сознательными
искажениями, и ни одно  из  этих  утверждений  не  может  быть  принято  без
проверки и должно оставаться под сомнением (кроме случаев,  когда  их  можно
прямо  опровергнуть   как   заведомо   ложные).   Это   относится   даже   к
конфиденциальной  служебной   переписке,   личной   корреспонденции   людей,
поддерживавших многие годы и деловые, и, казалось, дружеские связи. Приведем
лишь один характерный  пример.  После  гильотинирования  Эбера  руководитель
роялистского шпионского  центра  граф  д'Антрег,  о  котором  будет  сказано
дальше,  запросил  своего  нанимателя  британского  дипломата  и  разведчика
Френсиса Дрейка, не являлся ли казненный английским  шпионом,  о  чем  ходят
слухи. Что же ответил Дрейк своему другу и информатору? 18 апреля 1794 г. он
писал д'Антрегу: "Я сильно сомневаюсь, что это правда,  поскольку  известно,
что  мы  проявляем  большую  осмотрительность...  Мы   почти   не   нанимаем
политических деятелей во Франции, за  исключением  Дюмурье  и,  быть  может,
Марата". Сколько заведомой лжи в одной  только  приведенной  выше  фразе  из
"дружеского" письма, не говоря уж об общей формулировке "почти не нанимаем"!
После слов об изменнике Дюмурье следует заведомая  дезинформация  о  Марате,
павшем от руки Шарлотты Корде,  чей  кинжал  был  нацелен  в  сердце  "Друга
народа" жирондистами, уже  тогда  многими  нитями  связанными  с  английской
разведкой.  По-видимому,  Дрейк  придерживался  правила  не  признавать   до
последней  возможности,  что  те  или  иные  агенты  состояли  на  службе  в
английской разведке. Так,  когда  д'Антрег  запросил  у  Дрейка  сведения  о
роялистском публицисте Малле дю Пане, который несомненно являлся  британским
агентом в Швейцарии, Дрейк прикинулся ничего не знающим. "Этот Малле дю Пан,
о котором вы говорите, - писал Дрейк, - мне известен  только  по  нескольким
написанным им брошюрам", и добавлял, что он только "возможно"  был  агентом,
работавшим на Англию.
     По всей вероятности, никто из самых  осведомленных  современников,  как
погибших в 1794 г., так и проживших после этого многие годы  и  десятилетия,
не  представлял  картину   тайной   войны   революционных   лет.   Об   этом
свидетельствуют  опубликованные  мемуары,  переписка  современников.  Однако
такую картину не удалось реконструировать и ученым, обращавшимся  к  истории
тайной войны  или  затрагивающим  ее  в  своих  трудах,  посвященных  другим
проблемам революционного времени.
     Давно уже в полемике против реакционного французского историка И.  Тэна
была высказана мысль: его  интерпретация  революции  напоминает  изображение
смертельного сражения двух борцов, на котором фигуру одного из них тщательно
замазали вплоть до полного слияния с фоном  этой  картины.  Оставшийся  боец
предстает тогда в виде буйно помешанного маньяка с  вытаращенными,  налитыми
кровью глазами, в неистовом гневе сокрушающего кулаками пустоту.  Эту  мысль
не так давно повторили английские историки, далекие от симпатии к революции,
А. Коббен и Г. Митчел. Такое изображение было бы нелепостью,  если  бы  речь
шла о 1792 или 1793 г. Ну а 1794 г.? Иначе говоря, в то самое  время,  когда
боец  яростно  обрушивал  свои  кулаки  не  только  на  воздух,   скрывавший
невидимого недруга, но с еще большим исступлением на самого себя.  И  нельзя
не задать вопрос, какую роль в этом ослеплении сыграла тайная война.
     Картина тайной войны за семь-восемь месяцев до 9 термидора предстает  в
совершенно различном виде в зависимости от двух причин. Во-первых, от  того,
что следует считать истиной, а что - фантазией в  заявлениях  представителей
революционного   правительства   Сен-Жюста,   Амара,   Лакоста,   а    также
руководителей дантонистов и эбертистов относительно "иностранного  заговора"
(ложные  утверждения  могли  порождаться   и   искренним   заблуждением,   и
политическими  мотивами,  стремлением  выдвинуть  весомые  и  всем  понятные
обвинения против лидеров враждебных группировок). И  во-вторых,  чему  можно
доверять, а что надо  отнести  к  области  вымыслов  в  депешах  роялистских
шпионов "Парижского агентства" и в бюллетенях д'Антрега. От ответов  на  эти
вопросы меняются общие  контуры  всей  картины.  Но  однозначный  ответ  при
современном  состоянии  исследования  вопроса   (точнее,   при   том   круге
источников, которые введены в научный оборот) вряд ли возможен. В литературе
можно встретить едва ли не все  возможные  сочетания  ответов  на  первый  и
второй из указанных вопросов (к которым надо добавить и половинчатые ответы,
колеблющуюся позицию отдельных историков). Еще больше усложняет дело наличие
немалого  числа  работ,  где  бумаги  д'Антрега  служат  лишь  основой   для
дополнительных догадок, имеющих лишь более чем условную документальную  базу
или вовсе таковой не имеющих. Но  и  это  еще  не  все.  Немалое  количество
различных сведений содержится в  речах  термидорианцев  (особенно  в  первые
месяцы  после  гибели  робеспьеристов),  произнесенных  с   целью   очернить
побежденного противника. Среди них имеются и утверждения, прямо  относящиеся
к тайной войне в 1794 г., и ими тоже пользуются, порой некритически,  правые
историки. Напротив, в прогрессивной историографии возникла традиция с порога
отвергать утверждения термидорианцев как клевету, что тоже  не  способствует
выявлению истины. Кроме того, заявления  того  же  типа,  что  и  делавшиеся
термидорианцами, фигурируют в  дипломатической  переписке  тех  лет,  причем
далеко  не  всегда  ясно,  когда  она  передает  ходившие  слухи,  а   когда
основывается на веских данных. То же самое следует  сказать  об  аналогичных
(как правило, бросаемых мимоходом и  ничем  не  подтверждаемых)  замечаниях,
которые содержатся  в  мемуарах  французских  и  зарубежных  государственных
деятелей, участников или просто современников событий революционной эпохи.

       Шпион в Комитете общественного спасения

     Грозная, насыщенная революционной борьбой осень 1793 г. Париж -  сердце
республиканской  якобинской  Франции,   отбивающейся   от   целой   коалиции
реакционных держав во главе  с  Англией  и  от  ударов  в  спину,  наносимых
внутренней контрреволюцией.  Якобинцы  отвечают  революционным  террором  на
происки врага, весь народ поднимается на защиту родины от интервентов.
     Боевым    штабом    революции    становится    назначенный     народным
представительством (Конвентом)  Комитет  общественного  спасения.  Перед  12
членами этого комитета отчитываются министры и генералы, он руководит армией
на фронте, снабжением  столицы  хлебом,  производством  пороха,  дипломатией
молодой республики.
     На  секретном,  как  всегда,  заседании  2  сентября  1793  г.  Комитет
общественного спасения заслушивает доклад министра иностранных дел  Дефорга.
Члены комитета откровенно обсуждают вопрос о поведении  французских  послов,
многие из которых были еще дипломатами старого режима: честны ли они,  может
ли республика довериться их способностям и их лояльности?  Говорится  немало
горьких слов в адрес  некоторых  из  этих  дипломатов,  в  частности  Энена,
французского поверенного в делах в Константинополе. Его даже  заподозрили  в
продажности.
     Через несколько недель Энен получил письмо  от  одного  своего  давнего
знакомого, дона Симона де Лас Казаса, посла  испанского  короля  в  Венеции.
Испания уже воевала с Францией,  а  дипломаты  все  еще  не  считали  нужным
прерывать старые связи. Лас Казас дружески и доверительно предупреждал Энена
относительно обвинений, которые были  выдвинуты  против  него  на  заседании
грозного Комитета общественного спасения. Энен написал возмущенное письмо  в
Париж, с жаром отвергая обвинение в коррупции. Получив письмо Энена, Комитет
общественного  спасения  пришел  к  выводу,  что  в  его  составе  находится
иностранный шпион. Нечего говорить, что  это  было  открытие  первостепенной
важности: утечка секретных  сведений,  которыми  располагал  комитет,  могла
принести неизмеримый вред. Речь шла о жизнях тысяч солдат, об исходе военных
операций, о безопасности всей республики.
     И очень характерно (отметим это с самого начала), что ни у  Робеспьера,
ни у Сен-Жюста, ни  у  других  членов  комитета  не  возникло  подозрение  в
отношении кого-либо из служащих, секретарей, присутствовавших на заседаниях.
Все были убеждены, что шпионом должен быть  один  из  членов  комитета.  Для
этого были основания, и мы - незнакомые со многим из того, что было известно
членам комитета в 1793 г., но зато осведомленные о ряде фактов, которые  они
не могли знать, - должны признать серьезность этих оснований.
     Комитет заседал по утрам  -  до  заседаний  Конвента,  а  иногда  и  по
вечерам, так что прения затягивались до глубокой ночи. Подробных  протоколов
не велось, составлялись лишь перечни принятых решений. На заседаниях  помимо
членов комитета присутствовали различные секретари  для  записи  и  передачи
решений, министры, которых вызывали для отчетов, и  некоторые  другие  лица.
Так что, несомненно, были люди, частично посвященные в его секреты. Однако у
комитета не было постоянного секретаря. Таким образом, видимо, никто,  кроме
самих членов Комитета общественного спасения, не имел возможности  постоянно
выдавать секретные сведения о том, что происходило  на  заседаниях.  Комитет
мог лишь догадываться, что подобная утечка информации про-
     исходит регулярно. Но теперь, когда  открылись  государственные  архивы
разных  стран,  хранящие  документы  той  эпохи,  мы  знаем  это  наверняка.
Напомним, однако, кто осенью 1793 г. входил в состав  комитета  (часть  была
избрана раньше, часть - несколько позднее).  Членами  комитета  состояли  12
человек, а именно: 1) Робеспьер; 2) Сен-Жюст; 3) Жанбон Сен-Андре; 4) Эро де
Сешель; 5) Приер из Марны; б) Ленде; 7) Барер;
     8) Бийо-Варенн; 9) Колло д'Эрбуа; 10) Карно; 11) Кутон;  12)  Приер  из
Кот-д'0ра.
     Комитет  был  перегружен   огромным   объемом   работы,   каждый   день
рассматривал сотни самых различных дел, для разбора которых было  образовано
шесть секций (по два человека в каждой). В результате  за  членами  комитета
были закреплены определенные отрасли  управления  (Робеспьер  ведал  делами,
касающимися  "общественного  мнения",  Сен-Жюст  и  Кутон  -   революционной
полицией и т. д.). Иностранные  дела  подлежали  ведению  Барера  и  Эро  де
Сешеля, а военные (включая производство  оружия  и  снаряжения)  -  Карно  и
Приера (из Кот-д'0р). Каждый член комитета имел собственную канцелярию.
     Когда комитет  ознакомился  с  письмом  Энена,  свидетельствовавшим  об
утечке информации, подозрения сразу сосредоточились  на  бывшем  аристократе
Эро де Сешеле. Вероятно, в большей мере это было вызвано тем, что  сторонник
Дантона  Эро  де  Сешель   имел   какие-то   подозрительные   знакомства   с
международными  банкирами  и  спекулянтами,  и,  кроме  того,  недовольством
внешнеполитическим курсом Эро. Этот курс отдавал авантюризмом,  прикрываемым
революционной фразой, и мог увеличить  и  без  того  длинный  список  врагов
Французской республики.
     В ноябре-декабре 1793 г.,  когда  пришло  письмо  Энена,  Эро  выполнял
какое-то поручение комитета на  Рейне.  Его  отозвали  и  прямо  обвинили  в
Конвенте. Хотя Эро сумел оправдаться  в  Конвенте,  который  даже  отказался
принять его отставку. Комитет общественного  спасения  был  непоколебим.  Он
потребовал, чтобы Эро либо  представил  более  убедительные  доводы  в  свое
оправдание,  либо  настоял  на  своей  отставке.  На  этом  дело   ненадолго
застопорилось, а уже через несколько месяцев Эро де Сешель был  арестован  в
числе других дантонистов и 5 апреля  1794  г.  гильотинирован  по  приговору
революционного трибунала. В его  судебном  деле  имеется  копия  письма  Лас
Казаса, в котором сообщались детали заседания комитета 2 сентября 1793 г.  В
заголовке копии указывалось, что эти сведения были сообщены за границу  Эро.
Революционные деятели так и остались при своем убеждении в  его  виновности.
Однако это было ошибкой. Оставляя в стороне вопрос, был ли Эро вообще связан
с иностранной разведкой, можно лишь  с  полным  основанием  утверждать,  что
источником известий  о  заседаниях  комитета  был  кто-то  другой,  так  как
передача информации продолжалась и после казни Эро...
     От кого же, однако,  могли  исходить  сведения  о  заседаниях  Комитета
общественного спасения? Здесь мы вступаем  в  самую  темную  и  неизведанную
область.  Многое,  как  уже  отмечалось,  говорит  за  то,  что   источником
информации мог быть только один из членов комитета. Но кто? Надо попытаться,
говорят  западные  исследователи,  определить  предателя,  не  полагаясь  на
историческую репутацию членов комитета. Прежде всего для облегчения задачи в
списке деятелей Комитета общественного спасения, приведенном  выше,  следует
выделить  тех,  кто  физически  был  не  в   состоянии   выполнять   функции
осведомителя роялистов. Кто же имеет алиби? Как мы уже знаем, прежде всего -
главный подозревавшийся Эро де Сешель. Кроме того, сразу же отпадают
     Жанбон Сен-Андре и Приер из Марны, так как  они  долго  находились  вне
Парижа и не присутствовали на заседаниях. Бийо-Варенн и Колло д'Эрбуа еще не
были членами комитета во время заседания 2 сентября 1793 г.  Кутон  как  раз
осенью 1793 г. долгое время был в Лионе.  Сен-Жюст  перемежал  пребывание  в
Париже с поездками в сражавшиеся армии. Ленде находился на западе  страны  и
был отозван в Париж лишь в конце октября 1793 г. Робеспьер  также  часто  не
присутствовал на заседаниях, отчеты о которых попадали в руки д'Антрега.
     Итак, остаются трое. Среди них один - Барер, человек с не очень  чистой
репутацией, доказавший своей последующей карьерой, что он  был  способен  на
многое. Но в отчетах много специфически военных сведений (притом оказавшихся
при проверке правильными). Барер, видимо, не мог знать эти детали.  Остаются
двое: Приер из Кот-д'0ра и Карно  -  они  оба  были  в  курсе  всех  военных
вопросов. Кто же из двух? Формальным анализом нельзя исключить ни одного  из
них. Но, оказывается, граф д'Антрег, глава  шпионской  сети,  через  которую
получил информацию упомянутый испанский дипломат Лас Казас, а вслед  за  ним
Энен, в письмах от 20 и 24 августа 1794 г. утверждал, что  сведения  исходят
от Карно.  Лазарь  Карно!  Человек,  которого  сначала  сочувствовавшие  ему
современники, а потом буржуазные историки назвали  "организа-гором  победы".
Правда, сочувствовали ему буржуазные историки именно потому, что  Карно  был
белой  вороной  среди  якобинцев.  Он  стремился   к   созданию   "обычной",
"регулярной" армии скорее не из-за того, что хотел покончить с  анархией,  с
партизанщиной,  а  потому,  что  желал   обуздать,   подчинить   буржуазному
руководству грозную стихию народной революционной войны.  Даже  в  наши  дни
подозрение, высказанное  против  Карно,  вызвало  бурное  негодование  среди
влиятельных ученых во Франции.
     Да  и  вообще,  какая  цена  словам  д'Антрега?  Есть   ли   какие-либо
доказательства, помимо слов этого весьма нечистоплотного авантюриста? На это
можно ответить: у д'Антрега вряд ли могли быть основания л1ать в письмах Лас
Казасу, не говоря уж о том, что к Карно мы подошли методом исключения  почти
всех остальных членов комитета. Данных  о  -  связях  Карно  с  роялистскими
шпионами в Париже нет. Зато есть  косвенное  свидетельство  связей  Карно  и
д'Антрега. Когда в  1797  г.  д'Антрег  был  арестован  в  Италии  солдатами
Наполеона Бона-пар га (об этом ниже), он переписывался с Карно  (по-прежнему
занимавшим высокий пост в правительстве),  испрашивая  паспорта  для  членов
своей семьи.
     Роялисты могли соблазнить Карно не столько деньгами, сколько  обещанием
безопасности  в  случае  реставрации  монархии  Бурбонов.  А  член  Комитета
общественного спасения Лазарь Карно в глубине души явно  не  очень  верил  в
прочность революционного правительства. Ею даже  прямо  обвиняли  однажды  в
передаче врагу тайн  комитета.  Он  участвовал  в  перевороте  9  термидора.
Позднее выявились  роялистские  связи  Карно,  какие-то  контакты  с  армией
интервентов.
     И все же... И все же это  еще  далеко  не  доказательство.  Ведь  можно
представить себе, что информатором шпионов мог  быть  кто-либо  из  служащих
Комитета  общественного  спасения,  секретарей,   в   частности   роялистски
настроенных помощников того же Карно.
     Для решения загадки надо попытаться  уяснить,  что  собой  представляла
сеть д'Антрега, снабжавшая графа информацией. Тем  более  что  только  после
такого знакомства можно будет найти ключи и к МН01ИМ другим важным  секретам
войны разведок в  годы  французской  революции.  В  течение  столетия  после
революции не было пролито никакого света  на  то,  каким  образом  секретные
материалы  Комитета  общественного  спасения  попадали  в  руки  иностранных
правительств. Но вот  в  1894  г.  в  Англии  появился  второй  том  научной
публикации "Рукописей эсквайра Д. Б.  Фортескью,  сохраняемых  в  Дропморе".
(Благодаря родственным связям  этот  владелец  Дропмора  унаследовал  личные
архивы ряда крупных государственных деятелей Англии.) В томе были напечатаны
28 информационных бюллетеней, которые английский посланник в  Генуе  Френсис
Дрейк пересылал с сентября 1793 г. по  июль  1794  г.  в  Лондон.  Это  были
донесения   какого-то   роялистского   агента   о   деятельности    Комитета
общественного спасения. В их числе находился и отчет о заседании 2  сентября
1793 г., материалы которого Лас Казас изложил в письме к Энену. Пользующиеся
европейской известностью историки - француз А. Олар, англичанин Д. Клефем  и
др. - единодушно  объявили  эти  бюллетени  фальшивкой,  с  помощью  которой
роялисты дурачили иностранных дипломатов, а возможно, и просто  выуживали  у
них деньги. Действительно бюллетени содержат  ряд  сведений,  которые  плохо
согласуются с тем, что мы знаем о некоторых событиях  революции  из  других,
безусловно достоверных источников. Бюллетени говорят о каких-то разногласиях
Робеспьера и Сен-Жюста, приписывают  этим  революционерам  и  другим  членам
комитета труднообъяснимые и потому малоправдоподобные  поступки.  И  тем  не
менее нам известно: Комитет общественного спасения сам придерживался мнения,
что  посланная  за  границу  информация  (иначе  говоря,  те  же  бюллетени)
содержала правильный ответ по крайней мере о заседании 2 сентября 1793 г.
     Прошло еще 20 лет после опубликования "Рукописей" Фортескью. В 1914  г.
выдающийся французский  историк  А.  Матьез  занялся  изучением  бюллетеней,
присланных Дрейком, и пришел к выводу, что их нельзя попросту  игнорировать,
как это делали до той поры. Конечно, во  многое,  о  чем  они  рассказывают,
трудно поверить, но некоторые сообщавшиеся в них сведения, тоже поначалу  не
внушавшие доверия, при тщательной проверке полностью  подтвердились  (в  том
числе  такие  детали,  которые,  вероятно,  мог   сообщать   лишь   человек,
присутствовавший на заседаниях Комитета общественного  спасения).  Даже  то,
что на первый взгляд кажется ложным, не оказывается таковым  при  тщательном
исследовании. Например, в бюллетене от 2 июня 1794 г. сообщалось  о  посылке
Бийо-Варенна в  Северную  армию.  Бийо-Варенн  остался  в  Париже,  но,  как
выясняется, действительно имелось принятое,  но  не  осуществленное  решение
направить  Бийо-Варенна  для  инспектирования  Северной   армии.   Серьезные
историки следуют рекомендации Матьеза проверять все сведения, упоминаемые  в
бюллетенях, прежде чем считать их достоверными, подкрепленными  фактами^.  В
донесениях шпионов д'Антрега фигурирует утверждение о глубоких  разногласиях
внутри Комитета общественного спасения, что одна часть его членов в глубокой
тайне встречается на окраине города, организуя заговор против другой  части.
Все это весной 1794 г.  не  было  известно  ником