и писать, а поступив через два года  в
колледж и проявив себя как дебошир и пьяница, конечно, не мог быстро изучить
латинский язык, право, географию и другие  науки,  которые  несомненно  были
досконально известны автору "Тартюфа"? Пьесы  Мольера  мог  написать  только
аристократ, живший между 1658 и 1673 гг., хорошо  знавший  двор  и  столицу,
получивший отличное образование, изучавший политику и  богословие,  а  также
заинтересованный в поддержании абсолютной власти короля и сословных  граней.
Это лицо должно было обладать влиянием и  общественным  положением,  которое
помешало ему открыто подписывать свои пьесы; кроме того, он должен был знать
актера  Поклена.  Только  Людовик  XIV  удовлетворяет  всем  этим  условиям.
Любопытно, что мадам де Севинье утверждала, чти король  временами  пописывал
стихи, о судьбе которых ничего не известно. Ясно, что они изданы  под  чужим
именем. В метрике одного  из  сыновей  актера  Поклена  записано  "сын  Жана
Батиста Мольера", а в свидетельствах о рождении второго и  третьего  сыновей
уже значится "сын Жана Батиста Поклена Мольера". Имя  первого  ребенка  было
Луи (Людовик). Понятно, что его отцом был настоящий Мольер, то есть  Людовик
XIV (аналогичные ситуации можно найти и в сочинениях Мольера). Только король
мог сломить сопротивление придворных постановке ряда пьес  Мольера,  включая
"Тартюфа". Почему Поклена, любимца  короля,  не  избрали  в  академию?  Явно
потому, что не он автор произведений Мольера. В  перечне  вещей,  оставшихся
после смерти Поклена, нет ни одной из пьес Мольера.  Правда,  после  кончины
Поклена король не писал пьес, по-видимому,  потому,  что  не  имел  удобного
псевдонима и, кроме того, под влиянием  фаворитки  мадам  де  Ментенон  стал
религиозным и не хотел предаваться такому греховному занятию... Такова  была
сплошь  построенная  на  софизмах   изящная   шутка   М.   Гарсона,   удачно
пародировавшая приемы антистратфордианцев. Автор снабдил  брошюру  обещанием
выпустить  капитальное  исследование  на  ту  же  тему,  а   также   работы,
доказывающие, что "под маской" Вольтера скрывался  прусский  король  Фридрих
II, Наполеона - его мамлюк Рустан, Виктора Гюго - критик  Сен-Бев  и  т.  п.
Несмотря на все это,  появились  глубокомысленные  люди,  принявшие  брошюру
всерьез. Один  из  них  доказывал,  что  пьесы  Мольера  написаны  вовсе  не
Людовиком XIV, а кардиналом Рецем. Конечно, насмешка еще не  доказательство,
и шутка Гарсона не могла снять "шекспировский вопрос".
     Несмотря ни на что, далеко не все написанное антистратфордианцами может
быть отвергнуто. Они сделали многое для понимания немалого числа темных мест
в шекспировских творениях. Имеются в их работах и доказательства  того,  что
отдельные современники (например, сатирики Холл и Марстон) считали Бэкона  и
других претендентов автором или соавтором той  или  иной  вещи,  которую  мы
считаем  принадлежащей  Шекспиру;  это,  однако,  никак  не  является   даже
частичным доказательством  антистратфордианских  теорий.  Словом,  серьезным
исследователям жизни и творчества Шекспира предстоит еще немало работы...
     Теперь,  однако,  пора  вернуться  из  нашего  экскурса  и,   обрисовав
состояние "шекспировского вопроса" на его нынешней стадии,  посмотреть,  как
он  оказался  связанным  с  тайной  войной   и   политическими   конфликтами
елизаветинского времени.
     Прежде всего любопытно отметить, что  в  число  претендентов  на  лавры
Шекспира включены главные антагонисты  -  Роберт  Сесил  с  его  шпионами  и
иезуитский орден, точнее -  его  лазутчики  и  проповедники  в  Англии.  Оба
"открытия" были сделаны в США. Так, в  1916  г.  в  Индианаполисе  появилось
исследование Д. М. Максуэлла "Человек под маской.
     Роберт  Сесил,  граф  Солсбери,  -  единственный  действительный  автор
шекспировских пьес". Годы жизни Сесила близки  к  годам  жизни  Шекспира.  В
сонетах  Максуэлл  обнаружил  намеки  на  физические  недостатки  автора,  а
известно, что всесильный министр был горбуном. Кроме того, Максуэлл  объявил
автобиографической сцену в "Гамлете", где Полоний прощается со  своим  сыном
Лаэртом перед отъездом его в Париж. Максуэлл счел даже  возможным  приписать
Сесилу пьесы не одного Шекспира, но и большинства других  драматургов  эпохи
(в этом отношении американец, впрочем, следовал только примеру  бэконианцев,
некоторые из них были столь же щедры в отношении своего кандидата).
     В том же 1916 г. другой американец, Гарольд  Джонсон,  издал  в  Чикаго
работу под названием "Написали ли иезуиты "Шекспира"?". Джонсон  ответил  на
этот вопрос утвердительно. Вынужденные уйти в подполье, святые отцы во время
нередко представлявшегося им  досуга  и  сотворили  шекспировские  трагедии,
комедии и сонеты как средства антиправительственной пропаганды.  (Сторонники
авторства Оксфорда, напротив, уверяют, что  он  и  возглавляемая  им  группа
придворных сочинили шекспировские пьесы  для  пропаганды  против  Испании  и
католиков.) Откуда взялся псевдоним "Шекспир"? И на это у Гарольда  Джонсона
был ответ. Псевдоним навеян именем и фамилией  папы  Адриана  IV  (1154-1159
гг.),  единственного  англичанина,  занимавшего  кресло  главы  католической
церкви. До избрания папой он носил имя  Николаев  Брекспира  (Break-speare).
По-английски это значит "ломатель копья". Отсюда недалеко и до  "потрясателя
копья" (Шекспира). К тому же, как и актер Шекспир, папа Адриан был  выходцем
из простой среды. Понятно, что теория Джонсона не осталась  без  подражаний,
особенно среди католиков. Не раз появлялись книги, сочинители которых тщетно
пытались вычитать из шекспировских пьес, что автор их был католиком.
     Однако   к   взглядам,   защищаемым   Максуэллом   и   Г.    Джонсоном,
антистратфордианцы относятся с презрительной иронией, как к не заслуживающим
внимания чудачествам. Иное дело -  теория,  утверждающая  авторство  Вильяма
Стенли, шестого графа Дерби (1561-1642 гг.), который наряду  с  Оксфордом  и
Бэконом считается одним  из  главных  претендентов.  Его  инициалы  (W.  S.)
совпадают с инициалами Шекспира, которыми были  подписаны  некоторые  ранние
издания шекспировских пьес.
     Отправным пунктом  для  защитников  авторства  Дерби  служат  донесения
иезуитского  шпиона  (его  фамилия   или   псевдоним   -   Джордж   феннер),
переписывавшегося с отцом Парсонсом в Риме и другими  людьми.  Два  из  этих
донесений, датированные 30 июня 1599  г.,  были  перехвачены  контрразведкой
Тайного совета и  сохранились  в  английском  государственом  архиве.  Шпион
сообщал Парсонсу о  попытках  убедить  нескольких  английских  аристократов,
благосклонно настроенных в отношении католицизма, принять участие в заговоре
против Елизаветы. Особенно  желательным  участником  заговора  был  бы  граф
Дерби, имевший какие-то отдаленные права на  трон.  Понятна  поэтому  горечь
иезуитского соглядатая, убедившегося, что на привлечение этого вельможи  нет
надежды, так как "граф Дерби занят ныне только писанием комедий для  простых
актеров".
     Эта фраза с небольшими вариациями  повторяется  в  обоих  перехваченных
донесениях. Отсюда, конечно, никак нельзя вычитать, что речь идет  о  пьесах
Шекспира. Это очень  скудное  основание  для  выдвижения  кандидатуры  Дерби
(которое, правда, пополняется другими столь же малоубедительными  доводами).
Надо лишь заметить, что даже в такой степени приплетение материалов разведки
к вопросу об  авторстве  вызывает  большое  сомнение.  Следует  ли  понимать
буквально сообщение Джорджа Феннера? Зачем он это довольно безразличное  для
его  иезуитских  начальников  обстоятельство  настойчиво  повторяет  в  двух
донесениях, направленных в тот же адрес, и при этом повторяет почти в тех же
самых выражениях? Кто знает,  не  скрывается  ли  за  этой  невинной  фразой
шифрованное сообщение, относящееся  к  интересам  католического  заговора  и
возможному участию в нем графа Дерби?
     Часть антистратфордианцев сочла драму "Ричард II" и роль,  которую  она
сыграла в  мятеже  Эссекса,  тем  "недостающим  звеном",  которое  позволяет
связать пьесы Шекспира с их "подлинным" автором. Главное  усердие  в  данном
случае проявляют бэконианцы и сторонники кандидатуры графа Дерби. Бэконианцы
цитируют "Апологию", написанную будущим лордом-канцлером. Бэкон - в  прошлом
один из приближенных Эссекса, назначенный теперь в число его судей,  -  явно
нуждался в том, чтобы объяснить свое поведение. В "Апологии" Бэкон  передает
разговор с королевой по поводу книги Д. Хейуорда о  Генрихе  IV,  в  которой
повествовалось о свержении с престола Ричарда II и  которая  была  посвящена
Эссексу. На титульном листе книги  были  поставлены  инициалы  Д.  X.,  а  в
латинском посвящении - полностью фамилия  автора  -  -  Д.  Хейуорд.  Однако
королева, видимо,  заподозрила,  что  он  был  лишь  подставной  фигурой,  и
предложила подвергнуть его пытке на дыбе.  Бэкон  убедил  свою  разгневанную
повелительницу отказаться от этого намерения. Между  тем  был  пущен  кем-то
слух,  что  действительным  автором  был  сам  Бэкон,  поэтому,  когда   ему
предложили указать на процессе  Эссекса,  что  тот  потворствовал  появлению
"мятежной" книги Хейуорда, Бэкон выдвинул  возражения.  Сочинения  Хейуорда,
разъяснил он, - это старое дело (книга была  издана  более  чем  за  год  до
мятежа), и ему, Бэкону, особенно неудобно выступать обвинителем  по  данному
вопросу, не дав новую пищу слухам об авторстве. Из всего этого разъяснен и я
в "Апологии" бэконианцы (в частности, Б. Д. Теобалд в книге о Бэконе) делают
совершенно поразительный вывод, что в ней речь идет  вовсе  не  о  сочинении
Хейуорда - там ведь точно был указан автор, -  а  о  шекспировском  "Ричарде
II". И что, следовательно, Бэкон -  автор  "Ричарда  II"  и  других  драм  и
комедий,  приписываемых  Вильяму  Шекспиру.  Довод,  надо   прямо   сказать,
неожиданный. Дело в том, что в "Апологии" сообщается о посвящении  сочинений
Эссексу - это могло относиться только к книге Хейуорда, а никак не  к  драме
"Ричард II", о которой в рассказе Бэкона вообще не  говорится  ни  слова.  К
тому же Бэкон-не признает себя автором книги, в которой  излагалась  история
гибели Ричарда II, а, наоборот, решительно опровергает, что имел  какое-либо
касательство к этому сочинению. Приводится еще аргумент, будто  королева  не
могла заподозрить кого-либо в авторстве книги Хейуорда,  поскольку  его  имя
было напечатано на титульном листе, тогда как, мол,  драма  "Ричард  II"  не
содержала таких сведений. Этот довод звучит  особенно  оригинально  в  устах
людей,  которые  предполагают,  что  указания  фамилии   Шекспира   на   его
произведениях,  в  том  числе  на  прижизненных  изданиях,   являются   лишь
мистификацией, скрывающей подлинного автора.
     Д. Титерли,  один  из  главных  сторонников  кандидатуры  графа  Дерби,
пытается  подыскать  другие  аргументы.  Он   приводит   записи   начальника
государственного архива  Вильяма  Ламбарда,  давно,  впрочем,  известные,  о
разговоре с Елизаветой, состоявшемся вскоре после мятежа  Эссекса.  Королева
резко заметила своему собеседнику:  "Я  -  Ричард  II,  разве  вы  этого  не
знаете?" Тогда Ламбард вежливо намекнул, что это, мол, лишь выдумки Эссекса,
не назвав его прямо по имени. В ответ Елизавета  бросила  загадочную  фразу:
"Кто готов забыть бога, забудет и своих благодетелей;  эта  комедия  40  раз
игралась на площадях и в зданиях". Эти слова уже  никак  не  могли  касаться
Эссекса. Титерли относит их  к  Шекспиру  -  Дерби,  другие  -  к  Оксфорду,
некоторые бэконианцы - к Бэкону. Между тем никто из них не подходит к фразе,
в которой говорится о безбожии и забвении благодетелей. Ни один  из  них  не
получал каких-то исключительных милостей от королевы и не мог быть обвинен в
нелояльности.  Каков  же  действительный  смысл  сказанного   Елизаветой   и
переданного в очень несовершенной  записи  Ламбарда?  Вероятнее  всего,  две
фразы толкуют о совсем разных лицах. В первой речь идет явно об  Эссексе  (в
ответ на намек Ламбарда), во второй - о драме Шекспира,  которую  ставили  в
день  мятежа  бывшего  королевского  фаворита  и  которую   Елизавете   было
естественно вспомнить в  такой  связи,  тем  более  что  беседа  началась  с
упоминания о Ричарде II и что мысли королевы давно уже были заняты  историей
свержения и смерти этого монарха.
     Постановка  "Ричарда  II"  являлась   важным   пунктом   обвинительного
заключения  против  Эссекса  и  его  сторонников,   поскольку   могла   быть
единственным опровержением  их  заверений,  что  они  вооружились  лишь  для
законной самозащиты (Саутгемптон действительно незадолго до этого  подвергся
на улице нападению и с трудом отбился от направленных против него мечей).
     Причина, почему актеры труппы лорда-камергера и особенно автор мятежной
пьесы Вильям  Шекспир  не  были  подвергнуты  никакому  наказанию,  наиболее
правдоподобно объясняется тем, что их сочли лишь  ничего  не  подозревавшими
орудиями заговорщиков. (Напротив, настоявшие  на  постановке  драмы  сэр  Д.
Меррик,  Ч.  Денвере  и  Р.  Кафф  были  казнены.)   Однако   в   литературе
высказывалось предположение, что актеры все же подпали под  подозрение  и  в
последующие  год-полтора  находились  вне  Лондона,  быть  может,  даже   за
границей. Одним из вероятных мест гастролей могла стать шотландская  столица
Эдинбург - этим объяснялась бы крайняя благосклонность шотландского  короля,
когда он занял английский престол, к труппе, в которую  входил  Шекспир.  (К
сожалению, шотландские архивы  этого  периода  не  сохранились  -  во  время
революции середины XVII в. по приказу Кромвеля их переправили  в  Лондон,  а
когда уже после реставрации на престоле Карла II их было  решено  вернуть  в
Шотландию, корабль, перевозивший  документы,  затонул,  не  достигнув  места
назначения.)
     Наконец, надо остановиться на  попытке  части  антистратфордианцев  еще
одним хитроумным путем связать "шекспировский вопрос" с  перипетиями  тайной
войны. Мы имеем в виду теорию, которая выдвигает в качестве  действительного
автора  всего  написанного  Вильямом  Шекспиром  его  великого  современника
драматурга Кристофера Марло.
     Наиболее известный защитник кандидатуры  Марло  американский  журналист
Калвин Гофман издал в 1955 г. нашумевшую книгу, в которой попытался доказать
эту теорию. Марло коренным образом отличается от других кандидатов тем,  что
он был действительно драматургом, и притом гениальным.  Если  бы  не  ранняя
смерть Кристофера Марло, то у Шекспира, вероятно, был бы среди современников
действи-гельно равный ему соперник. Марло погиб 29 лет от роду - в 1593  г.,
когда подавляющая часть произведений Шекспира явно  еще  не  была  написана.
Это, казалось бы, непреодолимое препятствие, но и оно не смущает сторонников
кандидатуры Марло, у которых находится ответ на любое возражение.
     Чтобы понять их аргументацию, надо напомнить несколько фактов из  жизни
Марло, о которой, между прочим, мы знаем  ничуть  не  больше,  чем  о  жизни
Шекспира. Родившись в тот же год, что и Шекспир, сын сапожника из Кентербери
Кристофер Марло сумел окончить  Кембриджский  университет,  получив  степень
магистра. Еще в университете он поступил на службу к Уолсингему. Это не  был
какой-то исключительный случай. Агентами секретной службы состояли и  другие
деятели тогдашнего литературного и театрального мира,  например  шотландский
поэт Энтони Мэнди (действовавший в английском колледже в Риме), драматург  и
актер Мэтью Ройстон, рано умерший талантливый драматург Уильям Фаулер, может
быть, и Бен Джонсон.
     В феврале 1587 г. молодой Марло исчез из Кембриджа, не сообщив  никому,
куда уехал. Он вернулся только в июне того же года. Когда же университетские
власти  вздумали   было   строго   допросить   студента   о   причинах   его
продолжительной отлучки, им из столицы намекнули на  неуместность  подобного
любопытства. Марло в качестве тайного агента Уолсингема или  одного  из  его
помощников посетил различные страны континентальной Европы. Он выдавал  себя
за перешедшего в католицизм. Марло заезжал в Реймс, где в то время находился
один ш центров подготовки католических священников  из  англичан-эмигрантов,
там будущий драматург беседовал с отцом  Парсонсом.  Резко  отзывавшемуся  о
королеве Елизавете студенту рассказывали о планах католического  подполья  в
Англии.
     Однако позднее отношения Марло с правительством  явно  испортились.  Он
примкнул к вольнодумному кружку блестящего мореплавателя и  ученого  Уолтера
Ралея. Иезуиты утверждали, что Ралей и его друзья занимались тем, что читали
наоборот слово "бог" и получали слово "пес". В правительственных  кругах  на
занятия кружка Ралея тоже смотрели с недоверием. Шпионы Роберта Сесила  ведь
не могли знать,  что  через  три  века  часть  усердных  антистратфордианцев
объявит, будто кружок занимался, так сказать, "коллективным написанием" пьес
актера придворной труппы Вильяма Шекспира. Марло обвинили в атеизме и хотели
предать суду. 20 мая 1593 г. его вызвали на заседание Тайного совета. Однако
он не был арестован, его обязали только каждый день отмечаться в  канцелярии
Совета до тех пор, пока не будет вынесен приговор по его делу. Не  известно,
чем было вызвано это относительно милостивое решение Совета  -  недостаточно
обоснованным обвинением, какими-то сохранившимися у Марло связями  или  даже
намерением использовать его вновь в интересах  "службы",  а  быть  может,  и
желанием покончить втихомолку со ставшим неугодным  писателем,  не  связывая
себя официальным судебным процессом.
     Марло был, таким образом, отпущен впредь до нового решения  Совета,  но
оно так и не  состоялось,  так  как  через  10  дней  подсудимый  был  убит.
Известно, однако, что Тайный  совет  за  это  время  получил  дополнительные
обвинения против Марло, содержавшиеся в  доносе  одного  из  его  агентов  -
Ричарда Бейнса. Обвинения были,  очевидно,  настолько  серьезны,  что  копия
доноса Бейнса была направлена королеве. В этой бумаге отмечалось, что  донос
поступил 2 июня, когда, по другим сведениям,  Марло  был  уже  два  дня  как
мертв. В самой копии  указывалось,  что  Марло  умер  через  три  дня  после
получения Советом  доноса.  Странное  обстоятельство,  если  не  счесть  это
результатом ошибки переписчика. Он собирался, вероятно, написать  -  за  три
дня "до", а указал - через три дня "после" получения доноса наступила смерть
неблагонадежного сочинителя пьес. Ибо иначе трудно понять, почему ничего  не
упоминается о действиях, которые должен был бы предпринять Совет, будь Марло
еще живым в момент доставки документа. А таким  действием  мог  быть  только
приказ о немедленном аресте. Необходимо отметить еще один  многозначительный
факт. В доносе Бейнса наряду с Марло названы сэр Уолтер  Ралей  и  математик
Гар-риот и указано, что обвинение должно быть распространено на  ряд  других
связанных  с  ними  высокопоставленных  лиц,  имена  которых  будут  названы
позднее. В копии доноса, посланной Елизавете, имя Ралея было опущено.
     ...В Дептфорде, селении, расположенном в нескольких милях  от  Лондона,
день 30 мая 1593 г. начался как обычно.  Жители  городка  могли  лишь  снова
поздравить себя с тем, что эпидемия чумы, свирепствовавшая в столице, обошла
стороной  Дептфорд  и  даже  вызвала  сюда  наплыв  перепуганных  лондонцев,
плативших хорошие деньги за помещение и стол. Народу  понаехало  так  много,
что никто не  обратил  внимания  на  четырех  человек,  также  прибывших  из
столицы, хотя трое из них имели более чем сомнительную репутацию.  Это  были
карточный шулер Инграм Фризер, его достойный помощник вор Николае  Скирс  и,
наконец, правительственный шпион и провокатор  Роберт  Пули,  уже  известный
читателям. А четвертым был  человек,  которого,  казалось  бы,  трудно  было
встретить в такой компании, - Кристофер Марло.
     Все  четверо   отправились   в   трактир