И поэтому с видом ведуна он дал понять  тому,  что  вот  уже  лет  десять
охраняет мучительную тайну, тайну секретного ордена. Рукопись была  доверена
ему одним полковником, Арденти,  которому  удалось  разгадать  секрет  плана
тамплиеров... Полковник был похищен или убит кем-то, кому удалось  завладеть
и его бумагами, но - вообразите себе! - в тот день из  "Гарамона"  полковник
выходил, унося под мышкой  фиктивный  текст,  намеренно  запутанный,  полный
ошибок, фантастический  и  инфантильный,  который  был  годен  только  чтобы
показать, что полковник в течение своей жизни имел отношение  к  прованскому
документу и к  расшифровкам  Ингольфа;  именно  это,  по-видимому,  усиленно
искали похитители. А другая-то папочка,  гораздо  более  тонкая,  где  лежал
всего  десяток  страниц,  обнаруженных  в  бумагах  покойного  Ингольфа,   -
оставалась во владении Бельбо.
    
   -  Какая  забавная  ситуация,  -  отреагировал  Алье,  -  расскажите   же
поподробнее.
    
   И Бельбо, о, он ему рассказал! Рассказал весь наш План точно в том  виде,
в каком мы его изобрели, и выдал за вычитанный в той мифической рукописи. Он
даже добавил, еще более таинственным и конфиденциальным шепотом,  что  некий
полицейский, по имени Де Анджелис, действуя  самостоятельно,  почти  нашарил
ключ к разгадке, но дело было  спасено  герметическим  запирательством  его,
Бельбо... можно сказать... пожалуй, действительно можно так сказать...
   Бельбо, Хранителя Самого Великого Секрета человечества. Секрета,  который
в конечном развитии равняется секрету Карты мирового господства.
    
   И тут он выдержал недурную  паузу,  полную  подтекста,  как  все  хорошие
паузы.
   Нерешительность на пороге  самого  главного  признания  -  верный  способ
проиллюстрировать неподдельность предыдущих  признаний.  Бельбо  исходил  из
посылки, что для  любого,  кто  действительно  исповедует  тайную  традицию,
оглушительнее всего - молчание.
    
   - О, как любопытно, как любопытно, - промурлыкал Алье, вытащив из  жилета
табакерку и показывая, что занят совсем не тем. - А... эта карта?
    
   А Бельбо бормотал про себя: старый вуаер, возбуждаешься, да? Так  тебе  и
надо с твоим сенжерменским шармом, мало тебе хваленых трех крапленых карт!
   Да  ты  ведь  готов  закупить  Колизей  у  первого   щелкопера,   который
перепрощелыжил тебя! Сейчас-то я тебя  отправлю  на  три  карты,  на  поиски
Карты, к черту в зубы, ты у меня улетишь далеко и надолго, и очень  надеюсь,
не выберешься обратно из утробы земли, сгинешь там в стремнинах,  хряснешься
башкою о Южный Полюс какого-нибудь кельтского колуна.
    
   И с еще более тет-а-тетным видом:
    
   - Разумеется, к рукописи  прилагалась  и  карта,  то  есть  ее  подробное
изложение,  и  отсылка  к  оригиналу.  Это   совершенно   поразительно,   вы
представить себе не можете, до какой степени проста разгадка этой проблемы.
   Эта карта существовала всегда и была доступна всем, и на нее смотрели кто
угодно, тысячи людей проходили перед нею ежедневно, в  течение  столетий.  С
другой  же  стороны,  принцип  ориентирования  до  того   элементарен,   что
достаточно запомнить простую схему  и  карту  можно  воспроизвести  в  любой
момейт и в любом месте. Настолько элементарно и настолько непредсказуемо...
   Представьте себе - это я привожу только в качестве примера, - как если бы
карта была нанесена на пирамиду Хеопса, расписана  во  всех  подробностях  у
людей на виду, а между тем в течение столетий люди разгадывают и  отгадывают
архитектуру пирамиды,  расшифровывают  ее  тайные  смыслы,  но  не  замечают
невероятной, сияющей простоты. Какой шедевр невинности. И коварства. На  что
оказались способны тамплиеры.
    
   - Вы меня заинтересовали. Позволите на нее взглянуть?
    
   - Должен признаться, я уничтожил и те  десять  страниц  и  карту.  Я  был
испуган, это ведь объяснимо, не так ли?
    
   - Не может быть, чтобы вы уничтожили документы подобного значения...
    
   - Уничтожил, но я ведь говорил вам - на самом  деле  секрет  элементарен.
Вся карта у меня здесь, - и он  тыкал  пальцем  себе  в  голову,  и  давился
смехом, вспоминая школьный анекдот про немца, учившего итальянский  язык  по
десять слов в день - "Фее слова стесь, у меня в джопе".  -  Вот  уже  больше
десяти лет как эта тайна вся содержится здесь - он опять тыкал в голову, - в
форме наваждения, и я страшусь даже и самой мысли о той безграничной власти,
которая стала бы моею, если бы я решился принять наследство  Тридцати  шести
невидимых. Теперь вы понимаете, почему я добился от "Гарамона" новых серий
   - "Изида без покрывал" и "История чародейства"? Я жду ответа от того, кто
способен понять. - После чего, увлекаемый разыгрываемой ролью, издеваясь над
разыгрываемым Алье, процитировал ему почти дословно  фразы,  которыми  Арсен
Люпен завораживает Ботреле в эпилоге "Полого шпиля": "В некоторые минуты моя
власть кружит мне голову. Я опьяняюсь силой и авторитетом".
    
   - Ну-ну, мой любезный друг, - отвечал Алье. - А что, если вы  опрометчиво
уверовали в бредни безумца? Вы убеждены, что рукопись подлинная?  Почему  вы
не доверяете моему опыту? Если бы вы знали, сколько подобных откровений  мне
приходилось изучать в моей жизни, и если в чем.  я  преуспел,  то  именно  в
доказательстве их несостоятельности. Мне хватило  бы  одного  взгляда,  чтоб
уяснить, стоит ли  вообще  говорить  об  этой  карте.  Я  смею  тщеславиться
некоторой  квалификацией  -  небольшой,  но  все  же,  -  именно  в  области
традиционной картографии...
    
   - Доктор Алье, - оборвал его Бельбо, - вы первый должны были бы напомнить
мне, что  секрет  тайного  общества,  рассекреченный,  не  имеет  смысла.  Я
промолчал столько лет, помолчу еще немного.
    
   И он молчал. Алье в свою очередь, купился он  на  эту  дешевку  или  нет,
подходил к своему амплуа серьезно. Он привык  иметь  дело  с  непроницаемыми
тайнами и, надо думать, проникся сознанием, что уста Бельбо  не  отверзнутся
более - отныне и до скончания времен.
    
   В эту минуту вошла Гудрун и сообщила, что совещание в Болонье  намечается
на среду на двенадцать.
    
   - Вы можете выехать на  Трансъевропейском  экспрессе  утром  в  среду,  -
добавила она.
    
   - Обожаю этот экспресс, -  сказал  Алье.  -  Но  предпочтительно  заранее
заказывать места. Особенно в нынешнюю пору года.
    
   Бельбо ответил, что и в  последнюю  минуту  можно  всегда  найти  сидячее
место, в крайнем случае в вагоне-ресторане, где подается еще и завтрак.
    
   - Что ж, надеюсь, вам это удастся, - подвел итог Алье.  -  Болонья  очень
хороша. Хотя в июне там жарко...
    
   - Я пробуду не больше трех часов. Еду по поводу книги  об  эпиграфике,  у
нас возникли проблемы  с  иллюстрациями...  -  После  чего  Бельбо  выпустил
последний снаряд. - Я ведь еду по работе, а не в отпуск. Но в отпуск я ухожу
скоро, чтобы быть свободным в день летнего солнцестояния... Кто знает, вдруг
я все-таки решусь... Но все, что сказано,  должно  остаться  между  нами.  Я
поделился с вами как с другом.
    
   - О, молчать я умею, умею даже лучше, чем вы. В  любом  случае  позвольте
вас поблагодарить за откровенность. - И с этими словами Алье откланялся.
    
   Бельбо после этой встречи пришел в  благостное  настроение.  Налицо  была
полная победа его астральной  нарративности  над  жалкостью  и  постыдностью
подлунного мира.
    
   На следующий день Алье позвонил по телефону.
    
   -  Простите  меня,  дорогой  друг.  Я  хотел  просить  вас  о   небольшой
любезности.
   Как вы знаете, я иногда занимаюсь старинными книгами - что-то приобретаю,
что-то продаю. Нынче вечером прибывает из Парижа дюжина переплетенных томов,
восемнадцатый  век,  книги  довольно  дорогие,  и  я  их  должен  непременно
доставить моему клиенту во Флоренции не позднее чем завтра. Я сам  собирался
отвезти их, но некоторые неотложные занятия задерживают меня в Милане  и  не
позволяют уехать. Я подумал о следующем решении. Вы ведь завтра собирались в
Болонью? Я приду к вашему поезду, примерно за десять минут,  и  передам  вам
небольшой чемоданчик, вы положите его в сетку над головой и спокойно выйдете
в Болонье, ни о чем не думая. Может быть,  подождете,  пока  все  выйдут  из
купе, чтобы мы были уверены. - Во Флоренции мой клиент  во  время  остановки
войдет в вагон, заберет чемодан - и все  в  порядке.  Конечно,  не  хотелось
беспокоить вас... Но если вы можете оказать  мне  эту  услугу,  я  вам  буду
благодарен всю жизнь.
    
   - Ради бога, - отвечал Бельбо. -  Только  как  ваш  клиент  во  Флоренции
узнает, куда я положил чемодан? - Как видите, я оказался  предусмотрительнее
вас и уже зарезервировал вам билет, место 45, вагон 8. Я заказал  до  самого
Рима, поэтому ни в Болонье, ни во Флоренции на это место никто не сядет. Как
видите, в компенсацию за неудобства, которые я вам причиняю, вы получаете  и
некоторое удобство: ехать на своем месте, без сюрпризов. Я не позволил  себе
выкупить билет, чтобы вы  не  думали,  что  я  собираюсь  рассчитываться  за
любезность таким неделикатным способом.
    
   Что значит настоящий джентльмен, сказал себе  Бельбо.  Пришлет  мне  ящик
марочных вин. Пить за его сволочное здоровье. Вчера я его испепелял, сегодня
оказываю ему любезность. Что делать, отказать невозможно.
    
   Во вторник утром Бельбо поехал на вокзал  загодя,  заплатил  за  билет  и
встретился с Алье у вагона номер 8, тот был с чемоданом,  довольно  тяжелым,
но не громоздким.
    
   Бельбо уложил его в сетку над креслом 45 и уселся у окна со своей стопкой
газет. Главной новостью дня были похороны Берлингуэра. Через некоторое время
в кресле рядом устроился какой-то бородач. Бельбо даже подумал, что уже  его
где-то видел (задним умом, пытаясь угадать где, ему пришло в голову
   - на друидическом празднике в Пьемонте, но уверен он не  был).  К  отходу
поезда купе наполнилось до отказа: все шесть мест.
    
   Бельбо хотелось читать, но мешал господин с бородкой, лезший  ко  всем  с
разговорами. Начал он с жары и несовершенства системы  кондиционирования,  а
также с наблюдения, что  в  июне  непонятно,  одеваться  ли  по-летнему  или
по-весеннему. Он пришел к выводу, что самое лучшее - это легкий пиджак,  как
у  Бельбо,  и  спросил,  английская  ли  это  фирма.  Бельбо  отвечал,   что
действительно английская, "Берберри", и продолжил чтение. - Это лучшие вещи,
- не унимался его сосед, - но ваш еще особенно хорош тем,  что  на  нем  нет
золотых пуговиц, которые обычно  пришивают  на  блейзеры.  И  позвольте  мне
заметить,  что  у   вас   удивительно   удачно   подобран   цвет   галстука,
темно-красный, к этому пиджаку. - Бельбо поблагодарил и попытался читать.
   Господин с бородой продолжал выступать об основных принципах сочетаемости
галстуков с костюмами, Бельбо читал. Я знаю, думал он про себя, что  всем  в
купе мое поведение кажется хамским. Но я езжу в поездах не ради человеческих
отношений. Их у меня чересчур много и на суше.
    
   Тогда господин переменил  тему.  -  Сколько  вы  газет  читаете,  и  всех
направлений. Наверное, вы связаны с юриспруденцией или с политикой. - Бельбо
отвечал, что нет, он работает в издательстве, специализирующемся  на  книгах
по арабской метафизике. Целью было - затерроризировать нападающего.
   Тот был очевидно затерроризирован.
    
   После этого появился контролер. Он спросил,  почему  у  Бельбо  билет  до
Болоньи, а место зарезервировано до Рима. Бельбо сказал, что передумал ехать
в Рим и едет в Болонью. - Как хорошо, - сказал господин с бородкой, -  когда
можно себе позволить менять намерения в последнюю секунду,  не  задумываясь,
что позволяет и чего не позволяет ваш кошелек. Как я вам завидую.  -  Бельбо
осклабился и отвернулся к окну. Теперь, сказал себе он,  все  купе  на  меня
смотрит как на растратчика, возможно, предполагают, что я ограбил банк.
    
   В Болонье Бельбо поднялся и собрался выходить.  -  Смотрите  не  забудьте
чемоданчик, - сказал его попутчик. - Нет, за  ним  зайдет  один  человек  во
Флоренции, - отвечал Бельбо. - Вот что, присмотрите за ним, пожалуйста, если
можете. - Не беспокойтесь, - отвечал бородатый. - Можете на меня положиться.

   Бельбо возвратился в Милан в тот же  день  вечером,  поднялся  к  себе  в
квартиру  с  банкой  консервированного  мяса  и  пачкой  крекеров,   включил
телевизор. Говорили,  естественно,  про  Берлингуэра.  То,  другое  известие
проходило поэтому почти что под сурдинку, перед самым концом известий.
    
   Утром   этого   дня   на   трансъевропейском   экспрессе    на    отрезке
Болонья-Флоренция, в вагоне 8, один  пассажир  выразил  беспокойство  насчет
другого, сошедшего в Болонье, чей чемоданчик оставался в их купе в сетке.
   Действительно ли за чемоданом собирались зайти во Флоренции, не  по  этой
ли схеме действуют обычно террористы?
    
   Волнение скоро охватило остальных едущих в купе. В какой-то момент первый
пассажир, с  бородой,  заявил,  что  у  него  не  выдерживают  нервы.  Лучше
совершить ошибку, чем погибнуть; пусть позовут начальника поезда.  Начальник
поезда остановил состав и известил железнодорожную полицию.  Не  знаю  точно
как  разворачивались  дальнейшие  события,  неподвижный  поезд   на   горном
перегоне, пассажиры, слоняющиеся вдоль путей, появление саперного взвода...
   Чемоданчик со всеми предосторожностями открыли и обнаружили там  взрывное
устройство, запрограммированное на время  прибытия  во  Флоренцию.  Мощности
хватало на несколько десятков человек.
    
   Полиции не удалось отыскать пассажира с бородкой. Может быть, он  пересел
в другой вагон и вышел во Флоренции, потому что не хотел, чтоб  его  славили
во всех газетах. Публиковалось обращение к нему с просьбой помочь следствию.

   Другие пассажиры великолепно  помнили  того  человека,  который  подкинул
чемодан. Он принадлежал к тому типу, который вызывает подозрения  с  первого
взгляда.  Одет  он  в  синий  английский  пиджак  без  золотых  пуговиц,   с
темно-красным галстуком. Старался вести себя скромно, отказывался поддержать
разговор, видно было, что надеется проскочить незамеченным.
   Однако проговорился, что работает в газете,  в  журнале  или  в  каком-то
месте, которое имеет отношение  (и  тут  мнения  свидетелей  расходились)  к
метану, физике или метемпсихозу. Но все твердо помнили, что в деле  замешаны
арабы.
    
   Все квестуры  и  районные  отделения  полиции  подняты  по  тревоге.  Уже
поступают первые сигналы с мест. Задержаны двое  граждан  Ливии  в  Болонье.
Художник угрозыска создал  фоторобот  -  он  занимал  теперь  всю  плоскость
голубого экрана. Фоторобот не был похож на Бельбо, но Бельбо  был  похож  на
этот фоторобот.
    
   Бельбо больше не задавал себе вопросов. Тип с чемоданчиком был именно он.
   Он позвонил по телефону Алье, но там не брали трубку.
    
   Был уже поздний вечер, он не знал  как  ему  выйти  из  квартиры,  принял
снотворное и лег спать. Следующий день начался с поисков Алье. Напрасно.  Он
спустился купить газеты. Слава богу, похороны занимали весь первый  лист,  и
его физиономия находилась на  внутренних  страницах.  Он  отправился  домой,
подняв воротник, и только тут заметил, что на нем все тот же синий блейзер.
   Без бордового галстука, и на том спасибо.
    
   Пытаясь  разобраться  во  взаимосвязи  происшедших  фактов,  он   услышал
телефон.
   Незнакомый  голос,   иностранец,   с   каким-то   балканским   выговором.
Медоточивая речь, как  будто  звонящий  не  имеет  ни  к  чему  отношения  и
телефонирует из самых добрых чувств. Бедный господин  Бельбо,  говорил  этот
голос, как же вам не повезло. Никогда нельзя  соглашаться  служить  курьером
для других, не зная, что содержится в передаче. Как же будет неприятно, если
кто-нибудь сообщит в полицию, что гражданин с сорок пятого  места  -  это  и
есть наш Бельбо.
    
   Конечно, от подобного крайнего шага кое-кого  можно  и  удержать,  в  том
случае если наш Бельбо согласится сотрудничать. Например,  если  он  сообщит
по-хорошему, где находится тамплиерская карта. А так как в Милане становится
для Бельбо жарко, потому что  во  всех  газетах  указано,  что  таинственный
покуситель выехал именно из Милана, почему бы не перенести дальнейший  обмен
мнениями на нейтральную территорию, скажем, в Париж?
   Почему бы не назначить друг  другу  свидание  в  книжной  лавке  Слоан  в
Париже, на улице Мантихор, 3, через неделю? Хотя, с другой стороны, имело бы
смысл, чтобы Бельбо отправился в путь  немедленно,  пока  его  не  опознали.
Книжный магазин Слоан, улица Мантихор, 3. В полдень  в  среду  20  июня  его
будет ждать там знакомое лицо - тот самый господин с бородою, с которым  они
вели такие дружеские разговоры в поезде. Этот господин  научит  Бельбо,  где
ему встретиться с остальными  друзьями,  после  чего  постепенно,  в  тесной
дружеской компании, в его  распоряжении  несколько  дней  для  подготовки  к
летнему солнцестоянию, он спокойно расскажет все, что знает, отведет душу, и
все закончится безболезненно. Улица Мантихор, дом 3, запомнить нетрудно.
    
   109
 
    
    
    
   Сен-Жермен...   Тонок,   остроумен...   Говорил,   что   владеет   любыми
секретами...
   Он часто пользовался для  своих  появлений  волшебным  зеркалом,  которое
составляло часть его славы... Поскольку он вызывал с помощью  катоптрических
эффектов ожидаемые тени, почти всегда  узнаваемые,  его  связь  с  загробным
миром была доказанной вещью.
    
   Ле Культе де Кантеле, Секты и тайные общества
 
    
    
    
   Бельбо совершенно запутался: все было абсолютно ясно. Алье поверил в  его
историю, захотел его карту, подстроил ловушку и теперь держит его в кулаке.
   Или Бельбо отправляется в Париж рассказывать все, что знает (о  том,  что
он ничего не знает, знал только он; я уехал, не оставив  адреса,  Диоталлеви
умирал), или же на него спускают со сворки всю полицию Италии.
    
   Как Алье мог унизиться до такой грязной проделки? Зачем ему это? Схватить
за шиворот старого дурака, отвести в квестуру, только таким  образом  Бельбо
сможет выбраться из этой сумасшедшей истории.
    
   Он вызвал такси и отправился в  переулок  у  площади  Пиола,  в  знакомый
особнячок. Окна закрыты, на ограде картонный прямоугольник квартирного бюро:
СДАЕМ. Да что ж это делается. Ведь еще на прошлой неделе  Алье  обитал  тут,
отвечал на телефон... Бельбо обратился в соседний особняк.
    
   -  Этот  господин?  Переехал  только  вчера.  Не  знаю,  куда  именно  он
переселился, мы с ним едва раскланивались, он вел уединенную жизнь и вообще,
кажется, его никогда не бывало в Милане.
    
   Оставалось квартирное бюро. Но там даже имени Алье никогда не слыхали.
   Особняк  был  нанят  в  свое  время  одной  французской  фирмой.  Платежи
поступали регулярно, через  банк.  Контракт  был  расторгнут  нанимателем  в
одностороннем порядке за двадцать четыре часа, причем клиент  потерял  право
на возвращение залоговой суммы.  Все  отношения  с  клиентом  совершались  в
письменной  форме,  представителем  французской  стороны  выступал  господин
Рагоцкий. Больше в бюро ничего не знали.
    
   Так. Не укладывается в голове. Раковский или Рагоцкий, в любом  случае  -
таинственный знакомый пропавшего  полковника,  разыскиваемый  проницательным
следователем Де Анджелисом, разыскиваемый Интерполом, спокойно нанимает себе
дома в Милане. В нашем воображении  Раковский  полковника  Арденти  выступал
реинкарнацией Рачковского из Охранки, а тот в  свою  очередь  -  воплощением
вездесущего Сен-Жермена. Но Алье-то был при чем?
    
   Бельбо возвратился в издательство, проскользнул к себе в  кабинет  и  сел
думать.
    
   Было от чего сойти с ума, и Бельбо был уверен, что он с него уже сошел. И
рассказать некому, и спросить совета невозможно. Вытирая пот, он  машинально
перекладывал  рукописи  на  столе,  последню