орится, что
он посетил Тампль  в  начале  февраля  1795  г.  Но  это  ошибка,  поскольку
официальные документы с бесспорностью установили,  что  визит  состоялся  19
декабря  1794  г.  Фальсификатор,  не  имея  понятия  об  этих   документах,
неизвестных в 30-х годах XIX в., когда фабриковалась фальшивка, взял дату  -
начало февраля 1795 г. - из мемуаров Армана. В письме от 7 ноября говорится,
что "завтра"  вступает  в  должность  новый  надзиратель.  Это  утверждение,
возможно, взято из книги  Экара  "Исторические  записки  о  Людовике  XVII",
изданной в 1814 г. На деле Гомен лишь прибыл 8 ноября, а вступил в должность
9 ноября. Но допустимо предположить  ошибку  самого  Лана,  спутавшего  даты
прибытия  и  начала  исполнения  Гоменом  своих   обязанностей.   Еще   одно
доказательство. В письме от 3 марта говорится: "Лан может занять мое  место,
когда пожелает". Но 3 марта ни Лоран, ни кто-либо другой не  знали  о  своем
будущем назначении на пост в Тампль, которое  состоялось  лишь  почти  через
месяц, 31 марта. В письмах Шарль Луи именуется "юный  король",  но  его  так
никогда не называли в годы революции - автор подлога заимствовал эту формулу
из той же книги роялиста Экара.
     Приводимые доказательства подложности писем приобретают  дополнительную
весомость, поскольку исходят  от  одного  из  наиболее  известных  адвокатов
Франции М.  Гарсона,  высокая  профессиональная  компетентность  которого  в
такого рода криминалистическом анализе не может подлежать сомнению. И все же
порой, пытаясь  привести  максимальное  количество  доказательств  в  пользу
своего тезиса, он оперирует и малоубедительными  доводами.  Так,  М.  Гарсон
считает  решаюищм  доказательством  подложности  писем   Лорана,   что   он,
разъясняя,  как  удалось  произвести  подмену  дофина  и  его  освобождение,
добавляет, обращаясь к адресату:
     "Только  благодаря  Вам,  господин  генерал,  достигнут  этот  триумф".
Считается, что письма обращены к одному из руководителей шуанов - Фротте. Но
из письма самого Фротте явствует, что его усилия ни к чему не  привели.  Это
письмо стало известно лишь в  конце  XIX  в.,  а  в  1835  г.  фальсификатор
находился под влиянием легенды, что Фротте преуспел в  осуществлении  своего
плана.  К  тому  же  Фротте  оставался  в  Лондоне  до  б  января  1795  г.,
следовательно, Лоран не мог писать ему в Париж  7  ноября  1794  г.  Но  эти
доводы ничего не доказывают, если считать, что письма  обращены  к  Баррасу,
которого в 1795 г. нередко именовали "генералом".
     Возникает вопрос, участвовала ли Жозефина Богарне  в  увозе  дофина  из
Тампля. Можно ответить на него, что это довольно правдоподобно. Учитывая  ее
тогдашние  роялистские  симпатии,  напомним,  что  ее  любовник  Баррас  вел
переговоры с роялистами о реставрации монархии Бурбонов и надеялся  получить
за предательство республики много миллионов ливров. Беспринципный  политикан
и взяточник, Баррас вполне мог попытаться превратить дофина в дополнительный
козырь в своей сложной игре. Ведь владея тайной, где  находится  Шарль  Луи,
Баррас мог после Реставрации получить сильное  орудие  шантажа  в  отношении
Людовика XVIII. Вряд ли случайно, что сразу же после  9  термидора  и  казни
Робеспьера  и  других  лидеров  якобинцев   Баррас   поспешил   в   качестве
представителя Конвента посетить дофина в Тампле. При  этом  он  расспрашивал
ребенка, нет ли у него жалоб на  обращение  со  стороны  надзирателей.  Жена
венецианского посланника Бролье-Солари, которая до  революции  была  принята
при французском дворе и много раз видела дофина, "узнала"  его,  встретив  в
1810 г. в Лондоне. В ее воспоминаниях рассказывается, что  ею  было  сделано
под присягой следующее заявление. Зимой 1803 г.  она  встретила  в  Брюсселе
своего хорошего знакомого Барраса. Свергнутый член Директории злобно поносил
своего победителя - "корсиканского проходимца" и добавлял, что  честолюбивые
планы Наполеона не сбудутся, так как жив  сын  Людовика  XVI.  После  смерти
Барраса, уже в годы Реставрации, его бумаги  были  конфискованы  по  приказу
Людовика XVIII, но для этого могло  быть  вполне  достаточно  причин  и  без
дофина: бывший член Директории знал слишком много и  тайно  переписывался  с
"королем эмигрантов".
     В  воспоминаниях  современников  (в  том  числе   русских   -   княгини
Воронцовой,  дочери  генерал-адъютанта  Александра   I   князя   Трубецкого)
встречаются намеки на то, что в 1814 г. в Париже Жозефина  Богарне  сообщила
царю тайну бегства дофина из Тампля. Александр  I  в  то  время  пользовался
огромным влиянием (русские войска, победившие Наполеона, стояли в  Париже!),
и понятно, с  каким  беспокойством  Людовик  XVIII  должен  был  следить  за
подобными слухами. Известный ей секрет,  судя  по  некоторым  воспоминаниям,
Жозефина якобы открыла  и  некоторым  лицам  из  свиты  Александра.  С  этим
связывают и внезапную смерть Жозефины, которую многие  считали  отравленной.
Ее бумаги были немедленно захвачены полицией. Гортензия Богарне впоследствии
передавала со слов своей  матери  рассказ  о  похищении  дофина  из  Тампля.
Наполеон, добавим, в своих последних воспоминаниях на острове  Святой  Елены
заметил, что императрица Жозефина была в курсе бегства  дофина,  и  добавил:
"Утверждали, что на самом  деле  дофин  был  увезен  из  тюрьмы  с  согласия
комитета". Под комитетом  Наполеон  всегда  имел  в  виду  робес-пьеристский
Комитет общественного спасения.
     Имеются и другие показания в пользу версии о бегстве дофина. Во-первых,
свидетельства вдовы Симона, в течение долгого времени  жившей  в  инвалидном
доме. Она на протяжении ряда лет - и во время наполеоновской империи, и  при
Реставрации - в разговоре с разными лицами выражала убеждение, что дофин был
подменен другим ребенком. Однако в заявлениях бывшей "приемной матери", хотя
она и ссылалась на -разговоры с людьми,  близко  знакомыми  с  положением  в
Тампле в 1795 г., имеются явно  неправдоподобные  вещи.  В  1816  г.  вдовой
Симона занялась полиция Людовика XVIII, которая предписала  ей  под  угрозой
сурового наказания прекратить все разговоры о дофине.
     Слухи о "бегстве" и "подмене" дофина  стали  ходить  много  раньше,  по
крайней мере сразу после неудачного бегства королевской  семьи  в  Варенн  в
июне 1791 г.  Фигурировала  даже  версия,  что  дофин  еще  в  1790  г.  был
переправлен в Канаду в сопровождении шотландского адвоката  Оэка,  а  взамен
его в Тюильри поместили другого ребенка, некоего  Лароша,  уроженца  Тулузы.
Подобные  слухи  воспроизводились  и   на   страницах   печати   в   месяцы,
предшествовавшие падению монархии 10 августа  1792  г.  Передача  дофина  на
попечение четы Симон вызвала новую волну слухов о том, что  Коммуна  и  Гора
хотят использовать его как знамя в борьбе против их противников,  что  Шарль
Луи уже переведен в Сен-Клу... Слухи эти получили такое  распространение  по
всей стране, что Робеспьер счел нужным 7 июля 1793 г. публично  опровергнуть
их с трибуны Конвента. "Смерть сына Людовика XVI породила  различные  слухи,
басни одна нелепее другой. Одни утверждают, что дофин вполне здоров и  будет
передан иностранным державам, другие - что он был отравлен... Смерть  отняла
у Франции "драгоценного заложника"", - писала "Газетт франсез" 12 июня  1795
г. Конституционные монархисты уже на следующий  день  после  смерти  дофина,
отмечал Матьез, "излили свою досаду в пущенных ими слухах о том,  что  дофин
не умер естественной смертью, что его отравили, так же как и  лечившего  его
врача Десо, который умер за четыре дня до него.  Некоторые  утверждали,  что
дофин не умер, что его подменили другим ребенком и т. п.".
     Глава вандейцев Шаретт в своем манифесте  от  26  июня  1795  г.  прямо
обвинял республиканское правительство, что оно "отравило" Людовика  XVII.  У
Шаретта не было никакой причины, если бы в его лагерь прибыл дофин, скрывать
это.  Утверждение,  что  бурбонские  принцы  якобы  преследовали  спасшегося
дофина, лишено смысла. Во второй половине 90-х годов  Людовик  XVIII  и  его
брат ни сами не имели для этого никакой возможности, ни  шансов  получить  в
этом деле содействие со стороны презрительно  третировавших  их  иностранных
правительств. Возможна гипотеза, что похищение было организовано  кем-то  из
революционеров, кто погиб, унеся в  могилу  свою  тайну.  Однако  к  моменту
бегства дофину было бы девять или десять лет. Если бы  он  остался  жив,  то
рано или поздно дал бы о себе знать. Если бы он умер, это сделали бы за него
участники похищения, ведь при Реставрации это стало бы  для  них  источником
всяческих благ и почестей.
     Большинство европейских дворов предпочло не поверить в  смерть  дофина.
За отсутствием доказательств такую позицию занял австрийский министр  Тугут,
считая, что объявлением в  "Монитере",  возможно,  предполагалось  отнять  у
роялистов веру в успех и облегчить заключение мира с Испанией,  а  также  на
всякий случай сохранить в своих руках важного заложника. Возможно, это  были
лишь доводы, выдвигаемые для сокрытия подлинных мотивов  Вены,  не  желавшей
связывать себе руки "признанием" Людовика XVIII и подыскивавшей благовидный,
с точки зрения монархистов, предлог для своею отказа от такого "признания".
     В условиях, когда  продолжали  циркулировать  многочисленные  слухи  об
увозе дофина из Тампля, второстепенный, но весьма плодовитый писатель  С.  -
Ж. Реньо-Варен (1775-1840 гг.) в 1800 г.  издал  роман  "Кладбище  Мадлейн",
который должен  был  удовлетворить  любопытство  тех,  кто  интересовался  и
доверял этим слухам. Первые два тома романа были тотчас  распроданы.  Вскоре
потребовалось новое издание, потом автор прибавил  к  своему  сочинению  еще
третий и четвертый тома. (Не меньшим  свидетельством  успеха  было  то,  что
сразу же после  публикации  романа  его  название  было  присвоено  каким-то
анонимным литературным поденщиком.) В своем романе Реньо-Варен  рассказывает
о том, как он встретил на кладбище незнакомца, им оказался аббат Эджуорс  де
Фирмонт (который, между прочим, еще был жив  в  то  время!).  Аббат  поведал
автору историю Людовика XVI и его семьи в годы революции. Далее повествуется
об увозе 20 января 1794 г. дофина,  спрятанного  в  корзинке  для  белья,  к
шуанам, о том,  как  Шарль  Луи  был  отправлен  в  Америку,  но  перехвачен
французским фрегатом, снова заключен в темницу и там умер.
     Роман полон всяческих несообразностей, анахронизмов и просто чепухи {Об
анахронизмах, особенно абсурдных в устах современника  описываемых  событий,
можно  составить  себе  представление  и  по  следующему  эпизоду  в  романе
Реньо-Варена "Узники Тампля, продолжение Кладбища Мадлейн" (Париж, 1802 г.),
в котором  повествуется  о  заговоре  против  Робеспьера  во  время  высадки
роялистов в Кибероне  в  июле  1795  г,  то  есть  через  год  после  гибели
Неподкупного!}. Тем не менее стали задавать вопрос, не рассказана ли в форме
романа, включавшего много "документов", вроде "секретного дневника"  доктора
Десо,  подлинная  история.  Издание  "Кладбища  Мадлейн"   было,   вероятно,
инспирировано министром полиции Фуше. Но успех  романа  Реньо-Варена  вызвал
недовольство первого консула Бонапарта.  После  появления  второго  тома  по
иронии судьбы издателя заключили в Тампль, а автора -  в  тюрьму  префектуры
полиции, где содержались уголовные преступники. Их освободили через 10 дней.
Полиция разбила набор и  конфисковала  экземпляры,  попавшие  в  библиотеки.
Реньо-Варену, однако, вскоре удалось убедить власти, что речь  идет  лишь  о
беллетристическом произведении. Запрет был снят, а  автор  в  предисловии  к
двум последним томам сравнивал консульскую администрацию с  великими  мужами
древности,  с  Августами  и  Траянами,  приходившими  на  смену  Неронам   и
Домицианам (под последними подразумевались  власти  революционного  времени,
которые фигурировали  в  романе).  Сочинение  Реньо-Варена  стало  одним  из
главных "источников", из  которого  впоследствии  черпали  свое  вдохновение
авантюристы, выдававшие себя за чудом спасшегося Людовика XVII.
     Раскопки  на  кладбище   Сен-Маргерит,   где   был   похоронен   дофин,
производившиеся неоднократно со времен  Реставрации,  привели  как  будто  к
обнаружению его могилы, однако нельзя точно  установить,  чьи  останки  были
обнаружены. Остается непонятным  подчеркнутое  равнодушие  Людовика  VIII  к
памяти  племянника.  За  исключением  1814  г.,  во  все  последующие   годы
Реставрации  не  было  заупокойных  служб  по  Людовику   XVII,   хотя   это
неукоснительно делалось в  отношении  других  покойных  членов  королевского
семейства. Из "Монитера", остававшегося официозом и в период Реставрации, мы
узнаем, что Людовик XVIII неоднократно давал балы в разные годы 8 и 9  июня.
Даты  же  смерти  Людовика  XVI  и  Марии-Антуанетты  отмечались   как   дни
национального траура.  Траур  соблюдался  и  в  дни  кончины  других  членов
королевской семьи.  Для  самой  версии  о  бегстве  из  Тампля  враждебность
Людовика XVIII к дофину оказалась весьма полезной: она  позволила  объяснить
то иначе никак не объяснимое обстоятельство, что  о  дофине,  "спасенном"  в
1795  г.  и  попавшем  на  территорию  государств,  враждебных   Французской
республике, ничего  не  было  слышно,  что  он  появился  снова  лишь  через
несколько десятилетий.

       Иллюзии Шарлотты Аткинс

     Историку надлежит ответить на несколько хотя и связанных  между  собой,
но вместе с тем независимых вопросов. Во-первых, имела  ли  место  "подмена"
дофина другим ребенком? Во-вторых, если да, то какова была дальнейшая судьба
дофина (не являлся ли кто-либо из  "претендентов"  действительно  "Людовиком
XVII")? И наконец, в-третьих, принимал ли участие в "подмене" (или  попытках
такой подмены) кто-либо из видных политиков периода революции?
     Один из ученых,  Фредерик  Барбе,  исследовавший  историю  роялистского
подполья,  писал,  касаясь  вопроса  о  бегстве  дофина,  что  не   надеется
"проникнуть через завесу действий, замышлявшихся и обдуманных в ночной  тьме
различными лицами, действующими каждый  на  свой  страх  и  риск.  Различные
персонажи, которые столкнулись в этом деле,  были  поставлены  в  положение,
когда они не имели возможности понять, кто из них в конечном счете  попал  в
цель".
     ...Когда в 1836 г. в  Париже  скончалась  одинокая  пожилая  англичанка
Шарлотта  Аткинс,  последние  два  десятилетия  проживавшая  во  французской
столице, эта смерть не привлекла ничьего внимания. Лишь уже в начале  нашего
столетия упомянутому Барбе удалось  благодаря  счастливому  случаю  получить
доступ к переписке этой иностранки, о которой до того времени было  известно
лишь одно: она поддерживала связи с одним из руководителей шуанов -  Луи  де
Фротте.  После  смерти  Ш.  Аткинс  ее  корреспонденция  мирно  покоилась  в
нотариальных архивах,  пока  эти  документы  не  попали  в  руки  Ф.  Барбе,
подведшего итоги их изучения в книге "Друг Марии-Антуанетты мадам  Аткинс  и
тюрьма Тампль" (Париж, 1905 г.). Барбе излагает  биографию  Шарлотты  Аткинс
(ее   девичья   фамилия   Уолпол;   возможно,   она    была    родственницей
премьер-министра Роберта Уолпола). В молодые годы  она  выступала  на  сцене
знаменитого лондонского театра "Дрюли Лейн". В предреволюционное десятилетие
леди Шарлотта была принята  при  версальском  дворе  и  попала  в  ближайшее
окружение Марии-Антуанетты. Осенью 1789 г. Аткинс  переехала  в  Лилль,  где
сблизилась с лейтенантом де Фротте. После падения  монархии  во  Франции  10
августа 1792 г. поместье Аткинсов Кеттерингем стало центром,  где  строились
планы организации бегства  королевской  семьи  из  Тампля.  Наряду  с  самой
Шарлоттой Аткинс его  участниками  стали  Луи  де  Фротте,  бывший  судебный
чиновник из Бретани  Ив  Жиль  Кормье,  журналист  Жан  Габриэль  Пельтье  и
"трансильванский дворянин", бывший австрийский офицер и явный авантюрист Луи
д'Ауервек.
     Шарлотта Аткинс доказала,  что  обладает  недюжинной  настойчивостью  и
отвагой. Летом 1793 г. она тайно приехала в  Париж  и,  подкупив  с  помощью
роялиста шевалье Жаржайе двух служащих Тампля - Лепитра и  Тулана,  пыталась
организовать бегство королевы. План сорвался из-за нерешительности одного из
его участников. Тем  не  менее  Ш.  Аткинс,  вероятно,  уже  после  перевода
королевы в тюрьму  Консь-ержери,  подкупив  одного  из  чиновников  Коммуны,
сумела проникнуть в камеру королевы и предложила  ей  обменяться  платьем  и
бежать. Королева отказалась от предложенной  ей  попытки  бегства.  Впрочем,
нельзя считать вполне доказанным,  что  этот  эпизод  имел  место,  хотя  он
выглядит вероятным на основании  анализа  корреспонденции  Аткинс  и  других
документов. (Возможно, существует какая-то связь между этим эпизодом  и  так
называемым "заговором гвоздики". Если это так, то тем самым  устанавливается
прямая связь между Щ. Аткинс и агентурой барона Батца,  в  том  числе  между
шевалье де Ружвилем и чиновником Коммуны Мишонисом.)
     После  возвращения  в  Англию  Ш.  Аткинс   сосредоточила   усилия   на
организации бегства дофина, и эти усилия, относящиеся к самому концу 1793 г.
и первой  половине  1794  г.,  представляют  наибольший  интерес,  хотя  они
продолжались и после 9 термидора вплоть до  середины  1795  г.,  когда  было
официально объявлено о  смерти  Шарля  Луи.  Главными  исполнителями  планов
Аткинс стали де Фротте и юрист Кормье, стремившийся  играть  первую  скрипку
среди заговорщиков. На этой почве возникло его соперничество  с  де  Фротте,
которое  постепенно  вконец  испортило  отношения  между  двумя   ближайшими
сообщниками Шарлотты Аткинс. Главным агентом  организации  Аткинс  в  Париже
стала жена Кормье Сюзанна Розали, урожденная Батлер, дочь графа Жана Батиста
Батлера, богатого плантатора с острова  Сан-Доминго.  По  словам  Ф.  Барбе,
изучавшего переписку заговорщиков, это была  "личность  абсолютно  надежная,
активная,  предприимчивая,  призванная  к  тому,  чтобы   блестяще   служить
осуществлению планов лондонских роялистов".
     Для  того  чтобы  избежать  подозрений,  мадам  Кормье,   ссылаясь   на
длительное  отсутствие  мужа,  считавшегося  эмигрантом,  возбудила  дело  о
разводе. Этот развод - чисто фиктивный - был официально признан уже в ноябре
1794 г., а до того времени много воды утекло. На  протяжении  первых  недель
1794 г. именно мадам Кормье передавала  в  Лондон  подробную  информацию  об
организации охраны Тампля, о тюремных  надзирателях  и  другие  сведения,  в
которых нуждались заговорщики. Письма пересылались,  разумеется,  не  прямым
путем. В то время существовали многочисленные тайные каналы,  через  которые
информация в кратчайшие сроки доставлялась через Ла-Манш. Тем не  менее  нам
остаются неизвестными пути, по которым сообщения мадам Кормье поступали к ее
мужу, доставлявшему их в поместье Кеттерингем. В конце марта 1794 г.  Кормье
получил известие об аресте жены (которая еще  не  успела  возбудить  дело  о
фиктивном  разводе),  временно  исчез  главный   источник   информации   для
заговорщиков, но Кормье сумел наладить получение известий от других агентов.
(Супруга  Кормье  была  через  некоторое  время  выпущена  на  свободу.)  На
содержание разведывательной сети, на покупку судна, которое было приобретено
с помощью французского эмигранта барона де Сюзанне и курсировало  поблизости
от  французского  побережья,  Аткинс  затратила  большую   часть   семейного
состояния. (В марте 1794 г. умер ее муж, и  она  могла,  видимо,  еще  более
свободно распоряжаться  своими  средствами.)  Тем  не  менее  письма  Кормье
заполнены  были   настойчивыми   требованиями   денег,   перемежающимися   с
извинениями за такую настойчивость, разъяснениями,  что  без  дополнительных
трат сорвется все дело,  учитывая  те  трудности,  с  которыми  сталкиваются
роялистские агенты. Барбе в целом оче