не  до
конца. И перестань пить столько. Ты приняла его всерьез?
    
   - Но милый, я же  говорю,  это  такая  шутка.  Самое  интересное  в  этой
истории, что когда София  понимает,  кто  есть  она,  она  освобождается  от
тирании ангелов, чтобы двигаться куда хочет и быть свободной от греха...
    
   - А, ты перестала грешить?
    
   - Умоляю, передумай, - промурлыкал Риккардо, целомудренно целуя ее в лоб.

   -  Наоборот,  -  отвечала  она  снова  Бельбо,  не  обращая  внимания  на
художника,
   - все такое, что ты думаешь, это вовсе не грех, и можно  делать  все  что
угодно, чтобы освободиться от плоти и попасть на ту сторону добра и зла.
    
   Она ткнула в бок Риккардо и отпихнула от себя. И громко выкрикнула:
    
   - Я София, и чтобы освободиться от ангелов, я должна прострать...
   простирать... распрострать свой опыт на все разряды греха,  в  том  числе
самые изысканные!
    
   Легонько покачиваясь, она направилась в угол, где сидела девица в  черном
одеянии с подрисованными глазами и безумно бледная. Лоренца вывела девицу на
середину зала и они принялись извиваться, прижавшись животами, повесив  руки
по сторонам тела.
    
   - Я и тебя могу любить, - говорила Лоренца, целуя ее в губы.
    
   Народ выстроился полукругом, все слегка возбудились,  слышались  какие-то
выкрики.  Бельбо  сидел  неподвижно  и  наблюдал  за  происходящим  с  видом
финдиректора, пришедшего на репетицию. При этом он был мокрый от  пота  и  у
него прыгал угол левого глаза - тик, которого до тех пор я не замечал.
   Внезапно - с тех пор как начался  танец,  прошло  не  менее  пяти  минут,
причем пантомима становилась все похотливее - он отчетливо произнес:
    
   - Прекрати немедленно.
    
   Лоренца замерла, раздвинула ноги, вытянула вперед руки и выкрикнула:
    
   - Я семь великая блудница и святая!
    
   - Ты есть великая дрянь - ответил Бельбо, поднялся, сдавил  руку  Лоренцы
за запястье и повел ее к выходу из галереи.
    
   -  Не  смей,  -  бушевала  она.  -  Кто  тебе  позволил...  -  И  тут  же
расплакалась, обняв его за шею: - Миленький,  я  София,  твоя  половина,  не
сердись на меня за это...
    
   Бельбо нежно обхватил ее за плечи, поцеловал в висок, пригладил ей волосы
и сказал в направлении зала:
    
   - Простите ее, она не привыкла много пить.
    
   Раздались  новые  смешки.  Думаю,  Бельбо  тоже  их  расслышал.  Тут   он
встретился со мною глазами, так что сказанное  им  могло  в  равной  степени
предназначаться и мне, и остальным, а может быть,  просто  самому  себе.  Он
сказал это почти шепотом, себе под нос, когда внимание к их  персонам  стало
явно ослабевать.
    
   Все еще обнимая Лоренцу, он повернулся на три четверти к залу и  произнес
медленно, как самое естественное в данных обстоятельствах:
    
   - Кукареку17.
    
   51
 
    
    
    
   Когда же Каббалистический Мозг желает сообщить тебе что-то, не думай, что
он говорит пустое, вздорное, суетное; но тайну, но оракул...
    
   Томазо Гарцони, Театр многоразличных  и  всяких  мирских  мозгов  Thomaso
Garzoni, Il teatro de vari e diversi ceruelli mondani.
   Venezia, Zanfretti, 1583. discorso XXXVI
 
    
    
   Иконографический материал,  собранный  в  Милане  и  Париже,  нуждался  в
дополнениях. Господин Гарамон утвердил мою командировку в Мюнхен,  в  Дейчес
Музеум.
    
   Несколько вечеров я просидел в  кабачках  Швабинга  -  в  этих  громадных
подземных криптах, где  музыканты  пожилые,  с  усами,  в  коротких  кожаных
шароварах, и  любовники  переглядываются  сквозь  дым,  напитанный  запахами
свинины, над литровыми кружками пива, парочки втиснуты рядами за бесконечные
столы. Днем же я сидел над каталогами репродукций.  Иногда  я  выбирался  из
архивного зала, чтобы  побродить  по  музею,  где  воспроизведено  все,  что
человеческий гений изобрел или мог бы  изобрести,  нажми  только  кнопку,  и
внутри нефтяных диорам  насосы  приходят  в  движение,  заходи  в  настоящую
субмарину, вращай сколько хочешь планеты,  играй  в  образование  кислот,  в
ядерную реакцию -  это  тот  же  Консерваторий,  но  меньше  готики,  больше
футурологии, и все забито шумливыми пятиклассниками, которых с детства  учат
уважать инженеров.
    
   В Дейчес Музеум можно также досконально уяснить себе горное дело.
   Спускаешься по лестнице и попадаешь  в  шахту,  состоящую  из  выработок,
подъемников для людей и лошадей, перепутанных туннелей, по которым с натугой
проползают  (надеюсь,  сделанные  из   воска)   изнуренные   эксплуатируемые
подростки. Среди мрачных нескончаемых коридоров тут и  там  спотыкаешься  на
самом обрыве бездонных колодцев, озноб страха пронизывает до  костей,  почти
что чуется носом рудничный газ.
    
   Я блуждал по второстепенной галерее, разуверившись  уж  когда-либо  вновь
узреть лучи дневного светила, как вдруг заметил,  перевесившись  через  край
пропасти, некоего знакомого персонажа. Лицо его было мне чем-то известно,  с
его серостью и с морщинами, с сединой, с совиностью век, но я смутно ощущал:
есть что-то неестественное в платье, как если бы это лицо  я  привык  видеть
над форменною одеждой, как когда встречаешься со священником в штатском  или
с  капуцином  без  бороды.  Он  ответил  мне  пристальным  взором   и   тоже
заколебался.  Как  бывает   в   таких   случаях,   последовала   перестрелка
быстролетными взглядами,  наконец  он  взял  быка  за  рога  и  поздоровался
по-итальянски. Внезапно мне удалось  мысленно  возвратить  его  в  привычный
костюм. Он должен был  быть  окутан  длиннейшим  желтоватым  саваном.  Тогда
получался настоящий господин Салон - А. Салон, таксидермист. Его  мастерская
соседствовала дверью с  моим  офисом,  в  коридоре  бывшей  фабрики,  где  я
трудился детективом от культуры.  О  йес!  Мы  неоднократно  встречались  на
лестнице и обменивались полуприветствиями.
    
   - Забавно, - сказал он, протягивая руку.  -  Мы  жильцы  одного  дома,  а
представляемся друг другу в  недрах  подпочвы,  за  тысячу  миль  от  нашего
местожительства.
    
   Последовала светская беседа. У  меня  сложилось  впечатление,  что  Салон
хорошо знает, чем я занимаюсь, что, правду сказать,  немало,  учитывая,  что
это было не слишком известно и мне самому.
    
   - Что это вы  в  музее  техники?  Ваше  издательство  интересуется  более
духовными материями, если не ошибаюсь.
    
   - Откуда такая осведомленность?
    
   - О, -  отмахнулся  он,  -  люди  рассказывают,  у  меня  бывает  столько
посетителей...
    
   - А что, много клиентов у чучельщиков, простите, у бальзамировщиков?
    
   - Препорядочно. Вы скажете, наверное, что у меня  редкая  профессия.  Так
все считают, а тем не менее спрос  высокий,  заказчиков  полным-полно,  и  в
самом разном духе. От музеев до частных коллекционеров.
    
   - Не так часто встречаются в частных домах чучела, - сказал я.
    
   - Не часто? Ну, зависит от того, в каких домах вы бываете...  И  в  каких
подвалах.
    
   - А что, звериные чучела держат в подвалах?
    
   - Многие держат. Не все экспозиции рассчитаны на солнечный свет. Бывает и
на лунный... Я таким клиентам не  доверяю,  но  работа  есть  работа.  Я  не
доверяю подземельям.
    
   - Поэтому я вас вижу в шахте?
    
   - Врага надо знать в лицо. Я не люблю подземелий, но их изучаю. Не так уж
много возможностей в этом плане. Катакомбы в Риме, вы скажете.  Нет,  в  них
нет тайны,  там  полно  туристов,  все  контролирует  церковь.  Другое  дело
канализация Парижа... Вы в ней не  бывали?  По  понедельникам,  средам  и  в
последнюю субботу каждого месяца там бывают экскурсии, вход от Пон д'Альма.
   Но и это в общем туристское мероприятие. Конечно, в том же Париже имеются
и катакомбы, и подземные каменоломни. Не говоря уж о метро. Вы  когда-нибудь
были в доме номер 145 по улице Лафайет?
    
   - Признаюсь, не бывал.
    
   - Это не самый посещаемый район,  между  Гар  де  л'Эст  и  Гар  дю  Нор,
Восточным и Северным вокзалами. Здание на первый взгляд обыкновенное. Только
присмотревшись, обнаруживается, что ворота  сделаны  под  деревянные,  а  на
самом деле  выполнены  из  раскрашенного  железа,  а  за  окнами  скрываются
комнаты, пустующие не одно столетие. Там никогда не горит свет. Однако  люди
идут мимо и ничего не знают.
    
   - Чего они не знают?
    
   - Что этот дом фальшивый. Он только фасад, оболочка, в нем нет ни  крыши,
ни внутренних переборок.  Он  пуст.  Это  выхлопная  труба.  Он  служит  для
вентилирования и отвода паров  из  ближайшей  станции  метро.  А  только  вы
поймете это, как у вас появляется ощущение, будто вы стоите у жерла ада, что
если бы только вам удалось пройти сквозь фальшивые  стены,  вы  получили  бы
доступ к подземному Парижу. Бывало, я проводил  долгие,  долгие  часы  перед
этими воротами, которые прикрывают врата врат, отправную станцию путешествия
к центру земли. Зачем, как вы думаете, понадобилось его выстроить, этот дом?

   - Чтобы вентилировать метро, вы сказали?
    
   - Хватило бы простых отдушин. Нет, именно  подобные  вещи  укрепляют  мои
подозрения. Вы меня понимаете?
    
   Философствуя о земном мраке, он озарялся.  Я  спросил,  в  чем  же  таком
подозреваются подземелья.
    
   - Да потому, что если Верховники Мира существуют,  им  негде  находиться,
кроме как под землею, это истина,  которую  многие  угадывают,  но  немногие
решаются выразить. Может быть, единственный,  кто  осмелился  высказать  это
открытым текстом, был Сент-Ив д'Алвейдре. Знаете его?
    
   Я, скорее всего, встречал это имя в каком-то из сочинений одержимцев,  но
подробностей не помнил.
    
   - Это тот, который говорит нам об Агарте  -  подземной  резиденции  царей
мира, оккультном центре синархии, - сказал Салон. - Он ничего не  опасается,
он уверен в себе. Однако все, кто стал его открытыми  последователями,  были
устранены за то, что слишком много знали.
    
   Мы двигались вдоль галереи, а господин Салон все говорил и  говорил  мне,
рассеянно  поглядывая  по  сторонам,  скользя  глазами   по   ответвляющимся
коридорам, по устьям неожиданных скважин, как будто он выискивал  в  темноте
подтверждение своих догадок.
    
   - Вы когда-либо задавались вопросом,  почему  все  крупнейшие  столицы  в
прошлом веке поспешили прокопать метрополитены?
    
   - Чтоб решить проблемы с транспортом. Зачем же еще?
    
   - Когда не существовало автомобильного движения и все ездили в  экипажах?
От человека вашего ума я рассчитывал услышать что-нибудь поин-тереснее?
    
   - А у вас есть объяснение интереснее?
    
   - Может, и есть, - ответил Салон, мне  показалось,  с  задумчивым,  почти
отсутствующим видом. Это, видимо, был сигнал к прекращению беседы. И  точно,
через минуту он заявил, что должен идти по делам. После  чего,  пожимая  мне
руку, задержался еще на секунду, как пораженный внезапным воспоминанием: - А
кстати, этот вот полковник... как его звали,  который  несколько  лет  назад
приходил в "Гарамон" говорить вам о сокровище тамплиеров? Вы о нем ничего не
слыхали?
    
   Я ощутил как удар бичом  от  столь  наглого,  бесцеремонного  хвастовства
сведениями, которые я считал потаенными, погребенными. Я  даже  не  спросил,
откуда ему известно об этом - так испугался. Я только  ответил  безразличным
голосом:
    
   - О, какая старая история, я о ней вообще  забыл.  А  кстати:  почему  вы
сказали "кстати"?
    
   - Я сказал "кстати"? Ах да, конечно, мне казалось, что он отыскал  что-то
там в подземелье...
    
   - Откуда вы знаете?
    
   - Не знаю. Не помню, кто рассказывал мне об этом. Кто-то из клиентов.  Но
у меня откладывается в памяти  все,  что  связано  с  подземельями.  Причуды
старика. Счастливо оставаться. Он ушел, а я остался  размышлять  о  значении
этой встречи.
    
   52
 
    
    
    
   В некоторых областях Гималаев, в числе двадцати двух храмов, отображающих
двадцать две тайны  Гермеса  и  двадцать  две  литеры  некоторых  сакральных
алфавитов, Агарта образует  Мистический  Ноль,  ненаходимый...  Колоссальную
шахматную доску, которая простирается под землею, под всеми почти  областями
земного шара.
    
   Сент-Ив д'Алвейдре, Миссия Индии в Европе Saint-Yves d'Alveydre,  Mission
de l'lnde en Europe Paris, Calmann Lfevy, 1886. p. 54, 65
 
    
    
   Несколько предположений на этот счет выдвинули и Бельбо с Диоталлеви.
   Гипотеза первая: Салон, сплетник и пустослов, возбуждающийся от намека на
таинственность, в свое время был знаком с Арденти, и все тут. Или же:  Салон
что-то знал о судьбе Арденти  и  работал  на  тех,  кто  его  убрал.  Третья
гипотеза: Салон - это информатор полиции.
    
   Потом нас одолели всякие одержимцы,  и  Салон  слился  с  ему  подобными.
Прошло несколько дней, и в контору к нам  зашел  Алье  по  поводу  некоторых
рукописей,  бывших  у  него  на  отзыве.  Судил  он  блистательно:  точно  и
профессионально.
   Будучи человеком умным, он мгновенно уяснил двойную бухгалтерию "Гарамон"
- "Мануций", и мы перестали чтобы то ни было от  него  скрывать.  Теперь  он
работал  в  нашем  контексте.  Испепелив  автора  двумя-тремя   смертельными
репликами, он цинично заключал, что для  "Мануция"  работа  выглядит  вполне
приемлемой. Я спросил его об Агарте и о Сент-Иве д'Алвейдре.
    
   - Сент-Ив д'Алвейдре... - протянул он.  -  Забавная  личность,  не  стану
спорить, он с молодости общался с последователями  Фабра  д'Оливе.  Скромный
клерк в министерстве внутренних дел, но какое тщеславие... Мы,  конечно,  не
отнеслись слишком строго к его женитьбе на Мари-Виктуар...
    
   Алье, конечно, не устоял перед соблазном перейти на  рассказ  от  первого
лица. Мы не моргнули глазом.
    
   - Кто это, Мари-Виктуар? Обожаю сплетни, -  подбросил  дровишек  в  огонь
Бельбо.
    
   - Мари-Виктуар де Ризнич, она была очень  хороша  в  годы,  когда  к  ней
благоволила императрица Евгения. Но когда она встретилась  с  Сент-Ивом,  ей
было уже  за  пятьдесят,  а  ему  -  только  тридцать.  Для  нее  мезальянс,
натурально. И  не  только;  но  еще,  чтобы  дать  ему  титул,  ей  пришлось
приобрести  не  помню  уж  где  имение,  принадлежавшее   некогда   маркизам
д'Алвейдре. С тех пор наш красавчик мог похвалиться  титулом,  а  по  Парижу
загуляли куплеты про жиголо. Обеспеченный  пожизненной  рентой,  он  целиком
предался своему  коньку.  Ему  втемяшилось  в  голову  создать  политическую
формулу, на которой было бы основано самое совершенное  общество.  Синархия,
противоположность   анархии.   Объединенная   Европа,   управляемая    тремя
европейскими  советами,  экономическим,  юридическим  и   ответственным   за
гуманитарную сферу, то есть за религию и за науку.  Просвещенная  олигархия,
которая свела бы на нет классовую борьбу. Мы слыхали теории и похуже.
    
   - А Агарта?
    
   - Он рассказывал, будто в один прекрасный день его  посетил  таинственный
афганец по имени Хаджи Шарипф,  который,  заметим,  не  мог  быть  афганцем,
потому что это имя албанское, и открыл ему тайну местоположения Царей Мира
   - впрочем, сам  Сент-Ив  не  употреблял  этого  выражения,  это  уже  его
последователи. Он же говорил: "Агарта", "Ненаходимое".
    
   - Где говорил?
    
   - В своем сочинении "Миссия Индии в Европе". Она довольно сильно повлияла
на современную политическую мысль. В Агарте есть  подземные  города,  а  под
городами, еще ближе к центру земли, пребывают пять тысяч  пандитов,  которые
управляют страной - разумеется, цифра пять тысяч  восходит  к  герметическим
корням ведийского языка, как вы уже сами догадались... Каждый корень  являет
собой магическую иерограмму, связанную  с  некоей  небесной  потенцией  и  с
санкцией некой потенции ада... Центральный  купол  Агарты  озаряется  чем-то
вроде зеркал, которые пропускают лучи через энгармоническую гамму цветов,  в
то время как солнечный спектр  обыкновенных  учебников  физики  строится  на
простейшей диатонической гамме...  Мудрецы  Агарты  изучают  все  сакральные
языки, чтобы  прийти  ко  всеобщему  языку,  Ваттан.  Подступаясь  к  тайнам
чересчур глубоким, они воспаряют вверх и раздробили бы свои головы о  купол,
если бы собратья не удерживали  их.  Они  изготавливают  молнии,  направляют
циклические  течения  межполярных  и  межтропических  приливов,   регулируют
интерференциальные деривации на  разных  географических  широтах  и  высотах
земли. Они отбирают  виды,  и  ими  созданы  твари  хотя  и  мелкие,  однако
невиданных психических достоинств, с панцирем черепахи и с желтым крестом на
этом панцире, у них по одному глазу и по одной пасти на  каждой  конечности.
Многоногие твари, способные продвигаться в любом направлении. В  Агарту,  по
всей вероятности,  укрылись  тамплиеры  во  время  диаспоры,  и  оттуда  ими
осуществляется контролирование. Продолжать дальше?
    
   - Но... он это всерьез? - спросил я.
    
   - Думаю, что он принимал все это буквально. Сперва  мы  все  считали  его
ненормальным, потом решили для себя, что в подобном визионерском преломлении
он отобразил идею оккультного управления  историей.  Ведь  говорят  же,  что
история - это загадка, бессмысленная и кровавая? Но это неправильно, смысл в
ней обязан быть. Обязан быть некий Разум.  Поэтому  люди  не  легкомысленные
создали для себя, в ходе столетий, образы неких старшин или же  царей  мира,
может быть, и не имеющих физического  воплощения,  может  быть,  они  только
функция, коллективная роль,  периодическое  воплощение  некоего  Постоянного
Намерения. С которым несомненно  были  связаны  исчезнувшие  великие  ордена
священства и рыцарства.
    
   - Вы в это верите? - спросил Бельбо.
    
   - И более уравновешенные люди, чем Сент-Ив, ищут Непознанных Верховников.

   - И находят?
    
   Алье снисходительно, добродушно посмеялся и ответил:
    
   - Какие же они  Непознанные,  если  дадут  познавать  себя  кому  попало?
Господа, у нас полным-полно работы. Мы еще не обсудили  одну  рукопись,  это
как раз трактат о секретных обществах.
    
   - Стоящий? - спросил Бельбо.
    
   - Как бы не так. Но для "Мануция" сгодится.
    
   52
 
    
    
    
   Не  имея  возможности  открыто  направлять  земные  судьбы,  потому   что
правительства воспротивились бы, эта  тайная  ассоциация  может  действовать
только через секретные общества... Эти секретные  общества,  совдаваемые  по
мере того как в них появляется необходимость, разделены на группы,  несхожие
и  с  виду  противоположные,  исповедующие  временами  взаимопротиворе-чащие
мнения,  чтобы  контролировать,  каждую  опдельно  и,  пользуясь  абсолютным
доверием,  все  совокупно   репигиоаные,   политические,   экономические   и
литературные партии, и  все  они  подчиняются  тайному  центру,  и  получают
указания от секретной центральной организации,  которая  представляет  собой
мощный механизм, способный таким образом невидимо управлять судьбами земли.
    
   И. М. Хёне-Вронский цит. по:П.Седир, Истерия и доктрина Розы и Креста  J.
М.
   Hoene-WronskI, cit.da P. Sedir,
   Hlstotre et doctrine des Rose-Croix Rouen, 1932
    
    
    
   Однажды я увидел  господина  Салона  на  пороге  мастерской.  Внезапно  и
совершенно дико меня пронизала мысль: вот сейчас он  ухнет,  как  филин.  Он
приветствовал меня с видом близкого друга и спросил, как дела там у  нас.  Я
неопределенно кивнул, осклабился и пробежал к себе.
    
   Меня снова разбудоражили думы об Агарте. В таком виде  как  их  преподнес
нам Алье, идеи  Сент-Ива  могли  показаться  соблазнительными  какому-нибудь
одержимцу, но ничего тревожащего не было в них. А вот в словах и лице Салона
в  день  мюнхенской  беседы  определенно  было  что-то  неспокойное,  и  мне
передалось это чувство.
    
   Так что после работы я решил заскочить  в  библиотеку  и  посмотреть  эту
самую "Миссию".
    
   В каталожном зале и