й министр Уолпол подослал его с тайными поручениями к претенденту,
явно пытаясь одурачить главу якобитов). Путем подкупа или просто кражи  Кэрт
сумел заполучить бумаги Нэрна. Это  все  происходило  за  несколько  лет  до
последней попытки восстания якобитов в 1745 г.,  и  добыть  их  архивы  было
важно отнюдь не только в интересах исторической науки. Через много лет,  уже
после смерти Кэрта, якобитская корреспонденция была передана  его  вдовой  в
Бодле-ану - библиотеку Оксфордского университета, но вскоре часть бумаг была
опубликована  в  Лондоне  под  названием  "Подлинные  документы,  содержащие
историю Великобритании от Реставрации до перехода  престола  к  Ганноверской
династии". Издателем этих материалов был не кто иной, как Джеймс  Макферсон,
прославившийся публикацией поддельных древнекельтских сказаний - знаменитого
"Оссиана". Доказательства его подложности были  приведены  много  позже,  но
сомнения в подлинности были высказаны вскоре после появления первого издания
мнимого кельтского эпоса, причем таким крупным литературным авторитетом, как
известный  критик  Самуэль  Джонсон.  В  ответ  Макферсон  представил  копии
древнекельтских   оригиналов,   которые   являются   несомненно   мастерской
поэтической стилизацией. Таков был издатель бумаг Нэрна.
     Репутация  Макферсона  как  виртуозного  мистификатора,  конечно,  была
принята в расчет теми  историками,  которые  пытались  подорвать  доверие  к
опубликованным им документам. Маколей, как уже говорилось, не  сомневался  в
аутентичности "письма о заливе Камаре". Но ему возражал Д. Пейджет. Всемирно
известный историк не удостоил ответом эти возражения, возможно, считая,  что
годы предадут забвению старания его  оппонента.  Так  вначале  и  случилось.
Однако, как не без ехидства заметил  вмешавшийся  в  следующем  веке  в  эту
дискуссию Уинстон Черчилль, время - вещь долгая. Доводы Пейджета были еще  в
конце XIX столетия подхвачены другими исследователями.
     В 1894 г., ровно через два века  после  отправления  "письма  о  заливе
Камаре", им занялся историк Е. Ллойд. Это письмо, дошедшее до нас  только  в
копии,  являлось  зашифрованным  сообщением,  посланным  генералом  Эдвардом
Сэквилом якобитскому министру Мелфорту  и  содержащим  план  высадки  отряда
генерала Толмэша. Сэквил же будто бы получил эти сведения  от  Мальборо.  Е.
Ллойд доказывал, что французы  узнали  о  подготовке  экспедиции  из  других
источников (в частности, от лорда Годолфина) и начали оборонительные  работы
задолго до получения письма  от  Сэквила.  Иначе  говоря,  Мальборо  сообщал
якобитам и французам лишь то, что было им и так известно.
     Через три года,  в  1897  г.,  А.  Парнел  уже  повел  атаку  на  самую
подлинность письма, доказывая, что сохранившаяся копия была сочинена или, во
всяком случае, сильно изменена по сравнению с  оригиналом  и  что  это  было
проделано  Дж.  Макферсоном,  человеком  с  якобитскими  симпатиями.  Парнел
пытался отрицать связь с якобитами не только Мальборо, но и  других  лиц  из
окружения  Вильгельма  III.  В  1920  г.  Д.   Дэвис   убедительно   показал
несостоятельность доводов Парнела. И, наконец, в спор ввязался не кто  иной,
как Уинстон Черчилль - дальний потомок Мальборо.
     Уинстон Черчилль приступил к составлению жизнеописания Мальборо в  годы
вынужденного удаления от  государственных  дел.  Позади  остались  разрыв  с
торийской традицией семьи, участие в либеральных правительствах, возвращение
в 20-х годах XX в. в ряды консерваторов. Однако часть руководителей тори  не
простила У. Черчиллю ни его прежнего либерального отступничества, ни  умения
более  проницательно,  чем  они,  оценивать  политическую  ситуацию.   Время
руководства страной во второй мировой войне было еще впереди, но и в  начале
30-х годов У. Черчилль мог во взлетах и  падениях  собственной  политической
карьеры  усматривать  аналогию  с   перипетиями   жизненного   пути   своего
прославленного  предка.  Для  Уинстона  Черчилля  Мальборо   -   полководец,
закрепивший  своими  победами  буржуазный  политический  строй   в   Англии,
заложивший своей борьбой  против  притязаний  Людовика  XIV  на  европейскую
гегемонию основы для осуществления Великобританией ее "исторической  миссии"
- создания Британской империи. Недаром в предисловии к  своему  многотомному
"Мальборо"  Черчилль  пишет  о  том,  что  угроза,  которая   олицетворялась
"королем-солнцем", была такой же или даже большей, чем опасность, исходившая
от Наполеона или кайзера Вильгельма II (и Гитлера -  добавлялось  в  трудах,
вышедших из-под пера Черчилля в последующие десятилетия).
     Реабилитация Мальборо была тем нужнее, что его  сурово  обличали  люди,
носившие самые прославленные имена в английской литературе и  историографии,
- Свифт и Поуп, а через столетие - Теккерей и Маколей. "Я колебался, следует
ли предпринимать этот труд, - пишет Черчилль.  -  Однако  двое  из  наиболее
одаренных людей, которых  мне  довелось  знать,  настойчиво  советовали  мне
взяться за работу. Лорд Балфур со всей  редкой  утонченностью  его  большого
ума,  холодного,  критического  и  склонного  подвергать  все  исследованию,
убеждал меня в этом  с  покоряющим  воодушевлением".  Лорд  Розбери  сказал:
"Конечно, вы должны написать о герцоге Джоне (как он  всегда  называл  его).
Это был потрясающий человек". Я ответил, что с детства читал  все,  что  мне
попадалось на глаза, о нем, но рассказанная Маколеем  история  предательства
экспедиции против Бреста является препятствием, которое я не мог преодолеть.
Тогда старый, уже с трудом передвигавшийся государственный деятель  поднялся
из-за обеденного стола и направился вдоль полок  прямо  в  один  из  уголков
своей  обширной  рабочей  библиотеки,  твердо   зная   место,   где   стояло
исследование Цейджета. "Здесь, - сказал он, беря  в  руки  этот  неизвестный
теперь, труднодобываемый шедевр, - здесь содержится ответ Маколею".
     Два премьер-министра (один -  консервативный,  другой  -  либеральный),
подталкивающие министра, который был членом либерального  и  консервативного
правительств, а  впоследствии  стал  главой  консервативных  и  коалиционных
кабинетов, к восхвалению Мальборо, который ухитрялся не раз занимать место и
среди тори, и в рядах вигов! Картина достаточно красочная и сама по себе,  и
тем более в том свете, что этот социальный заказ на апологию  сопровождается
прощением предательства, вовсе не опровергнутого Пейджетом.
     Разумеется,  Уинстон  Черчилль  пытается  отвергнуть  как  клевету  все
пятнающее доброе имя Мальборо, утверждая, что наветы позаимствованы Маколеем
и  другими  историками  у  авторов  скандальной   хроники   тех   лет.   Это
действительно так, но трудно было  ожидать,  чтобы  сомнительные  похождения
молодого офицера были отражены в протоколах  Тайного  совета  или  в  других
правительственных бумагах. Впрочем, в некоторых  случаях  такие  официальные
свидетельства все же имеются, например нотариальные  документы  о  различных
имущественных приобретениях Мальборо явно за счет подарков его поклонниц.  В
таких случаях Уинстон Черчилль строит свою защиту, ссылаясь на нравы эпохи и
на то, что ведь даже в XX в. в Англии часто  женятся  на  деньгах.  Впрочем,
защита не могла достигнуть цели. "В двадцать лет он делал  деньги  из  своей
красоты и силы, в шестьдесят - из своего гения и славы" -  эта  уничтожающая
фраза Маколея о Мальборо так и остается, по существу, неопровергнутой.
     Уинстон Черчилль  использует  для  атаки  против  традиционной  истории
"письма о заливе Камаре" и другое средство  -  новую  интерпретацию  событий
тайной войны XVII в.  Правда,  эта  тема  имеет  для  него  и  самодовлеющее
значение.  Вернее  будет  сказать,  что  сам   вопрос   о   роковом   письме
рассматривается  для   апологетического   жизнеописания   Мальборо   и   для
возвеличивания современных ему английских политиков путем нового  объяснения
их связей с якобитством. Ведь обычно их портреты, жалуется Черчилль, "скорее
напоминают китайских мандаринов, чем европейских государственных  деятелей".
Это касается Мальборо, Шрюсбери, адмирала Рассела,  Годолфина,  Сандерленда,
Галифакса, позднее Сомерса и других менее крупных фигур. Их обвиняют в  том,
что они вступили в связь с изгнанным королем  и  предательски  выдавали  ему
государственные  секреты,  военные  планы,  обещали   отвратить   армию   от
исполнения ее долга, распахнуть двери страны перед иностранным вторжением  и
обеспечить реставрацию с помощью французских штыков.
     Отметим между прочим, что ни сам Вильгельм Оранский, ни королева  Мария
отнюдь не были лестного мнения о деятелях 1688 г. Вильгельм в  доверительных
разговорах с маркизом Галифаксом именовал чуть ли не всех их "умалишенными",
"слабоумными", "болванами" и даже своего собеседника окрестил хамелеоном.  А
считавшаяся  мягкосердечной  королева   Мария   называла   графа   Девоншира
слабовольным упрямцем, графа Дорсета - лентяем, Пемброка  -  сумасшедшим,  а
Мальборо - "никогда не заслуживавшим  ни  доверия,  ни  уважения"  и  т.  д.
(подборку этих комплиментов приводит английский историк Д. Уэстерн  в  своей
книге "Монархия и революция", изданной в 1.972 г. в Лондоне).
     Как уже говорилось, Уинстону Черчиллю не раз приходилось снимать вину с
Мальборо за те или иные поступки ссылками на  нравы  эпохи.  Теперь  же  для
защиты  Мальборо   подобного   рода   ссылки   подвергаются   осмеянию   как
самодовольное морализирование потомков за  счет  греховности  предшествующих
поколений. Черчиллю кажется невероятным,  чтобы  обладавшие  столь  громкими
именами  знаменитые  государственные   деятели   оказались   способными   на
приписываемую им низость. В том числе, конечно, и  Мальборо.  Следовательно,
нужно  проверить  документальные  доказательства  выдвинутых   обвинений   и
установить, не являются ли они клеветой. Оказывается,  что,  если  отбросить
ходившие  тогда   слухи,   отразившиеся   в   корреспонденции   и   мемуарах
современников, эти обвинения основываются на том, что писали о  министрах  и
генералах Вильгельма III якобиты  из  окружения  Якова  II.  Не  имеется  ни
оригиналов, ни даже достоверных копий писем лиц, прослывших изменниками  (за
исключением "письма о заливе  Камаре",  о  котором  еще  пойдет  речь).  Это
настораживает-ведь в архиве  Вильгельма  III  сохранились  оригиналы  многих
писем, посланных незадолго до "славной революции" 1688  г.,  включая  письмо
Мальборо от 4 августа.  Они,  пока  правил  Яков  II,  являлись  несомненным
доказательством государственной измены. Таким образом,  Мальборо  не  боялся
риска, связанного с  посылкой  таких  писем.  Тем  более  странным  является
отсутствие подобных оригиналов в якобитском архиве.  Ведь  они  являлись  бы
известной гарантией верности  приславших  их  лиц.  Для  Якова  II,  отлично
знавшего, с кем он имеет дело, было бы естественно потребовать  в  обмен  на
свое прощение хотя бы письменных заверений в лояльности. И если бы они  были
получены, для якобитов было  чрезвычайно  важно  тщательно  хранить  их  как
необходимое оружие в политической борьбе. Существуй письма такого рода,  они
наверняка дошли бы до нас, подобно другим, значительно менее важным бумагам.
Поскольку же их нет, тем большее значение приобретает единственный источник,
свидетельство которого может иметь серьезный вес в  интересующем  нас  деле.
Речь идет о мемуарах самого Якова II.  После  его  смерти  они  хранились  в
Шотландском  иезуитском  колледже  в  Париже   (этому   имеются   бесспорные
документальные доказательства). Во время французской  революции  в  1793  г.
некий Шарпантье попытался вывезти  рукопись  в  Англию,  но  по  дороге  был
арестован. Жена Шарпантье, опасаясь,  что  королевский  герб  на  переплетах
может скомпрометировать ее мужа  в  глазах  революционных  властей,  сначала
зарыла рукопись в саду, а потом для верности выкопала и сожгла.
     Однако еще в начале XVIII  в.  сын  Якова  Ц,  так  называемый  "старый
претендент", приказал на  основе  мемуаров  и  других  материалов  составить
биографию отца. Она была написана неким Диконсоном в Сен-Жермене и хранилась
в том же Шотландском колледже, где с ней уже в XVIII в,  могли  ознакомиться
английские  путешественники.  В  начале  XIX  в.  манускрипт  после   долгих
странствий попал в Англию и был опубликован в  1816  г.  Хотя  в  биографии,
несомненно, широко  цитируются  и  излагаются  мемуары  Якова  II,  Диконсон
дополняет их другими данными, толкуемыми так, как это  считалось  нужным,  с
точки зрения якобитов, в первые годы XVIII в. Неясно,  читал  ли  историк  и
разведчик Кэрт - тот самый, который купил и привез часть якобитских  архивов
в Англию, - сами мемуары Якова II или биографию, написанную Диконсоном.  Что
же касается привезенных Кэртом бумаг Нэрна, изданных  Джеймсом  Макферсоном,
то они, несомненно, представляют собой  явно  один  из  источников,  которым
ранее  пользовался  Диконсон.  Однако,  самое  главное,  мемуары  Якова   II
оканчиваются  описанием   реставрации   Стюартов   в   1660   г.   Об   этом
свидетельствует впервые опубликованное У. Черчиллем  письмо  Томаса  Айнеса,
брата, а потом и преемника главы Шотландского колледжа, от 10 января 1741 г.
Следовательно, все, что говорится в написанной Диконсоном биографии Якова II
о событиях после 1660 г., основано  не  на  мемуарах  короля,  а  на  других
материалах, главным образом на уже упоминавшихся документах и, возможно, еще
каких-то неизвестных нам бумагах Нэрна.  По  существу,  бумаги  Нэрна  и  их
пересказ Диконсоном - один и тот же источник, и это - единственный источник,
на основании которого последующие историки,  и  в  первую  очередь  Маколей,
строили свои обвинения против Мальборо и других приближенных Вильгельма III.
Следовательно, весь вопрос в том,  сообщают  ли  правду  якобитские  бумаги.
Чтобы ответить на него, надо выяснить, во-первых, не было  ли  у  якобитских
министров и разведчиков (нередко так называли одних и тех  же  лиц)  мотивов
исказить истину, и, во-вторых, известна ли была им эта истина, не находились
ли они по каким-то причинам в заблуждении относительно подлинного  положения
вещей.
     Яков II, его семья, придворные, немногочисленный отряд его гвардейцев -
все они жили за счет Людовика XIV. А милости "короля-солнца" и  особенно  их
масштабы (если не считать отдельных  сентиментальных  порывов,  определяемых
сочувствием  к   изгнанному   собрату)   целиком   определялись   интересами
французской внешней политики.  Единственным  способом  побудить  версальский
двор к щедрости было доказать, что якобиты могут рассчитывать  на  поддержку
целого ряда влиятельных людей в  Лондоне  и  что  оказываемая  помощь  может
оказаться наилучшим способом нанесения удара Вильгельму III.  Якобитам  было
выгодно изображать Англию готовой к восстанию против Вильгельма, как  только
на британской земле высадятся французские войска. Это стало главной  задачей
якобитского министра и главы секретной службы лорда Мелфорта и его помощника
Дэвида Нэрна. Однако  правительство  Людовика  XIV  имело  свои  собственные
источники  информации  о  политической  ситуации  в  Англии  и  воспринимало
передававшиеся  ему  якобитами  сведения  с  большой  долей  скептицизма.  О
предательстве  Мальборо  и  других  политических  лидеров   говорят   отчеты
якобитских агентов Балкли, Ллойда (или Флойда) и полковника (потом генерала)
Сэквила, посланные в 1691 г., даже только их пересказ Диконсоном. Однако  из
этих отчетов явствует лишь, что и Мальборо, и адмирал Рассел, и Годолфин,  и
Галифакс ограничивались неопределенными обещаниями и благими пожеланиями. Не
известно к тому же, в какой мере  эти  весьма  туманные  обязательства  были
результатом "редактирования" Мелфортом и Нэрном отчетов своих агентов.
     Конечно, нельзя отрицать, что Мальборо и другие приближенные Вильгельма
III поддерживали связь с Сен-Жерменом. Мальборо не прекращал этих  контактов
на протяжении целой четверти века, хотя при жизни Вильгельма  избегал  вести
переписку. Поэтому в самом факте переговоров якобитских агентов  с  Мальборо
вряд ли приходится сомневаться, другое дело,  что  содержание  некоторых  их
бесед могло быть искажено или даже придумано от начала до конца.
     В годы правления Вильгельма целью  Мальборо  и  других  министров  было
застраховать себя на случай совсем не исключавшейся реставрации  Стюартов  и
получить письменное прощение Якова за свою измену в  1688  г.  Якобит  Томас
Брюс, граф Эйлсбери, знавший Мальборо с молодых лет и оставшийся потом с ним
в дружеских отношениях, писал в своих мемуарах, что Вильгельм  III  разрешил
Мальборо, Годолфину и Шрюсбери, а также лорду Сандерленду поддерживать связь
с Сен-Жерменом. Они уверили Вильгельма, что таким  образом  смогут  снабжать
Мидлтона (министра Якова II  и  соперника  Мелфорта)  ложной  информацией  и
выведывать тайные намерения якобитов. По мнению Эйлсбери, так и случилось на
деле.  Вероятно,  утверждения  Эйлсбери  можно  считать  преувеличением,  но
Вильгельм III явно смотрел сквозь пальцы на старания многих  его  придворных
"помириться" с Сен-Жерменом. Что побудило Вильгельма III избрать такую линию
поведения? Он  понимал,  что  не  может  править  Англией  без  помощи  этих
влиятельных  людей,  и  мудро  рассудил,  что,  как  бы  ни   пытались   они
перестраховаться на случай реставрации, они никак не будут ей содействовать,
а, напротив, приложат усилия к тому,  чтобы  ее  предотвратить.  Поэтому  он
спокойно  слушал  признания  своих  министров  о  предложениях,  которые  им
делались якобитской агентурой, и  о  том,  что  они  сообщали  в  ответ  для
дезинформации сен-жерменского двора. Вильгельм знал или подозревал о  связях
Шрюсбери с якобитами и неоднократно назначал его на  высшие  государственные
посты. Вильгельму было известно о переговорах Рассела  с  якобитами,  но  он
оставлял его командующим флотом, причем это доверие было  оправдано  победой
адмирала над французской эскадрой у мыса Ла-Ог. Точно так же для  Вильгельма
не было секретом, что Мальборо  сохранял  связи  со  своими  родственниками,
последовавшими  за  Яковом  II  во  Францию,  и  получил  от  того  прощение
(вероятно, по просьбе принцессы Анны, подруги леди Мальборо).
     Мальборо не прерывал контактов  с  якобитами  на  протяжении  правления
королевы Анны, то есть всех лет войны  за  испанское  наследство,  когда  он
возглавлял английские и  союзные  войска,  сражавшиеся  против  французов  в
Бельгии и германских государствах. Но это уже был просто  военный  камуфляж.
Так, в 1702 г. Мальборо хочет навязать французам решительное  сражение  -  и
принимает  у  себя  в  лагере  якобитского  эмиссара,  давая  ему  очередные
загадочные обещания. Или в 1708 г., осаждая Лилль,  он  завязывает  активную
переписку со  своим  племянником  французским  маршалом  герцогом  Бервиком,
возможно, с ведома главы  голландского  правительства  Хейнсиуса,  о  мирных
переговорах. Цепь интриг, обещаний,  намеков,  хитросплетений,  слухов  -  а
затем быстрый, сокрушительный удар. Такова была  система  Мальборо.  Якобиты
жаловались, что никогда не могли получить от него ничего  определенного.  Он
не  предавал  ради  них  никого  и  ничего,  но  питал  их  надеждами,   что
когда-нибудь  предаст  все  и  вся.  Якобиты  поэтому  имели  все  основания
клеветать на Мальборо и пытаться очернить его память. Враждебно  настроенные
историки приписывают Мальборо исключительно своекорыстные, узкоэгоистические
мотивы поведения, но именно из  личных  интересов  он  должен  был  всячески
препятствовать  реставрации  Стюартов.  Они  могли  скрепя  сердце  простить
"архипредателя", но его политической и военной карьере наверняка  пришел  бы
конец.  Какой  же  смысл  было  ему  при  жизни  Вильгельма   желать   новой
реставрации,   когда   наследницей   престола   являлась   принцесса   Анна,
находившаяся   целиком