ельств  ареста  Фокса  полно  противоречий.   Исследования   архивных
материалов показали, что судья Кок производил какие-то сложные  подчистки  и
исправления  в  протоколах  допросов,  снятых  под  пыткой  с   арестованных
заговорщиков.
     Большая часть того, что мы  знаем  о  заговоре,  известна  из  исповеди
Томаса  Винтера.  Однако  действительно  ли  сохранившийся   ее   экземпляр,
считаемый подлинником, написан Винтером?  Он  подписан  "Winter",  хотя  сам
Томас Винтер в других случаях неизменно  писал  свою  фамилию  по-другому  -
"Wintour". Имеется немало косвенных данных, заставляющих  предполагать,  что
действительный текст исповеди был переписан - с добавлениями и исправлениями
- кем-то другим, ловко подделавшим почерк Винтера. Им мог  быть  наш  старый
знакомец Томас Фелиппес, сыгравший роковую роль в гибели Марии Стюарт. После
воцарения Якова, который любил сохранять внешние приличия, шпион был  уволен
со службы и переведен на  пенсию.  Фелиппес  на  собственный  страх  и  риск
завязал провокационную переписку с английскими эмигрантами на  континенте  и
угодил в Тауэр за самовольное вмешательство в государственные дела. Но через
некоторое  время  он  был  выпущен  из  тюрьмы  по  ходатайству  его  бывших
сослуживцев - Левинса Мунка, правой руки Сесила, и коменданта Тауэра Уильяма
Уода. У Роберта Сесила были в  подчинении  и  другие  эксперты  по  подделке
документов.  Если  "пороховой  заговор"  был   действительно   спровоцирован
Сесилом, ловкий министр мог заронить мысль  о  взрыве  парламента  в  голову
Кетсби, прибегнув к помощи лорда Монтигла. Через него же,  вероятно,  Кетсби
был  осведомлен  о  том,  что  король  будет  присутствовать  на   заседании
парламента.  Юридически  оно  являлось  не   открытием   новой   сессии,   а
возобновлением работы старой. В таких случаях король обычно не  появлялся  в
парламенте, исключение было решено сделать потому, что в 1605 г.  предстояло
обсуждение особо важного вопроса о  законодательной  унии  с  Шотландией.  О
решении короля прибыть в парламент заранее было известно только очень узкому
кругу. И все же Кетсби, близкий к  придворной  среде,  мог  узнать  об  этом
решении не только от Монтигла.
     Сцена   в   замке   Хокстон,   очевидно,   была   заранее   разыгранным
представлением. Сесил хотел, вероятно, таким путем предоставить  возможность
тщеславному королю самому разъяснить туманный смысл письма и считать, что он
лично разоблачил заговор. Несомненно, что Сесил имел не одного своего шпиона
в среде заговорщиков, в их числе мог быть и Томас Уорд.  Очень  двусмысленна
роль Трешама, с арестом которого Сесил медлил несколько дней и который  умер
в Тауэре до суда  (официально  -  от  удушья)  при  довольно  подозрительных
обстоятельствах. Правда, "предосторожности" в отношении Трешама  могли  быть
вызваны  тем,  что  он  слишком  много  знал  о  роли  Монтигла.   Некоторые
исследователи считают,  что  правительственным  шпионом  мог  быть  один  из
главных организаторов "порохового заговора" - Томас Перси.
     В  1967  г.  в  издательстве  Оксфордского  университета  вышла   книга
литературоведа Б. Н. Де Луна, в  которой  высказывается  предположение,  что
????аюнтом Сесила был  известный  драматург  Бен  Джонсон,  встречавшийся  с
Кегсби.  По-видимому,  попытки  Бена  Джонсона  оправдать  свою  роль  можно
усмотреть  в  его  трагедии  на  сюжет  из  древнеримской  истории  "Заговор
Катилины" (эта пьеса была впервые поставлена на сцене в 1611 г.).
     Министр, несомненно, многое  знал  о  заговоре,  особенно  о  том,  что
касалось подготовки католического восстания. Ему об этом сообщали агенты и в
Англии, и за рубежом; было получено также  предостережение  от  французского
короля Генриха IV. И все же это еще не доказательство, что  весь  заговор  -
результат умелой провокации Роберта Сесила...
     Английское новое обуржуазившееся дворянство и  буржуазия  выиграли  еще
один раунд в длительной борьбе против  католической  реакции  и  ее  верного
орудия - иезуитского ордена. Однако уже в  первые  годы  правления  Якова  I
выявилось, что английский абсолютизм перестал играть прогрессивную роль;  он
вступал  во  все  большее  противоречие  с  интересами  буржуазии  и  нового
дворянства. Абсолютизм начинает искать поддержку у своих недавних врагов - у
тех слоев дворянства, которые  не  были  затронуты  новым  капиталистическим
развитием страны и тяготели к старым  феодальным  порядкам,  делает  шаги  к
примирению с  католической  церковью  постепенно  претерпевает  изменение  и
внешняя политика Англии, которая заключила мир с Испанией.
     В этой связи оживилась  деятельность  испанской  разведки  в  Британии.
Испанский посол Хуан де Таксис стал щедро  сыпать  золотом  в  Лондоне.  Его
преемник опытный и умелый дипломат Гондомар быстро приобрел большой вес  при
дворе Якова I. Гондомар  создал  в  Англии  шпионскую  сеть,  состоявшую  из
профессиональных разведчиков. Он не брезговал покупать новости и "поштучно".
В его бумагах можно прочесть такие записи: "Г. Ла Форесту и другим лицам  во
французском посольстве за ценные новости - 4533 реала; слуге министра  Лейка
за изложение важных депеш  -  300  реалов;  лицу,  которое  дало  мне  копии
договоров... из английских архивов, - 1200 реалов".
     Гондомар вкрался в доверие к Якову и  под  видом  дружеских  расспросов
выведывал у короля его планы. Однако собеседник  испанского  посла  оказался
натурой на  редкость  капризной  и  склонной  к  надувательству,  причем  по
прихоти, а не ради каких-либо определенных целей.  После  встречи  с  Яковом
испанцу всякий раз приходилось ломать голову над тем, что из выуженных им  у
его коронованного приятеля сведений соответствовало действительности, а  что
было только порождением причудливой королевской фантазии. Так как речь шла о
намерениях Якова, только ему до конца известных, а король говорил правду или
лгал  без  всякой  задней  мысли,  просто  по  наитию,  то  задача,  которую
приходилось решать послу мадридского двора, была совсем не из легких.
     Значительную часть черновой работы аристократ Гондомар оставлял на долю
посла эрцгерцога  Альберта,  тогдашнего  наместника  (формально  суверенного
правителя) испанских Нидерландов Жана Батиста ван Мале. Этот  выбившийся  из
писцов дипломат занимался вербовкой на испанскую службу всякой мелкой сошки.
Так,  например,  в  августе   1620   г.   он   усердно   пытался   подкупить
правительственного шифровальщика, некоего Винсентио, который  еще  до  этого
отсидел шесть лет в Тауэре за связи с испанской разведкой.  Ван  Мале  хотел
побудить Винсентио отказаться расшифровывать важные письма испанского  посла
в  Вене  к  эрцгерцогу  Альберту,  перехваченные  английскими  разведчиками.
Винсентио предлагались деньги - разумеется, с прямо противоположной целью  -
также  и  от  имени  голландского  посла.   Все   договаривающиеся   стороны
торговались при этом как на рынке. Вдобавок, прежде чем  платить,  ван  Мале
хотел  убедиться  в  качестве  "товара",  которым  в  данном   случае   была
способность Винсентио  раскрыть  испанский  шифр.  От  продавца  потребовали
принести образчик его изделия. А тем временем английские власти спохватились
и предложили Винсентио  поторопиться  с  расшифровкой,  если  он  не  желает
познакомиться с пыточной камерой. Словом, опытные шифровальщики были в цене.
Долгое время историки не знали, что приключилось с Томасом Фелиппесом  после
событий, связанных с  "пороховым  заговором".  След  отыскался  в  переписке
Гондомара. В 1621 г. испанец сообщал о намерении подкупить  и  отправить  во
Фландрию этого "бесстыдного старика, которому перевалило за семьдесят".
     Напротив, английская разведка приходила в упадок уже в  последние  годы
жизни Роберта Сесила (он умер в 1612  г.).  Сесил  сам  согласился  получать
крупную пенсию от  испанского  двора  и  не  был  намерен  особенно  усердно
разыскивать своих сообщников. Сменившие Сесила руководители секретной службы
больше использовали ее  не  для  борьбы  против  враждебных  держав,  а  для
наблюдения за своими противниками при дворе.  Они  не  могли  соперничать  с
Гондомаром, приобретшим к тому же влияние на самого Якова I.
     Тем не менее случались неудачи и у ловкого испанского  посла.  Особенно
странным было то, что происходило с депешами Гондомара, которые он направлял
в Мадрид. Там копии с них каким-то неведомым путем добывал английский  посол
сэр Джон Дигби, расшифровывал места,  написанные  кодом,  и  пересылал  свою
добычу в Лондон Якову I.  Это  происходило  в  течение  многих  лет  вопреки
бессильному гневу  Гондомара.  Правда,  в  Лондоне  верные  люди  немедленно
ставили в известность посла, что его очередная депеша  в  Мадрид  доставлена
английскому  королю.  Обычно  эту  новость  сообщал  Гондомару  подкупленный
придворный. Тщетно Гондомар менял шифры и курьеров, просил, чтобы в  Мадриде
его донесения попадали  только  в  руки  абсолютно  доверенных  лиц.  Тщетно
"главный шпион" дон Андре Веласкес де Веласко засылал все новых  и  особенно
доверенных лазутчиков в английское посольство.  Напрасно  испанский  министр
герцог Лерма расставлял ловушки членам Государственного совета и их клеркам,
пытаясь обнаружить предателя.
     Источник информации так и не был обнаружен. Гондомар решил, что это все
же кто-то из членов Государственного совета. Через много лет, уже вернувшись
из Испании, Дигби, уступая настойчивым просьбам Гон-цомара, раскрыл  секрет.
Депеши перехватывались и копировались,  пока  курьер  отдыхал  на  последней
почтовой станции неподалеку  от  испанской  столицы.  Остается  неизвестным,
сообщил ли Дигби правду или и в этом случае попытался провести за нос своего
удачливого коллегу.
     Джону Дигби  удалось  навлечь  подозрение  испанских  властей  на  отца
Кресуэлла, который  десятилетиями  был  при  испанском  дворе  вырази  гелем
взглядов  английских  эмигрантов-католиков.  Основой  для  слухов  послужили
беседы, которые лукавый дипломат вел, соблюдая видимость тайны, с Кресуэллом
по вопросу о дозволении молодым англичанам поступать в иезуитские семинарии.
В феврале 1613 г. испанский  главный  министр  герцог  Лерма  даже  приказал
провести полное расследование деятельности Кресуэлла, окончившееся, впрочем,
благополучно для одураченного иезуита. Тем не менее генерал ордена  счел  за
благо удалить Кресуэлла из Мадрида.
     Между прочим, Дигби имел  возможность  на  основе  донесений  Гондомара
составить полный список лиц, которым выплачивались пенсии из Мадрида.  Среди
них было много приближенных Якова. Однако сэр  Джон  Дигби  имел  достаточно
такта, чтобы не включить в этот  список  самого  короля,  также  получавшего
немалую испанскую субсидию.
     Одним из удачливых разведчиков стал  английский  посол  в  Венеции  сэр
Генри У от гон.  Это  ему  принадлежит  известное  определение  обязанностей
посла: "Муж добрый, отправленный на чужбину, дабы там лгать на пользу  своей
страны". Тому же Уоттону  приписывают  и  такой  совет  молодому  дипломату:
"Всегда говорите правду, так как вам никогда не будут верить. Таким способом
только вы будете знать правду,  а  ваши  противники  окажутся  в  невыгодном
положении". Другим видным дипломатам  "та  идея  пришла  в  голову  лишь  со
столетним запозданием.
     Уоттон прошел длительную выучку участника придворных интриг, одно время
был секретарем графа Эссекса, но оставил эту службу, прежде чем фаворит впал
в немилость. В 1602 г. Уоттон тайно прибыл в Венецию,  именуя  себя  Октавио
Бальди. Герцог Тосканский  послал  его  в  Шотландию  предупредить  Якова  о
подготовлявшемся против него очередном заговоре. Подобное поручение снискало
Уоттону  расположение  шотландского  короля,  который  после  вступления  на
английский престол отправил сэра Генри послом в Республику Святого Марка. На
этом посту и развернулись способности  Уоттона  как  руководителя  секретной
службы. Обстановка в Венеции  мало  благоприятствовала  проявлению  талантов
иностранных  разведчиков.  Чиновников,  просто   замеченных   в   беседе   с
иностранными дипломатами,  без  долгих  слов  приговаривали  к  пожизненному
тюремному заключению. Приходилось действовать  с  крайней  осторожностью,  к
тому же мешал недостаток средств - Уоттону давали всего 400 ф.  ст.  в  год,
большую часть из которых надо было тратить на содержание посольства и оплату
курьеров. Для пополнения этой суммы Уоттон принял пенсию герцога Савойского,
продавая добытую им информацию правительствам, находившимся в  дружественных
отношениях с Англией. Венецианцы получали от него  за  соответствующую  мзду
сведения об иезуитском ордене, с которым республика находилась в то время  в
крайне враждебных отношениях. Уоттон имел своих лазутчиков не только в самой
Венеции, что было, как уже отмечалось, вовсе не простым делом,  но  также  в
Риме, Милане, даже в  отдаленной  Турции.  Агенты  Уоттона  перехватывали  в
дороге чужую дипломатическую корреспонденцию, уделяя особое  внимание  почте
иезуитов. "Должен признаться, что имею особую склонность к пакетам,  которые
посылают или которые адресованы этим святым  отцам",  -  иронически  сообщал
Уоттон.  Корреспонденция  "Общества  Иисуса"  после  снятия  с   нее   копий
отправлялась строго по назначению.
     Английские  разведчики  неоднократно  прямо  выступали   глашатаями   и
проводниками британской внешней торговой и политической  экспансии.  В  этом
убеждает история русско-английских отношений, которые  приобрели  регулярный
характер во второй половине XVI в. В инструкции английскому послу Рэндолфу в
1568 г. лорд Берли ("боярин Бурлы", как называли его в  русских  официальных
документах) рекомендовал добиваться привилегий британским купцам, уклоняться
от переговоров  о  союзе,  на  котором  настаивал  Иван  Грозный.  Царь  был
осведомлен уже в это время о заговорах против Елизаветы и предлагал ей  даже
заключить договор о предоставлении друг другу права  убежища.  Убедившись  в
нежелании английского правительства, московский самодержец в известной своей
грамоте от 24 октября 1570 г.  писал:  "Мы  чаяли  того,  что  ты  на  своем
государстве государыня... ажио у тебя мимо тебя  люди  владеют  и  не  токмо
люди, но мужики торговые, а ты пребываешь в своем девическом чину, как  есть
пошлая девица..."
     После  смерти  Грозного  английские  "торговые  мужики"  стали  усердно
ходатайствовать  о  британском  вмешательстве  в  русские  дела.  Во   время
социально-политического  кризиса,  переживавшегося  русским  государством  в
начале XVII в., агенты британской "Московской компании" Джон Меррик и Уильям
Рассел пытались предложить боярам  ни  больше  ни  меньше  как  установление
английского протектората над Россией. Английские разведчики и дипломаты даже
обсуждали при этом планы занятия и укрепления Архангельска, захвата русского
Севера. Одним из авторов подобных проектов был шотландец капитан  Чемберлен,
который служил  в  шведских  войсках,  захвативших  Новгород.  Эта  политика
получила одобрение короля Якова,  но  вскоре  потерпела  неудачу  вследствие
разгрома  русским  народом  армий  иностранных   интервентов.   Авантюристам
пришлось умерить свои аппетиты.
     Если при  Елизавете  разведчики  порой  маскировались  под  астрологов,
колдунов, то  теперь  король,  считавший  себя  великим  знатоком  наилучших
способов укрощения нечистой силы, поручил  своей  секретной  службе...  сыск
ведьм и оборотней. Разве не пыталась эта челядь сатаны умертвить его  еще  в
Шотландии? Впрочем, и здесь традиции  Берли  и  Уолсингема  оказались  очень
живучими. В 1621 г. в Москву был послан врач Артур Ди, сын уже знакомого нам
астролога и  разведчика  Елизаветы.  Артур  Ди  стал  лекарем  царя  Михаила
Федоровича, объявил себя также специалистом по магии и алхимии. Очевидно,  у
него, как и у его отца, была и другая, неафишируемая специальность.  В  1634
г. Ди лишился  царского  расположения  и  вернулся  в  Англию,  где  получил
завидную должность личного врача короля Карла I.

       Тайная война и Вильям Шекспир

     В 1606 г., когда происходил  суд  над  Гарнетом,  или  немного  позднее
появилась новая трагедия Вильяма Шекспира "Макбет", которую его труппа  даже
сыграла в присутствии короля Якова.  В  этой  зловещей  трагедии  есть  одна
юмористическая сцена, мало, впрочем, меняющая общий мрачный  колорит  пьесы.
Это - монолог привратника, в котором содержится прямой намек на  иезуитского
провинциала  и  его  трактат  об  использовании  лжи.   Намек   не   слишком
благожелательный. И тем не менее нашлись сторонники  того,  чтобы  приплести
Шекспира к деятельности иезуитов и связать имя гениального писателя с тайной
войной контрреформации против ее врагов, кипевшей  с  таким  ожесточением  в
конце XVI и начале XVII столетия.
     Знакомы ли Вы, читатель, в общих чертах  со  знаменитым  "шекспировским
вопросом", иначе говоря - с вопросом о том, действительно ли Вильям  Шекспир
является автором великих творений, изданных под его именем?
     Об этом на Западе за 100 лет написаны целые  библиотеки  книг,  большое
количество их издано и в самые последние  годы.  В  нашей  стране  с  полным
основанием  уже  довольно  давно  не  проявляют  особого  интереса  к   этой
литературе, и она у нас сравнительно мало известна.
     Поводом для поднятия вопроса об авторстве  послужила  крайняя  скудость
биографических сведений о Шекспире. Главные из них сводятся к тому,  что  он
родился в 1564 г. в Стратфорде, что родители его, возможно, были  неграмотны
и что не известно, посещал ли он школу. Восемнадцати лет Шекспир женился  на
Анне Хезевей, которая была старше его на восемь лет, был отцом троих  детей.
Покинув Стратфорд, Шекспир приехал в Лондон, стал актером и  получил  пай  в
знаменитом театре "Глобус". Современники считали его автором некоторых пьес.
Возвратившись за несколько  лет  до  смерти,  последовавшей  в  1616  г.,  в
Стратфорд, он приобрел недвижимую собственность, занимался отдачей  денег  в
рост  (хотя  в   своей   пьесе   "Венецианский   купец"   страстно   обличал
ростовщичество), составил завещание, в котором  заботливо  упомянул  даже  о
"кровати поплоше", но ни словом не обмолвился о своих  гениальных  творениях
(может быть, актер Шекспир знал, что они чужие и не  принадлежат  ему?).  Не
упомянуто в завещании и о книгах - весьма дорогих в начале XVII в.,  которые
должны были быть в  его  доме,  будь  он  таким  разносторонне  образованным
человеком,  каким  несомненно  был  автор  сочинений,  изданных  под  именем
Шекспира. Не уцелело рукописи ни одной  из  пьес  Шекспира,  ни  одного  его
письма. Сомнительны даже  сохранившиеся  подписи  Шекспира  под  несколькими
юридическими документами. Возникает вопрос, не подписывались ли нотариусы за
клиента,  в  таком  случае  явно  обнаруживающего  свою   неграмотность.   В
завещании, составленном за  несколько  дней  до  смерти  Шекспира,  его  имя
транскрибировано раз одним, а в остальных четырех случаях -  другим  образом
(Willim  Shackspeare  -  William  Shakespeare).  Завещание  явно  составлено
нотариусом Френсисом Коллинсом.
     А между тем пьесы Шекспира, по мнению многих исследователей, говорят  о
выдающемся знании автором античной литературы, римского и английского права,
географии,  ряда  иностранных  языков,  многих   вопросов   государственного
управления, которое можно встретить лишь у опытного политического деятеля. В
некоторых своих пьесах автор откровенно выражает симпатии к  аристократии  и
презрение  к   черни,   довольно   странные   у   сына   обывателя   мелкого
провинциального городка.
     Кончина Шекспира в Стратфорде и  тем  более  за  его  пределами  прошла
совсем незамеченной. На его смерть не было написано ни одной элегии, как это
было в обычае того времени. Ни один современник прямо не говорит  об  актере
Шекспире как авторе выходивших под этим именем  произведений.