ченной в их  же  грехах,
или просто он решил таким образом  бросить  вызов  папе.  В  общем,  история
темная, игра полиции и секретных служб, утечка информации и  доносы...  Папа
прижат к стене и соглашается  допросить  семьдесят  два  тамплиера,  которые
подтвердили признания, сделанные  под  пытками.  Однако  папа  принимает  их
раскаяние и дарует им свое прощение.
    
   После этого наступает  совсем  другой  этап  -  и  здесь  я  вижу  однуиз
первостепенных проблем, которые  хочу  разрешить  в  дипломе.  Стоило  папе,
превеликими трудами, отбить своих храмовников у короля - как  неожиданно  он
отсылает их обратно. Никак я не могу понять, что же там у  них  стряслось  в
это время. Сначала Молэ берет назад все данные на допросах показания.
   Климент  предоставляет  ему  возможность  оправдаться  и  посылает   трех
кардиналов для контрольной проверки. 26 ноября 1309 года  Молэ  выступает  с
пламенной защитой ордена, отстаивает его чистоту,  доходит  даже  до  прямых
угроз обвинителям. После этого к нему приближается посланный  короля,  Гийом
де Плэзан, которого Молэ считает своим другом, и де Плэзан дает ему какой-то
непонятный совет. 28 числа того же месяца  Молэ  подписывает  робкое,  очень
путаное заявление, в котором говорится, что  он  бедный  солдат,  наукам  не
учен, и после того перечисляются  достижения  храмовников,  к  тому  времени
сильно  устаревшие:  благотворительная  деятельность,  военные   заслуги   -
покорение Святой Земли - и далее в этом роде. Ко всем  прочим  напастям  тут
возникает еще и Ногаре со своими воспоминаниями о том, как орден поддерживал
связи, и самые дружеские, с Салахад-Дином. Начинает пахнуть  государственной
изменой.  Оправдания  Молэ  на  этом   допросе   не   выдерживают   критики,
чувствуется, что у человека за  плечами  два  года  тюрьмы,  они  хоть  кого
превратят в тряпку... Но наш Молэ походил на тряпку и на второй  день  после
ареста!
    
   Третий публичный  допрос  -  в  марте  следующего  года.  Третий  вариант
поведения Жака де Молэ. На этот раз он отказывается отвечать перед кем бы то
ни было, кроме самого папы.
    
   Смена декораций, и мы присутствуем при эпилоге высокой трагедии. В апреле
1310 года сто пятьдесят тамплиеров требуют слова и выступают в защиту  чести
ордена. Они заявляют о пытках, которым были  подвергнуты  те,  кто  оговорил
себя. Они опровергают все обвинения, доказывают их абсурдность. Но король  и
Ногаре тоже знают свою  профессию.  Тамплиеры  берут  назад  показания?  Тем
лучше, это характеризует их как опасных рецидивистов, или же упорствующих  -
relapsi - самое страшное обвинение,  по  тем  временам.  Значит,  они  нагло
отрицают то, что уже раз признали перед судом? Так вот, мы прощаем тех,  кто
покаялся  и  признал  свои  ошибки,  но  не  тех,  кто  каяться  не  желает,
опровергает свои признания и утверждает, кощунствуя, что ему  каяться  не  в
чем. Сто пятьдесят кощунов приговариваются к смерти.
    
   Можно  легко  представить  психологическую  реакцию  других  арестованных
тамплиеров. Признавшие свою вину попадают на галеры, но остаются в живых.  А
пока ты жив - есть надежда. Те же, кто не  сознается,  или,  что  еще  хуже,
отказывается от прежних показаний,  идет  на  костер.  Пятьсот  отказавшихся
берут назад свои отказы.
    
   Раскаявшиеся хорошо все просчитали, потому что в 1312  году  те,  кто  не
признал свою вину, были осуждены на вечное тюремное заключение,  а  те,  кто
признал, прощены. Филипп не желал резни, он хотел лишь уничтожить Орден.
   Освобожденные рыцари, разбитые духовно и физически после четырех или пяти
лет тюрьмы, растворились в других орденах, они хотели только одного -  чтобы
о них забыли, и факт их исчезновения долго опровергал легенды  о  подпольном
выживании Ордена.
    
   Молэ продолжал настаивать  на  том,  чтобы  его  выслушал  папа.  Климент
созывал в 1311 году церковный  Собор  в  Вене,  но  не  пригласил  Молэ.  Он
санкционировал  упразднение  Ордена  Тамплиеров  и  передачу  его  имущества
госпитальерам, несмотря на то, что в тот момент этим богатством распоряжался
король.
    
   Проходит еще три года, и наконец по согласованию с папой, 19  марта  1314
года на паперти собора НотрДам Молэ приговаривают к пожизненному заключению.
Слушая этот приговор, Молэ чувствует себя оскорбленным. Он ожидал, что  папа
позволит ему оправдаться, а теперь  осознает,  что  его  предали.  Он  очень
хорошо понимает, что если снова откажется от своих показаний, то его объявят
клятвопреступником и рецидивистом. Что творится в его сердце после семи лет,
проведенных в тюрьме в ожидании приговора?
   Получит ли он поддержку от своих старших собратьев? Полностью сломленный,
имея перспективу закончить свою жизнь заживо замурованным и обесчещенным, он
решает, что  лучше  принять  славную  смерть.  Он  свидетельствует  о  своей
невиновности и невиновности своих собратьев. Тамплиеры совершили только одно
преступление, говорит он, - предали Храм из малодушия. Но он не станет этого
делать.
    
   Ногаре потирает руки: преступлению общественного  значения  надо  вынести
общественный приговор, и несомненно,  чем  скорее,  тем  лучше.  Но  куратор
Нормандии от Ордена Жоффруа де Шарнэ вел себя так же, как Молэ. Решение было
принято королем в тот же день: кострище будет  возведено  в  центре  острова
Ситэ. На закате солнца Молэ и Шарнэ были сожжены.
    
   Легенда утверждает, что Великий Магистр  перед  смертью  напророчествовал
разруху своим гонителям. И действительно, папа, король  и  Ногаре  умерли  в
течение следующего года.  Что  касается  Мариньи,  он  после  смерти  короля
подозревался в растратах. Его враги объявили его  чернокнижником  и  подвели
под петлю. Уже тогда многие люди начали представлять себе Молэ как мученика.
Данте  вторит  общественному  мнению,   заклеймив   тех,   кто   преследовал
тамплиеров.
    
   Тут начинается легенда - история  кончается.  Один  исторический  анекдот
рассказывает, будто незнакомец в тот день,  когда  гильотинировали  Людовика
XVI, вскочил на помост и закричал: "Жак де Молэ, ты отомщен!"
 
   Что-то в этом духе я рассказывал тогда  вечером  в  "Пиладе",  хотя  меня
злостно перебивали.
    
   Бельбо вмешивался с фразочками типа: - Простите, по-моему, это уже что-то
из Оруэлла или Кестлера... - или : - Знаем, довольно известная история о...
   как его там  звали...  во  время  культурной  революции...  -  Диоталлеви
однообразно философствовал, что история - учитель жизни. Бельбо в  ответ:  -
Ты же каббалист. Каббалисты не верят в историю. - Тот  отбивался:  -  Именно
каббалист. Все повторяется по кругу, история учитель, потому что  учит,  что
ее нет. Невеликую важность имеют пермутации.
    
   - Но в конце концов, - подвел черту Бельбо, - кто  такие  тамплиеры,  кем
они были? Сначала вы мне их представили как сержантов из фильма Джона Форда,
затем - как негодяев, еще позже - как  рыцарей  с  миниатюры,  потом  -  как
банкиров Бога, которые добывали свои богатства нечистым путем, затем  -  как
разгромленную армию, спасающуюся бегством, затем - как  адептов  дьявольской
секты и, наконец, как мучеников свободной мысли... Кем же они были?
    
   -  Должно  быть,  существовали  причины,  благодаря  которым  они   стали
легендой.
   Скорее всего, множество факторов  сыграло  в  этом  свою  роль.  Если  бы
какой-нибудь историк с Марса из третьего тысячелетия нашей  эры  задал  себе
вопрос,  что  представляла  собой  католическая  церковь  -  тех   мучеников
христианства, которых пожирали львы на аренах римских цирков, или  тех,  кто
убивал еретиков, то ответ был бы: и тех и других одновременно, не так ли?
    
   - Но в конце концов, совершали тамплиеры все то, в чем их обвиняли?
    
   - Самое интересное то, что их последователи, я имею в виду  неотамплиеров
различных эпох, утверждают, что да. Оправданий  их  деятельности  существует
множество. Первый тезис их защитников касается ритуалов посвящения в  рыцари
Ордена: если хочешь стать тамплиером,  покажи,  что  ты  мужчина,  плюнь  на
распятие и посмотри, покарает ли тебя Бог за это; если ты становишься членом
этого  братства,  ты  должен  полностью  принадлежать  братьям,  что  ты   и
доказывал, позволяя поцеловать себя в  зад.  Второй  тезис:  их  склоняли  к
отрицанию Христа, чтобы посмотреть, как бы они вели себя, если  бы  сарацины
захватили их в плен. Это уже  совсем  идиотское  объяснение,  поскольку  при
пытках почти всегда добиваются признания в том, что нужно  пытающему,  пусть
чисто символически. Третий тезис: на Востоке тамплиеры  вошли  в  контакт  с
еретиками-членами  секты  манихеев,  которые  презирали  крест,  считая  его
орудием мучений Всевышнего, они проповедовали, что нужно отречься от мира  и
обесславить  повсюду  брак  и  деторождение.  Старая  идея,   типичная   для
многочисленных ересей первых  тысячелетий,  которая  перейдет  к  катарам  -
существует целая традиция, которая считает,  что  тамплиеры  были  пропитаны
катаризмом. В этой ситуации можно понять  причину  содомского  греха,  пусть
даже совершаемого  братьями  чисто  символически.  Предположим,  что  рыцари
связались с  этими  еретиками;  разумеется,  они  не  были  интеллектуалами,
благодаря наивности, снобизму и духовной склонности они создали  собственный
фольклор, который отличал их от других крестоносцев. Они создали ритуалы как
своего рода опознавательные знаки, не вдаваясь в  подробности  их  реального
значения.
    
   - А какую роль во всем этом играет идол Бафомет?
    
   - Видите ли, во множестве признаний говорилось о  figura  Baffometi,  но,
возможно, это была ошибка первого переписчика, а в  процессе  манипуляций  с
протоколами она могла перейти во все последующие документы. В другом  случае
речь идет о Магомете (istud caput vester deus est, et  vester  Mahumet),  то
есть о том, что  тамплиеры  создали  для  себя  синкретистскую  литургию.  В
некоторых признаниях говорится о  том,  что  их  призывали  возвещать  слово
"йалла", что должно было означать "Аллах". Но дело в том, что мусульмане  не
обожествляют  изображений  Магомета,  тогда  кто  же  оказывал  влияние   на
тамплиеров? Из  признаний  обвиняемых  следует,  что  многие  видели  головы
идолов, иногда речь идет о  покрытой  золотом  деревянной  фигурке  идола  с
курчавыми  волосами  и  всегда  с  бородой.   Создается   впечатление,   что
расследовавшие дело  нашли  эти  головы  и  показывали  их  допрашиваемым  в
процессе дознания, но к концу дознания головы исчезали,  все  их  видели,  и
никто их не видел. Совсем как в истории с котом: кто-то утверждает,  что  он
был серый, кто-то - что рыжий, а кто-то - что черный.  Но  представьте  себе
допрос с пристрастием, с применением докрасна  раскаленных  щипцов:  так  ты
видел кота во время посвящения? Как ответить "нет", если усадьба тамплиера с
урожаем, который надо уберечь от крыс, была полна котов?
    
   В те времена в Европе кота не признавали домашним животным, как это  было
в Египте. Кто знает, возможно, тамплиеры как раз и  держали  в  своих  домах
котов вопреки обычаям добропорядочных христиан, которые смотрели на котов  с
подозрением как на исчадье дьявола. Подобное произошло с головами Бафомета.
   Наверное, это  были  какие-то  реликвии  в  форме  головы,  которые  были
почитаемы в те времена. Естественно,  есть  люди,  которые  утверждают,  что
Бафомет - это фигура алхимика.
    
   - Везде  появляется  алхимия,  -  сказал  Диоталлеви  с  уверенностью.  -
Вероятно, тамплиеры знали секрет изготовления золота.
    
   - Несомненно, они  его  знали,  -  подтвердил  Бельбо.  -  Они  атаковали
какой-нибудь сарацинский город, перерезали горло женщинам и  детям,  грабили
все, что попадалось под руку, Неудивительно, что  вся  наша  так  называемая
история - всего лишь огромный бордель.
    
   - И вероятно, такой же бордель был у них в головах, понимаете,  если  они
навязывали споры по поводу доктрин. История полна такими элитными группками,
которые  создавали  свой  собственный  стиль,  немного  хвастливый,  немного
мистический, да они и сами не осознавали, что  делали.  Конечно,  имеется  и
эзотерическая интерпретация всего этого: они-де прекрасно  знали  обо  всем,
были адептами восточных  таинств  и  даже  поцелуй  в  зад  имел  ритуальное
значение.
    
   - Объясните мне,  пожалуйста,  ритуальное  значение  поцелуя  в  жопу,  -
попросил Диоталлеви.
    
   - Некоторые современные эзотеристы считают,  что  тамплиеры  исповедывали
индийские доктрины.  Поцелуй  в  зад  должен  был  пробудить  змея  мудрости
Кундалини, космическую силу,  которая  находится  в  основании  позвоночного
столба,  в  половых  железах,  а  после  пробуждения  достигает  шишковидной
железы...
    
   - Той, что у Картезия?
    
   - Да, и с ее помощью во лбу открывается третий глаз, способный видеть  во
времени и пространстве. Вот почему секреты тамплиеров до сих пор изучают.
    
   - Филиппу Красивому надо было сжечь современных нам эзотеристов, а не тех
бедняг.
    
   - Конечно, но современные эзотеристы не имеют ни гроша. - Что за  истории
я сегодня выслушиваю? - произнес Бельбо. -  Теперь  я  понимаю,  почему  эти
тамплиеры стали навязчивой идеей безумцев, которые ко мне приходят.
    
   - Я думаю, что эта история напоминает ваши размышления в тот вечер.  Все,
что с ними произошло, -  не  что  иное  как  вычурный  силлогизм.  Вооружись
глупостью - и ты навечно  станешь  недосягаемым.  Абракадабра,  Manel  Tekel
Phares, Pape Satan Pape  Satan  Aleppe,  le  vierge  le  vivace  et  le  bel
aujourd'hui, незначительное урчание в животе,  произведенное  однажды  неким
поэтом, проповедником, вождем или магом, - и  человечество  тратит  века  на
расшифровку   этих   так    называемых    посланий.    Тамплиеры    остаются
нерасшифрованными по причине их умственного помешательства.  Именно  поэтому
так много людей их обожествляет.
    
   - Это позитивистское объяснение, - заметил Диоталлеви.
    
   - Да, - согласился я, - вероятно, я позитивист. Если бы хирург  удалил  у
тамплиеров шишковидную железу, то они могли бы стать  госпитальерами,  иначе
говоря, нормальными людьми. Война приводит к расстройству мозговых  функций,
должно быть, из-за пушечной стрельбы или греческого огня... Подумайте только
о генералах.
    
   Слово за слово, уже давно была ночь, Диоталлеви шатался, сраженный  своей
минералкой. Мы стали прощаться. Тогда мы  не  понимали,  что  началась  наша
крупная игра - игра с огнем, который и жжет и губит.
   15
 
    
    
    
   Герард де Сивери сказал мне: "Сир, если вы рассудите, что от того нам  не
выйдет бесчестья, я пойду за подмогою к графу д'Анжу, которого вижу  там  на
поле битвы". Я отвечал ему:  "Мессир  Герард,  полагаю,  вы  совершите  дело
чести, пойдя за подмогой ради наших жизней  и  подвергнув  вашу  собственную
жизнь неизвестности".
    
   Жуанвиль, История Людовика Святого
   Joinville, Histoire de Saint Louis, 46, 226
    
    
    
   После наших тамплиерских бдений мы почти не  виделись  с  Бельбо,  только
раскланивались в баре - я занимался дипломом.
    
   Потом в один прекрасный день была объявлена антифашистская  демонстрация.
Их  обычно   объявляли   университетские   студенты,   а   участвовала   вся
прогрессивная интеллигенция в широком смысле. Полицейских согнали много,  но
вид у  них  был  мирный.  Типичная  раскладка  для  тех  лет:  недозволенное
шествие/демонстрация, но  до  тех  пор,  пока  осложнений  нет,  полиция  не
вмешивается, а следит, чтобы левые не нарушали границ своей  зоны  обитания,
ибо по негласной конвенции центр Милана был поделен.  С  нашей  стороны  был
заповедник левых, за площадью Аугусто и во всем районе Сан-Бабила  окопались
фашисты.
    
   Если кто-то нарушал невидимую  границу,  доходило  до  инцидентов,  но  в
остальном сохранялось спокойствие, как между львом и его укротителем.
   Обычно мы считаем, что лев угрожает укротителю, и весьма яростно, и что в
нужный момент тот его усмиряет, высоко вздымая свой бич и делая  выстрел  из
пистолета. Это ошибка: лев уже находится во власти снотворного,  поэтому  он
спокойно входит в свою клетку и не желает ни на кого нападать. Как и  всякое
животное, он обладает своей безопасной  территорией,  за  пределами  которой
могут  происходить  самые  невероятные  события,  а  он   будет   оставаться
спокойным. Когда укротитель вторгается во владения льва,  тот  рычит;  тогда
укротитель поднимает свой бич, но на самом деле он делает шаг назад  (словно
беря разбег для прыжка),  и  лев  успокаивается.  Игра  в  революцию  должна
разыгрываться по своим собственным правилам.
    
   Я примкнул к  компании  журналистов,  издательских  людей  и  художников,
прогуливавшихся по площади  Санто-Стефано:  бар  "Пилад"  в  полном  составе
поддерживал демократическое мероприятие. Бельбо был с дамой, с ней же я  его
часто видел  в  баре,  потом  она  куда-то  растворилась,  куда  -  я  узнал
впоследствии, прочитав файл о докторе Вагнере.
    
   - И вы тут? - спросил я.
    
   - Что вы хотите. Все для спасения бессмертной  души.  Crede  firmiter  et
pecca fortiter19.
   Это вам ничего не напоминает, я имею в виду эту сцену?
    
   Я посмотрел  вокруг.  Это  был  один  из  прекрасных  дней  в  Милане,  с
послеполуденным солнцем, с желтыми фасадами домов и со слегка  металлическим
оттенком неба. Напротив нас стояли полицейские  в  шлемах  и  со  щитами  из
пластика, отсвечивающими стальным блеском; комиссар в гражданской одежде, но
перепоясанный ярким трехцветным поясом, важно расхаживал перед строем  своих
подразделений. Я  оглянулся,  чтобы  посмотреть  на  голову  шествия:  толпа
двигалась  ровным  строем,  ряды  соблюдались,  но  неравномерно,  напоминая
вытянувшуюся змею, казалось,  что  масса  ощетинилась  пиками,  штандартами,
транспарантами,  палками.  Группки  нетерпеливых  манифестантов  то  и  дело
ритмично выкрикивали  лозунги;  по  флангам  процессии  шествовали  бродяги,
закрыв свои лица красными платками, в разноцветных  рубашках,  с  утыканными
заклепками поясами, поддерживающими джинсы, знававшие много дождей  и  много
солнца;   импровизированное   оружие,   которое   они   сжимали   в   руках,
замаскированное свернутыми знаменами, -  все  казалось  элементами  какой-то
наляпанной картины; я в тот момент  подумал  о  Дюфи  и  его  веселости.  По
ассоциации от Дюфи я перешел к Гийому Дюфэ. У меня было гакое ощущение,  что
передо мной некая миниатюра; в маленькой толпе, сбоку от процессии, я увидел
нескольких дам,  настолько  старых,  что  потеряли  все  отличия  пола,  они
предвкушали обещанный большой праздник. Все это  наподобие  молнии  пронзило
мое сознание, я чувствовал, что переживаю нечто, ранее уже происходившее, но
что - не мог вспомнить.
    
   Вам не напоминает это тамплиеров перед налетом на Аскалон?
    
   - Клянусь святым Иаковом, великим и милосердным, - воскликнул  я,  -  это
действительно похоже на битву крестоносцев! Держу  пари,  что  некоторые  из
участников этой осады сегодня вечером окажутся в раю!
    
   - Да, - подтвердил Бельбо, - но проблема в том,  чтобы  узнать,  с  какой
стороны находятся сарацины.
    
   - Полиция представляет, конечно, тевтонов, -  заметил  я,  -  значит,  мы
могли бы сойти за войска Александра Невского, но  я,  кажется,  запутался  в
текстах.
   Посмотрите-ка туда, на ту группу, что напоминает подданных графа д’Артуа,
они грозят начать битву, поскольку  не  могут  вынести  оскорбления,  и  уже
направляются к позициям врага, подогревая себя  криками,  в  которых  звучит
жажда мести.
    
   Тут произошло непредвиденное. Демонстрация, топтавшаяся на  месте,  вдруг
пришла в движение, и находившиеся в передних рядах боевики,  с  тряпками  на
лицах и цепями в руках, подались в сторону полицейского заслона,  к  площади
Сан-Бабила. Послышались агрессивные выкрики. По