абыть о себе. Он  был  освобожден  лишь  в  самом  конце  года...
Историк Л. Астье нашел  инвентарную  опись  имущества  Лорине,  составленную
после его кончины. Там значился большой  чемодан,  набитый  бумагами,  но  о
судьбе их ничего не известно.

       "Заговор Робеспьера"

     Если раньше  организаторами  подмены  и  бегства  дофина  объявляли  то
Шометта и Эбера, то Барраса, то теперь очередь дошла до Робеспьера. При этом
разъяснялось,  что  планы  "подмены"  дофина   и   последующей   реставрации
составлялись им в интересах революции! Еще Ж.  Ленотр  ссылался  на  попытки
Робеспьера  сплотить  вокруг   себя   верных   людей,   его   отвращение   к
скомпрометировавшим  себя  и  коррумпированным   политикам,   его   открытую
проповедь  деизма,  которую  он  сознательно  противопоставлял  "бесстыдному
кощунству сектантов Разума".  Он  считал,  что  народ  устал  от  террора  и
беспорядков и будет  приветствовать  "человека,  достаточно  влиятельного  и
достаточно смелого, чтобы покончить с  террором,  добиться  мира  и  вернуть
Франции утраченное спокойствие". Проводя осторожную и продуманную  политику,
Робеспьер не мог не интересоваться, как и многие другие, малолетним королем,
который, как полагали, постоянно содержался в Тампле, чтобы в нужный  момент
сделать  его  главным  козырем  в  решающей  игре.  Подобные  характеристики
действий   Неподкупного   воспроизводятся   в   значительной   части   работ
консервативных историков. Это, разумеется, относится к тем из  них,  которые
занимаются "загадкой Тампля", и такая оценка служит у них  исходным  пунктом
для обращения к бумагам д'Антрега. Ленотр рассказывал на  основе  бюллетеней
д'Антрега о будто бы произведенном Робеспьером временном перемещении  дофина
в замок Медон. Переводя  ребенка  в  более  удобное  и  подходящее  для  его
здоровья место, Робеспьер "заботился" о "достоинстве и  интересах  Франции".
Это  было  одновременно  "гуманным  актом  и  хорошей  политикой".  Остается
добавить, что, по мнению Ленотра, именно тогда впервые Робеспьер с отчаянием
узнал о подмене дофина и что этим объясняется его последующее  отсутствие  в
течение  нескольких  недель,  в  июне  и  июле,   на   заседаниях   Комитета
общественного спасения, о причинах которого до сих пор спорят историки...
     В бумагах Робеспьера, изъятых после его казни, есть  следующая  запись:
"I. Назначить повара. 2. Арестовать старого. 3. Использовать Вильера,  друга
Сен-Жюста. 4. Поручить мэру и национальному агенту  осуществить  увольнения.
5. Николя обучит Вильера. б. Опиум. 7. Врач.  8.  Назначение  членов  Совета
(Тампля?-Е. Ч.). 9. Определить за два или три  дня  новичков.  10.  Протокол
представить".
     Как объясняют эвазионисты,  это  -  заметки,  сделанные  робеспьеристом
Пейяном, который был назначен весной 1794 г. национальным  агентом  (главой)
Парижской коммуны. Речь  идет  о  замене  повара  Гарнье,  единственного  из
оставшихся старых слуг, хорошо знавшего  дофина.  Бывший  драгунский  офицер
Вильер, когда-то сосед Робеспьера по квартире, в 1794 г.  время  от  времени
выполнял обязанности присяжного Революционного трибунала  и  был  доверенным
лицом Сен-Жюста, дававшего ему какие-то поручения.  Типограф  Николя,  также
присяжный Революционного трибунала, человек,  преданный  Робеспьеру,  должен
был  проинструктировать  бывшего  драгуна,  годившегося   лишь   на   сугубо
подчиненные роли. Руководство Коммуны должно было  произвести  "увольнения",
которые помогли бы осуществить похищение; ребенку следовало  дать  опиум;  в
проведении  операции  должен  был  участвовать   врач.   Главная   трудность
заключалась в том, чго дофина ежедневно  разглядывали  через  стекло  четыре
дежурных комиссара, дабы удостовериться, что "заложник" находится на  месте.
Поэтому  в  "заметках"  предписывается  назначить  "новых"  членов  Коммуны,
которые еще не видели его и не могли заметить подмены.  Предполагалось,  что
бегство  будет  обнаружено  через  "два  или  три  дня",  но  как  оно  было
осуществлено, осталось  бы  неизвестным.  Упоминаемый  в  "заметках"  Совет,
членов  которого  следует  переназначить,  -  это,  вероятно,  администрация
Тампля.
     Это  -  важная  запись,  позволяющая  ряду  историков  утверждать,  что
Робеспьер подготовлял "бегство" дофина из Тампля. Однако  есть  основания  и
задать иной вопрос: имеют ли эти малопонятные "заметки" какое-либо отношение
к плану бегства?
     В ноябре 1980 г. на заседании комиссии по старому Парижу  был  заслушан
доклад известного исследователя М. Флери, в котором отмечалось, что изучение
фотокопии оригинала "заметок" Пейяна  приводит  к  неожиданным  заключениям.
Так, в тексте пункта 2 ("Арестовать старого") стоит дополнительно "Par Ie С.
S. Р.". Это несомненно сокращение от "Par С (omite de) S (alut) P  (ubiic)",
то есть от "Комитета общественного спасения". В пункте 7 ("Врач") добавлено:
"par  I'acc.  pub."  (accusa-teur  public)  -   "общественным   обвинителем"
Фукье-Тенвилем, то есть действие  должно  было  быть  произведено  указанным
должностным лицом. Подобные добавления и уточнения нужно внести и  в  другие
пункты. Можно предположить, что  заметки  касаются  какого-то  госпиталя  (а
управление больницами и тюрьмами  занимало  внимание  Пейяна).  Повар  этого
госпиталя должен был быть заменен новым Вилером (а  не  Вильером),  которого
должен был проинструктировать  Николя,  причем  все  это  должно  было  быть
осуществлено под контролем мэра Парижа Флерио-Леско  и  самого  Пейяна  (оба
были ревностными робеспьеристами). Далее речь идет об  "опиуме"  и  "враче",
которого  предстояло  назначить  общественным   обвинителем,   Фукье-Тенвиле
(кстати сказать, отнюдь не пользовавшемся в 1794 г.  доверием  Робеспьера  и
его сторонников). В пункте 9 оказалось неразобранным слово "предшествующие",
и тогда его можно прочесть так: "За два и три предшествующих (назначению.  -
Е. Ч.) дня определить новичков". Можно предположить, что речь идет  о  смене
администрации  Совета  общественных  учреждений,  подведомственных   Коммуне
(члены его были действительно сменены и арестованы 24 июня 1794 г.).  Мелкие
уточнения, которые следует внести в  текст  и  других  пунктов,  придают  им
другой смысл. Разумеется, новая интерпретация является чисто  гипотетической
(это признает и сам М. Флери), но такой же, строго говоря, характер носит  и
традиционное истолкование "заметок" Пейяна.
     Многое  остается  неясным.  Например,  почему  назначение  доктора  для
госпиталя должно было зависеть от общественного обвинителя при Революционном
трибунале (что понятно, если речь идет о враче для дофина), но, может  быть,
имелась в виду тюремная больница.
     Во всяком случае, к осуществлению предписаний, зафиксированных Пейяном,
по-видимому, не было приступлено, Гарнье не был арестован и  заменен  другим
лицом. Однако обычно "заметки" Пейяна связывают  с  донесением  роялистского
шпиона о временном увозе по приказу Робеспьера в ночь с 23 на 24 мая  дофина
в замок Медон.
     Эпизод, сообщенный агентом д'Антрега,  если  не  является  вымыслом  от
начала до конца, то повторяет слухи или, проще говоря,  чужие  выдумки.  Его
пытались интерпретировать различным образом. Одни считали, что  при  попытке
увоза дофина выявилась подмена его, произведенная  Шометтом  или  Эбером,  и
поэтому "двойника" поспешили вернуть в Тампль. Другие полагали,  что  именно
таким путем и была осуществлена подмена: увезен дофин, а возвращен в  Тампль
его двойник.
     Член Конвента Куртуа, которому после 9 термидора было поручено  издание
некоторых бумаг, найденных у Робеспьера и его  сторонников,  утверждал,  что
при обыске в комнате, снимавшейся  Робеспьером  у  столяра  Дюпле  на  улице
Сен-Оноре, были обнаружены между матрасами постели и  в  тайнике  с  двойным
дном бумаги, спрятанные там, книги и вещи Людовика XVI  и  Марии-Антуанетты,
перешедшие в распоряжение тюремных властей. Каким образом эти вещи оказались
в  комнате  Робеспьера,  осталось  неизвестным.  О  том,  что  победители  9
термидора,  чтобы  опорочить  память  Неподкупного,  были  готовы  на  любую
провокацию, в том числе на приписывание ему "улик", призванных доказать, что
он  обдумывал  планы  монархического  переворота,  -  об  этом   знали   или
догадывались уже современники. Куртуа был  весьма  красочным  представителем
той хищной стаи термидорианцев, захвативших рычаги управления государством.
     Но на самом деле Куртуа не подбросил, а  попросту  присвоил,  украл  на
всякий случай обнаруженные им где-то вещи.  И  эта  тайна  открылась,  когда
после Реставрации, в 1816 г., Куртуа, к  этому  времени  много  награбивший,
нахватавший взяток и превратившийся в богатого  землевладельца,  должен  был
как  "цареубийца",  вдобавок  поддержавший  Наполеона  во  время  Ста  дней,
подвергнуться изгнанию из  Франции.  Надо  было  добиться,  чтобы  для  него
сделали исключение из закона. И тут Куртуа стал прельщать  власти  тем,  что
преподнесет своему "августейшему  монарху  Его  Величеству  Людовику  XVIII"
ценные реликвии. Среди этих сувениров находилась и прядь волос дофина.  Дело
не сладилось. Куртуа пришлось отбыть за гранту, в  Бельгию,  часть  вещей  у
него отобрали, другие он спрятал или увез с собой. Среди спрятанных  была  и
прядь  волос,  которая,  переходя  из  рук  в   руки,   попала   наконец   к
исследователям, занятым разгадкой "тайны Тампля". (Как показала  экспертиза,
проведенная уже в XX в., эта прядь и локон, который был срезан у дофина  еще
до ареста королевской  семьи,  принадлежали  одному  и  тому  же  ребенку  -
следовательно, во время нахождения у власти  Робеспьера  дофин  еще  не  был
подменен каким-то двойником.)
     Споры вокруг вопроса о судьбе дофина обретали все новые повороты. Еще в
1954 г. в Париже вышла в свет книга князя  Альберта  Саксен-Альтенбургского,
потомка  рода,  некогда  правившего  в  небольшом  княжестве  в  Центральной
Германии. Книга эта называлась "Тайна дочери  французского  короля".  Автор,
опираясь на семейные предания, пытался разрешить загадку, на которую обратил
внимание ряд историков,  а  именно  на  несовпадение  облика  сестры  дофина
Марии-Терезы Шарлотты, содержавшейся в Тампле,  и  герцогини  Ангулемской  -
титул, который она будто бы  стала  носить,  когда  вышла  замуж  за  своего
кузена,  младшего  сына  графа  д'Артуа.  В  книге,  о  которой  идет  речь,
утверждалось, что в роли герцогини Ангулемской  выступала  не  Мария-Тереза,
что ее (после того как ее в конце 1795 г. Директория обменяла  на  депутатов
Конвента,  находившихся  в  австрийском  плену)  в  Вене  подменили   другой
женщиной.
     Что касается Марии-Терезы, то она прожила свою жизнь крайне уединенно в
Хильбургаузене,      небольшом      городке,       являвшемся       столицей
Саксен-Альтенбургского княжества. При постоянно скрывавшей лицо  под  вуалью
таинственной даме, пользовавшейся явным покровительством  княжеского  двора,
находился мужчина,  которого  местные  жители  именовали  "графом".  Удалось
установить, что это был голландец Корнелиус Ван дер Валк, родом  из  богатой
купеческой семьи. Когда его спутница жизни умерла, он объявил, что она родом
из Вестфалии и зовут ее София Ботта. Осталось непонятным, почему она в таком
случае  говорила  на  ломаном  немецком  языке   и   совершенно   безупречно
по-французски ("граф"  как-то  признал,  что  она  -  француженка)  и  зачем
соблюдались столь тщательно меры по сохранению ее инкогнито. Когда "дама под
вуалью" .кончалась в 1837 г., "граф" сообщил, что ей  было  58  лет-столько,
сколько Марии-Терезе, родившейся в 1778 г. Сам "граф" умер в 1845 г.  Пастор
из Хильбургаузена  Кюнер,  единственный  человек,  поддерживавший  дружеские
отношения с "графом", в 1852 г. опубликовал книгу, в ко-горой утверждал, что
"дама под вуалью" - подлинная Мария-Тереза.
     Князь Альберт Саксен-Альтенбургский уверял,  что  сохранившиеся  бумаги
Корнелиуса Ван дер Валка были  утеряны  его  наследником,  а  также  исчезла
переписка  княгини  Шарлотты  Хильбургаузен  и  княжны  Мек-ленбург-Штрелиц,
подруги детства Марии-Антуанетты, удостоверявшая личность "дамы под вуалью".
Оставалось лишь верить на слово титулованному автору в предположении, что  у
него не было поводов заниматься мистификацией. Однако,  поскольку  последнее
тоже недоказуемо, сторонники выдвинутой  им  версии  занялись  подыскиванием
дополнительных (пусть косвенных) доказательств, сопоставили привычки и вкусы
Марии-Терезы и герцогини Ангулемской, оказавшиеся весьма  несхожими.  Первая
любила, вторая, напротив, питала отвращение к собакам; одна хорошо играла на
клавесине, другая совершенно не умела играть на музыкальных  инструментах  и
была совершенно равнодушна к музыке. У одной был  небольшой  прямой  нос,  у
другой - длинный с горбинкой. У одной был приятный звонкий голос, у другой -
хриплый. Они имели совершенно разный почерк. Видевшие Марию-Терезу, когда ей
было 17 лет, через 20 лет не могли узнать ее в герцогине Ангулемской и т. д.
     Стоит отметить, что на протяжении 18 лет (с 1833 г. до самой  смерти  в
1851 г.) скупая герцогиня Ангулемская  подвергалась  шантажу  со  сторо"  ны
некоего доктора Лаверня. Он узнал  от  мадам  Суси,  которой  было  поручено
сопровождать Марию-Терезу при высылке ее из  Франции  в  1795  г.,  какие-то
секреты. Лавернь угрожал опубликовать книгу, содержащую "признания", которые
сделала Мария-Тереза мадам Суси во время их совместной поездки. Однако  сама
герцогиня утверждала, что по  молодости  и  житейской  наивности,  вероятно,
рассказала мадам Суси вещи,  которые  та  могла  дурно  истолковать,  но  не
раскрыла никаких секретов.  Некоторые  историки  считали,  что  Мария-Тереза
сообщила о похищении дофина. По мнению других,  она  призналась,  что  скоро
ожидает ребенка. Более вероятно, что мадам Суси знала о подмене Марии-Терезы
другой  женщиной,  что  герцогиня  Ангулемская  -   самозванка.   Это   была
действительно важная тайна, компрометировавшая Бурбонов, которые в то  время
сохраняли надежды вернуть себе  престол,  утерянный  в  результате  июльской
революции 1830 г. Иначе почему герцогиня, отличавшаяся скупостью, женщина  с
твердым характером, позволила шантажисту выманить у нее  за  ряд  лет  очень
крупную сумму денег?
     Князь Саксен-Альтенбургский полагал, что герцогиня  Ангулемская  -  это
дочь четы придворных по имени Мария-Филиппина Ламбрике,  ее  потом  называли
Эрнестиной. Ее считали незаконной дочерью Людовика XVI. Однако эта  гипотеза
оказалась быстро отвергнутой, поскольку была  документально  прослежена  вся
жизнь  Марии-Филиппины  Ламбрике,  скончавшейся  в   1813   г.   в   Париже.
Следовательно, она не могла быть герцогиней Ангулемской, умершей без  малого
через 40 лет, в 1851 г.
     В 70-е годы XX в. среди литературы эвазионистов заметное  место  заняли
книги А. Луиго. Его концепция сводится в самых общих  чертах  к  следующему.
Эбер решил превратить "малолетнего Капета" в фиктивного короля, при  котором
состояло бы регентство из сторонников издателя "Пер Дюшен".  Таким  образом,
республика имела бы фактически 10 лет, чтобы пустить корни  и  урегулировать
свои отношения с иностранными державами. Не будучи  в  состоянии  вести  сам
предварительные переговоры с неприятельскими государствами, Эбер должен  был
тайно связаться с ними через посредство Эро де Сешеля и Фабра д'Эглантина из
ближайшего окружения Дантона. Это относится примерно к  августу  1793  г.  К
началу марта 1794 г. Эбер подготовил убежище под крышей Малой башни  Тампля,
которое  охранялось  преданной  ему  супружеской  четой.  Через  давно   уже
державшуюся на запоре дверь можно было проникнуть с третьего этажа Тампля на
четвертый. По указанию Эбера дофина можно было перевести  из  его  камеры  в
этот тайник. Эбер собирался вдобавок организовать не только  подмену,  но  и
бегство в сторону Невера одного из доставленных  (не  известно,  добавим  от
себя, каким путем) двойников, возложив вину на Шометта и направив подозрения
против робеспьеристов.  Одновременно  аналогичные  планы  существовали  и  у
Дантона, который стремился осуществить то, что не успел сделать  автор  "Пер
Дюшен". Наконец, после казни эбертистов и дантонистов Робеспьер, создавший в
апреле 1794 г. собственную разведку, решил  использовать  Д  связи,  которые
были установлены ими, только не с целью государственного переворота,  а  для
переговоров через банкира Перрего о достижении мира  с  Пруссией.  Одним  из
условий мирного договора стала бы выдача "заложника" из Тампля.
     Луиго полностью принимает на веру  заимствованную  из  24-го  бюллетеня
д'Антрега историю о том, как в ночь с 23 на 24 мая Робеспьер якобы  приказал
перевести дофина в военный лагерь в Медоне, а через сутки вернуть обратно  в
Тампль. Более того, Луиго полагает, что возвратили  не  дофина,  а  манекен,
который потом подменили другим ребенком. Через пять  дней  дофина  незаметно
все же перевезли в Тампль, но поместили в другое помещение. Это было сделано
с целью держать его в надежном  тайнике,  поскольку  существовала  опасность
приближения  к  Парижу  неприятельских  войск.  После  этого   окончательное
похищение стало  несложным  делом.  Дофина  вынесли  в  корзинке  с  бельем,
принадлежавшей прачке Клуе. Победа французских  войск  над  австрийцами  при
Флерюсе позволила Робеспьеру успешно вести секретные переговоры с  Пруссией.
Берлин не оказал помощи своим австрийским союзникам {Факт отказа Пруссии  от
выполнения ею Гаагского договора, заключенного 17 апреля 1794  г.,  согласно
которому она обязывалась в обмен на крупную  английскую  субсидию  выставить
против  Франции  62-тысячную  армию  генерала  Меллен-Дорфа,   соответствует
действительности. Когда в мае 1794 г. дело  дошло  до  выполнения  договора,
Пруссия отказалась послать войска в Бельгию для поддержки австрийцев.  Почти
одновременно 14 мая Фридрих II отдал приказ об отправке  50  тыс.  солдат  в
Польшу, где  вспыхнуло  восстание  под  руководством  Костюшко.}.  Добившись
такого успеха, Робеспьер собирался покончить с террором, но это не входило в
планы Колло д'Эрбуа и Бийо-Варенна (последний наряду с Колло и Кутоном  знал
о "репетиции" увоза, но не об окончательном похищении дофина). Робеспьер был
намерен опереться на депутатов  Болота,  к  которым  он  действительно,  как
известно, пытался обратиться за помощью на заседании 9  термидора.  Заключив
мир с Пруссией, он бы развалил неприятельскую коалицию, создал зависимую  от
Франции Рейнскую конфедерацию германских государств и предстал перед Европой
как  бесспорный  лидер  "пацифистской,  несектантской,   освободительной   и
братской революции". Именно на это была нацелена его речь 7 мая  1794  г.  о
Верховном существе. А похищение дофина он мог приписать своим противникам  -
ведь он, о чем опять-таки известно, шесть недель летом не принимал участия в
заседаниях комитетов.
     По мнению Луиго, переговоры  между  Робеспьером  и  Гарденбергом  имели
шансы на успех только в том случае, если ни Лондон, ни Вена, ни их  разведки
не подозревали, что они ведутся. Переговоры эти, начавшиеся на новой  стадии
в апреле 1794 г., были с этой целью и перенесены в Невшатель, где  находился
Гарденберг. Одновременно для дезинформации (не только иностранных держав, но
и  врагов   Робеспьера   в   Комитете   общественного   спасения,   особенно
Бийо-Варенна) он поручил Монгайяру (о нем будет говориться в  другой  связи)
миссию тайного агента-двойника, который через ряд  посредников  связался  со
шпионской сетью лорда Элджина, руководившего  из  Брюсселя  разведками  всех
армий коалиции. Из письма Монгайяра к Робеспьеру, попавшего  в  руки  врагов
Неподкупного,  те  предположили,  что  он  ведет  переговоры   с   "чистыми"
роялистами,  тогда  как  на  деле  это  было  лишь  прикрытием  контактов  с
Гарденбергом.  На  случай  неудачи  этих  переговоров  дофина   предполагали