авительства
Французской республики, как они рассуждали, является незаконной и  поскольку
собственность, обеспеченная бумажными деньгами, конфискована  у  дворянства,
ассигнации, выпущенные Конвентом, следует  признавать  подделкой;  напротив,
изготовленные  английской  разведкой  совместно  с  Пюизе  фальшивые  деньги
являются  якобы  самым  законным  средством  платежа.  В  конце  1794  г.  в
мастерской Пюизе, где работали 70  человек,  рассчитывали  "производить"  не
менее 1 млн. ливров поддельных  ассигнаций  в  день.  Расчет  оказался  даже
заниженным. Когда летом 1795 г. отряды эмигрантов высадились в Кибероне,  на
севере Франции, и были вскоре разгромлены войсками генерала  Гоша,  в  числе
трофеев, захваченных республиканцами, находились фальшивые  бумажные  деньги
на сумму 10 млрд. ливров. Поддельные французские ассигнации фабриковались  в
большом количестве не только в Англии,  но  и  в  Нидерландах,  Швейцарии  и
Италии, в тех районах  Франции,  которые  временно  захватывали  иностранные
интервенты  и  роялисты.  Как  отмечает  французский  историк   Ж.   Бушари,
специально занимавшийся изучением роли, сыгранной фальшивыми ассигнациями  в
годы революции, широко  известный  факт  их  существования  не  меньше,  чем
массовый выпуск правительством бумажных денег для покрытия  своих  расходов,
способствовал быстрому росту инфляции. А потеря доверия  к  обесценивавшимся
бумажным деньгам имела серьезное экономическое и политическое значение.
     Но вернемся к "Корреспонданс". Не следует думать, что она  поддерживала
только безуспешные предприятия, а сама не терпела серьезных  неудач.  Совсем
напротив. Разведка республиканцев засылала под видом  эмигрантов  на  остров
Джерси  своих  людей,  чьи  сообщения  указывали  пункты,  где  предполагали
высадиться роялисты,  путали  многие  их  планы.  Так,  из  130  вооруженных
эмигрантов, заброшенных однажды  Прижаном  во  Францию,  только  он  один  и
спасся, остальные были захвачены в плен.
     21 апреля 1798 г. в тюрьму Тампль,  где  содержался  английский  офицер
(позднее адмирал) Сидней Смит,  явились  несколько  жандармов  и,  предъявив
письменный  приказ  Директории,  увезли  с  собой  заключенного.  Это   были
роялисты, возглавляемые графом Ле Пикаром  де  Фелиппо,  которые  с  помощью
международного шпиона далматийца  Висковича  выкрали  официальные  бланки  и
подделали приказ  министра.  Смит  и  Фелиппо  сумели  бежать  в  Англию.  В
следующем году Фелиппо и Смит руководили обороной крепости Сен-Жан  д'Арк  в
Сирии, которой тщетно  пыталась  овладеть  французская  армия.  Эта  неудача
предопределила неудачу египетского похода Наполеона Бонапарта.
     Яростная борьба  Англии  против  французской  революции  связывалась  в
сознании ее современников и участников с именем главы  английского  кабинета
Уильяма  Питта-Младшего.   Поэтому   нет   ничего   удивительного,   что   в
революционных кругах  немало  говорилось  о  необходимости  во  имя  свободы
устранить главного вдохновителя всех тиранов,  ополчившихся  на  французский
народ, - британского премьер-министра Питта.
     В Лондон поступила информация, что некоему Болдуину поручено  совершить
покушение на Питта.  Неожиданно  были  получены  и  сведения  из  совершенно
другого источника.
     13 октября 1793  г.  в  Англию  прибыл  некто  Ричард  Феррис,  имевший
какие-то  задания  от  французского  правительства.  Однако  Феррис   вместо
выполнения этих поручений явился к министру иностранных дел Гренвилу и выдал
своих доверителей. Феррис был ирландским католическим священником,  уехавшим
до революции во Францию. В 1791 г. он не принял  гражданской  присяги,  чего
требовал новый революционный  закон  от  священников,  бежал  из  Франции  и
вступил в армию эмигрантов. В конце 1792 г. Феррис вернулся  во  Францию  и,
выдавая  себя  за  английского  подданного  (война  против  Англии  еще   не
началась),  получил  британский  паспорт.  Французские  архивы  подтверждают
существование  и  значительно  более  тесных  связей  между   революционными
властями в Париже и Феррисом (в частности, намерение  использовать  его  для
контактов с ирландскими республиканцами). Эти связи, впрочем, были далеко не
идиллическими - в августе 1793 г. во Франции Ферриса даже арестовали. Осенью
1793 г.  французские  власти  разрешили  ирландцу  уехать  в  Англию  взамен
обещания выполнять там разведывательные функции.
     Гренвил  вначале  поверил  Феррису  и  решил  с  его  помощью  дурачить
французское  правительство,  посылая  фальшивую  информацию.  Однако  вскоре
Феррис перестал внушать доверие: он встречался  с  одним  подозрительным  (с
точки зрения английских властей) эмигрантом из  австрийских  Нидерландов  и,
несомненно, в написанной им в  Англии  "исповеди"  скрыл  многое  из  своего
прошлого. Поэтому Питт и Гренвил в  конечном  счете  пришли  к  выводу,  что
Феррису нельзя давать никаких поручений, так как неясно, что у него на  уме.
Его даже подозревали в участии в заговоре против Питта и установили  за  ним
полицейскую слежку.
     Но главный участник этого заговора Болдуин так и не приехал  в  Лондон.
Английский разведчик Дрейк сообщил,  что  Болдуин  был  признан  негодным  к
выполнению такого важного дела, арестован и несколько месяцев  содержался  в
тюрьме.  Взамен  его  отправился  какой-то  бывший  аристократ  под   именем
американца Элиа Томмина, но и он не достиг Англии. В феврале 1794  г.  Дрейк
передавал, что в Англию через австрийские  Нидерланды  отправятся  швейцарец
Колла и  генуэзец  Годони.  Австрийские  власти,  предупрежденные  Лондоном,
задержали каких-то двух человек, являвшихся якобы этими Колла  и  Годони,  и
вежливо запросили английское  правительство,  что  делать  с  арестованными.
Гренвил немедля ответил:  "Держать  их  в  заключении  вплоть  до  окончания
войны".  Кажется,  не  было  никаких  доказательств  участия  арестантов   в
заговоре, и они были посажены в тюрьму "впредь до приискания улик"...

       Закулисная история революции

     Наряду с "Корреспонданс" во Франции в годы революции действовали  также
другие тайные роялистские и иностранные  организации,  ставившие  целью  как
сбор информации, так и (что значительно более  важно)  подготовку  заговоров
для свержения республики. Деятельность  этих  организаций  тесно  связана  с
историей французской революции.
     Широко распространено мнение, что политическая история революции  почти
за два столетия ее интенсивного исследования  с  чисто  фактической  стороны
досконально изучена, конечно, не все абсолютно ее детали, но по крайней мере
сколько-нибудь значительные события. Совершенно иной предстает вся  картина,
если мы обратимся от "явной" политической истории к  "тайной",  хотя  вторая
оказывала существенное влияние на первую. Известный французский  историк  А.
Матьез  писал  в  свое  время:  "Секретная  история  Комитета  общественного
спасения, история, которую нельзя  обнаружить  в  его  официальных  актах  и
которая представляет наибольший интерес, история его совещаний и разногласий
между его членами - эта история еще только начинает становиться  известной".
И теперь, более чем через 70 лет после того, как было высказано А.  Матьезом
это суждение, оно сохраняет свою силу и касается отнюдь  не  только  истории
Комитета общественного спасения.
     Исследователям   приходится   сталкиваться   с   крайним    недостатком
источников. Участники событий не имели ни времени писать письма, ни  желания
сохранять документы, которые могли попасть в руки их противников и послужить
предлогом для обвинения. От бумаг Робеспьера  после  его  гибели  победившие
термидорианцы оставили потомкам лишь  ничтожные  остатки  (не  говоря  уж  о
тенденциозном отборе того, что  они  предпочли  сохранить).  Мемуары  членов
Комитета общественного спасения Барера и Карно (отредактированные его сыном)
были написаны через много лет после  революции  и  к  тому  же  преследовали
апологетические цели - оправдание и приукрашивание действий  их  авторов.  В
изучении  тайной  истории  революции  господствует  полный  разнобой.  Самые
экстравагантные   гипотезы,   лишенные   серьезной   документальной    базы,
сосуществуют  с  полным  игнорированием  -  именно  игнорированием,   а   не
опровержением  -  достижений  академической  науки.  Существующие  источники
объявляются  лишенными  всякой  серьезной  ценности  одними   историками   и
некритически  используются  другими.   Шифрованные   донесения,   написанные
симпатическими чернилами и проявленные адресатами, но выцветшие почти за 200
лет, остаются непрочитанными, хотя с помощью современной химии можно сделать
снова  различимыми  невидимые  буквы.  К  ряду  важных  архивных  фондов,  о
существовании  которых  известно,  так   и   не   прикоснулась   пока   рука
исследователя.
     Имеется обширная  литература,  посвященная  различным  аспектам  тайной
войны: деятельности подпольных организаций, заговорам секретной  дипломатии,
попыткам  увоза  из  тюрьмы  королевы  Марии-Антуанетты,  а  потом   дофина.
Взаимные, нередко фантастические  обвинения,  выдвигавшиеся  в  ходе  острой
борьбы внутри якобинского блока  в  1794  г.  руководителями  его  различных
группировок, служат отправным пунктом для изобретения в  некоторых  новейших
работах не менее сногсшибательных домыслов. Среди их авторов фактически  нет
никого, кто отвергал бы  сумму  безусловно  установленных  наукой  данных  и
целиком использовал  бы  весь  тот  комплекс  источников,  которые  содержат
дезинформацию или являются попросту  позднейшими  фальшивками,  сработанными
как раз для  обоснования  таких  "гипотез".  Обычно  каждый  автор,  защищая
какой-либо "оригинальный" тезис, выбирает из этих как действительных, так  и
подложных источников лишь те, которые  необходимы  для  подтверждения  этого
домысла,  презрительно  отвергая  остальные  материалы   такого   рода   как
"подделки", не заслуживающие доверия.  Отсюда  крайняя  разноголосица  между
такого рода книгами.
     Авторы  трудов,  излагающих  "оригинальные"  концепции,  не  могут   не
упоминать исследований, в которых подробно  обоснованы  те  оценки  деятелей
революции, которые стали в  значительной  мере  общепризнанными  (работы  А.
Матьеза, Ж. Лефевра, А. Собуля и др.). Но это лишь формальная дань уважения.
На деле. же они не считают  себя  обязанными  уважать  историческую  правду.
Напор такой литературы столь велик,  что  даже  главный  научный  журнал  по
проблемам революции "Анналь историк де ла Революсьон франсез" спасовал перед
ним и занял позицию стороннего наблюдателя. Он вынужден был заявить, что  не
видит свою задачу в том, чтобы занять позицию в отношении  этих  "необычных"
концепций.  Вдобавок  книги,  о  которых  идет  речь,   написаны   в   жанре
исторической биографии или раскованного  "беллетри-зированного"  рассказа  о
ярких  событиях  прошлого.  Авторы  этих  книг  явно  рассчитывают   не   на
специалистов, а на широкую читательскую аудиторию и по этой причине (или под
этим  предлогом)  не  отягощают  изложения  точными  ссылками,  сносками  на
использованные источники и литературу. Вместе с  тем  для  солидности  может
приводиться  длинный  список  монографий  и  статей,  изученных  автором,  а
главноеархивов, в том числе местных и семейных, на  которые  он  опирался  в
своих выводах. Все это было бы вполне уместным,  если  бы  в  данных  книгах
популяризировались  результаты  исследований,  извлеченные  из   специальных
изданий и  дополненные  для  оживления  читательского  интереса  какими-либо
красочными деталями, не меняющими смысла описываемых событий. Но  происходит
как раз иное - по сути дела, в литературу вводится новая их интерпретация, и
причем  читатель  оказывается  лишенным  возможности  отличить,  где   автор
пересказывает практически доступные только ему новые архивные  материалы,  а
где излагает свои ничем не подкрепленные выдумки.  Порой  масса  характерных
деталей, явно извлеченных из  первоисточников,  никак  не  подкрепляет  этих
домыслов,  а  лишь  придает   им   видимость   обоснованности,   фактической
достоверности. Хотя в этой обширной  литературе  открыто  не  ставится  цель
пересмотра  утвердившихся  оценок  событий  и  роли  отдельных  деятелей   в
революции, в  действительности  попытки  ее  реализации  предпринимаются.  В
частности, речь идет, по существу,  не  только  о  личной  чести,  но  и  об
исторической  репутации  ряда  виднейших  деятелей  революции.  Субъективная
трактовка их позиции зачастую бросает тень на их планы и  тем  самым  на  их
подлинные политические взгляды, придает сомнительный смысл тем или  иным  их
действиям.
     Все "необычные" концепции так или иначе увязаны  с  историей  различных
шпионских   или    диверсионных    организаций,    созданных    иностранными
правительствами и роялистами.  Эти  организации  действовали,  как  правило,
независимо друг от друга. Вдобавок  самое  существование  некоторых  из  них
документально почти не подкрепляется, в отношении других  анализ  источников
допускает самые  различные  предположения.  Так,  независимыми  (помимо  уже
известной  читателю  "Корреспонданс")  организациями  предстают   "Парижское
агентство" д'Антрега, сеть Шарлотты Аткинс-Кормье,  разведывательные  ячейки
парижских  отделений  банкирских  домов,  организация  барона  Батца,  сеть,
руководимая  лордом  Элджином   из   Брюсселя,   разведка   шуанов,   группа
конституционных монархистов из Солера, перешедшая потом целиком на службу  к
шефу английской, шпионской службы в Швейцарии У. Уикхему, и др.  Большинство
их них пыталось заниматься не столько шпионажем в собственном смысле  слова,
сколько установлением связей с влиятельными политиками в Париже и  провинции
для   свержения    революционного    правительства,    организацией    новых
антиреспубликанских восстаний в различных районах страны.
     Примером   может   служить   деятельность   одного   из   руководителей
роялистского подполья в Париже - барона де Батца, которому приписывали  план
спровоцировать кровавые столкновения между различными группами  якобинцев  в
Конвенте.
     Этот выходец  из  Гаскони  (носивший  ту  же  фамилию,  что  и  некогда
д'Артаньян) до  революции  стал  офицером,  предъявив,  возможно,  подложные
документы о дворянском происхождении. В начале революции Батц был  депутатом
Учредительного собрания, потом эмигрировал, но через некоторое  время  тайно
вернулся во Францию. Он предоставил  крупную  сумму  денег  Людовику  XVI  и
одновременно завел знакомство среди жирондистов. После падения монархии Батц
бежал в  Англию.  Но  вскоре  он  снова  в  Париже  уже  в  роли  разведчика
эмигрантов,  а  возможно,  и  тайного  агента   английского   правительства.
Последнее дает возможность  объяснить  источник  денежных  ресурсов  барона,
который свободно ворочал миллионами, правда, считая на падающие в цене
     бумажные ассигнации. Впрочем, другим способом пополнения кассы было для
Батца участие в различных денежных спекуляциях, поставках в армию, получение
взяток за устройство подрядов и т. п. Батц облюбовал пустовавшее  здание  на
окраине Парижа  -  "Эрмитаж  де  Шарон".  Этот  дом  с  его  многочисленными
потайными комнатами  и  темными  закоулками,  скрытыми  дверями,  с  люками,
подвалами, из которых целый лабиринт проходов вел в соседние  глухие  дворы,
превратился в штаб-квартиру заговорщиков. Здесь  получали  из-за  границы  и
отсылали туда шифрованные депеши, написанные  невидимыми  чернилами,  давали
инструкции  роялистским  шпионам,  разрабатывались  планы  действий   против
революционной власти. Батц поручил организацию бегства  королевы  одному  из
своих сообщников - шевалье де  Ружвилю.  В  заговор  деньгами  и  обещаниями
вовлекли нескольких членов Коммуны - городского управления  Парижа,  которым
были  подведомственны  тюрьмы,  сторожа  и  жандармы,  охранявшие  Тампль  и
Консьержери. Несколько раз попытки увезти королеву терпели крушение в  самую
последнюю минуту из-за различных случайностей.
     В страхе перед грозящим разоблачением депутат Конвента Франсуа Шабо, до
революции монах-капуцин, 14 ноября 1793 г. явился к Робеспьеру и сообщил ему
о происках врагов республики. Шабо рассказал, что Батц  и  его  агент  Бенуа
подкупили депутатов Делоне и Жюльена  из  Тулузы,  замешанных  в  финансовых
махинациях Ост-Индской компании, и передали 100 тыс. ливров Шабо для подкупа
дантониста Фабр д'Эглантина (чего он, Шабо,  не  сделал).  Батц,  по  словам
Шабо, давал взятки также левым якобинцам,  дабы  те  оговаривали  депутатов,
которых Батцу не  удалось  подкупить.  Таким  путем  заговорщик  намеревался
дискредитировать и погубить республику.
     Среди предполагаемых агентов Батца фигурировали некоторые  вожди  левых
якобинцев, в  первую  очередь  Жак  Рене  Эбер,  издатель  популярной  среди
парижских санкюлотов газеты  "Пер  Дюшен".  Между  тем  максимум  того,  что
удалось  безусловно  доказать,  -  это  знакомство  Эбера  и  некоторых  его
единомышленников с людьми, по всей вероятности, связанными с Батцем.
     "Неуловимый" для полиции якобинского правительства барон оказался почти
столь же неуловимым и для историков, пытавшихся  осветить  его  деятельность
(поскольку  в  любом  случае  легенда  о  "заговоре  Батца"  имела   большое
политическое значение в последнее полугодие, предшествовавшее  перевороту  9
термидора). Выдвигалась  даже  гипотеза,  что  главой  тайного  роялистского
подполья был не барон Жак Батц - член  Учредительного  собрания,  финансовый
спекулянт, а ирландец Джейм Райе, который именовался графом Батом (по  имени
известного английского курортного города).
     Было бы одинаково неправильно пытаться истолковывать все действия Эбера
исходя из предположения, что он был человеком Батца (как это делает М.  Грей
в книге ""Пер Дюшен" - роялистский  агент",  или,  напротив,  вычитывать  из
источников лишь то, что противоречит этой гипотезе (как поступает историк Л.
Жаков в своей известной биографии Эбера). Разумеется, вопрос о том, были  ли
у Эбера связи с роялистским подпольем,  с  иностранными  разведками,  нельзя
смешивать с другим вопросом - какую роль объективно сыграла его газета  "Пер
Дюшен" в революции. Ведь изображая (пусть, допустим, неискренне, только  для
прикрытия своих контрреволюционных планов) из себя  крайнего  революционера,
Эбер  способствовал  усвоению  взглядов  левых  якобинцев  десятками   тысяч
санкюлотов и в Париже, и в провинции.
     И опять-таки особый и самый важный вопрос: соответствовали ли  взгляды,
проповедовавшиеся со страниц "Пер  Дюшен",  подлинным  интересам  революции,
упрочению ее завоеваний? (Несомненно, что такую  оценку  роли  газеты  Эбера
надо давать с учетом различных этапов якобинской диктатуры.)
     Что касается Батца, То более подробно о его деятельности предполагается
рассказать в  другой  работе.  В  рамках  же  нашей  темы  ограничимся  лишь
небольшим пояснением. Сам Батц не раз  впоследствии  отрицал,  что  является
главой  большой  разведывательной   сети,   главной   целью   которой   было
натравливать различные фракции революционеров друг на друга и таким  образом
способствовать реставрации монархии. Власти одно время скрывали  связи  ряда
брошенных в  тюрьму  политических  деятелей  с  Батцем,  а  позднее  огульно
приписывали такие связи лицам, не имевшим никаких контактов с бароном.  Дело
усложняется  тем,  что  арестованным  инкриминировали   сговор   с   людьми,
заговорщическая деятельность которых могла быть доказана или по крайней мере
представлялась  вероятной.  Но  даже  если  такие  контакты   имели   место,
оставалось неясным, были ли это связи заговорщиков или между людьми, которые
вели себя как патриоты и якобинцы и считались таковыми.
     Едва ли не  все  свидетельства  участвовавших  в  тайной  войне  против
Французской   республики   заполнены   сознательными   и    бес