слово  в  слово.  Речь
идет о последней главе "Народных тайн".
   Здесь дьявольский замысел иезуитов объясняется  во  всех  его  преступных
деталях в некоем документе, который отправляет генерал ордена Руутаан  (лицо
историческое) месье Родену (герой, перешедший из  "Вечного  жида").  Рудольф
фон  Герольштейн  (персонаж,  перешедший  из  "Парижских  тайн")  завладевши
документом, передает его демократам: "Вы видите, дорогой Лебрен, как искусно
сплетена эта адская интрига, какие чудовищные несчастья,  какое  невыносимое
засилье, какой ужасный деспотизм сулит она Европе и миру, если  к  несчастью
окажется проведенной в жизнь".
    
   Неотличимо от предисловия Нилуса к "Протоколам".  Тот  же  Сю  приписывал
иезуитам  девиз,  который  в  "Протоколах"  приписывается  евреям  -   "Цель
оправдывает средства".
   95
 
    
    
    
   Нас не должны просить умножать доказательства, ибо вполне  очевидно,  что
эта   степень   розенкрейцерская   была   хитроумно   введена   начальниками
масонства...
   Самая сущность ее доктрины, ее ненавистничества  и  ее  святотатственного
обращения  к  учению  каббалы,  гностиков  и  манихеев   свидетельствует   о
принадлежности ее авторов - то есть о том, что это евреи-каббалисты.
    
   Монс. Леон Мерэн (Братство Иисуса), Франкмасонство - синагога Сатаны
 
    
    
    
   С появлением "Народных тайн" иезуиты поняли, что "Завещание" вменяется  в
вину именно им, и, прибегнув к тактике защиты, которая еще никогда никем  не
применялась, завладели письмом Симонини и обвинили в  авторстве  "Завещания"
евреев.
    
   В 1869 году Гужено де Муссо, известный автор двух книг о магии XIX  века,
издает  свое  произведение  под  названием  ,  ?де  утверждает,  что   евреи
используют Каббалу и поклоняются Сатане, в  свете  того,  что  тайные  связи
напрямую ведут от Каина к гностикам, тамплиерам и масонам. Де Муссо получает
специальное благословение от папы Пия IX.
    
   Однако история  Плана,  воспетая  Сю,  была  подхвачена  другими  людьми,
которые не были иезуитами. Много лет  спустя  произошла  невероятная,  почти
криминальная история.  "Таймс"  после  появления  "Протоколов",  которые  он
воспринял очень серьезно, в 1921 году представил информацию о том, что  один
русский помещик, по убеждениям монархист, укрывшийся в  Турции,  приобрел  у
бывшего  офицера  тайной   русской   полиции,   беженца,   поселившегося   в
Константинополе, старые книги, среди которых было издание без обложки, но на
корешке можно было прочесть надпись "Жоли", и с предисловием 1864 года.
   Оно, похоже, являлось литературным  источником  "Протоколов".  "Таймс"  в
результате поисков, проведенных в Британском Музее, обнаружил оригинал книги
Мориса Жоли "Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли", изданной в Брюсселе
(однако была сделана ссылка на Женеву, 1864 год). Морис Жоли не имел  ничего
общего  с  Кретино-Жоли,  но  необходимо  было  исследовать  эту   аналогию,
определенно имевшую какое-то значение.
    
   Книга Жоли представляла собой либеральный памфлет  на  Наполеона  III,  В
котором  Макиавелли,  воплощавший  собой  цинизм  диктатора,  ведет  спор  с
Монтескье. За  эту  революционную  инициативу  Жоли  был  арестован,  провел
пятнадцать месяцев в тюрьме и в 1878 году покончил жизнь самоубийством.
   Программа евреев из "Протоколов" почти слово в слово  повторяла  то,  что
Жоли  вложил  в  уста  Макиавелли  (цель  оправдывает  средства),  а   через
Макиавелли - в уста Наполеона. И все же "Таймс" не  обратил  внимания  (зато
это сделали мы) на то, что Жоли совершенно беспардонно  скопировал  документ
Сю, появившийся на свет по крайней мере на семь лет раньше.
    
   Писательница-антисемитка,  некая  Неста  Вебстер,   увлеченная   теориями
заговора и Неведомых  Настоятелей,  в  свете  того,  что  "Протоколы"  стали
банальной и глупой копией, блеснула гениальной интуицией, которая может быть
свойственна только истинному иницианту или искателю инициантов. Согласно  ее
версии,  Жоли  был  инициирован  и  в  совершенстве  знал   план   Неведомых
Настоятелей, но поскольку он ненавидел Наполеона III, то приписал  авторство
плана ему, однако это не означает, что план не существовал бы независимо  от
Наполеона.  А  поскольку  план,  описанный  в   "Протоколах",   в   точности
соответствует планам, которые обычно составляют евреи, значит, он и является
еврейским планом. Нам же оставалось лишь  исправить  ход  рассуждений  мадам
Вебстер,  следуя   ее   собственной   логике:   поскольку   План   полностью
соответствовал  плану,  который  должны  были  придумать  тамплиеры,  он   и
принадлежал тамплиерам.
    
   А впрочем, наша логика основывалась на фактах. Нам очень понравилось дело
с пражским кладбищем. Оно было  связано  с  именем  некоего  Германа  Гедше,
занимавшего скромный пост  почтового  служащего  в  Прусской  империи.  Этот
человек  уже  однажды   опубликовал   сфабрикованные   документы   с   целью
дискредитации демократа Вальдека, которого обвинял в  попытке  покушения  на
короля Пруссии. После того как подлог  был  обнаружен,  он  стал  редактором
печатного  органа  консервативно  настроенных  крупных  собственников   "Die
Preussische Kreuzzeitung". Затем под псевдонимом сэр Джон Рэтклифф  принялся
сочинять сенсационные романы, в том числе издал в 1868 году "Biarritz".
   Именно в этом произведении он запечатлел  оккультистскую  сцену,  которая
разыгралась на пражском кладбище, весьма похожую  на  собрание  иллюминатов,
описанное Дюма в "Джузеппе Бальзамо", где Калиостро, предводитель  Неведомых
Настоятелей,  среди  которых  находится  Сведенборг,  замышляет  заговор   с
подвесками королевы. На пражском кладбище собрались представители двенадцати
колен Израиля, чтобы обсудить план покорения мира.
    
   В 1876 году в одном русском памфлете была приведена сцена из  "Biarritz",
но так, словно событие это имело место в жизни. То же самое сделает  в  1818
году во  Франции  журнал  "Le  Contemporain".  При  этом  утверждалось,  что
информация почерпнута из достоверного источника, а именно -  от  английского
дипломата сэра Джона Редклиффа. В 1896 году некий Бурнан в своей книге  "Les
Juifs, nos contemporains" повторяет описание  сцены  на  пражском  кладбище,
уверяя, что подрывную речь  произнес  великий  раввин  Джон  Ридклиф.  Позже
утверждали, что, наоборот,  настоящего  Ридклифа  привел  на  это  фатальное
кладбище Фердинанд Лассаль, еврей и социалист.
    
   Все эти планы более или менее соответствуют планам,  описанным  несколько
ранее, в 1880 году "Журналом Исследований  Еврейства"  (антисемитским),  где
опубликовано два письма, авторство которых приписывалось евреям, жившим в XV
веке. Евреи из Арле, подвергшись преследованиям,  обращаются  за  помощью  к
своим собратьям из Константинополя, а  те  им  отвечают:  "Любимые  Моисеевы
братья, если французский король заставляет  вас  принять  христианство,  вам
ничего не остается, как это сделать, однако сохраните закон Моисеев в  ваших
сердцах. Если же вас лишат вашего состояния, сделайте так, чтобы  дети  ваши
занимались торговлей и тем самым понемногу отбирали состояние у христиан.
   Если же будут покушения на вашу жизнь, пусть ваши дети станут  врачами  и
фармацевтами, дабы могли отбирать  жизнь  у  христиан.  Если  разрушат  ваши
синагоги, пусть ваши дети станут  канониками  и  церковнослужителями,  чтобы
разрушить их церкви. Если же вы подвергнетесь другим унижениям,  пусть  ваши
дети станут адвокатами и нотариусами, и, вмешиваясь в  государственные  дела
всех стран, вы сможете поработить христиан, обрести владычество над миром  и
отомстить им за все". Все сходилось, как ни крути, на плане  иезуитов  и  на
его  истоке  -  провэнском  завещании.   Какие-то   мелочи,   несущественные
отклонения. Как же, как же мы привяжем  План  к  "Протоколам"?  Или,  может,
заявить, что "Протоколы" сложились как миф, сами собой? Что  одна  и  та  же
абстрактная легенда о заговоре мигрировала из  страны  в  страну,  почти  не
изменяясь?
    
   Мы уже было отчаялись найти недостающее звено, которое  связало  бы  нашу
замечательную концепцию с Нйлусом, как наконец на нашем  горизонте  замаячил
Рачковский, начальник кошмарного Охранного отделения, тайной полиции царя.
   96
 
    
    
    
   Прикрытие всегда необходимо. В скрытности - большая часть нашей силы.
   Поэтому  мы  должны  всегда  укрываться  под  именем  какого-либо   иного
общества.
    
   Новейшие работы Спартака и  Филона  в  ордене  Иллюминатов  Die  neuesten
Arbetten des Spartacus und Philo in dem lllumitnaten-Orden. 1794, p. 165
 
    
    
   Именно в эти дни, перечитывая наших любимых одержимцев, мы выяснили,  что
граф Сен-Жермен среди прочих своих псевдонимов именовался также  Ракоши,  по
крайней мере именно так  называет  его  посол  Фридриха  II  в  Дрездене.  А
ландграф  Гессенский,  при  дворе  которого  Сен-Жермен   якобы   скончался,
утверждал,  что  граф  был  трансильванского  происхождения   и   прозывался
Рагоцкий. К этому  в  рукописи  добавлялось,  что  Коменский  посвятил  свою
"Пансофию" (произведение явно  розенкрейцерского  толка)  некоему  ландграфу
(ландграфов в этом исследовании хватало)  по  фамилии  Раговский.  Последний
кусочек смальты: я лично, копаясь у букиниста на Замковой площади в  Милане,
нашел немецкое сочинение о масонстве, анонимное, в котором рука неизвестного
приписала изнутри на крышке переплета, что  настоящим  автором  этого  труда
является Карл Авг. Раготский.  Учитывая,  что  Раковски  была  фамилия  того
невыясненного  индивида,  который,  похоже,  укокошил  полковника   Арденти,
становилось ясно, каким образом мы сумеем  нанизать  на  шампур  Глобального
Заговора и нашего дорогого графа Сен-Жермена.
    
   -  А  не  слишком  много  чести  проходимцу?  -  озабоченно   переспросил
Диоталлеви.
    
   - Нет, нет, - отвечал Бельбо, - он сюда полагается.  Как  соевый  соус  в
китайской кухне. Нет соевого соуса - кухня не китайская. Посмотрите на Алье,
он в этих делах съел собаку.  Не  подделывается  же  он  под  Калиостро  или
Виллермоза. Сен-Жермен - квинтэссенция Гомо Герметикуса! Г... в квадрате!
    
   Петр Иванович Рачковский. Жизнерадостен, напорист,  вкрадчив,  разумен  и
хитер,  гениальный  очковтиратель.  Мелкий  функционер   -   связывается   с
революционными  группами  -  в  1879-м  арестовывается  тайной  полицией   с
обвинением  укрывательства  друзей-террористов,  покушавшихся  на   генерала
Дрентельна. Переходит на сторону полиции и  записывается  (ах  вот  как!)  в
черную  сотню.  В  1890  году  изобличает  в  Париже  организацию,   которая
фабриковала бомбы для русских покушений, и ухитряется арестовать на  русской
территории  не  менее  шестидесяти  трех  террористов.  Через   десять   лет
вскроется, что все бомбы были сделаны его людьми.
    
   В  1887  году  распространяется  письмо  некоего  Иванова,   покаявшегося
революционера, который заверяет, что большинство террористов - евреи. В 1890
году  появляется  еще  одна  "исповедь  старого  революционера",  обвиняющая
революционеров, эмигрировавших в Лондон, в том, что они британские агенты.
   В 1892 году выходит фальшивка якобы от имени Плеханова, утверждающая, что
предыдущий документ был инспирирован руководством "Народной воли".
    
   В 1902 году предпринимаются попытки учредить франко-русскую антисемитскую
лигу.  Для  успеха  предприятия  Рачковским  применяется  техника  наподобие
розенкрейцерской.  Он  пускает  слух,  будто  подобная  лига  существует,  и
начинает ждать, чтобы кто-нибудь  ее  создал.  Но  он  использует  и  другую
тактику: умело перемешивает вымысел с правдой, и поскольку правда, на первый
взгляд, работает ему во вред, никто не сомневается в истинности вымысла.  Он
пускает гулять  по  Парижу  загадочное  обращение  к  французам  с  призывом
поддержать Патриотическую  Русскую  Лигу,  основанную  в  Харькове.  В  этом
обращении он указывает на себя самого как на  предположительного  противника
этой лиги и  увещевает  себя  самого,  Рачковского,  переменить  позицию.  В
частности он обвиняет себя самого  в  использовании  компрометантных  фигур,
таких как Нилус, что чистая правда.
    
   На каком основании "Протоколы" могут быть атрибутированы Рачковскому?
    
   Покровителем  Рачковского  был   министр   Сергей   Витте,   прогрессист,
пытавшийся  превратить  Россию  в  современную  страну.  За   каким   чертом
прогрессисту Витте понадобилось опираться на реакционера Рачковского,  знает
только Господь, но мы уже ничему не удивлялись. У Витте имелся  политический
противник, некий Илья Цион, издавна атаковавший его публичными  заявлениями,
больше всего напоминавшими пассажи из "Протоколов". Но в писаниях  Циона  не
было намеков на еврейскую угрозу, да и откуда им быть - он сам был  крещеным
евреем. В 1897 году по приказу Витте Рачковский проводит  обыск  на  даче  у
Циона в Териоках и находит памфлет Циона, своей  идеей  восходящий  к  книге
Мориса Жоли "Диалог в аду между Монтескье  и  Макиавелли",  которую  принято
считать прототипом "Сионских мудрецов". Частично в памфлете  присутствует  и
материал Эжена Сю. Витте приписываются воззрения  "Макиавелли"  -  Наполеона
III.
   Рачковский - не зря он гений фальсификации - заменяет Витте на  евреев  и
широко распространяет текст. Имя Циона великолепно подходит для данной цели,
пробуждая аллюзии со словом Сион. В этом случае слово дано крупному  деятелю
еврейской науки и политики, предостерегающему от еврейского же заговора. Так
и рождаются "Протоколы". Вскорости этот текст попадает в руки некоей  Ульяны
или Устиньи Глинки, которая связана в Париже с кругом  мадам  Блаватской.  В
свободное  от  работы  время  она   доносит   на   русских   революционеров,
эмигрировавших во Францию. Безусловно, Глинка - агент павликиан,  павликиане
связаны с аграриями и в их интересах  убеждать  царя,  что  программы  Витте
соответствуют программам международного заговора  евреев.  Глинка  доставила
документ  генералу  Оргеевскому,  а  тот  через  командующего  императорской
гвардией  передал  его  прямо  в  руки  самому  царю.   У   Витте   начались
неприятности.
    
   Таким манером Рачковский в своем антисемитском раже добился - чего же?
   Немилости для своего же покровителя. А  вслед  за  этим  и  для  себя.  И
действительно, вскоре после этого его следы теряются.  Сен-Жермен,  по  всей
очевидности, двинулся дальше, к новым переодеваниям, перевоплощениям. А наша
история приобрела приятный, симметричный абрис, потому что она дополнительно
оперлась на целый комплекс фактов, истинных - говаривал Бельбо -  не  менее,
чем истинен Бог.
    
   Все это мне приводит на память Де Анджелиса с его синархией. Красота всей
этой истории - нашей истории, я хочу сказать, но вполне вероятно, и Истории,
о которой рассуждает Бельбо с лихорадочным взором, с расчетами  в  руках,  -
красота в том, что группировки, борющиеся между собой  не  на  жизнь,  а  на
смерть, изничтожают друг друга, используя каждая оружие своего противника.
    
   - Первый долг настоящего шпиона, - подытоживал я, - это ославить шпионами
тех, к кому его заслали.
    
   Бельбо сказал мне на это:
    
   - Я помню один случай в ***. На закате в долине я почти всегда видел,  на
черной машине "Балилла", некоего Ремо, может, какое-то похожее  имя.  Черные
усы, черные кудри, черная рубашка, черные зубы - гнилые  до  невероятия.  Он
целовал девушку. Мне было брезгливо думать о черных зубах, которые  целовали
такую белую, такую милую вещь, не помню даже ее лица, но  она  была  дева  и
блудница, иначе говоря вечная женственность. И я содрогался в душе своей.  -
Он  мгновенно  перешел   на   дурашливо-высокий   штиль,   чтоб   затушевать
трогательность воспоминания. - И в душе вопрошал  без  устали,  отчего  этот
Ремо, чернобригадник, шляется без всякого страха по округе даже тогда, когда
*** не занято фашистами. Мне на это отвечали, что о нем поговаривают,  будто
он заслан партизанами. Верьте не верьте, но однажды я выхожу и  вижу  ту  же
черную "Балиллу" и те же черные зубы, и ту же целуемую блондинку, но одет он
был уже в красный галстук и в зеленую униформу. Он перешел в гарибальдийскую
бригаду, и все  его  обнимали  и  у  него  было  новое  имя,  боевая  кличка
Иксдевять, как у героя Алекса Раймонда,  о  котором  он  читал  в  "Вестнике
приключений". Молодчина Иксдевять, кричали все, а я ненавидел его еще  пуще,
потому что он теперь обладал девицей по всенародному мандату.
   Однако кое-кто поговаривал, что он был фашистским  шпионом,  засланным  к
партизанам, думаю, что поговаривали те, кто завидовал ему из-за этой девицы,
в общем, разговоры были и Иксадевять подозревали...
    
   - Чем же кончилось?
    
   - Простите, Казобон, почему вас так интересуют мои дела?
    
   - Потому что они приняли форму  рассказа,  а  рассказ  есть  коллективное
воображаемое.
    
   - Хорошо излагаете. Ладно. Однажды с  утра  Иксдевять  вышел  за  пределы
околотка, может быть, он назначил девице свидание в лесочке, может быть,  он
наконец собрался с  духом  выйти  за  пределы  вечного  жалкого  петтинга  и
показать ей, что его мужской прибор  не  настолько  дупловат,  как  зубы,  -
извините, но я до сих пор не в состоянии его любить, - в общем, фашисты  его
зацапали, отвезли в город, и на следующий день, в  пять  утра  на  рассвете,
расстреляли.
    
   Пауза. Бельбо смотрел на свои руки, пальцы были соединены как на молитве.
   Потом он развел их и продолжил:
    
   - Он доказал, что не был заслан фашистами.
    
   - Мораль басни?
    
   - Все басни обязаны иметь мораль? Тогда, наверное,  так:  что  для  того,
чтоб доказать что-набудь, лучше всего умереть.
   97
 
    
    
    
   Ego sum qui sum.24
   (Исход, 3,14)
    
   Ego sum qui sum. An axiom of hermetic philosophy. 25
   (Г-жа Блаватская. Изида без покрывал, с. 1.)
    
   - Кто ты такой? - вместе спросили триста голосов, и одновременно двадцать
шпаг сверкнули в руках сидевших ближе других призраков... - Ego sum qui sum,
- ответил он.
   (Alexandra Dumas. Joseph Baisamo, II)
    
    
    
   Я встретился с Бельбо на следующее утро.
    
   - Вчера мы сочинили неплохие страницы для романа с продолжением, - сказал
я ему. - Но если мы хотим создать более достоверный План, возможно,  следует
больше придерживаться действительности.
    
   - Какой действительности? - переспросил он - Может, только  беллетристика
и способна отразить настоящую реальность. Нас обманули.
    
   - Кто?
    
   - Нам внушили, что, с  одной  стороны,  существует  настоящее  искусство,
изображающее  типичных  персонажей  в  типичных  ситуациях  а  с  другой   -
беллетристика, представляющая нетипичных героев  и  нетипичные  ситуации.  Я
считал, что настоящий денди  никогда  не  полюбит  ни  Скарлетт  О'Хара,  ни
Констанцию Бонасье, ни  тем  более  Перлу  ди  Лабон.  Я  развлекался  такой
литературой, чтобы выйти за тесные рамки жизненных правил. Мне она нравилась
возможностью неожиданных поворотов. Так вот, это не так.
    
   - Не так?
    
   - Нет. Пруст был прав: скверная музыка отражает жизнь лучше,  чем  "Missa
Solemnis". Искусство обманывает нас и успокаивает, оно подсовывает  нам  мир
таким,  каким  его  видят  артисты.  Беллетристика,  внешне  созданная   для
развлечений, представляет мир таким, каким он есть на  самом  деле,  или  по
крайней мере таким, каким он будет. Женщины больше похожи на Миледи, чем  на
Лючию Монделла, Фу Манчу более реален, чем Мудрый Натан,  а  История  больше
напоминает историю, рассказанную Сю, чем ту, в научных предсказаниях Гегеля.
Шекспир, Мелвилл, Бальзак и Достоевский писали  такую  литературу.  В  жизни
действительно случается то, что когда-то уже было описано в книгах.
    
   -  Это  потому,  что  легче  подражать  беллетристике,   чем   настоящему
искусству.
   Требуется немало