ыло и трубы. Я  ни  разу  не  видел  их
вместе,  но  ребята  в  классе  шушукались,  толкая  друг   друга   локтями,
подхихикивая, что эти двое "живут".  Разумеется,  они  все  выдумывали,  эти
крестьянские малолетки, похотливые, словно козы. Больше  всего  им  хотелось
уверить меня, что она (Она - Пресветлая Мэри Цецилия суженая и  супруга)  до
такой степени доступна, что каждый, кто  угодно,  может  сблизиться  с  нею.
Исключая, и в данном случае - в четвертом по очереди, - исключая меня.
    
   Пишут ли романы о подобных вещах? Может быть, надо  писать,  наоборот,  о
тех женщинах, которых я избегаю, потому что их я  мог  иметь?  Или  мог  бы.
Иметь.
   Или первое и второе - стороны одной медали?
    
   В общем, когда неизвестно даже о чем писать, лучше редактировать труды по
философии.
    
   9
 
    
    
    
   И в его деснице труба золотая.
    
   Иоганн   Валентин   Андреаэ,   Алхимическое   бракосочетание    Христиана
Розенкрейца Iohann Valentin Andreae, Die  Chymiche  Hochzeit  des  Christian
Rosencreutz Strassburg, Zetzner, 1616, I
 
    
    
   В этом файле примечательно упоминание трубы. Позавчера, сидя в перископе,
я еще не понимал, до  чего  это  важно.  Тогда  я  располагал  только  одним
контекстом, довольно бледным, маргинальным.
    
   ...В долгие гарамонтские вечера, бывало,  Бельбо,  замученный  рукописью,
подымал глаза от бумаги  и  начинал  говорить,  а  я  слушал,  перетасовывая
дряхлые  офорты  Всемирной  выставки  в  макете  очередной   книги,   -   он
импровизировал  на  вольную  тему,  но  мгновенно  захлопывал  раковину  при
малейшем подозрении, что его могут принять всерьез. Имели место воспоминания
прошлого, но единственно  в  басенной  функции:  иллюстрации  того,  как  не
следует поступать.
    
   - Конец наш приходит, - пробормотал он однажды.
    
   - Закат Европы?
    
   - Да пусть закатывается... Нет, я насчет пишущих масс. Третья рукопись за
неделю. Одна о византийском праве,  другая  о  Finis  Austria4  и  третья  о
порнографических сонетах Баффо5. Казалось бы, разные вещи, вы не находите?
    
   - Нахожу.
    
   - Ну вот, а во всех трех  рассуждается  о  терминах  Желания  и  Предмета
Любви.
   Великая сила мода. Я еще понимаю Баффо, но византийское право...
    
   - Киньте в корзину.
    
   - Да нет, все это печатается  за  счет  Центра  научных  исследований,  и
вообще не так уж плохо. В крайнем случае позвоню всем по очереди  и  спрошу,
согласны ли они расстаться с этими абзацами. В их же интересах.
    
   - А как он вставил предмет любви в византийское право?
    
   - Нашел как вставить. Как вы понимаете, если в византийском праве  и  был
предмет любви, он был не тот, который думает автор. Предмет любви всегда  не
тот.
    
   - Что значит не тот?
    
   - Не тот, какой думают. Когда-то, в возрасте не то пяти не то шести  лет,
мне приснилась труба. Златая. В общем, один из тех снов, в которых будто мед
бежит по  жилам  -  что-то  вроде  ночной  поллюции  до  достижения  половой
зрелости. Полагаю, что ни разу  впоследствии  в  жизни  я  уже  не  был  так
счастлив. Никогда. Разумеется, после пробуждения я осознал отсутствие  трубы
и стал реветь, как теленок. Проплакал весь день. Что я могу сказать?
   Наверно, действительно до войны, а это было в тридцать восьмом,  мир  был
очень нищ. Потому что сегодня, если бы у меня был сын и я увидел его в такой
печали, я сказал бы ему: пошли, купим тебе трубу, какую пожелаешь.  В  конце
концов речь шла об игрушке, сколько уж там  она  могла  стоить.  Но  у  моих
родителей и в мыслях такого не было. К деньгам относились с серьезностью.  И
с той же серьезностью внушали чадам: не все, что захочется, можно  получить.
Вот я, например, не люблю капустный суп - ну что в  этом  преступного,  боже
мой, разваренную капусту я в рот взять не могу... Но в ответ не  говорилось:
дело твое, живи сегодня без супа, съешь второе (а мы жили не  бедно,  у  нас
каждый день было первое, второе и компот). Но  не  на  тех  напали,  никаких
капризов, ешь, что дают. Единственное, на  что  они  соглашались  в  порядке
компромисса - это чтобы бабушка вытащила водоросли из моей  тарелки,  и  она
тянула их, нитку за ниткой, червяка за червяком, соплю за соплей, и я должен
был глотать этот разминированный суп,  еще  более  мерзкий,  чем  раньше,  -
однако даже и такие послабления мой папа весьма не одобрял.
    
   - А труба? Он посмотрел на меня с подозрением.
    
   - Почему вам надо знать про трубу?
    
   - Мне ничего не надо. Это вы заговорили про  трубу,  что-то  про  предмет
любви, что он всегда не тот.
    
   - Труба. Должны были приехать дядя и тетя из ***. У них детей нe было,  я
был любимый племянник. Они узнали, что я оплакиваю эту призрачную  трубу,  и
сказали, что берутся все уладить. Что завтра мы пойдем в торговый центр, где
есть целый прилавок игрушек, и я выберу трубу, какую захочется.  Ночь  я  не
спал, все утро следующего дня трясся. Наконец мы пошли  в  универмаг  и  там
были трубы как минимум трех конфигураций. Латунная штамповка -  но  мне  они
казались кипящей медию земли обетованной. Там был походный горн,  тромбон  с
раздвижной кулисой и некая псевдотруба, потому что у нее был раструб  и  она
была золотая, но с  клавишами  от  саксофона.  Я  не  знал,  какую  выбрать,
потратил много времени - в этом была, видимо, моя ошибка. Мне нравились  все
три, а им могло показаться, что ни одна не нравится.  Тем  временем,  скорее
всего, дядя и тетя посмотрели  на  ценники.  Они  были  не  жадные,  однако,
вероятно, они поняли, что есть вещь  и  подешевле  -  кларнет  из  бакелита,
черный, с серебряными клапанами. "Может быть, тебе это хочется?" -  спросили
они, указывая на кларнет.  Я  попробовал  кларнет,  он  блеял  как  положено
кларнету, я попытался внушить себе, что кларнет - это то, что надо, а в  это
время мой мозг работал на высоких скоростях и приходил к выводу, что дядя  и
тетя уламывают меня на кларнет, потому что  он  дешевле,  труба  же,  как  я
начинал думать, стоила целое состояние и я не мог требовать от дяди  и  тети
такой жертвы. Меня всегда учили, что когда тебе предлагают  что-то  хорошее,
надо сразу ответить "спасибо, нет", и даже не один раз, не тянуть руку сразу
вслед за "нет", а дождаться, чтобы даритель настоял, сказал:
   пожалуйста,  возьми,  доставь  мне  удовольствие.  Только   после   этого
благовоспитанный ребенок сдается. Поэтому я сказал, что, наверно, мне не так
уж и хотелось трубу. Что, наверно, кларнет тоже хорош, если им так  кажется.
И  снизу  заглянул  им  в  лицо,  надеясь,  что  они  переспросят.  Они   не
переспросили. Царствие им небесное. Они были  просто  счастливы,  что  могут
подарить мне кларнет, раз уж  -  сказали  они  -  мне  именно  кларнета  так
хотелось. Пути обратно не было. Мне купили кларнет.  Он  глянул  на  меня  с
подозрением: - Хотите знать, снилась ли мне потом опять труба?
    
   - Нет, - сказал я. - Хочу знать, кто был предметом любви.
    
   - А, - отозвался он, снова берясь перелистывать рукопись. - Видите, вот и
вы зациклены на этом предмете любви. В данных вопросах обычно все  врут  как
могут. Да... Ну а если бы мне купили трубу? Был бы я на самом деле счастлив?
Что вы скажете, Казобон?
    
   - Вам бы приснился кларнет.
    
   - Нет, - сухо сказал он. - Кларнетом я только владел. Ни разу не играл.
    
   - Кларнеты детям не игрушка...
    
   - Я на кларнете не играл, - отчеканил он, и я почувствовал себя паяцем.
   10
 
    
    
    
   И наконец, не иное выводится каббалистически из vinum, как VIS  NUMerorum
(сила чисел), от которых и зависит сказанная Магия.  Цезарь  делла  Ривьера,
Магический мир Героев. Cesare della Riviera,  Il  mondo  magico  degli  Eroi
Mantova, Osanna, 1603, pp. 65-66
 
    
    
   Но  я  говорил  о  первой  встрече  с  Бельбо.  Мы  виделись  и   раньше,
перекидывались репликами в пиладовском баре, знал я о нем мало - только  что
он работал в "Гарамоне", книги этого издательства я читал в университете.
   Издательство  маленькое,  серьезное.  Юноше,  трудящемуся  над  дипломной
работой,   обычно   импонирует   знакомство   с   сотрудником    престижного
издательства.
    
   - А вы чем занимаетесь? - спросил он однажды вечером,  притиснутый  рядом
со мной к дальнему углу цинковой стойки Пилада  в  жуткой  давке  по  случаю
праздничного нашествия посетителей. В ту эпоху все обращались друг  к  другу
на ты, студенты  к  преподавателям  и  преподаватели  к  студентам.  Что  уж
говорить об аборигенах "Пилада". - Закажи и мне выпивку, - бросал студент  в
битловке  главному  редактору  крупной  газеты.  Похоже  было  на  Петербург
молодости  Шкловского.  Одни  Маяковские  и  ни  одного  Живаго.  Бельбо  не
сопротивлялся общепринятому "ты", однако было ясно, что для него это синоним
всего самого  отвратительного.  Он  принимал  игру  в  "ты",  как  бы  чтобы
продемонстрировать, что отвечает  на  хамство  хамством,  но  что  при  этом
имеется пропасть между дружбой и амикошонством. Настоящее "ты", которое, как
в старину, выражало дружбу либо любовь, на моей памяти у него находилось для
считанных людей. Для Диоталлеви и двух-трех женщин. К тем, кого  он  уважал,
но знал не слишком давно, он обращался на "вы". Так  он  разговаривал  и  со
мной все то время, что мы проработали вместе, и я гордился этой честью.
    
   - А вы чем занимаетесь? - обратился он ко мне, и, как я  теперь  понимаю,
это был знак высшей симпатии.
    
   - В жизни или на этой сцене? - отозвался  я,  обводя  взором  пиладовские
подмостки.
    
   - В жизни.
    
   - Учусь.
    
   - Ходите в университет или учитесь?
    
   - Смешно сказать, но одно не всегда исключает второе.  Я  пишу  диплом  о
тамплиерах.
    
   - Ой, как  нехорошо,  -  отозвался  Бельбо.  -  Разве  это  не  тема  для
сумасшедших?
    
   - Почему? Сумасшедшими я как  раз  и  занимаюсь.  Они  герои  большинства
документов. Вы что, соприкасались с этой темой?
    
   - Я служу в издательстве, а в  издательствах  одна  половина  посетителей
нормальные, другая - сумасшедшие.  Задача  редактора  -  классифицировать  с
первого взгляда. Кто начинает с тамплиеров, как правило, - псих.
    
   - Можете не продолжать. Их имя легион. Однако не все безумцы  начинают  с
тамплиеров. Как вам удается опознавать прочих?
    
   - Есть технология.  Могу  вас  научить,  как  младшего  товарища.  Кстати
говоря, как вас зовут? - Казобон.
    
   - А это не герой "Миддлмарч"6?
    
   - Не знаю. В любом случае был такой филолог в эпоху  Возрождения.  Но  он
мне не родственник.
    
   - Ладно, замнем. Выпьете еще что-нибудь? Еще две порции, Пилад. Спасибо.
   Итак. Люди делятся на кретинов, имбецилов, дураков и сумасшедших.
    
   - Кто-нибудь остается?
    
   - Я-то уж точно. Хотя и  вас  обижать  не  хочется.  Если  сформулировать
точнее, любой человек подпадает под все категории по очереди. Каждый из  нас
периодически бывает кретином, имбецилом, дураком и психом. Исходя из  этого,
нормальный человек совмещает в разумной пропорции все эти компоненты,  иначе
говоря, идеальные типы.
    
   - Идеальтюпен.
    
   - А. Вы и по-немецки можете.
    
   - Приходится. Все библиографии по-немецки.
    
   - В мои времена, кто знал немецкий, никогда не защищался. Так и  проводил
всю жизнь - зная немецкий. Теперь это, кажется, происходит с китаистами.
    
   - Я не сильный спец в немецком. Так что не теряю надежды  защититься.  Но
вернемся к вашей типологии. Что делать с гениями - с Эйнштейном, например?
    
   - Гений - это тот, кто играет всегда на одном компоненте,  но  гениально,
то есть питая его за счет всех остальных.  -  Он  поднял  свой  стакан  и  к
кому-то обратился: - Привет, красавица. Ты опять травилась?
    
   - Нет, - отвечала прохожая. - Я теперь в коммуне.
    
   - Молодец, - похвалил ее Бельбо и опять повернулся ко мне. - Что хорошо в
коммуне. Отбивает любые желания.
    
   - Вы говорили о сумасшедших.
    
   - Надеюсь, вы не собираетесь уверовать в меня, как в бога. Я не  открываю
смысл жизни. Я говорю конкретно - о поведении умалишенного в издательстве.
   Это теория ad hoc7, договорились?
    
   - Договорились. Теперь моя очередь платить.
    
   - Валяйте. Пилад, пожалуйста,  поменьше  льда.  Иначе  я  слишком  быстро
напьюсь. Так вот. Кретин лишен дара речи, он булькает, пускает  слюни  и  не
попадает мороженым в рот. Он входит в вертящуюся дверь с обратной стороны.
    
   - Это невозможно.
    
   - Ему - возможно. Исключаем  кретина  из  круга  интересующих  феноменов.
Кретин легко узнаваем и по издательствам не ходит. Отбросим.
    
   - Отбросим.
    
   - Имбецилу жить труднее. Подразумевается комплекс социального поведения.
   Имбецил - это тот, кто попадает пальцем в лужу.
    
   - Пальцем в небо.
    
   - Нет, пальцем в лужу. - И  он  погрузил  палец  в  озерцо  спиртного  на
буфетной стойке. - Когда хочет попасть в  стакан.  Рассуждает  о  содержании
стакана, но так как в стакан не попал, в результате рассуждает о  содержимом
лужи.
   Попросту говоря, это специалист по ляпсусам, он спрашивает, как  здоровье
супруги, как раз у кого сбежала жена. Я передал идею?
    
   - Передали. Знакомый тип.
    
   - Имбецилы очень ценны  в  светских  ситуациях.  Они  конфузят  всех,  но
находят неисчерпаемые поводы для разговоров. Один безвредный подвид имбецила
часто выступает дипломатом.  Он  способен  говорить  только  о  луже,  не  о
стакане, и поэтому  если  "гафф"  совершили  другие,  имбецил  автоматически
переключает тему.  Это  удобно.  Однако  и  он  нас  не  интересует,  он  не
самостоятелен,  его  ставят  только  на  подачу  мячей,   он   рукописи   по
издательствам не носит.
   Имбецил не говорит, что кошки лают, он просто  говорит  о  кошках,  когда
люди говорят о собаках. Он путается в светской беседе и когда обделается как
следует - восхитителен. Это вымирающий  вид,  средоточие  дивных  буржуазных
добродетелей. К нему требуется салон Вердюренов или даже Германтов.
   Нынешнему студенчеству знакомы эти фамилии?
    
   - Что-то знакомое.
    
   - Имбецил - это Жоашен Мюрат,  выплясывающий  на  кровном  жеребце  перед
офицерским строем. Вдруг он видит одного, в орденах, с Мартиники. "Вы негр?"
- обращается к нему Мюрат. "Так  точно,  высокопревосходительство!"  На  что
Мюрат:  "Молодцом!  Продолжайте,  продолжайте!"  Знаете  эту  байку?   Прошу
извинить, но сегодня я отмечаю исторический поворот моей судьбины. Я  бросаю
пить. Еще по одной? Не реагируйте, а то мне станет очень стыдно. Пилад!
    
   - А дураки?
    
   - Да. Специфика дурака затрагивает не сферу поведения, а сферу сознания.
   Дурак начинает с того, что собака домашнее животное и лает, и приходит  к
заключению, что коты тоже лают потому, что  коты  домашние...  Или  что  все
афиняне смертны, все обитатели Пирея смертны, следовательно,  всё  обитатели
Пирея афиняне.
    
   - Что верно.
    
   -  По  чистой  случайности.   Дурак   способен   прийти   к   правильному
умозаключению, но ошибочным путем.
    
   - А что, лучше приходить к ошибке, но рационально?
    
   - Еще бы, а иначе  зачем  было  делаться  с  таким  трудом  рациональными
животными?
    
   - Крупные человекообразные обезьяны произошли от низших форм жизни,  люди
происходят от низших  форм  жизни,  следовательно,  люди  являются  крупными
человекообразными обезьянами.
    
   - Для начала неплохо. Вы уже почти уверены, что есть какой-то  логический
сбой, но, конечно, вам надо еще  поработать,  чтобы  понять,  где...  Дураки
коварны. Имбецилы опознаются моментально, не говорю  уж  о  кретинах,  в  то
время как дураки рассуждают похоже на нас с вами, не считая  легкого  сдвига
по фазе. От дурака редактору нет спасения, приход его, как  правило,  длится
вечность. Дураки публикуются легко, потому что с  первого  наскока  выглядят
убедительно. Издательский редактор не стремится выявлять дураков. Если их не
выявляет Академия наук, почему должен редактор?
    
   - Философия  тоже  для  дураков  открыта.  Онтологическое  доказательство
Святого Ансельма - глупость. Бог обязан  существовать  потому,  что  я  могу
вообразить его как существо, обладающее всеми совершенствами,  в  том  числе
существованием. Он перепутал существование  представления  с  существованием
сущности.
    
   - Хотя не менее глупо опровержение Гонилона.  Я  вполне  могу  думать  об
острове  в  море  даже  если  этого  острова  нет.  Второй  дурак  перепутал
представление случайности с представлением необходимости.
    
   - Турнир дураков.
    
   -  Вот-вот,  а  Господь  Бог  рад  до  безумия.  Он  специально  сделался
немыслимым, только чтобы доказать, что Ансельм и Гонилон оба дураки.  Ничего
себе высшая цель творения. То есть я хочу сказать,  того  деяния,  во  славу
коего Господь Бог сотворил себя. Отлов дураков в космическом масштабе.
    
   - Мы окружены дураками.
    
   - И спасения нет. Дураки все, кроме вас и меня. Ну не  обижайтесь!  Кроме
вас одного.
    
   - По-моему, здесь применима теорема Геделя.
    
   - Не знаю, я кретин. Пилад! - Сейчас очередь моя.
    
   - Ладно, ваша следующая. Эпименид Критский утверждает,  что  все  критяне
лгуны. Если это говорит критянин, и если он хорошо знает критян, он  говорит
правду.
    
   - Еще одна глупость.
    
   - Святой Павел, Послание к Титу. Пошли дальше.  Все,  кто  полагает,  что
Эпименид - лгун, по логике должны доверять  критянам,  но  сами  критяне  не
доверяют критянам, следовательно, ни один обитатель  Крита  не  думает,  что
Эпименид - лгун.
    
   - Это глупость или не глупость?
    
   - Как скажете. Я же говорю, что  дурака  идентифицировать  трудно.  Дурак
свободно может взять Нобелевку.
    
   - Тогда дайте подумать... Некоторые из тех, кто  не  верит,  что  Господь
сотворил  мир  в  течение  семи  дней,  не  являются  фундаменталистами,  но
некоторые фундаменталисты верят, что - Господь сотворил мир в  течение  семи
дней. Следовательно, ни один  не  верящий,  будто  Господь  сотворил  мир  в
течение семи дней, - фундаменталист. Это глупость или нет?
    
   - Господи помилуй... Как раз тот случай. Не знаю. А вам как кажется?
    
   - В любом случае глупость, даже если все так. Здесь  нарушается  основной
закон силлогизмов. Нельзя выводить универсальные заключения из двух  частных
посылок.
    
   - А если бы дураком оказались вы?
    
   - Попал бы в большое и хорошее общество.
    
   - Это верно, глупость нас окружает. И так как наши логики  обратны,  наша
глупость - это их мудрость. Вся  история  логики  сводится  к  вырабатыванию
приемлемого  понятия  глупости.  Она  слишком  грандиозна.  Всякий   крупный
мыслитель - рупор глупости другого.
    
   - Мысль как когерентная форма глупости.
    
   - Нет. Глупость мысли есть некогерентность другой мысли.
    
   - Глубоко. Уже два, Пилад  хочет  закрываться,  а  мы  еще  не  дошли  до
сумасшедших.
    
   - Сейчас дойдем. Сумасшедших опознавать  нетрудно.  Это  дураки,  но  без
свойственных дуракам навыков и приемов. Дурак умеет доказывать свои  тезисы,
у него  есть  логика,  кособокая,  но  логика.  Сумасшедшего  же  логика  не
интересует, по принципу  бузины  в  огороде  любой  тезис  подтверждает  все
остальные, зато имеется идея фикс, и все, что попадает под руку, идет в дело
для ее  проталкивания.  Сумасшедшие  узнаются  по  удивительной  свободе  от
доказательств и по внезапным озарениям. Так вот, вам  может  это  показаться
странным, но раньше или позже сумасшедшие кончают тамплиерами.
    
   - Все?
    
   - Нет,  есть  сумасшедшие  без  тамплиеров.  Но  которые  с  тамплиерами,
опаснее.
   Сначала вы их не узнаете, вам кажется, что они говорят,  как  нормальные,
но в одну прекрасную секунду... - Он  потянулся  было  заказать  еще  виск