время обнаружится, - тихонько, но все-таки вслух  повто-
рила Алина последнюю фразу будущей свекрови и снова взялась  за  альбом,
но, задумчивая, листала его уже механически: мысль, смутная,  неуловимая
поначалу, наконец, прорезалась, обрела конкретность, заставила вернуться
к фото юной надменной красавицы.
   - Нервный какой-то стал, суетливый! Макинтош вспомнил сорокового  го-
да! - появилась хозяйка в гостиной и как бы ненароком заглянула  невесте
сына через плечо, издали заметив, что та снова смотрит на девичью фотог-
рафию.
   - Что это вы, Алиночка? Неужто ревнуете? Увы, увы, была любовь, была!
И не одна. Но и то сказать - Богдаше ведь уже не восемнадцать!
   - Расскажите, - попросила Алина.
   - Жениться собирался, - начала Олеся Викторовна и улыбнулась. - В де-
вятом классе! Я ему говорю: ты школу хоть окончи, паспорт получи. А он -
ничего, окончу. Она дождется. Он, знаете, и тогда был упрямый. А  вокруг
нее какие-то ребята кружили, постарше. Однажды встретили, избили.  Очень
сильно избили. Так после этого! уже прямо демонстративно стал с нею  хо-
дить! Хороша, правда? Хозяйка жизни! А недавно в  молочной  встретила  -
глазам не поверила. Пьет, опустилась! на вид - не меньше пятидесяти!  По
помойкам бутылок набрала - сдавала!
   Отец снова вкатился в комнату.
   - Если б на даче, - сказал, развивая навязчивую  свою  идею,  -  я  б
знал. Мы ведь недавно ездили! Ладно-ладно, молчу! - увидел  недовольство
на лице супруги.
   Алина встала решительно.
   - Извините. Спасибо. Мне было очень приятно!
   - Вот видишь! - бросила Олеся Викторовна мужу упрек.
   - Да что вы, что вы! - подошла Алина к старику, ласково погладила ему
пясть. - Просто - пора.
   - Ну! - развела Олеся Викторовна руками,  -  дорогу,  как  говорится,
знаете. Мы вам всегда рады. Заходите на огонек - со стариками поскучать.
А то Богдан у нас такой занятой!
   Отец почему-то вдруг расплакался.
   - Ну чего ты, чего! - подскочила к нему мать. - Перестань! все отлич-
но! - и повезла из комнаты.
   Алина замерла на  мгновенье,  потом  быстро,  крадучись  подбежала  к
альбому, раскрыла безошибочно, вырвала портрет дерзкой красавицы,  спря-
тала и едва успела вернуться в два прыжка к  двери  -  показалась  Олеся
Викторовна.
   - Спасибо! - покраснела Алина, едва не пойманная с поличным, -  очень
все было вкусно! и - тепло! До свиданья.
   Олеся Викторовна проводила Алину до дверей, заперла, вернулась в гос-
тиную, раскрыла альбом столь же безошибочно и увидела  то,  что,  в  об-
щем-то, и ожидала увидеть: пустой прямоугольник вместо фотографии.
   - Какая все же глупенькая, - прокомментировала и снова проявила  вок-
руг глаз морщинки-лучики.

   Алинина "Ока" тем временем фыркнула мотором, мигнула фарами  и  резко
взяла с места.
   Навстречу ей показался "Шевроле не Шевроле", скрипнул, притормаживая,
возникло даже ощущение, что улыбнулся. "Ока", однако, на  улыбку  отнюдь
не ответила, а мрачно прибавила газу и, объехав изумленный  "Шевроле  не
Шевроле", скрылась в перспективе, на прощанье как бы даже показав язык.
   Ошарашенный "Шевроле не Шевроле"  ткнулся  вперед-назад,  раздраженно
разворачиваясь в тесноте улочки, но, когда ему это, наконец, удалось,  -
маленькой беглянки и след простыл: "Шевроле не  Шевроле"  заглядывал  во
дворы и переулки, налево и направо, вертелся на перекрестках!
   А Алина с украденною фотографией в руке вжалась в сиденье "Оки", при-
паркованной в темной глубине арки-подворотни, и без тепла смотрела,  как
проносится сперва в одну сторону, потом в другую обезумевший  автомобиль
капитана Мазепы.
   16. GESCHWISTER
   Том "дела" лежал, раскрытый на снимке убитого практически при ней ди-
ректора "Трембиты", а рукодельница Алина выстригала канцелярскими ножни-
цами с обломанными концами замысловатую фигуру  из  черной  фотопакетной
бумаги. Закончив, достала из сумочки украденную накануне красавицу и на-
ложила на нее получившийся трафарет: ушли, скрылись под маскою роскошные
девичьи волосы, спрятался кокетливый воротничок кокетливого платья - ли-
ца убитого и богдановой подружки юности приобрели убедительное сходство.
   Дверь отворилась: вошел капитан.
   Алина захлопнула папочку, попыталась прикрыть ее непринужденным  эда-
ким поворотцем фигуры и, как давеча перед Олесей Викторовной, -  сделала
перед капитаном невинное лицо. Но как не прошел нехитрый алинин номер  с
мамой, так не прошел он и с сыном, только тот меньше деликатничал: подо-
шел, отстранил невесту, взял том, полистал!
   Фотография подруги юности выпала на пол вместе с  черным  трафаретом.
Капитан поднял ее, аккуратно спрятал в карман.
   - Копаешь, значит? - это были первые обращенные  к  Алине  капитановы
слова за сегодня.
   Алина сидела молча, подавленная, но упрямая.
   - Ну, сестра его, сестра! Угадала. Адресок написать?
   Мазепа подождал десяток-другой секунд, чтобы дать  Алине  возможность
ответить, а, когда понял, что возможность эту использовать она не  соби-
рается, пододвинул чистый лист бумаги, достал ручку и, не  присаживаясь,
настрочил адрес, фамилию, имя и отчество.
   - Пиф-паф ой-ой-ой, - произнес, продул воображаемый ствол от  вообра-
жаемого дыма и вышел, аккуратненько, бесшумно прикрыв дверь.
   - Ты мне друг, Платон, но истина дороже, - сказала Алина вслух, отор-
вавшись от созерцания пустого пространства, которое только  что  занимал
капитан Мазепа, и спрятала адрес в нагрудный кармашек. Она, в  общем-то,
уже знала разгадку, но пока что это было  интуитивное  знание,  нечестно
подсмотренный в конце задачника ответ, поэтому  просто  необходимо  было
пройти шаг за шагом весь процесс собственно решения. Кроме того, и в за-
дачниках - редко, конечно - встречаются опечатки.
   Первый шаг решения, однако, кажется, относился в глубину  времени  на
добрые два десятка лет. Алина сама выросла во дворе, так что  оставалось
только сделать поправку на разницу между Москвой и провинцией и на  воз-
дух, так сказать, эпохи. Алине показалось, что она сделала, и вот: юный,
еще не шестнадцати= даже =летний Мазепа шагает по пустынной весенней по-
луночной улице, обняв за плечи красавицу с фотографии. Алина увидела фо-
нарь и почувствовала, что именно под ним поцелует ее  возлюбленный  свою
возлюбленную: пускай, дескать, знает весь мир! - и нет нужды,  что  весь
мир спит!
   Сколько ни затягивай обратную дорогу, как ни кружи переулками, как ни
пропускай без поцелуя ни один фонарь, рано или поздно расставаться  при-
ходится, и пара сворачивает в подворотню.
   И тут же - как им только не скучно, не лень было дожидаться,  да  еще
тихо, не выдавая себя! - несколько теней перекрывают арку и с  той  и  с
другой стороны. Зачем? убегать бы Мазепа не стал, - впрочем, где им  по-
нять гордую душу молодого шляхтича!? - меряют исключительно по себе. Ну,
дальше тексты, приколы! как там это бывает! мат. Девочку  отсылают,  она
сопротивляется.
   - Иди! - кричит Мазепа. - Иди! Ничего со мной  не  сделается!  Они  -
трусы! Я первому же глаза выткну!.. - и принимает стойку,  растопыривает
рога среднего-указательного.
   Но куда там!.. Это только у Бельмондо в кино получается на раз раски-
дать десяток-другой шпаны. Пока Мазепа изготавливается вперед,  на  него
набрасываются сзади, валят, берут в кольцо - и какие уж глаза  выткнуть?
- свои б уберечь: парни даже не наклоняются к нему,  колотят  ногами  по
чему ни попало!..
   Красавица с пронзительным визгом бежит через ночной двор,  который  и
виду не подает, что слышит визг, колотит в окно первого этажа  флигелька
в глубине.
   В комнате зажигается свет. Парень, похожий на красавицу, как брат бы-
вает похож на сестру, и на покойного директора "Трембиты", как сын быва-
ет похож на отца, появляется - неглиже: черные трусы, синяя майка,  -  в
перекрещенной раме окна, толкает ее!
   - Убивают! Богдана убивают!
   Брат одним махом перелетает подоконник, несется вместе  с  сестрою  к
арке, под сводами которой бьют уже не Мазепу, а бесчувственное  мазепино
тело!
   - Что же дальше? - сама у себя спрашивает Алина. -  Неужели  как  ки-
но-Бельмондо? Или  повылазили-таки  из  квартир  сонные  бугаи-работяги,
пришли на выручку? Нет, это вот - вряд ли! Что же все-таки дальше?..
   17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ
   - Д-дальше? - нетвердо, заплетающимся языком переспрашивает  опустив-
шаяся алкоголичка лет пятидесяти, в которой  только  весьма  извращенное
воображение способно узнать ту юную гордую красавицу: "Будущей  знамени-
тости - от меня"! - Д-дальше - К-коляня свистнул!
   - Свистнул? - не очень соображает Алина.
   - А-га, - подтверждает бывшая красотка. - Вот так, - и, оперев  локти
о грязную, в пивных лужицах,  в  рыбной  чешуе  пластиковую  столешницу,
вставляет в рот два пальца и шипит. - В общем, не важно,  -  резюмирует,
удостоверившись, что свиста все равно не получится.
   - И что же? Они послушались? - позволяет себе Алина усомниться.
   - Они-то? Как миленькие! Стоят - прям'  школьники,  головы  опустили.
Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит,
сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот прибли-
зительно!
   - Не надо, - поморщилась Алина. - Ради Бога - не надо!
   - А-а-а! - протянула женщина и высунула язык. - Не н-нравится?! Брез-
гуешь?
   - Не нравится, - твердо согласилась Алина и невнимательным взглядом в
который ужа раз обвела жуткую эту пивную забегаловку на задворках.
   - А что Богдан?
   - Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивка еще принеси пару кружечек,  а
то совсем что-то память отшибает.
   Алина брезгливо взяла за нечистые  ручки  порожнюю  посуду,  пошла  к
стойке.
   - Б-богдан?.. А что - Богдан?.. - бормотала меж тем алкоголичка.
   - Ну да, - соображала Алина, стоя в очереди к крану, которым управлял
молодой крепкий парень, сам явно непьющий. - Богдан  был  без  сознания.
Богдану потом впарили, что это Коляня его спас. - Алина и  не  заметила,
как сама - мысленно, во всяком случае, принялась  употреблять  жаргонные
словечки. - На всю жизнь впарили! Привили чувство неистребимой благодар-
ности. А как спас, как у него получилось! - мелочами Мазепа не интересу-
ется. Верит в сильного человека и считает, что все тому по плечу. И под-
ружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хоро-
ша подружка! Не-ет, так запросто люди не спиваются!
   Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славировала между  поша-
тывающимися мужиками. Былая красавица хватанула полкружки сразу, вытерла
рукавом губы.
   - И ничего у нас после этого с ним не склеилось! Богдан ходил, конеч-
но. Гордый был! Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него  и
так вился, и эдак. Только все равно - ничего у нас с Богданом не  склеи-
лось! А и чего могло быть? Мне - семнадцать, ему - пятнадцать. И  семьи,
можно сказать, разные. Воспитание. Красота красотою, а воспитание!  -  и
алкоголичка значительно подняла указательный  палец.  -  Потом  родители
увезли его куда-то. На лето!
   Первая любовь допила пиво и добавила, следуя своей логике:
   - Я всегда знала, что его убьют!
   - Кого? - испуганно спросила Алина. - Богдана?
   - Коляню, Коляню! - усмехнулась первая любовь. - Богдан - непотопляе-
мый. Заговоренный, - и отхлебнула из другой кружки. - Даже странно,  что
так поздно убили! Нарывался! Наглый был чересчур!
   - Так вы, выходит, сейчас совсем одна? - Алина никак понять не могла,
жалко ей эту несчастную или не жалко.
   - А я и всегда совсем одна была, - равнодушно сообщила несчастная.  -
Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем ее!
   - А кто убил, не догадываетесь?
   - Я? - изумилась алкоголичка и ткнула себя в грудь. - Догадываюсь?  -
после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась. - Да  если  б  всех,
кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать - они в  эту  ресторацию  не
вместились бы!
   - А, может, этот? - с нелогичной надеждой спросила Алина. - Ну, кото-
рый! Ты же, который, говорит, сам сказал! А?
   - Этот? - снова расхохоталась женщина.  -  А  чего?  Может,  и  этот!
Только навряд. Его и самого уже давно в живых нету! - хохотала,  хохота-
ла, хохотала!
   (Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно  понимала,  что
не этот).
   Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алина тронула жен-
щину за плечо, та не отреагировала, и Алина  поняла,  что,  кажется,  не
жалко. Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко, но  по-
делать она не могла ничего, разве что перед самой собою  притвориться  -
Алина и притворилась.
   - Я пойду, ладно? - спросила виновато, робко и, не дожидаясь  оконча-
ния истерики первой любви, со всех ног побежала из гадючника - мимо  ка-
ких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной  насыпи,
мимо, мимо, мимо!
   Впрыгнула в "Оку". Спрятала лицо в ладони рук, опертых о колени.
   !Юная красавица склонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?
   !Молоденький парнишечка глядел на расходившегося Коляню не  с  укором
даже - с изумлением: ты же сам, понял, сказал!
   !сам сказал!
   !сам!
   "Нет! - встряхнулась Алина, включила мотор. - Не такой  Мазепа  чело-
век, чтоб таиться, чтоб двадцать лет выжидать!"
   Тронулась, миновала два светофора и, остановившись у  третьего,  сама
себе возразила:
   "Но что-то в этом все равно есть!"
   18. ШУХРАТ ИБРАГИМОВИЧ ВЫХОДИТ ИЗ-ЗА ПОРТЬЕРЫ
   Автор вполне готов предположить, что Алина,  увлеченная  одновременно
своей любовью и своим расследованием, не умея отдать предпочтение ни то-
му, ни другому, причем, следует заметить, один предмет с  другим  входил
понемногу во все более острый конфликт, подобный тем, что  разрабатывали
французские экзистенциалисты семнадцатого века: Корнель и Расин, - автор
готов предположить, что Алина и думать забыла про полковника в б