и.  Или  почему,
если уж сорвалось их свидание с болгарами, они не связались  непосредственно
со следующими партнерами.
    
   - Казобон, - сказал на это  Бельбо.  -  Вы  действительно  считаете,  что
провэнские  конспираторы  были  такие  дурошлепы?  Если  они  хотели,  чтобы
Сообщение оставалось в тайне полных  шестьсот  лет,  наверное,  они  приняли
предосторожности, или я ошибаюсь? Каждый великий магистр,  наверное,  знает,
где ему искать гроссмейстера следующей команды, но не знает, где искать всех
остальных,  а  никто  из  остальвых  не  знает,  где  искать  представителей
Предыдущих эшелонов. Стоило немцам разминуться с болгарами,  и  они  уже  не
знают, где искать иерусалимитян, а иерусалимитяне не знают, где им искать  и
кого вообще разыскивать. Что же касается  реконструкции  желанной  Вести  по
имеющимся фрагментам, это зависит от того, как были нарезаны и  розданы  эти
фрагменты. Я думаю, не  в  прямой  последовательности.  Не  хватает  важного
кусочка - и потерян смысл всей вообще истории, а  тот,  у  кого  кусочек  на
руках, не знает, что ему с ним делать.
    
   -  Подумайте  только,  -  произнес  Диоталлеви,  -  если  их  встреча  не
состоялась, сейчас по Европе в совершенной тайне рыскают представители  всех
групп, желающие и не могущие объединиться. Каждому из них  совершенно  ясно,
что вот столечко не хватает ему до мирового господства...  Как  зовут  этого
чучельщика, о котором вы рассказывали, Казобон?  Может  быть,  действительно
существует заговор, и вся история мира - это только результат состязания  за
восстановление потерянного Известия? Мы  их  не  видим,  а  они,  невидимые,
орудуют вокруг нас.
    
   У Бельбо и у меня в голове роилось примерно то же самое, так что  мы  все
говорили хором. Накричавшись, мы обратили внимание на то,  что  должно  было
сразу броситься в глаза.  По  меньшей  мере  два  выражения  из  провэнского
завещания, а именно: пассаж о тридцати шести невидимках и рассуждение о  ста
двадцати годах - всплывали и в ходе знаменитого спора о розенкрейцерах.
    
   - К тому же розенкрейцеры - немцы, - добавил я. -  Придется  почитать  их
манифесты.
    
   - Но вы же говорили, что они фальшивые, - сказал Бельбо.
    
   - Ну и что? Мы тоже сочиняем фальшивку.
    
   - Ах да, - ответил на это Бельбо. - Я почти что забыл.
   69
 
    
    
    
   .6
 
   Жуль Буа, Сатанизм и магия Jules Bois, Le satanilsme et la magie Paris.
   Chailley. 1895, p. 12
 
    
    
   Он действительно забывал, сейчас я понимаю. И  конечно  к  этому  времени
относится нижеследующий файл, короткий и безумный.
   Имя файла: Эннойя
 
   Ты пришла ко мне домой неожиданно. У тебя была трава. Я не хотел,  потому
что не позволяю никаким растительным веществам  вмешиваться  в  деятельность
моего мозга (что снова ложь, потому что я курю табак  и  пью  дистилляты  из
зерен). В любом случае, в шестидесятые годы, когда кто-нибудь меня  втягивал
в круговое сосание скользкой колбаски, пропитанной  слюнями,  со  знаменитой
последней затяжкой через булавочку, мне бывало смешно, и только.
    
   Но вчера мне предложила это ты, и я  подумал,  что,  вероятно,  это  твоя
манера предлагать себя, и я накурился с верой. Мы танцевали прижавшись,  как
не принято уже многие годы, и вдобавок - какой стыд - под Четвертую симфонию
Малера. У  меня  как  будто  бы  в  объятиях  восходило,  вызревало  древнее
создание, со сладостным и морщинистым ликом ветхой  козы,  змея,  выникавшая
из-под глуби моих чресел, и я тебя обожал,  как  старобытную  и  всеохватную
тетку. Вероятно, я продолжал колыхаться,  приединенный  к  твоему  телу,  но
чувствовал, что ты возносишься в воздух,  претворяешься  в  злато,  идешь  в
затворчатые двери, воздымаешь тела на воздух. Я пронзал твое  темное  чрево,
Megale Apophasis7, Полонянка Ангелов.
    
   Может быть, не тебя искал я? Может быть, до сих пор ожидаю  тебя?  Всякий
раз я терял тебя потому, что не могузнать? Всякий раз я терял  тебя  потому,
что, узнавая, узнавал, что потеряют  И  куда  ты  делась  вчера  вечером?  Я
проснулся, было утро и болела голова.
   70
 
    
    
    
   Все мы помним, однако, секретные намеки на период в 120 лет, которые брат
А., наследник Д. и последний во второй линии  наследования  -  живший  среди
многих из нас - обратил к нам, членам третьей линии наследования....
    
   Слава Братства, в: Всеохватная и всеобщая Реформа всею целого  мира  Fama
Fraternitatls, In Allgemeine und general Reformation, Cassel, Wessel. 1614
 
    
    
   И  я  кинулся  штудировать  оба  манифеста  розенкрейцеров,   "Слава"   и
"Исповедание".  Не  оставил  без  внимания  и   "Химическое   бракосочетание
Христиана Розенкрейца" Иоанна Валентина Андреаэ, потому что  именно  Андреаэ
был предположительным сочинителем манифестов.
    
   Манифесты появились в Германии в 1614-1615 гг. То есть лет через тридцать
после встречи 1584 года между французами и англичанами и почти что за  сотню
лет до даты, в которую была назначена встреча французов и немцев.
    
   Я приступил к чтению не ради того, что в манифестах реально было сказано,
а ради того, что в них просматривалось "между строк". Я понимал,  что  чтобы
заставить их означать не  то,  что  написано,  я  должен  буду  проскакивать
некоторые места, а другие почитать важнейшими, нежели прочие. Но именно этой
системе учили нас  одержимцы  и  их  славные  вдохновители!  Передвигаясь  в
тончайшем времени Откровения, никто не обязан подчиняться дотошным  и  тупым
требованиям  логики,  перебирать  скучные  цепочки  причин-следствий.  И  то
сказать, при буквальном восприятии розенкрейцерские манифесты - просто дикое
нагромождение абсурда, загадочности, противоречий.
    
   Поэтому они не могли означать то, что означали при первочтении.
   Следовательно,  они  не  являлись  ни  призывом  ко  глубинной   духовной
перестройке,  ни  рассказом  о  жизни  бедолаги  Христиана  Розенкрейца.   А
следовательно, они были зашифрованным текстом,  который  можно  было  читать
наложив определенную сетку. Сетка закрывает одни пространства и оставляет на
воле другие: как  зашифрованное  завещание  провэнцев,  где  имели  значение
только начальные буквы слов. У  меня  сетки  не  было,  но  достаточно  было
вообразить ее. Вообразить сетку - значит просто читать с недоверием.
    
   В том, что  манифесты  излагали  прованский  План  -  не  было  сомнений.
Гробница С. R. (явная аллегория здания Гранж-о-Дим,  в  ночь  23  июня  1344
года!) хранит в  себе  тайное  сокровище,  завещанное  грядущим  поколениям,
"добро...
   заложенное на сто двадцать лет". Что этот клад -  не  денежного  порядка,
тоже не может быть двух мнений. Тексты не  только  открыто  насмехаются  над
простодушной алчностью алхимиков, но  и  явно  говорят,  что  под  обещанным
добром имеется в  виду  огромное  историческое  свершение.  И  если  кому-то
остается еще что-то непонятно, вступает  в  дело  второй  манифест,  который
подчеркивает, что нельзя пренебрегать обетованием,  сулящим  miranda  sextae
aetatis (чудеса шестого, окончательного объединения!). И снова повторяется:
   "О  если  бы  угодно  было  Богу  донести  до  нас  свет  своего  шестого
Светильника... если бы возможно было прочесть все в единой Книге!  и  читая,
если бы возможно было понять и воспомнить все, что бывало... Сколь  было  бы
отрадно, если бы возможно  стало  преобразить  посредством  пенья  (то  есть
чтения вслух Извещения!) скалы (lapis exillls!) в жемчуга  и  в  драгоценные
камни..." И говорилось о тайных секретах, и о правительстве,  которое  могло
бы быть установлено в  Европе,  и  о  "великом  деянии",  которое  следовало
совершить...
    
   Говорилось о том, что С. R. побывал в Испании (и в Португалии?) и  указал
тамошним ученым, как можно "подступиться  к  истинным  знакам  -  Indicia  -
грядущих столетий, но  все  втуне".  Почему  втуне?  И  чего  ради  немецкая
тамплиерская рота в начале семнадцатого века публично  обнародовала  ревниво
оберегаемые тайны? Решили "засветиться", чтобы таким образом  компенсировать
сбой, произошедший в эстафете?
    
   Никто не может отрицать, что в манифестах указываются те же  самые  этапы
Плана, которые выделил Диоталлеви. Первый брат, о смерти которого говорится,
вернее говорится, что он "преодолел предел", - брат И. О.
   Умирает он в Англии. Следовательно, кто-то победоносно добрался до  места
первого свидания. Далее речь идет о второй и о третьей линиях наследования.
   И до  этих  пор  все,  казалось  бы,  спокойно:  вторая  линия,  то  есть
английская, встречается с третьей, французской, в 1584  году,  и  ясно,  что
люди, пишущие в начале семнадцатого века, могут говорить только о  том,  что
имеет отношение к первым трем группам. В  "Химической  свадьбе",  написанной
Валентином Андреаэ в юношескую пору, то есть раньше, чем манифесты  (хотя  и
они относятся к 1616 году) упоминаются три великолепных  храма,  три  места,
которые, по всей видимости, уже были задействованы.
    
   В то же время меня не покидало ощущение, что манифесты говорят о  том  же
самом хотя и теми же словами, но не с тем  настроением,  и  в  их  интонации
чувствуется какая-то тревога.
    
   Отчего, скажем, столь упорно повторяется в них  рассуждение  о  том,  что
времена созрели, что момент настал, невзирая на врагов,  которые  расставили
ловушки и пустили в ход все свое  лукавство  для  того,  чтобы  "случай"  не
сбылся? Какой еще случай? Говорится,  что  конечной  целью  С.  R.  выступал
Иерусалим, но туда он не смог добраться. Почему? Хвалят арабов  за  то,  что
они обмениваются посланиями, в то время как германцы не умеют помогать  друг
другу. И намекают на "более  крупную  группу,  которая  хочет  все  пастбище
только для себя". То есть речь идет не просто о том, что  кто-то  собирается
нарушить  План  ради  своих  собственных  интересов,  а  о  том,  что   План
действительно уже нарушен.
    
   В "Славе" говорится, что вначале некто выработал  магическое  письмо  (ну
да, конечно - провэнское послание!), но что Господни  часы  отбивают  каждую
минуту, "в то время как нашим не удается отыграть и часы". Кто же  не  сумел
уловить биение Божиих часов, кто не прибыл на  нужное  место  в  необходимую
минуту? Обиняками  ведется  рассказ  о  некоем  изначальном  союзе  братьев,
которые могли бы  обнародовать  некую  тайную  философию,  однако  предпочли
вместо этого распространиться по миру.
    
   Манифесты явно намекают на  случившуюся  неприятность,  в  них  ощущается
неуверенность, чувство потери. Братья первых линий причащения  все  устроили
так, чтобы их сменяли на посту "достойные  последователи",  однако  положили
правилом "содержать в тайне место своего погребения... так что и  доселе  мы
не знаем, где же они погребены".
    
   Что скрывается под этой аллегорией? Что осталось и доселе неизвестным?
   Какого "погребения" до нас не дошел  адрес?  Безусловно,  манифесты  были
написаны из-за того, что  какая-то  информация  пропала,  и  всех  тех,  кто
случайно мог бы располагать сведениями по данному вопросу, приглашали срочно
объявиться, заявить о себе.
    
   Невозможно не признать, что  именно  в  этом  смысл  завершения  "Славы":
"Снова  обращаемся  ко  всем  ученым  Европы...  с   просьбой   благосклонно
соответствовать нашему предложению... оповестить нас о своих  мыслях...  Ибо
хотя мы до сих пор и не оглашаем имена  наши...  Кто  бы  ни  донес  до  нас
собственное имя, получит возможность собеседовать с нами гласно и вживе, или
же - если к тому возникнут препятствия - тогда в письменной форме".
    
   Именно то, к чему стремился в  свое  время  и  полковник,  публикуя  свою
версию.
   Он хотел заставить кого-то прервать молчание.
    
   Итак, имел место некий гэп, пауза, провисание, неувязка. На гробнице С.R.
   была помещена не только надпись "Post 120 annos patebo" -  напоминание  о
необходимой периодичности встреч, - но и "Nequaquam vacuum",  что  следовало
понимать не как "пустоты нет", а как "пустоты не должно быть". А  между  тем
создалась пустота! Пустоту следовало срочно заполнить!
    
   Но тут я опять остановился и  снова  спросил  себя:  почему  же  подобный
разговор возникает в Германии, где в любом  случае  четвертая  линия  должна
была терпеливо дожидаться своей законной очереди? Немцы не могли сокрушаться
в 1614 году по поводу  несостоявшейся  встречи  в  Мариенбурге,  потому  что
Мариенбург был намечен на 1704 год!
    
   Единственный возможный  вывод  из  всех  возможных  -  это  что  германцы
жаловались на то, что не сумела состояться предыдущая встреча!
    
   Вот он, ключ к разгадке! Немцы четвертой  линии  жаловались  на  то,  что
англичане второй линии разминулись с французами  третьей!  Ну  конечно,  все
дело в этом. В тексте, если присмотреться,  содержатся  аллегории  по-детски
прямолинейные. Когда открывают гробницу С. R., обнаруживают подписи  братьев
первого и второго кругов, но не третьего! Португальцы и британцы налицо,  но
куда подевались французы?
    
   Розенкрейцеры выходили на поверхность, снимали маску и рисковали всем  на
свете, потому что это был для них  единственный  способ  спасти  от  развала
План.
   71
 
    
    
    
   Мы даже не знаем с определенностью, владели ли Братья второй  линии  теми
же сведениями, что были у Братьев первой, и не знаем, были ли они допущены к
познанию всех секретов.
    
   Слава Братства, в: Всеохватная и всеобщая Реформа всего целого мира  Fama
Fraternitalis, in Allgemeine und general Reformation Cassel, Wessel. 1614
 
    
    
   Все это  я  изложил  с  энтузиазмом,  и  как  Бельбо,  так  и  Диоталлеви
согласились, что секрет  манифестов  был  предельно  ясен  даже  для  самого
последвето оккультиста.
    
   - Итак, все понятно, - сказал Диоталлеви. -  Мы  уперлись  на  идее,  что
эстафета прервалась на переходе от германцев к павликианам, а на самом  деле
это случилось в 1584 году, между Англией и Францией.
    
   - Но с какой стати? - спросил Бельбо. - Есть у нас объяснение,  по  какой
такой причине англичанам не удалось организовать встречу с французами?  Ведь
англичане знают, где находится Убежище, они-то единственные это и знают.
    
   Бельбо нуждался  в  подсказке.  Поэтому  он  запустил  Абулафию,  которую
предварительно зарядил всевозможными пословицами  и  поговорками,  стишками,
всем,   что   попалось   под   руку.   Абулафии   было   приказано    выдать
последовательность двух заложенных данных. На выход поступило следующее:
    
   Минни - это невеста Микки Мауса
   Тридцать дней в ноябре, апрель-июне, сентябре
    
   - Ну, что скажете? - подытожил Бельбо. - У Минни свидание с Микки Маусом,
но они договорились на тридцать первое сентября, и вот бедный Микки Маус...
    
   - Стоп, стоп, у меня потрясающая мысль! - заорал я. - Такое действительно
могло случиться, но только не тридцать первого сентября,  а  пятого  октября
1582 года!
    
   - Что, что?
    
   - Григорианская реформа календаря! Господи, да вот же оно.  В  1582  году
вступает  в  силу  григорианский  календарь,  отменяется  юлианский,  и  для
выравнивания счета исчезают десять дней из месяца  октября  -  с  пятого  по
четырнадцатое!
    
   - Но свидание во Франции назначалось на 1584-й, и не  на  октябрь,  а  на
Иванову ночь - 23 июня, - сказал Бельбо.
    
   - Это да, это конечно... Однако если я правильно помню, реформа  вступила
в силу не сразу и не повсеместно.  -  Я  помчался  к  стеллажу,  где  у  нас
находился  Объединенный  вечный  календарь.  -  Вот-вот.   Смена   календаря
предписывается начиная с 1582 года, и тем самым  отменены  дни  с  5  по  14
октября, но это имеет значение в  основном  для  папы.  Во  Франции  реформу
проводят в 1583 году и отменяют дни с 10 по 19 декабря.  В  Германии  в  это
время раскол  церквей,  католические  области  присоединяются  к  реформе  в
1584-м,  как  например  Богемия,  а   протестантские   тянут   до   1775-го,
представляете, почти двести лет тянут, не говоря уж о том,  что  делается  в
Болгарии, но о чем,  кстати,  рекомендуется  помнить,  -  там  григорианский
календарь вступает в силу только в 1917-м! Теперь посмотрим Англию...
   Реформа  была  проведена  в  1752-м!  Естественно!  Ведь  они  ненавидели
папистов, англикане, - и сумели продержаться около двух  столетий.  Ну  вот,
теперь нам понятно, что там произошло между ними. Франция упразднила  десять
дней в конце 1583 года и к июню 1584-го все уже к этому  привыкли  и  думать
забыли.
   Но в Англии-то вместо 23 июня 1584-го было всего только  13-е!  С  другой
стороны, настоящий англичанин, пусть даже и  тамплиер,  не  станет  обращать
внимание на разные материковые глупости. Они  же  до  сих  пор  ездят  задом
наперед и не выучили десятеричной системы  мер.  Они,  конечно,  прибыли  на
свидание в полном составе 23 июня 1584  года,  да  только  было  уже  третье
июля... Французы прождали их напрасно и разошлись недовольные.  Может  быть,
они прождали целую  неделю  и  разошлись  за  несколько  часов  до  прибытия
британцев - кто знает? Может быть, и те в свою очередь проторчали там неделю
в полном недоумении? Ясно одно - два великих магистра потеряли друг друга из
виду.
    
   - Восхитительно, - отозвался Бельбо. - Похоже, так оно и было. Но  почему
закопошились немецкие розенкрейцеры, а вовсе не англичане?
    
   Чтобы ответить на этот вопрос, я попросил еще сутки сроку. Я перерыл свою
драгоценную картотеку и на следующий день появился в  редакции,  лопаясь  от
гордости. След! след был найден, пусть даже и минимальный,  но  Сэму  Спейду
достанет и этого, потому что ничто не ускользает от его ястребиных  очей.  Я
пришел доложить, что как раз около 1584 года  Джон  Дии,  маг  и  каббалист,
придворный астролог английской  королевы,  получает  задание  разработать  и
внедрить григорианскую систему летосчисления!
    
   - Англичане встретились с португальцами в  1464  году.  После  этого,  по
всему  судя,  британские   острова   охватила   настоящая   каббалистическая
лихорадка.
   Обрабатывается  информация,  полученная  на  первой  встрече,  и  ведется
подготовка  к  следующему  свиданию.  Джон  Дии  -  основная  фигура   этого
магически-герметического  возрождения.  Он  формирует  личную  библиотеку  в
четыре тысячи томов, и она такова, что ее как  будто  составляли  провэнские
тамплиеры. Его книга  "Monas  Ieroglifica"  ("Иероглифическая  монада")  как
будто непосредственно повторяет "Tabula smaragdina" - "Скрижаль измарагдову"
- библию алхимиков. Что же делает Джон Дии начиная с 1584 года и  далее?  Он
читает "Стеганографию" Тритемия! И читает ее в рукописи, потому  что  первое
печатное издание появилось только в начале семнадцатого века.
   Вот он, Великий Магистр английского разряда,  он  находится  под  опасным
шахом, это почти что мат: сорвалась заветная встреча. Дии  пытается  понять,
что же произошло, в чем коренится ошибка. А так как он прекрасный  астроном,
довольно скоро до него доходит, в чем дело, и он хлопает себя  по  лысине  и
вопит: какой же я кретин, господи ты боже! И хватается изучать григорианскую
реформу (обеспечив себя  госзаказом  от  Елизаветы),  чтобы  придумать,  как
помочь беде. Но беде помочь нельзя, время упущено.  Он  не  знает,  на  кого
имеет смысл прямо выходить во Франции. Остается среднеевропейский ареал, где
у него достаточно знакомых. Прага  Рудольфа  II  в  те  времена  -  сплошная
алхимическая лаборатория. Действительно, в эти самые годы Дии отправляется в
Прагу и  встречается  с  Хунратом,  сочинителем  "Амфитеатра  вечной  науки"
("Amphiteatrum sapientiae aeternae"), включающего аллегорические гравюры,  в
которых чувствуется влияние как Андреаэ, так и розенкрейцерских  манифестов.
Какие контакты удалось завязать Дии? Я не знаю.  Сокрушенный  раскаянием  по
поводу своей непростительной ошибки, он умирает  в  1608  году.