и Робеспьера, хотя тогда она была известна лишь самому  узкому  кругу.
Теперь же из воспоминаний современников нам известно, что Робеспьер  20  мая
1794 г. заявил книгопродавцу Маре: "Я вас заверяю, что хотел ее спасти.  Это
Колло д'Эрбуа вырвал ее у меня из рук".
     Ж. Годшо писал, что агенты д'Антрега "сочинили свой роман, отталкиваясь
от замечания о Сиейесе,  сделанного  Робеспьером  в  Комитете  общественного
спасения". Резко негативное замечание Робеспьера по адресу Сиейеса приведено
в известной книге А. 3.  Манфреда  "Наполеон  Бонапарт":  "Он  не  перестает
действовать в подполье собрания. Он роет землю и исчезает".  Но  принадлежат
ли эти слова Неподкупному?  Мы  знаем  о  них  из  мемуаров  члена  Комитета
общественного спасения Барера, не отличавшегося правдолюбием.  Мемуары  были
изданы в 1844 г., через много лет после смерти их автора, но написаны были в
годы, когда Бареру не было никакого резона вызывать неудовольствие  все  еще
влиятельного тогда Сиейеса. Не приписал ли Робеспьеру Барер свои собственные
желчные  суждения  о   Сиейесе?   Добавим,   кстати,   что   вышеприведенное
высказывание  Робеспьера  (а   может   быть,   Барера)   не   ограничивается
процитированными выше строками.  Далее  следует:  "...Он  всем  руководит  и
вовлекает в ссоры. Он вызывает смятение и исчезает.  Он  создает  фракции  и
приводит их  в  действие,  натравливает  одних  на  других  и  сам  держится
особняком, чтобы впоследствии,  если  позволят  обстоятельства,  извлечь  из
этого выгоды для себя". Не напоминает ли  это  оценки  поведения  Сиейеса  в
бюллетенях д'Антрега? Если верить  Бареру,  Комитет  общественного  спасения
потребовал  от  Робеспьера  доказательств  подрывных  действий  Сиейеса   и,
поскольку они не были представлены, на том дело и закончилось и  Сиейес  был
спасен. Это никак не совпадает  со  сведениями  д'Антрега  о  сотрудничестве
между Робеспьером  и  Сиейесом.  Но  и  свидетельства  Барера,  и  сообщения
"Парижского агентства" никак не вяжутся с  осторожной  самооценкой  Сиейесом
своей деятельности ("Я жил"), самооценкой,  также,  может  быть,  являвшейся
лишь одним из скрытых  ходов  в  политической  борьбе.  Пока  мы  еще  не  в
состоянии последовать рекомендации Матьеза и провести  проверку  сведений  о
роли Сиейеса, содержащихся в документах д'Антрега. Она, быть  может,  станет
осуществимой после  всестороннего  исследования  его  бумаг,  хранящихся  во
Французском национальном архиве, да  и  то  с  оговоркой,  что  какие-то  из
маневров этого пронырливого и увертливого политика могли оставить после себя
письменные следы.
     Но  и  без  такой  проверки  кое-что  бросается  в   глаза.   Сведения,
сообщавшиеся агентами д'Антрега, явно были плодом их  пусть  ошибочного,  но
искреннего убеждения. Его вполне разделял граф Прованский  (будущий  Людовик
XVIII), который в мае 1794 г. писал о "душе тигра у аббата Сиейеса,  который
ныне управляет Комитетом общественного спасения".  А  один  из  самых  умных
деятелей роялистского лагеря, Малле дю  Пан,  28  февраля  1795  г.  уверял:
"Аббат Сиейес - самый опасный из людей, порожденных революцией".
     Близкого мнения придерживались и термидорианцы. На следующий день после
9 термидора  в  бумагах  Комитета  общественного  спасения  была  найдена  -
по-видимому, в копии - депеша одного из агентов д'Антрега (оригинал  ее  все
же попал  к  графу  и  был  опубликован  в  "Бумагах  Дропмора"),  В  письме
говорилось о каком-то не названном по  имени  "единственном  главе,  который
редко показывается в открытую,  но  обладает  большим  влиянием  в  Комитете
общественного спасения". В своих "Мемуарах", которые были изданы в 1824  г.,
член Конвента  дантонист  А.  К.  Тибодо,  не  имевший  никакой  возможности
ознакомиться с  другими  донесениями  роялистских  агентов  (опубликованы  в
"Бумагах Дропмора"), по поводу этой депеши заметил: "Вероятно, это был аббат
Сиейес". После 9 термидора Сиейеса неоднократно резко упрекали в том, что он
способствовал  продвижению  Робеспьера  к  вершинам   власти,   был   тайным
соучастником,  если  не  вдохновителем,  действий   Комитета   общественного
спасения.
     Сиейес выступил  и  с  печатным  опровержением  возводившихся  на  него
обвинений  -  "Заметками  к  биографии  Сиейеса".  Брошюра  была  издана   в
Швейцарии, и уже на титульном листе читателя уверяли,, что она была написана
в "мессидоре II года", то есть в июне - июле 1794 г., и, следовательно, до 9
термидора. В тексте далее даже уточняется, что "Заметки"  были  закончены  8
мессидора (26 июня), иначе говоря, за месяц до свержения Робеспьера.  Однако
уже предисловие "От издателей" датировано 1 февраля, и в  нем  разъясняется,
что опубликовать брошюру ранее  было  бы  равносильно  тому,  чтобы  "выдать
ярости палачей драгоценную голову философа". Вряд ли можно сомневаться,  что
из тех же соображений и сами "Заметки" написаны были лишь после 9 термидора.
     Анонимный автор "Заметок" (это был друг бывшего аббата К.  Эльснер)  не
скрывает, что слухи, вредящие репутации Сиейеса (в  глазах  термидорианцев),
получили широкое хождение. Как объясняется в "Заметках", каждая из борющихся
партий стремилась заполучить  Сиейеса  в  свои  ряды,  а  когда  ей  это  не
удавалось, она делала заключение, что  он  примкнул  к  ее  врагам.  "Отсюда
проистекают тысячи и тысячи вздорных. противоречащих друг  другу  глупостей,
сочиняемых и распространяемых на его счет". Враги Сиейеса ложно уверяют, что
он  действует  тайком,  "стоит  за  занавесом".   В   ответ   в   "Заметках"
утверждается, что, мол, во всех случаях Сиейес, желая предпринять что-то, не
скрывал своих намерений, если же этого не было  видно  -  значит,  он  и  не
собирался  действовать.  После  таких  предварительных  замечаний   читателю
сообщалось главное. "Крайняя из нелепостей, выдуманных  относительно  нашего
доверителя, состоит в том, чтобы причислить его к тем, кто привел  к  власти
Робеспьера. Этот слух получил распространение как за границей, так и  внутри
страны среди  множества  лиц...  Ни  Сиейес  никогда  не  говорил  ни  слова
Робеспьеру, ни Робеспьер - Сиейесу...  Между  этими  двумя  людьми  не  было
сказано ни слова, не было переписки, они никогда не находились вместе ни  за
столом, ни в обществе, никогда, по крайней мере до сих пор.  Они  находились
рядом друг с другом в Законодательном собрании и Конвенте. Робеспьер три или
четыре раза нападал на Сиейеса, не упоминая по имени, в Якобинском клубе или
в Конвенте, но  Сиейес  не  отвечал...  Сиейес  поэтому  является  последним
человеком, в отношении которого можно подумать, что он собирается  броситься
в  объятия  Робеспьера.  А  источником  подобных  вздорных  слухов  являются
невежество, легкомыслие и слепая ненависть".
     Ни один из известных исследователям документов эпохи революции прямо не
подтверждает утверждения бюллетеней д'Антрега относительно роли  Сиейеса.  И
тем не менее как объяснить такой эпизод? Робеспьер приказал вызвать  Сиейеса
в 9 часов 23 марта 1794  г.  в  Комитет  общественного  спасения  (бумага  с
приглашением  сохранилась  в  Национальном  архиве).  Этот  документ  трудно
совместить с утверждением Сиейеса, что ему  не  пришлось  никогда  и  словом
перемолвиться с Робеспьером. Что же в этот день  обсуждал  комитет  и  зачем
Робеспьеру потребовалось послать приглашение Сиейесу? Если верить  бюллетеню
д'Антрега, как раз 22 и 23 марта Комитет общественного спасения,  напуганный
резонансом, который вызвал  процесс  эбертистов,  и  тем,  что  в  ходе  его
всплывали  все  новые  имена  их  соучастников,  подумывал  отложить  суд  и
отправить обвиняемых обратно в тюрьму. Г. Дейзен, новейший биограф  Сиейеса,
пишет о приписываемой ему роли  в  подавлении  эбертистов:  "Эта  любопытная
история  может  в  какой-то  мере   соответствовать   действительности.   Но
доказательства выглядят несколько  подозрительно".  И  далее  Дейзен  делает
вывод:  "Вероятно,  что  Сиейес  давал  в  разное  время   советы   Комитету
(общественной безопасности. -Е.Ч.), но характер этих советов далеко не ясен.
Во всех случаях он действовал скрытно".
     Остается добавить  несколько  слов  о  последующей  судьбе  "Парижского
агентства". Леметр был освобожден из тюрьмы 15 августа, менее чем через  три
недели после  9  термидора,  и  "мануфактура"  продолжала  работать.  Леметр
активно  участвовал  в  подготовке  руководимого  роялистами  мятежа   12-13
вандемьера (4-5 октября) 1795 г.  против  термидорианского  Конвента.  После
подавления этого выступления он был выдан одним из своих агентов. При аресте
Леметра была захвачена часть его корреспонденции, что привело  к  задержанию
Бротье и еще нескольких участников агентства. Де Поммеле, Сурда и Дюверню де
Прей-лу удалось скрыться. Леметр и Бротье отрицали знакомство друг с другом,
но аббат выдал  имя,  на  которое  он  направлял  корреспонденцию  -  "Паоло
Филиберти" - в Швейцарию и тем самым раскрыл  связи  агентства.  Леметр  был
присужден к смертной казни  и  гильотинирован  9  ноября,  несколько  других
членов агентства были приговорены к различным  срокам  тюрьмы,  а  Бротье...
выпущен на свободу,  поскольку  против  него  "не  было  выдвинуто  никакого
обвинения". Это был конец агентства. Правда,  некоторые  из  его  участников
продолжали шпионаж против республики, но уже без связи с д'Антрегом.
     Оценка достоверности бюллетеней  д'Антрега  необходима  не  только  для
описания деятельности "Парижского агентства", но, что куда более важно,  для
выяснения воздействия, оказывавшегося тайной войной, на узловые политические
события революционного времени. Говоря о  самых  нелепых  на  первый  взгляд
утверждениях, содержащихся в бюллетенях и  им  подобных  материалах,  Матьез
писал: "Ничто нельзя до изучения считать абсурдным  в  эту  страшную  эпоху,
столь таинственную в стольких ее гранях!"

       Взаимные подозрения

     Связь с иностранными разведками и  роялистским  подпольем  ставилась  в
вину  ряду   видных   деятелей   революционного   лагеря.   Позднее   список
подозреваемых был пополнен в результате  исследований  и  догадок  историков
революции. Спор об обоснованности таких подозрений  продолжается  и  поныне.
Выше приводился пример Лазаря Карно.  Немалое  политическое  значение  имели
подозрения в отношении Дантона.
     Жорж Жак Дантон, что бы  ни  думать  о  его  моральных  качествах,  был
крупным буржуазным революционером. Он имел большие заслуги перед  революцией
на первых этапах ее развития. Однако во время  якобинской  диктатуры  Дантон
своим образом жизни нувориша,  "нового  богача",  жадностью  к  материальным
благам, к богатству, всеми своими общественными связями и симпатиями тяготел
к буржуазным кругам, недовольным революционным террором, напуганным  угрозой
потери собственности, которая им чудилась в якобинских мечтах о равенстве, и
выступал рупором  этих  кругов.  Борьба  правого  крыла  монтаньяров  против
робеспьери-стов - якобинского "центра" - закончилась весной 1794 г.  гибелью
Дантона и его друзей. Позднее, в конце XIX в., Дантон стал признанным героем
либеральных республиканцев.  Сочувствующие  им  историки,  вроде  А.  Олара,
восхваляли Дантона, противопоставляя его Робеспьеру.
     Вызов  принял  демократический  историк  А.  Матьез.  В  своей   защите
Робеспьера он не щадил Дантона. В результате многолетних настойчивых поисков
в архивах, сверки нотариальных актов,  купчих  и  других  документов  Матьез
выдвинул против него тяжкие обвинения  в  продажности,  в  сотрудничестве  с
двором и иностранными разведками.
     Как же доказывает Матьез свои утверждения? Он скрупулезно  подсчитывает
все возможные законные  источники  доходов  Дантона  (адвокатская  практика,
жалованье депутата) и приходит к выводу, что они никак  не  могли  послужить
даже основой для того довольно крупного состояния, которое  успел  сколотить
за короткий срок бывший провинциальный стряпчий. В 1787 г.  у  Дантона  было
всего на 12 тыс., а в 1794 г. - уже свыше чем на 200 тыс. ливров  различного
имущества. Однако обязательно ли считать, что это  были  деньги,  полученные
Дантоном от роялистов или от  английской  разведки?  Подобно  многим  другим
депутатам-буржуа,   Дантон,   вероятно,   занимался    спекуляцией    частью
национального    имущества    (так    назывались    конфискованные     земли
дворян-эмигрантов, пущенные в продажу во время  революции).  Кроме  того,  в
руках Дантона в бытность его министром были очень большие  секретные  суммы,
которые  он  имел  возможность  расходовать  почти  бесконтрольно.  Мог   он
попользоваться и кое-чем из добычи, захваченной французской армией в Бельгии
(о чем тоже имеются весомые свидетельства в документах). Все  это,  конечно,
не украшает облика Дантона, но не дает основания для обвинения в  подкупе  и
шпионаже.
     Вместе с тем есть и другие факты. Еще в начале революции, в ноябре 1789
г., французский посол в Лондоне  доносил  министру  иностранных  дел:  "...В
Париже есть два англичанина - один по имени Дантон, а другой по  имени  Паре
(секретарь Дантона. - Е. Ч.), которых некоторые подозревают в том,  что  они
состоят специальными агентами английского правительства". Трудно подозревать
французского дипломата в предубеждении против Дантона. Его  имя  тогда  было
еще совершенно неизвестно, и посол даже считал Дантона англичанином.
     После  ареста  Дантона  среди  его  бумаг  было  обнаружено  письмо  от
английского  министерства  иностранных  дел  банкиру  Перрего  с  поручением
выплатить довольно большие суммы денег людям, обозначенным  инициалами.  Эти
деньги должны были составлять вознаграждение за услуги, оказанные Англии,  в
частности за  выступление  с  провокационными  речами  в  Якобинском  клубе.
Неясно, как могло попасть это письмо к Дантону, если оно  не  было  передано
ему самим банкиром Перрего.
     Как бы ни относиться к таким прямым свидетельствам, обвинение Дантона в
шпионаже получает и косвенное подтверждение в установленном  факте,  что  он
принимал деньги от французского двора. В 1851 г. была опубликована переписка
Мирабо с графом Ламарком. В этих доверительных личных письмах, относящихся к
1791 i., Мирабо, который уже состоял на жалованье  у  двора,  упоминает  как
само собой разумеющееся обстоятельство, что Дантон получал деньги за  помощь
королю в подготовке контрреволюционного переворота. Одним из  сотрудничавших
с Дантоном в этих махинациях был  некто  Талон,  проходимец,  занявший  пост
начальника королевской тайной полиции, организатор  роялистской  пропаганды.
Уехав за границу и разбогатев в  Англии  на  финансовых  спекуляциях,  Талон
через девять лет после казни  Дантона,  в  1803  г.,  рискнул  вернуться  во
Францию, но был  немедля  арестован  полицией  консула  Бонапарта.  В  своих
показаниях он  рассказал  о  сотрудничестве  с  Дантоном,  что  тот,  будучи
министром юстиции, когда Талону стало опасно оставаться  во  Франции,  добыл
ему заграничный паспорт. Талон подтвердил, что вел переговоры с  английскими
агентами относительно намерения спасти короля. В этом  деле  ему  опять-таки
вызвался помочь Дантон, который думал добиться такой цели принятием  декрета
об изгнании. По словам Талона,  Дантон  потребовал,  однако,  такую  крупную
сумму, которую английский  премьер-министр  Уильям  Питт  Младший  никак  не
соглашался дать, даже если бы король был  спасен.  Не  следует  думать,  что
Талон своими показаниями думал очернить память Дантона. Скорее наоборот, для
Талона как роялиста эти поступки Дантона были вполне похвальными, хотя и  не
бескорыстными. Так что у Талона не было причин лгать.
     Надо добавить, что  еще  один  из  роялистов,  Теодор  Ламет,  в  своих
мемуарах, увидевших свет  только  в  XX  в.,  вполне  независимо  от  Талона
подробно излагает эту историю переговоров Дантона с иностранными  державами,
в том числе с Англией, о спасении короля за 2 млн. ливров и об отказе  Питта
дать согласие уплатить запрошенную сумму.
     Нет  нужды  продолжать,  воспроизводя   многочисленные   дополнительные
свидетельства, которые приводит Матьез, для подтверждения рассказов Талона и
Ламета.  Французский  историк  попытался  под  углом  зрения   этой   версии
"пересмотреть"  всю  деятельность  Дантона  в  годы  революции.  Большинство
специалистов сочли в целом соображения Матьеза недоказанными. Эти историки с
полным основанием решительно отвергли его попытку представить Дантона только
взяточником и шпионом, игнорируя ту большую революционную роль,  которую  он
сыграл в ряде важнейших событий тех грозовых лет. Факты, собранные Матьезом,
не получили огласки в годы французской революции.  Но  подозрения  возникали
уже тогда  против  Дантона,  как,  впрочем,  и  против  других  политических
деятелей. Едва ли не все они обвиняли друг друга в стремлении реставрировать
монархию, и притом, как правило, конституционную монархию, будь то во  главе
с  представителями  Орлеанскою  дома  (младшей   ветви   Бурбонов)   или   с
содержащимся в  тюрьме  малолетним  дофином.  Подобные  обвинения  бросались
тогда, когда противнику, по существу, инкриминировалось стремление к  личной
диктатуре,  которую  должны  были   "прикрывать"   не   республиканские,   а
конституционно-монархические   формы   государственности.   Отсюда    видно,
насколько реальной представлялась  современникам  перспектива  монархической
реставрации. Еще ранее, в начале декабря 1792 г., когда обсуждался вопрос  о
суде над королем,  жирондист  Дюне  потребовал  ввести  смертную  казнь  для
всякого, "кто предложит восстановить  во  Франции  королей  или  королевскую
власть под каким бы то ни было названием". Это  была  угроза  Горе,  которая
будто бы стремилась возвести на трон герцога Филиппа Орлеанского.
     После измены Дюмурье весной 1793 г. Дантона обвиняли в Конвенте в  том,
что он был сообщником генерала, связанного с жирондистами,  которые  строили
планы реставрации  монархии.  В  свою  очередь,  жирондисты  повторяли  свои
обвинения в  том,  что  монтаньяры  якобы  покровительствуют  "орлеанистской
фракции". Жирондист Бирото  летом  1793  г.  инкриминировал  якобинцу  Фабру
д'Эглантину,  тесно  связанному   с   Дантоном,   намерение   предложить   в
иносказательных  выражениях  Комитету  общественного  спасения  возвести  на
престол короля "как верное средство спасения  республики".  Дантон,  в  свою
очередь, еще в  речи  1  апреля  1793  г.  предъявил  жирондистам  такое  же
обвинение.  Сен-Жюст  и  Кутон  обвиняли  жирондистов  в  составлении  плана
"захватить Тампль и провозгласить королем  Людовика  XVII".  Накануне  и  во
время событий 31 мая - 2 июня 1793 г., приведших к свержению жирондистов, их
лидеры заявляли, что монтаньяры получили деньги  из  Англии  для  подготовки
своего выступления  и  последующего  восстановления  монархии.  Обвинения  в
намерении  способствовать  реставрации  постоянно  фигурировали   во   время
ожесточенной внутренней борьбы в якобинском блоке в период, предшествовавший
9 термидора. Через несколько месяцев после  термидорианского  переворота,  5
октября 1794 г., такой  убежденный  республиканец,  как  Камбон,  утверждал,
будто Робеспьер, Дантон и Паш еще 23 мая 1793 г.  имели  встречу  с  бароном
Батцем в его доме, обсуждая возможность возвращения на трон  Людовика  XVII.
Бывший секретарь  Комитета  общественной  безопасности  Сенар  -  свидетель,
правда, ненадежный - уверял в своих "Мемуарах", что руководители монтаньяров
рассматривали возможность создания военного правительства,  главой  которого
намечали Филиппа Орлеанского, близкого к дантонистам,  либо  самого  Дантона
или Робеспьера, который, однако, отверг эти планы. Узнав об аресте депутатoв
Конвента Шабо, Базира, Жюльена из Тулузы и Фабра  д'Эглантина,  эмигрантские
круги  рассматривали  это  как  крушение  роялистского  заговора   с   целью
освобождения  дофина.  Наиболее  умные  среди   эмиг