йние меры предосторожности,  чтобы  не  допустить  проникновения
вражеских агентов в свою  секретную  службу.  Он  имел  привычку  сам  после
прочтения сжигать донесения своих разведчиков.
     Король стремился превратить в своих шпионов видных  писателей,  которых
он как друзей приглашал к своему двору. Но такие попытки предпринимались  не
только им одним. Премьер-министр Франции кардинал Флери однажды, в 1742  г.,
попросил Вольтера выведать  намерения  Фридриха  II,  с  которым  тогда  уже
знаменитый писатель поддерживал близкое знакомство.
     Рассказывая о своей поездке с неофициальной миссией к Фридриху, Вольтер
писал в своих "Мемуарах", что по дороге он  задержался  в  Гааге.  Посланник
прусского короля "молодой граф фон Подевиль, влюбленный  в  жену  одного  из
главных членов местного правительства и любимый ею, доставал по милости этой
дамы  копии  всех  секретных  распоряжений,  издаваемых  тамошними  высокими
властями,  которые  питали  в  то  время  в  отношении  нас  весьма  злобные
намерения. Я пересылал эти копии своему  двору,  и  мои  услуги  принимались
весьма благосклонно".
     Одним из важных  агентов  Фридриха  стал  Максимилиан  фон  Вайнгартен,
секретарь австрийского посольства в Берлине, которому король выплатил 2 тыс.
флоринов. Английский посол  в  Пруссии  граф  Гайндфорд  оказался  столь  же
неловким  дипломатом,  сколь  и  плохим  разведчиком.  Он  подкупил  некоего
Шметтау,  доверенного  агента  прусского  монарха.  Через  Шметтау   Фридрих
передавал в Лондон под видом секретной информации как раз то,  в  чем  хотел
убедить  британских  министров.  Прусским   шпионом   был   также   служащий
саксонского  архива  Менцель,  переславший   в   Берлин   копию   секретного
русско-австрийского договора 1756 г. (о котором Саксония была  извещена),  а
позднее - важные донесения  саксонских  дипломатов  из  Вены  и  Петербурга.
Фридрих воспользовался полученными известиями, чтобы неожиданно  напасть  на
австрийскую союзницу Саксонию, которую он собирался присоединить к  Пруссии.
Это нападение послужило сигналом к Семилетней войне (1756-1763 гг.). В  1755
г. Фридрих II безуспешно пытался за 500  тыс.  экю  подкупить  саму  маркизу
Помпадур.
     Австрийская разведка в эти годы была сильным противником.  Кау-ниц,  до
назначения канцлером долгое время бывший послом в Париже, широко прибегал  к
методам тайной войны.  Зная,  что  его  шифр  стал  известен  неприятельским
агентам, он сознательно включал в свои шифровки известия,  в  которые  хотел
заставить поверить иностранные дворы.
     Англия в борьбе против Франции за колониальную и морскую гегемонию, как
известно, решила взамен ослабевшей Австрии заключить союз  с  Фридрихом  II.
Прусский король, строивший планы широких завоеваний, с удовольствием  принял
английскую субсидию. Но ему не хотелось рвать и со своей  прежней  союзницей
Францией, поэтому прусско-английские переговоры  велись  в  глубокой  тайне.
Австрийская  разведка  сумела   узнать   об   этих   переговорах,   и   Вена
заблаговременно известила о  них  Людовика  XV  через  маркизу  Помпадур.  В
Лондоне и Берлине не учли, что их сближение  делает  невозможным  сохранение
прежних союзных отношений Англии с Австрией и Пруссии с  Францией.  Вдобавок
перегруппировка держав привела к тому, что Россия, несмотря на  все  попытки
Лондона перетянуть ее  на  свою  сторону,  выступила  против  завоевательных
планов  Фридриха  II.  Против  Пруссии  возникла  мощная  коалиция   держав.
Прусскому королю удалось одержать победы - в немалой степени с помощью своей
разведки - над австрийскими и французскими  войсками,  но  он  потерпел  ряд
сокрушительных поражений от русских войск, которые  в  1760  г.  вступили  в
Берлин.
     Но вернемся к началу Семилетней войны.
     У  Фридриха  II  был  шпион  даже  в  личной  канцелярии   австрийского
командующего Броуна. Был подкуплен  также  заведующий  складами  австрийской
армии. Не менее активно действовали  шпионы  Фридриха  и  в  дипломатических
кругах. 14 ноября 1756 г. были завершены секретные переговоры между Австрией
и Францией. Через три недели Фридрих II  получил  полную  информацию  об  их
содержании.
     Фридрих II, создавший к этому времени  большую  шпионскую  организацию,
писал: "Зная всегда и заблаговременно намерения противника, можно заручиться
превосходством сил даже при численно слабейшей армии". При  Росбахе  Фридрих
наголову разгромил французского маршала принца де Субиза.  Объясняя  причины
своей победы, Фридрих откровенно заметил: "За маршалом де Субизом  двигаются
сто  поваров,  а  впереди  меня  -  сто  шпионов".  Сменивший  Субиза  новый
командующий французскими войсками граф де  Клермон  писал  Людовику  XV:  "Я
нашел армию Вашего Величества разделенной на три корпуса.  Первый  стоит  на
земле: он состоит из воров и мародеров, все  люди  напоминают  оборванцев  с
головы до пят. Второй корпус покоится в земле, а третий - в госпиталях".
     Английская разведка во время Семилетней войны  перехватывала  секретную
переписку французского министра иностранных дел Шуазеля с испанскими послами
в Париже и Лондоне,  получала  от  своих  агентов  в  Стокгольме  и  Мадриде
сведения  о  планах  версальского  двора.  Это  помогло   Питту-старшему   -
фактическому главе английского правительства - правильно выбрать момент  для
нанесения удара по французским владениям в Вест-Индии. Напротив, французская
разведка делала промах за промахом. Посол Людовика XV  в  Голландии  Боннак,
которому король поручил организацию французского шпионажа в Англии, направил
в Лондон некоего Мобера, лишенного  сана  священника  и  ставшего  уголовным
преступником. Под именем Боттемана Мобер  посылал  отчеты  в  Гаагу  на  имя
одного голландца - владельца типографии. Часть из  его  донесений  попала  в
руки английского посла в Гааге генерала Йорка,  но  тот  не  сумел  раскрыть
трудный шифр.  Впрочем,  он  потерял  от  этого  немного.  Боттеман  пытался
подкупить члена парламента Селвинса, чтобы получить  сведения  о  намерениях
английского кабинета. Но почтенный  парламентарий  заломил  за  свои  услуги
такую  цену,  что  Боттеману  было  предписано  оставить  это  намерение.  В
остальном же Боттеман, отрабатывая  высокое  жалованье,  забрасывал  Боннака
всяческими прожектами, вроде массовой  подделки  банкнот  Английского  банка
("новаторская" мысль для того времени).  Но  Боттеман  благополучно  получал
немалые деньги. Хуже пришлось другому шпиону, засланному  Боннаком,  некоему
Робинзону. Тот  попал  в  Тауэр.  Отчеты  третьего  шпиона  -  врача  Хенси,
пересылавшиеся  с  австрийской   дипломатической   почтой,   перехватывались
английской разведкой. Помимо нее и, разумеется, Боннака с информацией  Хенси
знакомились Мадрид и Вена - об  этом  заботился  сам  практичный  лондонский
эскулап.
     Граф д'Афри, сменивший осенью 1756 г.  Боннака  на  посту  французского
посла в Гааге, стал жертвой авантюристов. У него последовательно  выманивали
деньги то английский шпион Фальконе, обещавший представить список британских
агентов  во  Франции,  то  итальянец  Филипи  (по   всей   видимости,   тоже
представитель  английской  секретной  службы),  направленный  в   Лондон   и
приславший оттуда план похищения...  короля  Георга  II  и  захвата  Тауэра.
Выпущенный из Тауэра уже известный нам Робинзон прибыл в Гаагу и  потребовал
возмещения убытков. Когда д'Афри  отказал,  Робинзон  подделал  два  векселя
французского  посла  и  получил  по  ним  1200  ф.  ст.  Швейцарец   Вотрав,
направленный в Лондон,  чтобы  разведать  цели  подготовлявшейся  экспедиции
британского военного флота, порекомендовал д'Афри... заключить мир с Англией
и предложил себя в качестве посредника.  Словом,  один  провал  следовал  за
другим.
     После Семилетней войны французское  правительств?,  особенно  Шуа-зель,
никак не хотело примириться с поражением. Один за другим разведчики  Шуазеля
- полковники Грант, де Бевиль - посещали Англию с целью не только  составить
подробное описание английских  гаваней,  но  и  выработать  на  месте  планы
высадки французской армии.  Некоторые  французские  шпионы  действовали,  не
возбуждая  подозрений,  особенно  если  они  собирали  информацию  не  чисто
военного, а экономического характера.  Так,  например,  некий  Габриэль  Жар
вскоре  после  Семилетней  войны  составил  отчет  о  положении   английской
промышленности.
     Третья  четверть  XVIII  в.  -   время,   когда   происходил   заметный
количественный рост секретных служб Англии и ее главной соперницы Франции. В
связи  с  активизацией  их  деятельности  в  Лондоне  и  Париже  принимались
различные меры  предосторожности,  такие  как,  скажем,  запрещение  клеркам
министерства иностранных дел принимать в служебные часы посетителей. Это  не
помешало, впрочем, сэру Роберту Эйнсли в 70-х годах получать копии с  важных
дипломатических депеш, посланных французским  министром  иностранных  дел  в
Мадрид во время  конфликта  между  Англией  и  Испанией  из-за  Фолклендских
островов. Ознакомление с этой  корреспонденцией  позволило  Лондону  сделать
вывод, что можно без риска занять в споре более жесткую позицию.
     Секретная служба английского военно-морского ведомства подчинялась в те
годы  секретарю  адмиралтейства.  Секретарь  выполнял   общие   распоряжения
морского министра - первого лорда адмиралтейства и  его  коллег.  В  течение
ряда десятилетий этот пост занимал Филипп Стефенс. Во второй половине  XVIII
в. секретная служба, раньше действовавшая только  в  военное  время  или  от
случая к случаю, превратилась в постоянно функционировавшую  организацию.  И
вполне естественно, что руководство разведкой стало функцией адмиралтейства,
учитывая значение, которое имело для Англии  поддержание  ее  господства  на
море, и преобладающую роль военного флота в сравнении  с  небольшой  армией.
Впрочем, другие ведомства также занимались шпионажем, и  особенно,  конечно,
Форин оффис.
     Разведка адмиралтейства имела внутренний и внешний  отделы.  Внутренний
отдел занимался сбором информации от частных лиц - англичан  и  иностранцев.
Эти сведения приобретались у капитанов и  матросов  кораблей,  прибывших  из
дальнего плавания, у вернувшихся из-за границы купцов.  Подобную  информацию
агенты  адмиралтейства  получали  в  беседах  с  такими  людьми  или   путем
подслушивания их разговоров в  отелях,  кофейнях  или  трактирах.  (Все  эти
сведения  суммировались  и  перепроверялись  путем  сличения  с  известиями,
добытыми в результате  перлюстрации  писем.)  Внешнему  отделу  был  поручен
шпионаж за рубежом, преимущественно во Франции и Испании - в двух  связанных
союзом державах, которые являлись наиболее опасными  соперницами  Англии  на
море  и  в  колониях.  Немаловажную  информацию   удавалось   извлекать   из
французских и испанских газет, памфлетной  литературы,  из  слухов,  которые
ходили в парижских или мадридских салонах.
     Однако наиболее важные известия добывались другим путем: опытные агенты
направлялись для наблюдения за главными французскими и испанскими гаванями и
в  столицы.  Подкупив  того  или  иного  служащего  военного  или   морского
министерства, они получали доступ к секретным бумагам.
     Собранная   информация   направлялась   в    разведывательный    центр,
находившийся в Голландии, которая в эту  пору  была  центром  международного
шпионажа. Здесь материалы сортировались, сводились воедино и пересылались  в
Лондон. Тем самым  адмиралтейство  избегало  непосредственного  контакта  со
своими агентами, провал которых мог бы поставить его в неудобное  положение.
Более того, разведывательный центр, находившийся в 70-х  годах  XVIII  в.  в
голландском  городе  Роттердаме,  создал  отделения  в  Париже  и   Мадриде,
осуществляя,  в  свою  очередь,  связи  с  нанятыми  агентами  только  через
руководителей этих филиалов. В 1770 г. умер Ричард  Уолтере,  четверть  века
возглавлявший роттердамский центр. Руководство  центром  было  поручено  его
вдове Маргарите Уолтере. Ей удалось завербовать  шпиона  из  числа  служащих
канцелярии герцога Шуазеля. В результате британское адмиралтейство  было  во
всех деталях  осведомлено  о  состоянии  французского  флота.  Были  созданы
шпионские ячейки в Бресте, Дюнкерке, Рошфоре и Тулоне.  Не  менее  искусными
оказались руководители мадридского отделения и его агенты. Имена их  никогда
не упоминались даже в секретной переписке, и поэтому о них,  видимо,  нельзя
найти никаких сведений  в  архивах.  Когда  через  несколько  лет  Голландия
вступила в войну против Англии, шпионская информация  стала  пересылаться  в
Лондон через австрийские Нидерланды (Бельгию). Помимо этой  постоянной  сети
шпионов адмиралтейство посылало и особых агентов,  поручая  им  специальные,
обычно весьма "деликатные" миссии. Так, некий Ирвин еще в начале  Семилетней
войны руководил из Фландрии группой шпионов, направленной в Дюнкерк и другие
гавани  для  определения,  насколько   интенсивно   ведется   подготовка   к
французскому десанту в Англию. Но постепенно значение роттердамского  центра
стало падать, и в 1785 г. он был ликвидирован.
     Зато росла активность разведки Форин оффиса. Английский шпион Александр
Скотт, как утверждают, сумел  получить  из  кабинета  французского  министра
иностранных дел Шуазеля копию брачного договора  дофина  (будущего  Людовика
XVI) и австрийской  эрцгерцогини  Марии-Антуанетты.  Это  считалось  большим
успехом - подобные сведения в  это  время  имели  серьезное  политическое  и
дипломатическое  значение.  Однако  даже  в  80-х  годах  Форин  оффис   был
сравнительно небольшим учреждением. Помимо самого министра  -  единственного
лица, решавшего все дела  политического  характера,  -  имелись  заместитель
министра, 10  клерков  и  несколько  других  чиновников,  включая  хранителя
архивов, латинского переводчика, двух дешифровалыциков и т. д.
     Напротив,  французское  министерство  иностранных   дел   имело   более
многочисленный штат -  около  80  человек.  Оно  включало  два  политических
департамента, отдел переводов, географический отдел, архивный  отдел  и  др.
Директора  политических  департаментов  нередко  вели   свою   линию,   лишь
прикрываясь именем министра иностранных дел.
     Главная роль в разведке Форин оффиса  принадлежала  британским  послам.
Далеко не все из  них  справлялись  с  этой  ролью.  Бездарность,  волокита,
нерадивость, легкомыслие были свойственны многим из них;  впрочем,  этим  же
нередко грешило и  само  британское  министерство  иностранных  дел,  подчас
подолгу  не  отвечавшее  ни  на  обычные,  ни  на  секретные  депеши   своих
представителей за рубежом. Некомпетентность аристократических  недорослей  и
бонвиванов, назначавшихся  на  ответственные  дипломатические  посты,  порой
принимала анекдотический характер. Британский посол в Париже  в  80-х  годах
герцог Дорсет был озабочен прежде всего тем, чтобы сохранить благосклонность
актрисы Бачелли -  агента  французской  разведки.  Бессодержательные  депеши
Дорсета приводили в отчаяние Форин  оффис.  Секретарь  посла  Даниэль  Хейлс
получил умоляющее письмо из Лондона: "Ради бога, сжальтесь над министерством
и либо убедите нашего друга герцога писать о чем-то заслуживающем  прочтения
нашим  повелителем,  либо  считайте  Вашего   начальника   отсутствующим   и
предоставьте возможность проявиться Вашему усердию  и  способностям".  Хейлс
выполнил это указание, что, однако, помешало  его  карьере.  Немногим  лучше
были посланник в Брюсселе виконт Торрингтон или посланник в Берлине Дэлримпл
(позднее  граф  Стейр),  который   не   унаследовал   ума   своего   предка,
руководившего в начале века английской разведкой в борьбе  против  якобитов.
Секретарь посольства Эварт доносил, что  невозможно  вывести  посланника  из
состояния пассивности и заинтересовать  чем-либо  серьезным.  А  из  Мадрида
Энтони Мерри писал о своем  шефе  -  британском  после  графе  Бьюте:  "Этот
человек так же способен быть послом, как я -  римским  папой".  Историки  не
склонны считать такой отзыв пристрастным.
     Д. Хорн, автор специальной работы "Британская  дипломатическая  служба.
1689-1789 гг." (Оксфорд, 1961  г.),  считает,  что  сохранившиеся  материалы
никак не позволяют сделать в целом вывод о высоком  качестве  поступавшей  в
Лондон разведывательной информации.  Одним  из  очевидных  недостатков  была
неспособность постоянно обеспечивать эффективность секретной службы. Если не
существовало опасной внутренней оппозиции  (как  якобитство),  то  в  мирное
время  была  тенденция  к  резкому  ограничению  расходов  на  разведку,   в
результате чего она обычно оказывалась не подготовленной к новой войне. Так,
английский посол в Париже лорд Стормонт писал Георгу III в 1779 г.,  что  "в
настоящее время ощущается  недостаток  в  регулярной  и  быстро  поступающей
секретной информации, и это наносит крайний  вред  интересам  службы  Вашего
Величества". В этих условиях приходилось порой спешно набирать  агентов,  от
которых было очень мало толку. В 80-х годах, например, некий Хейк, в прошлом
связанный с разведывательной организацией Уолтерса в Роттердаме, а также его
сын  выполняли  какие-то  особые  задания  английской  разведки.   Известный
дипломат Д.  Гаррис  негодующе  писал  об  их  тупости  и  о  том,  что  они
"заинтересованы не в добывании и передаче информации, а в добывании  денег".
Другой английский шпион - Сен-Марк был нанят на  три  месяца  с  окладом  60
гиней в месяц, позднее его  рассчитали,  так  как  английское  посольство  в
Париже сочло нового агента не заслуживающим доверия.
     Подавляющее большинство материалов, связанных  с  секретной  службой  в
XVIII в., уничтожено. Часть из них считалась  личными  бумагами  министра  и
забиралась им с  собой  из  архива  после  ухода  в  отставку.  По  расчетам
профессора А. Коббена,  затраты  на  секретную  службу  только  министерства
иностранных дел колебались в 80-х годах от 15 тыс. до 35  тыс.  ф.  ст.,  то
есть  составляли  примерно  четверть   всех   расходов   внешнеполитического
ведомства.
     Одним из центров, где сталкивались разведки крупных европейских держав,
была  столица  Блистательной  Порты,  как  именовали  Оттоманскую   империю.
Военно-политический упадок Турции вызывался и,  в  свою  очередь,  ускорялся
разложением правящей верхушки. Султаны изыскивали самые невероятные предлоги
для взимания налогов: например, выдавались "замуж" их малолетние  дочери  за
богатых сановников, которых обязывали вносить крупные  суммы  на  содержание
своих "жен". Сановники также  были  обязаны  брать  в  спутницы  жизни  жен,
наскучивших падишаху, а их, в свою очередь,  заставляли  следить  за  своими
новыми мужьями и доносить  обо  всем  во  дворец.  Стало,  обычаем  принятие
султаншами взяток от  иностранных  дипломатов.  Еще  большие  суммы  получал
главный евнух - "начальник девушек". Один из  них,  Бешир  (первая  половина
XVIII в.),  был  в  течение  30  лет  фактическим  правителем  страны.  Раб,
купленный в Абиссинии  за  30  пиастров,  он  оставил  после  себя  29  млн.
пиастров, не  считая  огромного  количества  драгоценных  камней  и  другого
имущества. Пост великого визиря, напротив,  редко  один  и  тот  же  человек
занимал более двух-трех лет - обычно временщики, вынырнувшие на  поверхность
в результате придворных интриг, пытались  побыстрее  ограбить  казну.  Теряя
свое место, они часто шли на плаху; нередко само смещение и казнь были  лишь
предлогом для конфискации их имущества. Наследники престола воспитывались  в
строгой изоляции во избежание их возможного участия в заговорах.  Проводя  в
затворничестве значительную часть жизни, ко времени вступления на  трон  они
бывали ничтожными, невежественными  людьми,  если  не  просто  дегенератами.
Немудрено, что они вместе с министрами торговали  государственными  тайнами.
Так,  в  1771  г.  английс