,  наверное,
был и Трис... Бельбо, вы не помните часом, откуда он взялся?
    
   - Нет, не помню. А вы, Диоталлеви?
    
   - Теперь уже трудно восстановить. А что, это важно?
    
   -  Это  совершенно  неважно,  -  заверил  его  Алье.  -  Просто  об  этой
организации я никогда не слышал..  Вы  действительно  не  помните,  где  она
цитировалась?
    
   Мы были в отчаянии, но нам  не  удавалось  припомнить.  Алье  вытащил  из
жилетного кармана часы. - Какая жалость, я опаздываю на следующую встречу.
   Прошу вас меня извинить.
    
   Когда он вышел, мы дружно загалдели.
    
   - Теперь все ясно. Англичане забросили масонскую удочку, чтобы объединить
всех посвященных Европы и попробовать провести в жизнь бэконовскую идею.
    
   - Но это удалось им только  наполовину.  Предложение  бэкониан  оказалось
настолько  заманчивым,  что  привело  к  результатам,   противоположным   их
ожиданиям.  Так  называемое  шотландское  крыло  восприняло  запланированное
объединение  как  прекрасный  случай   им   самим   восстановить   сбившуюся
последовательность. И шотландцы обратились к немецким тамплиерам.
    
   - Алье считает эту ситуацию непостижимой. Со своей точки зрения, он прав.
   Она постижима лишь для нас; только нам известно, что  же  происходило  на
самом деле: то есть что мы хотим, чтобы на самом деле происходило.  По  этой
системе, резиденты в различных странах наперебой бросились  действовать.  Я,
скажем, не исключаю,  что  Мартен  де  Паскуалли  -  был  агентом  томарской
группировки. Англичане изгнали из своего состава шотландцев, которые по сути
дела  -  французы.  Среди  французов,  в  свою  очередь,  образовались   два
подразделения: филобританское и филогерманское. Масонство служило всем  этим
группам камуфляжем, крышей, предоставляя возможность  агентам  разных  групп
(вот только чем занимались тем временем  павликиане  и  иерусалимитяне,  это
знает один Бог)  съезжаться  и  пересекаться  в  любых  сочетаниях,  пытаясь
выцарапать друг у друга обрывки спецсведений.
    
   - Масонство это как Американский бар  в  фильме  "Касабланка"!  -  сказал
Бельбо.  -  Смотрите,  мы  опровергли  общепринятую   теорию.   Оказывается,
масонство - это не тайное общество!
    
   - Какое там  тайное.  Это  порто-франко,  вроде  Макао.  Только  вывеска.
Тайна-то была не у них.
    
   - Бедные масоны.
    
   - Прогресс требует жертв.  Согласитесь,  однако,  что  нам  удается  даже
доказать имманентную рациональность истории.
    
   - Рациональность истории есть результат удачного  переписывания  Торы,  -
сказал Диоталлеви. - Хвала Всевышнему за то, что ниспосылает нам удачу, и да
будет хвалим до скончания времен.
    
   - Да будет, - согласился Бельбо. - Что же мы имеем?  Бэкониане  завладели
аббатством Сен-Мартен-де-Шан, франко-германское неотамплиерство  развалилось
на мириады различных сект... А мы до сих пор не придумали, в чем же  состоит
тайна.
    
   - Пора бы вам придумать, - сказал Диоталлеви.
    
   - Вам? Мы все, и ты, дорогой, по уши в этой истории, и если не выпутаемся
из нее с честью - опозорены навеки.
    
   - Перед кем?
    
   - Перед историей, перед судом Истины.
    
   - Quid est veritas13? - спросил Бельбо.
    
   - Мы, - отвечал я.
   77
 
    
    
    
   Есть трава, которая называется Чертогонною у Философов. И  доказано,  что
лишь ее семенем изгоняются дьяволы и их наваждения. Была трава  дана  некоей
юнице, которую ночами беспокоил дьявол, и трава обратила дьявола к бегству.
    
   Иоанн Рупескиоса, Трактат о пятой сущности Johannes Rupescissa. Tractatus
de quinta essentia, II
 
    
    
   В последующие дни я забросил План. Беременность Лии подходила к  сроку  и
я, когда мог, старался быть с нею. Лия меня успокаивала - говорила, что  еще
рано, еще не время. Она посещала курсы подготовки к родам, я как мог  вникал
в  смысл  ее   упражнений.   Лия   отвергла   возможность,   предоставляемую
чудодейственной  наукой,  узнать  заранее  пол  младенца.  Пусть  это  будет
неожиданностью. А я думал: пусть будет, как она хочет. Я касался ее  живота,
не пытаясь представить себе, что в нем находится и что  выйдет  из  него  на
свет божий. Мы решили называть его Оно.
    
   Единственное, что я пытался - определить собственную степень  участия.  -
Ведь Оно и мое тоже, - говорил я Лии. - Что же, я буду как  в  кино,  шагать
взад и вперед по коридору, прикуривая сигарету от сигареты?
    
   -  Пиф,  только  это  и  остается.  На  определенном  этапе   действовать
позволяется только мне. Ты еще и некурящий... как быть с  тобой,  просто  не
знаю.
    
   - Как же быть со мной?
    
   - Тебя следует привлекать как до, так и после.  После,  в  частности,  ты
сможешь взяться за его воспитание, тем более если  это  мальчик.  Ты  будешь
лепить его по своему подобию, создавать  у  него  хороший  эдипов  комплекс,
когда настанет момент - с улыбкой подчинишься ритуальному  отцеубийству,  не
будешь разводить трагедию, в нужную минуту приведешь его в  свой  занюханный
офис, покажешь свои карточки, верстку необыкновенных приключений металлов  и
скажешь: сын мой, придет день, когда все это станет твоим.
    
   - А если девочка?
    
   - Скажешь: дочь моя, в один прекрасный день все  это  перейдет  к  твоему
балбесу мужу.
    
   - А каким образом меня можно использовать "до"?
    
   - Ты будешь считать время. Дело в том, что от схватки до схватки проходит
определенное время и тут важно не сбиться, потому  что  по  мере  того,  как
сокращаются интервалы, приближается срок. Будем считать  вместе,  ты  будешь
задавать ритм. Как гребцы на каторжных  галерах.  Раз-два-взяли,  мы  вместе
будем помогать, чтобы Оно вылезло из своей темноты на свет божий.
   Бедняга-бедняга. Сидит себе спокойно, насосалось соков как спрут, все ему
бесплатно, и вдруг битте-дритте, пожалуйте рожаться, оно вытаращит  глаза  и
заорет: куда это я попало?
    
   - Не такое уж бедняго. Оно еще  господина  Гарамона  не  видело...  Давай
попробуем посчитать.
    
   Мы взялись за руки в темноте. Считая вслух, я в то же время  думал:  Оно,
родившись, оправдает всю глупую болтовню одержимцев. Бедные одержимцы целыми
ночами разыгрывали химические свадьбы, ломали голову,  удастся  ли  породить
восемнадцатикаратное  золото  и  окажется  ли  философский  камень   ляписом
экзиллисом, несчастным глиняным Граалем,  а  мой  Грааль  -  вот  он,  почти
получен из драгоценного Лииного горнила.
    
   - Вот-вот, - кивала Лия, держа руку на своем круглом  горячем  сосуде,  -
тут и настаивается заложенное тобой  прекрасное  сырье.  Твои  алхимики  что
говорят на этот счет, что происходит в посудине?
    
   - Там клокочут меланхолия и сернистая земля, черный  свинец  и  сатурново
масло бурлят в темном чреве - это Стикс: размягчение, томление, перетирание,
разжижение,  смешивание,   налитывание,   затопление.   Унавоженная   почва,
зловонная могила...
    
   - Что они, все импотенты? Не знают, что там прячется "бело-розовое  диво,
и пречисто, и красиво"?
    
   - Нет, они это учитывают, но твой живот  для  них  всего  лишь  метафора,
передающая тайну...
    
   - Не существует  никакой  тайны,  Пиф.  Известно  во  всех  деталях,  как
формируется Оно со всеми лапками, глазками, печеночками, селезеночками...
    
   - Господи, сколько должно быть печенок. Оно что - ребенок Розмари?
    
   - Это я для красного словца. Но вообще мы должны быть готовы принять  Его
даже если Оно двухголовое.
    
   - Еще бы. Я научу обе головы играть дуэты для тромбона и кларнета... Хотя
нет, необходимы четыре руки, а это чересчур. С другой стороны,  какой  вышел
бы пианист! Брр. Что за разговорчики.  Как  бы  то  ни  было,  даже  и  моим
одержимцам известно, что в этот день  в  клинике  намечается  Белое  Деяние,
Добрая алхимия, после заклинаний  будет  нарождаться  Ребис,  это  андрогин,
двоеполый гомункул...
    
   - Вот только нам двоеполого не хватало. Слушай лучше, давай назовем  .его
Джулио/Джулия, как моего дедушку, хорошо?
    
   - Ладно, звучит хорошо, я согласен.
    
   Эх, если бы я на этом остановился. На Белом Деянии, добром гримуаре, дать
бы  его  всем  адептам  Изиды  без  покрывал,  объяснить  им,  что  секретум
еекреторум не надо больше разыскивать, что прочтение жизни  не  предполагает
никаких запрятанных смыслов, то-то и оно-то, всего-то и делов-то, в  животах
всех на свете Лий, в родильных палатах, на соломенных подстилках, у реки  на
светлой  отмели,  на  песочке  -   а   философские   камни,   выходящие   из
"экзилия"-"изгнания", святые Граали - это обезьянки с болтающимся  обрывками
пуповины, орущие в руках у  доктора,  получая  шлепки  по  заду.  Незнаемыми
Старшинами в данном случае выступали мы с Лией, и не такими  уж  незнаемыми,
ибо наше порождение готовилось узнать нас  довольно  скоро,  и  кстати,  без
всякой помощи этого дуролома де Местра14.
    
   Нет бы тогда остановиться. Но  мы  -  одержимые  дьявольскою  гордыней  -
захотели сыграть в прятки с дьявольскими духовидцами, доказать им,  что  раз
пошло на космический заговор,  мы  придумаем  им  такой,  что  космичнее  не
бывает.
    
   - Поделом тебе, - твердил я про себя тогда вечером, -  вот  сиди  теперь,
трясись, жди, чем кончится дело под маятником Фуко.
   78
 
    
    
    
   Я  сказал  бы,  конечно,  что  эта  монструозная  помесь  не  исходит  из
материнского лона, но несомненно от  какого-либо  Эфиальта,  от  какого-либо
инкуба, или от иного ужасающего  демона,  и  что  зачата  она  была  грибом,
зловонным и ядовитым, детищем фавнов и  нимф,  более  походящим  на  демона,
нежели на человека.
    
   Афанасий Кирхер, Подземньй мир Athanasius Kircher,  Mundus  Subterraneus,
Amsterdam, Jansson, 1665, II, pp. 279-280
 
    
    
   В тот день я хотел остаться дома, чуяло мое сердце. Но  Лия  потребовала,
чтоб я не изображал принца-консорта и шел на работу.
    
   - Время еще не наступило, да и мне надо пойти по делам. Пиф, отправляйся.

   Перед самой дверью конторы я заметил, что приоткрывается дверь мастерской
чучельщика. Высунулся господин Салон  в  своем  желтом  рабочем  фартуке.  Я
остановился поздороваться, он пригласил меня войти, и  я  решил  посмотреть,
что же такое чучельная мастерская.
    
   Когда-то, по всей видимости, это  была  нормальная  квартира,  но  Салон,
сломал все внутренние переборки, и теперь сразу  от  входа  открывался  грот
неопределенных,  весьма  обширных  размеров.  По  непонятной   архитектурной
прихоти это крыло строения имело двускатное перекрытие, и  свет  проникал  в
помещение искоса, через потолок. Стекла в окнах были или матовые, или  очень
грязные, а может быть, Салон поставил в них защитные шторки;  или,  что  ли,
нагромождения  предметов  (страх  пустоты   выступал   лейтмотивом   декора)
способствовали какой-то особой пасмурности освещения. К тому же  это  темное
пространство было заполнено, как в лабиринте, стеллажами  старинной  аптеки,
среди которых открывались арки, а за ними - лазы, ходы, закоулки.
   Доминирующим цветом был коричневый: коричневые стены, полки,  потолок,  и
коричневым казался смешанный свет, получаемый от затененного дневного  и  от
старых светильников,  пятнами  тут  и  там  освещавших  поверхности.  Первое
впечатление было - как будто попал в скрипичную мастерскую,  в  которой  все
мастера перемерли еще во  времена  Страдивариуса,  а  пыль  с  тех  пор  все
откладывается и откладывается на округлых пузах контрабасов.
    
   Потом,  постепенно  приспособив  глаза,  я  увидел,  что  нахожусь,  как,
собственно, и надо было ждать,  в  окаменевшем  зоопарке.  Какой-то  медведь
карабкался по искусственному дереву, глаза его блистали стеклом, у меня  под
боком гнездился насупленный отупелый сыч, а впереди по столику шагала ласка
   - а может быть, и куница,  или  же  хорек.  Посередине  стола  возвышался
доисторический скелет незнакомого мне ископавра.
    
   Это, судя по рентгену, мог  быть  гепард,  или  пума,  или  пес  огромных
размеров, на скелете в разных  местах  были  намотаны  пучки  пакли,  костяк
армирован железом.
    
   - Дог одной богатой  и  чувствительной  дамы,  -  хихикнул  Салон.  -  Он
останется с ней навеки, такой точно, каким был в лучшее время их супружеской
жизни.
   Видите,  как  это  делается?  Спустив  шкуру  с  трупа,  мездру  натирают
мышьяковым мылом, потом кости мочат и вываривают. Видите,  там  целая  полка
берцовых костей, под нею - ребра и  заготовки  грудных  клеток.  Имеют  вид,
правда?
   Кости скрепляются при помощи металлической проволоки; когда скелет собран
весь, я сажаю его на раму, потом подкладываю севе, использую довольно  часто
или  папье-маше,  или  гипс.  И  под  конец  обтягиваю  кожей.  Моя   работа
противостоит и силе смерти, и силе тления. Вот этот филин, например, правда,
похож на живого?
    
   Я посмотрел и понял, что отныне любой живой филин покажется мне  мертвым,
побывавшим в руках Салона и обретшим склеротическую  вековечвость.  Глядя  в
лицо бальзамировщика этих фараонских зверомумий,  на  его  кустистые  брови,
серые скулы, я пытался распознать, жив ли он сам или же являет собою  лучший
образец своего собственного искусства.
    
   Чтобы  удобнее  рассмотреть  его,  я  попятился  на  один  шаг  назад   и
почувствовал, что меня гладят по затылку. В ужасе обернувшись, я увидел, что
привел в движение маятник.
    
   Огромная потрошеная птица болталась у меня перед  носом,  подвешенная  на
железной палке, протыкавшей ее  насквозь.  Прут  проходил,  ломая  череп,  в
распахнутую грудную клетку, и там было видно,  что  где  некогда  находились
сердце и зоб, железный штырь расходился, образуя перевернутый трезубец.
   Самый массивный из зубов протыкал то место,  в  котором  должны  были  бы
помещаться кишки, а потом нацеливался  в  землю,  напоминая  шпагу.  Два  же
боковых крюка пронизывали насквозь лапы  птицы  и  симметрично  высовывались
среди когтей. Птица мерно качалась, а три сквозных острия легонько  намечали
на полу траекторию, которую они процарапали бы, будь движение сильнее.
    
   - Отличный экземпляр царского орла, - сказал Салон. - Но с ним еще работы
на несколько дней. Я как раз подбирал глаза. - И  он  показал  мне  коробку,
наполненную роговицами и стеклянными  зрачками.  Палач,  вырвавший  глаза  у
святой Лючии, помер бы от зависти. За всю свою карьеру он не накопил столько
реликвий. - Здесь возни-то побольше, чем с насекомыми. Тем что надо? Коробку
да булавочку. А беспозвоночным, например, требуется уже и формалин.
    
   Я задыхался в этой атмосфере морга.
    
   - Интересная у вас работа, - промямлил я, а про  себя  все  думал  о  той
живой твари, которая трепетала внутри Лииной утробы.  Ледяным  холодом  меня
просквозила еще одна мысль: если Оно  умрет,  сказал  я  себе,  я  хочу  его
похоронить в земле, чтоб кормило червей, удобряло почву, хотя бы в этом  Оно
будет живо...
    
   Тут меня всего передернуло,  а  Салон  продолжал  бормотать,  вынимая  из
далекого шкафа очень странное создание.  Сантиметров  тридцати  длиной,  оно
являло собою самого настоящего дракона, рептилию  с  большими  перепончатыми
крыльями  черного  отлива,  с  петушьим  гребнем   и   распахнутой   пастью,
вашпигованной мельчайшими зубами, как теркой.
    
   - Правда, красиво? Это мое творение. Я  использовал  саламандру,  летучую
мышь, змеиную чешую. Это подземный дракон. Вот по  такому  образцу...  -  Он
показал мне на другом столе толстый том инфолио, переплетенный  в  старинный
пергамент и с кожаными застежками. - Стоило бог знает каких денег. Я  вообще
не библиофил. Но эту книгу все-таки хотелось иметь. "Подземный мир" Афанасия
Кирхера, первое издание, 1665 год. Вот  он  и  дракончик.  Вылитый  наш,  не
правда ли? Он живет в стремнинах  вулканов,  как  свидетельствует  почтенный
Кирхер, а этот иезуит знал все: известное, неизвестное и невозможное...
    
   - Вы всегда занимаетесь подземельями, - произнес я, вспоминая нашу с  иим
беседу в Мюнхене и разговор, который донесло до меня ухо Дионисия.
    
   В ответ он распахнул свой атлас на другой странице.  Изображение  земвого
шара в разрезе - почернелая набухшая шишка,  проникнутая  паутиной  пылающих
вен, змееподобных и ярких.
    
   - Если только Кирхер был прав, в нефах земли скрывается не  меньше  троп,
чем те тропы, которыми изборождевв ее поверхность. Все,  что  совершается  в
мире природы, питается теплом, испускаемым отсюда. - (Я же  думал  о  Черном
деянии, о Лии, ее чреве, в котором сокрыто Оно, готовящееся извергнуться  из
вулкана) - А в мире людей все, что осуществляется, отсюда берет начало.
    
   - Это кто говорит, Кирхер?
    
   - Нет, Кирхер пишет только о мире природы...  Однако  примечательно,  что
вторая половина этой книги посвящена алхимии и алхимикам и что именно здесь,
вон, видите, где отмечено место, содержатся обвинения против розенкрейцеров.
В трактате о подземном мире? Причем тут розенкрейцеры?
   Кирхер прекрасно знал, какая связь между ними. Дело в том, что  последние
тамплиеры убежали в подземельное царство Агарту...
    
   - и до сих пор живут там... - продолжил я.
    
   - ... да, до сих пор, - отрезал Салон.  -  Не  в  Агарте,  так  в  других
катакомбах. Может, прямо под нашими ногами. Теперь вот и в Милане  прокопали
метро. А кому это выгодно? Кто руководил работами?
    
   - Полагаю, инженеры-метростроевцы, - ответил я.
    
   - Ну-ну, продолжайте прятать голову в песок. А тем временем ваше  дорогое
издательство публикует книги весьма непроверенных личностей. Сколько  евреев
среди ваших авторов?
    
   - Мы не смотрим в штаны нашим авторам, - резко ответил я.
    
   - Я не антисемит, можете не думать. У меня есть и друзья евреи. Я  только
говорю о некоторых евреях...
    
   - О каких, к примеру?
    
   - Знаем о каких.
   79
 
    
    
    
   Он открыл свой чемоданчик. В невообразимом беспорядке там  были  навалены
воротнички, резинки,  кухонные  принадлежности,  кокарды  с  гербами  разных
училищ, там была  даже  монограмма  царицы  Александры  Феодоровны  и  орден
Почетного Легиона. Во всех этих изображениях  он  в  своем  безумии  находил
печать Антихриста, в форме  либо  треугольника  либо  двух  взаимоналоженных
треугольников.
    
   Александр Шейла, Сергей А. Нилус и протоколы Alexandre Chayla, Serge A.
   Nilus et les Protocoles La Tribune Juive, 14 mal 1921. р.З
 
    
    
   - Я, - продолжал он, - родился в Москве. Именно там, в России, во времена
моей молодости появились секретные  документы  евреев,  в  которых  открытым
текстом говорилось:  чтобы  поработить  государства  земного  шара,  следует
работать под землей. Послушайте. - Он потянулся за тетрадочкой, куда от руки
были выписаны какие-то цитаты. -  "У  нас  в  запасе  такой  терроризирующий
маневр, что самые храбрые души дрогнут: метрополитеновые  подземные  ходы  -
коридоры будут к тому времени проведены во всех столицах, откуда  они  будут
взорваны со всеми своими  организациями  и  документами  стран".  "Протоколы
Сионских мудрецов", документ номер девять.
    
   Мне тут же начало казаться, что коллекция позвонков, коробка  с  глазами,
кожи, растянутые на распялках, - все это доставлено сюда непосредственно  из
Дахау. О, что за чушь, передо мною просто ностальгический старикан,  который
всю жизнь лелеет и холит дорогие сердцу памятки русского антисемитизма.
    
   - Если я правильно помню, в этом тексте речь идет  о  заговоре  некоторых
евреев, не всех, с целью мирового господства. Но почему под землей?
    
   - По-моему, это естественно! Тайная сеть  сооружается  в  тайне,  не  при
свете же дня. С незапамятных времен это всем очевидно. Господство над  миром
означает господство над подмирным миром. Власть над подземными  токами.  Мне
вспомнился вопрос Алье, когда мы впервые были у него в кабинет