ить  Арлингтону  огромную  взятку  и  обязательство
уплачивать большую ежегодную пенсию. Таким  образом,  возможность  секретных
переговоров между Арлингтоном и Ру весной 1668 г. как будто не  противоречит
известным фактам.)
     Рювиньи не ограничился подробным донесением о "заговоре  Ру".  О  самом
главном он решил лично доложить Людовику и отправился с этой целью в  Париж.
Получив все нужные сведения,  французский  король  потребовал  от  Карла  II
выдачи  Ру,  натурализовавшегося  в  Англии.  Но  заговорщик   был   заранее
предупрежден кем-то (вероятно, Арлингтоном) об этом  требовании  и  поспешно
покинул британские пределы. Людовик XIV обещал за его поимку большую награду
- 300 тыс. ливров. После долгих розысков  французская  разведка  обнаружила,
что Ру скрывается у одного из своих  друзей  в  Швейцарии.  В  мае  1669  г.
небольшой отряд французских гвардейцев под командованием ни больше ни меньше
как знаменитого  французского  полководца  маршала  Тюренна,  тайно  пересек
швейцарскую границу и похитил  Ру.  19  мая  он  был  заключен  в  Бастилию.
Находясь в тюрьме, Ру требовал свидания с королем, обещая открыть ему важные
тайны. В ответ лишь  министр  Лионн  приказал  подвергнуть  Ру  допросу  под
пыткой. После допроса Лионн  объявил:  "Намерения  Ру  -  это  сумасбродство
безумного". Паньоль сравнивает это заявление с  характеристикой  Ру,  данной
ему Самуэлем Морлендом еще много ранее, 20 июля 1668 г., в письме к тому  же
Лионну: "Ру - плохой  француз,  держащий  столь  странные  речи,  и  главным
образом против короля в особенности, что это внушает  ужас.  Это  заставляет
ожидать событий, от которых волосы  встают  дыбом".  По  мнению  Паньоля,  в
планах заговорщика не было  ничего,  что  можно  было  счесть  "странным"  и
"безумным", как о том писали Морленд  и  Лионн.  "Безумным"  они,  вероятно,
сочли утверждение Ру об участии в заговоре брата-близнеца Людовика XIV. Этот
аргумент Паньоля не  представляется  убедительным.  В  переписке  сановников
абсолютистского государства и  их  приспешников  заговорщики  против  короля
нередко именуются не только злодеями, но и  безумцами.  Подразумевалось  при
этом, что, находясь в здравом уме, невозможно покуситься на священную  особу
монарха, помазанника божьего. Кроме того (как пишет  сам  Паньоль  в  другом
месте  своей  книги),  власти  первоначально  принимали   Ру   за   опасного
преступника,   а   несколько   позднее   стали   утверждать   нечто    прямо
противоположное: никакого заговора вообще не было,  все,  мол,  сводилось  к
пустой болтовне. Замечания Лионна, видимо, предвосхищали эту вторую,  вскоре
ставшую официальной версию. Для выдвижения ее  не  требовалось  даже  особой
изобретательности,   поскольку   подобный   прием   не   раз   использовался
правительством и ранее, для того чтобы принизить значение  его  противников.
Не придавая поэтому особого смысла словам о "странных", "безумных" речах Ру,
как это делает Паньоль, последуем за ним в рассмотрении других обстоятельств
дела этого заговорщика.
     Во время, когда в Бастилии Лионн продолжал вести  допросы  Ру,  министр
получил депешу из Лондона, датированную 3 июня 1669 г. В ней  посол  Кольбер
де Круаси извещал о существовании некоего  Мартина,  бывшего  слугой  у  Ру.
Лионн немедля ответил. "Нужно  любой  ценой  доставить  к  нам  этого  слугу
Мартина". С 18 по 21 июня происходил суд над  Ру.  21  июня  состоялась  его
публичная казнь колесованием. При казни рот Ру был завязан  тряпкой.  Почему
стремились помешать ему говорить, каких разоблачений могли опасаться власти?
     Во всяком случае, конечно, не разоблачения переговоров с  Карлом  II  и
его министром Арлингтоном. Но те оказались в очень неловком  положении,  тем
более что в Лондоне надеялись на получение очередной  французской  субсидии.
Карл II поэтому клялся Кольберу де Круаси, что  знать  не  знал,  ведать  не
ведал о "заговоре Ру". В свою очередь, Людовик XIV столь же лицемерно  делал
вид, что принимает за чистую монету эти заверения. В таких условиях Карл  II
не мог отказать в настойчивой просьбе о выдаче или в согласии  на  похищение
Мартина. Кстати, в письме французского  посла  упоминается,  что  Мартин  не
подчиняется "приказам своего государя". Следовательно,  по  мнению  Паньоля,
как выяснилось, Мартин - француз. Так что его фамилию надо было  произносить
по-французски: не "Мартин", а "Мартен".
     Первый секретарь посольства Жоли попытался убедить  Мартина  поехать  в
Париж и сообщить, что он знает о замыслах  своего  бывшего  хозяина.  Мартин
благоразумно отказался, ссылаясь на то, что  он,  мол,  ничего  не  знает  и
боится, что во Франции его упрячут в тюрьму. После того как стало известно о
казни Ру, тем более нельзя было рассчитывать на добровольную  явку  Мартина.
Прежде  чем  продолжить  повествование,  отметим,  что  этот  эпизод   плохо
согласуется с гипотезой, что Мартин (или  по  крайней  мере  тот  Мартин,  с
которым  вел  переговоры  Жоли)  был  французом.  Иначе  и  смысла  не  было
уговаривать его отправиться во Францию на расправу.
     Посольство было озабочено и вопросом о  выдаче  сообщника  Ру,  некоего
Вейраса. Кольбер де Круаси писал Лионну 1 июля, что может попросить Карла II
организовать похищение Мартина и передачу его  в  Кале  в  руки  французских
властей. Ответа Лионна в архивах не сохранилось. Это может свидетельствовать
о том, что тогда сразу  Лионн  не  дал  никакого  ответа,  или  о  том,  что
положительный ответ на столь деликатный вопрос министр не  рискнул  доверить
бумаге и предпочел послать специального курьера в  Лондон.  Паньоль  уверен,
что правильно последнее предположение, но  обосновать  его  может  только  с
помощью дополнительной гипотезы. 4 (или 5) июля  Карл  II  направил  записку
своей сестре Генриетте, что посылает другое письмо к ней, которое привезет -
уже знакомый нам - аббат Преньяни. (Напомним: один из отпавших кандидатов на
роль "маски".)
     Паньоль считает, что письмо, присланное с Преньяни,  выражало  согласие
на похищение Мартина. Между прочим, Преньяни должен был покинуть Лондон  4-5
июля, но задержался на один или два дня, поскольку письмо короля еще не было
готово. Это  дополнительное  доказательство  того,  что  Карл  II  не  хотел
переслать его с обычными курьерами.  По  мнению  Паньоля,  письмо  содержало
согласие на просьбу французского посла выдать "слугу Мартина"  и  сообщение,
что того передадут через несколько дней в Кале французским властям.  Правда,
13 июля Лионн пишет Кольберу де Круаси, что после казни Ру нет необходимости
заставлять Мартина прибыть во Францию, что же касается  Вейраса,  то  "пусть
Господь позаботится о его  наказании".  На  основе  этого  письма  некоторые
историки пришли к выводу, что Мартин так и не был выдан Франции.  По  мнению
же Паньоля, письмо, напротив, извещало Кольбера де Круаси  о  полном  успехе
операции и,'таким образом, не следует больше заниматься делом этого "слуги".
Действительно, Ру был казнен 21 июня, а через три дня, 24  июня,  Лионн  еще
настаивал на выдаче Мартина. 1 июля посол докладывал, что примет необходимые
меры, а 13 июля, то есть когда прошло уже  более  чем  три  недели,  министр
вдруг теряет интерес к Мартину. Если бы письмо было искренним, оно  было  бы
написано через день-два после казни, то есть 23 или 24 июня, или  в  крайнем
случае сразу после получения письма посла от 1 июля, а не от 13 июля.  Итак,
по гипотезе Паньоля, Мартин был выдан Франции за  неделю,  разделяющую  дату
отъезда аббата Преньяни и дату  письма  Лионна,  предписывавшего  прекратить
подготовку к похищению Мартина.
     Удалось ли Паньолю с помощью указанной гипотезы  и  ряда  умозаключений
решить загадку, был ли Мартин арестован в Кале в  начале  июля  1669  г.?  К
сожалению,  этого  сказать  никак   нельзя.   Можно   утверждать,   что   Ру
действительно  имел  в  услужении  англичанина  Мартина,  который,   однако,
уволился или был уволен еще до того, как заговорщик в конце февраля 1669  г.
уехал из Англии в Швейцарию.  Этот  Мартин  был,  по  данным  Лионна,  очень
недоволен своим бывшим хозяином. Он был разыскан в Лондоне, где жил со своей
семьей.  Именно  этот  Мартин  отказался  ехать  во  Францию,  чтобы  давать
показания, сославшись на то, что ему ничего  не  было  известно  о  заговоре
против французского короля. Казалось, после всего этого очевидно, что Мартин
столь же не подходит на роль "маски", как, возможно,  втянутый  в  это  дело
аббат Преньяни (кандидатура которого, как мы помним, отпала после того,  как
было установлено, что он скончался в Риме, а не в Бастилии). Однако  Паньоль
считает, что под именем Мартина был арестован в Кале француз, связанный с Ру
и  принявший  имя  бывшего  слуги  заговорщика.  Нетрудно  обнаружить  здесь
очевидную слабость всего построения  Паньоля,  сколько  бы  он  ни  старался
прикрыть ее утверждениями, что,  только  допуская  существование  подлинного
Мартина и его французского двойника Мартена, можно объяснить  известные  нам
факты (о чем будет сказано позднее). Все это остается простым  домыслом,  не
подкрепленным никакими прямыми документальными свидетельствами.
     Ну что же, примем пока  такое  допущение  и  посмотрим,  насколько  оно
способно  объяснить  тайну  "маски".  Прежде  всего  попытаемся,  исходя  из
сделанного предположения, реконструировать ход событий после ареста Мартена.
Арестованного  держали,  вероятно,  в  цитадели  города  Кале  или   в   его
окрестностях, где его допрашивал, возможно, сам  Лувуа.  Допрос  продолжался
более декады, так как военный министр вернулся в Париж  19  июля  и  доложил
все, что ему удалось узнать, Людовику XIV.  Тот  несколько  дней  колебался,
поскольку только 26 июля  был  подписан  приказ  Сен-Мару  принять  от  мэра
Дюнкерка де Воруа слугу Эсташа Доже. Сам Воруа получил предписание  министра
3 августа. Арестант был доставлен  в  Пинероль  24  августа.  Следовательно,
путешествие заняло целых 20 дней. Между тем сам Лувуа добирался до  Пинероля
всего за четыре дня. Может быть, арестованный был нездоров и его нужно  было
лечить? Он ведь потом много болел. А может, ему устроили свидание с королем?
Предположения, предположения... Факты, приводимые Паньолем, укладываются  им
в ложе произвольной конструкции.
     Как уже отмечалось, до процесса и казни Ру его официально  представляли
как опаснейшего преступника. Маршал Тюренн с торжеством рассказывал  о  том,
как ему удалось похитить Ру в Швейцарии, хотя это  было  признанием  грубого
нарушения международного права. А после казни стали говорить, что замыслы Ру
свелись к пустой похвальбе. Не хотели ли власти создать впечатление, что раз
не было заговора, то, естественно, не было и сообщников у Ру?  Такой  вопрос
задает М. Паньоль. На наш взгляд, стремление приуменьшить масштабы  заговора
могло быть вызвано различными мотивами.
     Итак, слугу Мартена, задержанного после приезда из  Англии  под  именем
"слуги Эсташа Доже", отослали в  Пинероль.  Отметим,  что  арестованного  не
судили и не приговорили к четвертованию или колесованию - наказанию, которое
полагалось за покушение на монарха и которому был подвергнут  Ру.  Возникает
вопрос: откуда взялся новый псевдоним Мартена - "Эсташ Доже"? Об этом  можно
только догадываться. Быть может, толчком к придумыванию его явилась  история
Эсташа  Доже  де  Кавуа,  о  которой  уже  говорилось.  (Между  прочим,  как
дополнительно выяснено исследователями, Эсташ Доже де Кавуа к июню  1669  г.
уже год как находился в тюрьме, что не являлось секретом для  современников.
Он умер в 1679 г.) Однако, как считает Паньоль, выдумка насчет лакея "Эсташа
Доже" оказалась неудачной.  Подчеркивая,  что  речь  идет  лишь  о  "слуге",
правительство  само  опровергало  эту  версию,  принимая  чрезвычайные  меры
предосторожности с целью предотвратить контакты узника с кем-либо на воле  и
в охране тюрьмы, в которой содержался заключенный в маске.
     Между прочим, обращает на себя  внимание,  что  упомянутый  Лувуа  явно
опасался  возможности  какого-то  нападения  на  тюрьму.  Иначе  зачем  было
посылать специальный приказ начальнику гарнизона Пинероля маркизу де Пьенну?
В этом  приказе  де  Пьенну,  знатному  сеньору,  стоявшему  по  социальному
положению и по месту на служебной лестнице значительно  выше,  чем  выскочка
Сен-Мар, указывалось, что тот является полным хозяином в тюрьме,  порученной
его ведению, и ни в коей мере не является подчиненным маркизу,  на  что  тот
выдвигал претензии. Более того,  согласно  этому  приказу,  Сен-Мар  получил
право требовать в любой момент, когда сочтет это нужным, помощь де Пьенна  и
находящихся под его командой 700 солдат. (Аналогичные разъяснения были  даны
и губернатору Пинеро-ля.) Однако кто мог и с какой целью совершить нападение
на тюрьму, расположенную  на  границе  Пинероля?  Целью  могло  быть  только
освобождение "маски", и совершить  его  могла  какая-то  группа  швейцарцев,
принимавших участие в "заговоре Ру". Эта попытка, предпринятая сотней людей,
могла оказаться успешной, если бы роте Сен-Мара не пришел на помощь гарнизон
города. Заговорщики, вероятно, учли бы, что  Людовик  XIV,  находившийся  во
враждебных отношениях с Нидерландами  и  Испанией,  не  мог  позволить  себе
вторжение в Швейцарию, ссылаясь на то, что увезли из тюрьмы какого-то лакея,
и  вдобавок  снова   привлекая   внимание   Европы   к   грубому   нарушению
международного права, совершенному самим французским королем  при  похищении
Ру.
     Надо заметить, что гипотеза, согласно которой  имя  Мартина  -  Мартена
является второй маской узника в маске, не является догадкой Паньоля. Ее  еще
в начале нашего века выдвинул английский историк А. Лэнг в  книге  "Трагедия
слуги". Он, однако, не  располагал  теми  документами,  которые  с  тех  пор
удалось раскопать исследователям. У Лэнга нашлись последователи и до Паньоля
(к этому мы еще вернемся).
     Новая маска "Эсташа Доже" позволяла уверить тех, кто мог  заметить  его
исчезновение и стараться выяснить его судьбу, что  он  умер  в  какой-нибудь
отдаленной тюрьме. Итак, псевдоним "Эсташ Доже" был лишь прикрытием  другого
псевдонима - "Мартен". Но кто же  скрывался  под  псевдонимом  "Мартен"?  М.
Паньоль считает, что любой кандидат на роль "Мартена"  должен  удовлетворять
целым 13 условиям ("подходящий" возраст,  довольно  широкая  начитанность  и
благочестие, которое обнаруживал заключенный  в  маске,  и  т.  д.,  включая
главное из них  -  бесследное  исчезновение  в  июле  1669  г.).  Всем  этим
требованиям удовлетворяет некий Джеймс де ла Клош, полная загадок  биография
которого  давно  уже  привлекала  внимание  историков.   Паньоль   попытался
суммировать и пополнить доводы в пользу кандидатуры де ла Клоша. К чему  они
сводятся? Что известно об этом загадочном персонаже?
     В 1668 г. человек, носивший это имя, жил на английском острове  Джерси.
Согласно концепции Паньоля,  после  смерти  Ришелье  его  преемник  кардинал
Мазарини, посвященный в тайну, в 1644 г. отослал мальчика вместе с повитухой
Перронет в Англию, которая отправилась туда, чтобы принять роды  у  королевы
Генриетты-Марии, жены Карла I и сестры Людовика XIII. Имеются сведения,  что
Перронет выдали на дорогу огромную сумму денег - 20 тыс. пистолей, они  явно
предназначались тем, кто возьмет на себя воспитание ребенка.  Выбор  пал  на
богатую аристократическую семью Картретов на острове  Джерси,  расположенном
неподалеку от французского побережья. Были приняты меры, чтобы ребенок  умел
свободно говорить по-французски. В Англии шла гражданская война,  в  которой
сторонники Карла I - кавалеры стали терпеть поражение. Тогда Генриетта-Мария
отослала на попечение Картретов своего  15-летнего  сына  Карла.  Именно  на
Джерси, остававшемся последним оплотом кавалеров, он после казни в  1649  г.
своего отца был провозглашен королем Карлом II.  Находясь  на  Джерси,  Карл
оказывал внимание молоденькой Маргарет Картрет. Поговаривали, что Джеймс  де
ла Клош, родившийся после отъезда Карла II с острова, являлся его сыном. Эти
слухи были связаны с тем, что мальчик был похож на Карла  II.  Но  ведь  тот
обликом  напоминал  своего  кузена  Людовика  XIV  -  тот  же  длинный  нос,
подбородок с ямкой посредине, тот же рот и тот  же  взгляд.  (Добавим,  что,
вопреки мнению  Паньоля,  портреты  обоих  королей  не  дают,  как  кажется,
оснований для столь категорического суждения.) В 1557  г.  Маргарет  Картрет
вышла замуж за протестантского проповедника  Жана  де  ла  Клоша,  отсюда  и
происходит  фамилия  юного  Джеймса,  который  до  этого,  видимо,   получил
основательное образование, так как хорошо говорил и писал  по-французски.  В
1668 г. Джеймс неожиданно объявил себя незаконным  сыном  Карла  II.  Однако
"веселый монарх", который хорошо относился к  своим  бастардам  -  двоих  из
которых он даже наделил титулами герцогов, -  твердо  заявил,  что  не  было
никаких   незаконных   детей   на   Джерси.   Потерпев   неудачу   в   своих
домогательствах, Джеймс де ла Клош тем не менее стал именовать себя "принцем
Стюартом" и уехал в Гамбург, где перешел в католичество. В апреле 1668 г. он
уже находился в Риме и обратился с просьбой к иезуиту отцу Олива,  ведавшему
обучением  неофитов,  вступавших  в  члены  "Общества  Иисуса",  помочь  его
принятию в орден. Для подкрепления своей просьбы де ла Клош  показал  письмо
Карла II римскому первосвященнику, в котором король признавал  де  ла  Клоша
своим сыном. Было представлено  и  письмо  от  шведской  королевы  Христины,
перешедшей в католичество, в котором она также удостоверяла, что де ла  Клош
- сын английского монарха и что это ей стало известно от  самого  Карла  II.
Иезуиты были в восторге, предвкушая возможности, которые мог получить  орден
от приема в свои ряды отпрыска Карла  II.  Пока  де  ла  Клош  усваивал  азы
иезуитской науки, он получал письма от Карла II - "нашему возлюбленному сыну
принцу Стюарту". Все хорошо шло примерно полгода, покуда не стало  известно,
что в Рим  прибудет  королева  Христина  и  что  она  намеревается  провести
несколько дней в аббатстве, где проходил обучение де ла Клош. После этого от
Карла II было получено письмо с требованием, чтобы Джеймс немедля  прибыл  в
Лондон. В  соответствии  с  правилами  ордена,  его  отправили  в  дорогу  в
сопровождении  другого  иезуита.  Но  Джеймс  во  Франции   покинул   своего
соглядатая и в октябре или ноябре 1668 г. отправился в Англию. И после этого
он совершенно и навсегда исчезает из виду.
     Вместе с тем в июле 1669 г., как раз когда в Кале был арестован Доже, в
Неаполь прибывает некто, именующий себя "принцем Стюардо". Он именовал  себя
сыном  Карла  II,  но  женился  на  дочери  местного  трактирщика.  Возникло
подозрение,  что  деньги,  которыми  он  сорил  без  счета,  фальшивые.  Его
арестовали, но выяснилось, что золотые монеты, которые он тратил, отнюдь  не
поддельные, и он был освобожден. 10 сентября некий "английский  агент"  Кент
объявил, что "принц Стюардо" недавно скончался в Неаполе,  оставив  странное
завещание. В нем он объявил себя сыном Карла  II  и  некоей  Марии-Генриетты
Стюарт, назначил душеприказчиком "своего кузена короля  Франции",  требовал,
чтобы Карл II дал его  сыну  титул  наследника  престола  принца  Уэльского,
выплатил огромные суммы его неаполитанской родне. "Принц  Стюардо"  оставлял
сыну какой-то маркизат, никогда  не  существовавший  в  действительности,  и
другие подобные владения. На этом опять-таки кончаются  наши  сведения  и  о
"принце  Стюардо",  каким-то  образом,  пв  всей  вероятности,  связанные  с
историей Джеймса де ла Клоша. Каким же именно?
     Прежде всего о главных документах, содержащих сведения о Джеймсе де  ла
Клоше - письмах Карла II к своему "возлюбленному  сыну".  Они,  естественно,
вызывают сильнейшие подозрения. Письма эти  нашлись  через  два  без  малого
столетия после времени их  написания