нного  -  Фуке.  Исключением  являлся  лишь  герцог
Лозен, пытавшийся при прямом  содействии  самого  короля  подорвать  влияние
"клана"  и  в  результате  попавший  надолго  в  Пинероль,  пока  не   сумел
договориться с министрами об условиях  своего  освобождения.  Все  остальные
заключенные в Пинероле не имели в глазах Лувуа ровно никакого значения, или,
точнее, только такое значение, какое могли  приобрести  для  более  надежной
охраны Фуке. В августе 1670 г. Лувуа посетил Пинероль и был гостем Сен-Мара.
Напомним сообщение Вольтера, что  маркиз  Лувуа  приезжал,  чтобы  навестить
заключенного в маске.
     Поскольку   прежние   исследователи   "отсеяли"   большинство    других
заключенных, не исключая и Маттиоли, как возможных узников  в  маске,  Аррез
попытался то же проделать и в отношении Эсташа Доже,  который  стал  главным
претендентом  на  роль  "маски".  Прежде   всего   атака   началась   против
утвердившейся интерпретации знаменитого письма Лувуа к Сен-Мару от  19  июля
1669 г. относительно направления в Пинероль Эсташа Доже. Лувуа  презрительно
называет его "неким", подчеркивает, что Доже "всего лишь  слуга".  (Заметим,
однако, в скобках, что не очень логично брать на веру в данном случае  слова
Лувуа, отказываясь это делать во многих других, как поступает Аррез.)  Лувуа
предписывал содержать Тоже в темнице в Нижней башне, а не в "апартаментах" в
Боковой башне, которые предоставлялись знатному заключенному - Фуке, а потом
Лозену. В темнице  были  только  самые  необходимые  вещи.  Лувуа  предписал
принять в отношении Доже ряд мер предосторожности -  оборудовать  специально
для него темницу с двойными дверями,  причем  за  наружные  не  должны  были
переступать часовые. Сен-Мар мог, как отмечалось, угрожать пленнику смер1ью,
если тот скажет что-либо, не относящееся к его нуждам, пищу ему  должен  был
приносить один раз в день Сен-Мар, и она совсем была не похожа на изысканные
блюда и вина, которые давали Фуке. У "слуги" Доже, конечно, не  было  лакея.
Таким образом, он находился в  строжайшем  заключении,  как  и  "маска",  но
содержался совсем в других условиях,  чем  неизвестный  узник.  Кроме  того,
меры, принятые в отношении Доже, нельзя считать  исключительными.  Такие  же
строгости по указанию Лувуа соблюдались в  отношении  Лозена,  арестованного
монаха и Маттиоли, а  также  заключенных,  содержащихся  в  других  тюрьмах.
Словом,  в  письме  Лувуа  к  Сен-Мару  от  19  июля  1669  г.   отнюдь   не
предусматривались какие-то беспрецедентные меры предосторожности (инструкция
Лувуа даже прямо предписывала содержать "маску" так же, как арестанта Доже).
     Однако возникает вопрос: почему вообще они  были  приняты  в  отношении
"слуги", зачем потребовался датированный 26 июля 1669 г. специальный  приказ
за подписью Людовика XIV Сен-Мару о содержании под стражей Доже?  Интересно,
что темница была заранее переоборудована к его прибытию. Не  было  ли  здесь
начало сложной макиавеллиевской интриги: поместить в эту темницу  никому  не
ведомого слугу,  придать  заключенному  известную  значительность  в  глазах
стражи (она сочла его, по  словам  Сен-Мара,  маршалом  Франции  или  другим
знатным лицом) и в удобный момент подменить его другим, действительно важным
узником, которого объявить умершим и навсегда заточить под именем Доже? Пока
же по-прежнему единственной  реальной  заботой  Сен-Мара  был  Фуке.  Друзья
сюринтенданта - его конюший Лафоре и  де  Валькруассан,  фигурировавший  под
именем Онеста, - в конце 1669 г. сделали попытку  помочь  ему  вырваться  из
тюрьмы. Они проникли в крепость, подкупили  нескольких  солдат  и  составили
план бегства. Однако в декабре 1669 г.  Сен-Мар  раскрыл  заговор.  Солдаты,
виновные в измене, были казнены по приговору военно-полевого суда. Лафоре  и
Валькруассан, бежавшие в Турин, были  выданы  герцогом  Савойским  Сен-Мару.
Конюший был повешен на виселице, сооруженной в центре тюрьмы.  Валькруассану
спасло жизнь его дворянство - он был отдан под  суд  позднее,  когда  утихли
страсти. (Между прочим, добавим здесь, вопреки мнению Арреза,  этот  заговор
свидетельствовал скорее не о сохранении "партии" Фуке, а  о  том,  насколько
безнадежным было положение бывшего сюринтенданта: даже если бы  ему  удалось
бежать, его наверняка тут же выдал бы в руки французского правительства хотя
бы тот же герцог Савойский!)
     Иностранные послы в 1667 г. сообщали, будто позиции  Кольбера  и  Лувуа
несколько ослабли, что,  по  слухам,  влияние  приобретали  маршалы  Тюренн,
Бельфон и Креки (два  последних  были  родственниками  Фуке)  и  что  король
разрешил опальному министру переписку с  семьей.  В  действительности,  если
этот приказ короля и был когда-либо отдан, его не передали  Сен-Мару.  Аррез
считает это дополнительным свидетельством, что Людовик XIV не имел подлинной
власти, но даже приведенные выше факты показывают,  насколько  сама  позиция
министров зависела  от  благоусмотрения  монарха.  Можно  предположить,  что
агентура министров спровоцировала  Лафоре  и  Валькруассана  на  их  попытку
освобождения Фуке с целью усилить строгости заключения.  В  первой  половине
167U г. проходил процесс Валькруассана, которого  приговорили  к  пятилетней
каторге (гребцом на галерах).  Может,  в  относительной  мягкости  приговора
сказалось влияние друзей Фуке. Быть может, игра партии Фуке  была  проиграна
только наполовину, но для победы ей требовался руководитель, остававшийся  в
тюрьме.
     В ходе процесса Валькруассана 26 марта 1670 г. Лувуа запросил Сен-Мара,
не может ли он сообщить что-либо дополнительно для включения в обвинительный
акт против Онеста (Ж.  Монгредьен  и  М.  Паньоль  в  своих  построениях  не
учитывали, что неведомый Онест - псевдоним Валькруассана). В  этом  странном
письме министр поинтересовался, не получил ли Онест или один из двух  лакеев
Фуке каких-либо сведений от... Эсташа Доже, и предписывал Сен-Мару допросить
на сей счет этого "слугу". Какие же сведения мог разболтать Доже? По  мнению
Арреза, лишь то, что он такой же заключенный, как они, а не  слуга  с  воли,
каким его могли впоследствии представить Фуке. Кроме того, очевидно,  что  к
Доже в темницу время от времени подселяли других  арестантов  -  по  крайней
мере одного из слуг Фуке (вероятно, на ночь, после  того  как  его  отпускал
бывший сюринтендант) и Онеста. Строгость  заключения  Фуке  была  усилена  -
инструкции Лувуа на  сей  счет  были  настолько  детальными,  что  содержали
указания об устройстве ставен. К этому  времени  позиции  Кольбера  и  Лувуа
снова упрочились. А в ноябре 1671 г. столкнувшийся с Лувуа герцог Лозен  был
арестован и направлен в Пинероль. Чтобы временно ослабить активность  партии
Фуке, взволнованной  арестом  Лозена,  на  которого  она  возлагала  большие
надежды, был пущен слух о предстоящем освобождении Фуке. Это было,  конечно,
только маневром его врагов, прочно удерживавших в  своих  руках  все  рычаги
власти.
     В сентябре 1674 г. умер Шампань, наряду с Ла Ривьером являвшийся слугой
Фуке (оба лакея были одновременно шпионами  Сен-Мара).  30  января  1675  г.
Лувуа сообщил Сен-Мару, что ему разрешается приставить Доже слугой  к  Фуке,
но только в том случае, если у того не будет вообще слуги (Ла  Ривьер  много
болел). Аррез считает, что это условие явно вызвано было опасением, что Доже
признается Ла Ривьеру, откуда его привели к Фуке, а Ла Ривьер разболтает это
своему хозяину (непонятно, почему не опасаться  в  таком  случае,  что  Доже
откроется  самому  Фуке?).  Надо  отметить,  что  Сен-Мару  еще  ранее  было
запрещено приставить Доже слугой к герцогу Лозену. Между прочим, как  раз  в
это время было наконец - впервые за 14 лет - Фуке позволено  обмениваться  с
женой двумя письмами в  год.  (По  мнению  Арреза,  Людовик  XIV  дал  такое
разрешение еще за шесть лет до того,  как  Сен-Мар  получил  соответствующее
приказание из Парижа.) 11 марта 1675 г. в письме к Сен-Мару  Лувуа  повторил
запрещение приставлять Доже лакеем к Лозену,  хотя  разрешил  найти  второго
лакея для герцога. Иначе говоря, Доже резервировался для Фуке.
     26 февраля Лозену едва не удалось бежать. Он пробил дыру в  полу  своей
камеры, спустился вниз, выскользнул в  окно  и  только  тогда  был  задержан
стражей. После этого Лозен попытался добиться освобождения, обещая полностью
подчинять свои поступки видам Лувуа и Кольбера. В  декабре  1677  г.  Лозену
было разрешено совершать двухчасовые прогулки в тюремном дворе  совместно  с
Фуке, которого много лет держали в изоляции от других заключенных, кроме его
слуг.  Вместе  с  тем  Сен-Мару  предписывалось  проследить  за  тем,  чтобы
заключенные не касались в своих беседах личных тем и говорили только громким
голосом. Вероятно, эта милость к Фуке была в  значительной  мере  видимой  и
рассчитана  на  распространение   слуха   об   облегчении   судьбы   бывшего
сюринтенданта. А в письме Лувуа к самому Фуке от 23 ноября 1678  г.  министр
формально по поручению короля запрашивал бывшего сюринтенданта, не рассказал
ли что-либо его слуга  о  своем  прошлом  другому  лакею  (и  даже  запрещал
сообщать об этом  поручении  Сен-Мару).  По  существу,  Фуке  предписывалось
шпионить за шпионившими за ним его слугами. Одновременно  в  письме  обещали
Фуке в ближайшее время облегчить  его  участь.  Любопытно,  что  это  первое
личное письмо Лувуа к Фуке уцелело в архиве, а ответ сюринтенданта  вряд  ли
случайно затерялся. Не сохранилось и письма, посланного Сен-Маром в  декабре
1678 г., поскольку  оно  раскрыло  бы  игру  Лувуа.  Это  утраченное  письмо
Сен-Мара имеет тем большее значение, что, отвечая ему 26  декабря  1678  г.,
министр отмечал, что будет извлечена польза из совета, который дал  тюремщик
относительно Эсташа Доже.
     В январе 1679 г. Фуке и Лозен получили  право  посещать  друг  друга  и
гулять в сопровождении  двух  лакеев.  Наблюдение  Сен-Мара  за  прогулками,
конечно, сохранялось.
     В мае 1679 г. в Пинероль был доставлен Маттиоли, причем через  два  дня
после его ареста был схвачен и лакей мантуанца, у  которого  захватили  вещи
его хозяина. В Пинероле теперь были заключены и Маттиоли, и его лакей, но их
посадили в разные камеры, и итальянец был  без  слуги.  Разрешалось  держать
слуг лишь Фуке, Лозену,  а  после  них  -  "маске".  В  служебной  переписке
Маттиоли фигурировал в 1679 г. под  именем  де  Летанжа.  Вместе  с  тем  18
августа 1679 г. Лувуа писал Сен-Мару: "О том,  что  Вы  не  можете  доверить
письму, Вы можете известить меня, отправив сюда господина  де  Бленвильера",
то есть двоюродного брата главного  тюремщика.  Эти  особо  конфиденциальные
сообщения явно не имели отношения ни к делу "де Летанжа", не говоря уж о еще
одном узнике Пинероля -  Дюбрее  (ему  разрешили  писать  министру  о  якобы
известных  ему  государственных  секретах,   но   он   не   сообщил   ничего
значительного), ни к сошедшему с ума  монаху,  ни  к  лакею  Лозена  или  Ла
Ривьеру, которые оба были шпионами  на  службе  у  Сен-Мара.  Не  могло  это
относиться  и  к  Лозену,  которого  в  более  или  менее   скором   времени
предполагалось выпустить на свободу. Из оставшихся двух  -  Доже  и  Фуке  -
посуществу, им мог быть только опальный сюринтендант,  поскольку  никому  не
ведомый за пределами тюрьмы Доже по решению Лувуа мог быть отдан в услужение
только к Фуке...
     Бленвильер отправился в Париж в том же  августе  1679  г.,  когда  было
получено цитированное выше Письмо Лувуа. Он вернулся  в  Пинероль  только  в
январе 1680 г. А как раз в это время, в конце 1679  г.,  в  результате  ряда
дополнительных  брачных  союзов  и  служебных  перемещений  "клан"  Лувуа  и
Кольбера сумел серьезно усилить свои позиции. Его ставленники заполняли весь
Королевский совет. Таким образом, они  все  единодушно,  по  мнению  Арреза,
должны были опасаться возвращения Фуке и желали от  него  отделаться.  После
прибытия Бленвильера из Парижа режим  для  Лозена  был  еще  более  смягчен;
напротив, все послабления для Фуке были прекращены. Ему запретили  кого-либо
принимать, даже Лозена. 23 марта 1680 г.  Сен-Мар  сообщил  Лувуа  о  смерти
Фуке.
     И только после этого, по мнению Арреза, возникает арестант в маске. Уже
8 апреля 1680 г. Лувуа предписывает тщательно изолировать лакеев Фуке - Доже
и Ла Ривьера,  а  также  объявить  Лозену,  что  они  выпущены  на  свободу.
Напротив,  Лувуа  22  июня  1680  г.  приказал  освободить  лакея  Лозена  с
запрещением под страхом отправки на галеры находиться ближе чем  10  лье  от
Пинероля. 22 апреля 1681 г. Лозен был на свободе.
     И все это время Лувуа  по-прежнему  был  озабочен  судьбой  слуг  Фуке,
которые официально вовсе не содержались в темнице, а были отпущены на  волю.
Чтобы лучше сохранить секрет того, что они оба оставались в заключении,  был
один способ - - перевести их в другую тюрьму. И вот уже 11 мая 1681 г. Лувуа
объявляет о назначении Сен-Мара губернатором Экзиля, с тем чтобы он  увез  с
собой двух из находившихся на его попечении арестантов, оставив  в  Пинероле
только тех, которые официально фигурировали в тюремных регистрах (по  мнению
Арреза, с которым  в  данном  случае  можно  вполне  согласиться,  это  были
Маттиоли,  его  лакей,  Дюбрей  и  монах).  Увезенные  арестанты   уклончиво
именуются в переписке "двумя из Нижней башни" (один из  потомков  тюремщиков
"маски" поведал Вольтеру,  будто  неизвестного  узника  называли  "башней").
Большой эскорт,  щедрые  траты  на  содержание  одного  из  двух  узников  с
очевидностью свидетельствуют, что это был не слуга, а какое-то  значительное
лицо. Отметим, что отъезд Сен-Мара в Экзиль был отложен до сентября 1681  г.
по прямому указанию Лувуа, рекомендовавшего (в письме от 22 июля)  ссылаться
на то, что в новом месте не был еще произведен необходимый ремонт. Лувуа при
этом прямо пишет, что это не причина, а предлог для задержки.  Дело  в  том,
что, если бы Сен-Мар уехал вместе с очень большим конвоем, увозя из крепости
двух арестантов, и там официально осталось бы только  двое  заключенных  (на
деле - четверо), это могло бы породить нежелательные  разговоры  и  догадки.
Чтобы пресечь подобные толки  в  Пинероле,  следовало  разыграть  комедию  -
временно посадить двух мнимых арестантов, один из которых  должен  был  быть
значительным лицом. Лувуа так и поступил. В тот же день, 22 июля,  когда  он
послал Сен-Мару приказ задержаться в Пинероле,  министр  предписал  генералу
Катина сообщить своим  друзьям,  что  он  получил  двухмесячный  отпуск  для
улаживания своих дел, и явиться к Лувуа для получения устных указаний.  А  8
сентября 1681 г. генерал, который уже посещал Пинероль при аресте  Маттиоли,
доносил оттуда, что он с 3 сентября  с  соблюдением  всех  необходимых  форм
заключен  Сен-Маром  в  тюрьму  под  именем  инженера   Гибера   из   Ниццы,
арестованного по дороге в Панкарлье. Чтобы убедить всех  в  важности  нового
арестанта, его вместе с лакеем поместили в лучшем помещении  Боковой  башни,
которую занимал Фуке. Дело было устроено так, что никто посторонний не видел
в лицо мнимого Гибера и  его  слугу,  зато  стало  известно,  что  они  лишь
временно помещены в тюрьму Пинероля и будут увезены с собой Сен-Маром. А  28
сентября 1681 г. Катина уехал из Пинероля, в который  он  якобы  только  что
прибыл, и отправился в Казаль, где занял пост  коменданта  крепости.  Почему
для выполнения этой роли был избран Катина? Да  потому,  что  он  был  сыном
одного  из  членов  суда  над  Фуке  и,  надо   кстати   добавить,   дальним
родственником вдовы поэта Скаррона, которая под именем мадам де Ментенон (по
воле "клана",  добавляет  Аррез)  стала  последней  по  счету  и  всемогущей
фавориткой Людовика XIV.
     После отъезда Катина Сен-Мар в сопровождении всей своей роты отправился
с двумя действительными  арестантами  из  Пинероля  в  Экзиль.  Всю  дорогу,
составлявшую  86  километров,  заключенные  находились  в  плотно   закрытых
носилках. Даже губернатор  Пинероля  д'Эрлевиль  мог  считать,  что  Сен-Мар
увозит  "инженера  Гибера"  и  его  слугу.  Все  следы  были  таким  образом
уничтожены.
     Итак, Сен-Мар в Экзиле, новое назначение было  служебным  продвижением,
связанным и с заметным повышением  жалованья.  Однако  тюремщик  по-прежнему
прикован к своим  арестантам.  Он,  правда,  получает  разрешение  время  от
времени на короткий срок посещать своего друга Катина в Казале (поскольку  в
Экзиле главного тюремщика заменяет его неизменный помощник майор Росарж), но
обычно Сен-Мару разрешается проводить вне Экзиля лишь  одну  ночь.  В  своих
письмах Сен-Мар сообщает о чрезвычайных мерах предосторожности, направленных
не столько на предотвращение побега,  сколько  на  то,  чтобы  не  допустить
какого-либо контакта  двух  заключенных  с  внешним  миром,  возможности  их
опознания кем-либо. Этой цели служили двойные посты по обе стороны башни,  в
которой содержали узников.  Задачей  часовых  было  следить,  чтобы  никакая
записка не была выброшена из окна камеры и не попала  в  чужие  руки.  Новый
священник (прежний остался в Пинероле) отправлял для них церковную службу из
специально переделанной проходной комнаты, туда же приносилась слугами пища,
которую помощник Сен-Мара передавал заключенным.  (Между  прочим,  именно  о
такой процедуре рассказывал сын одного из  племянников  Сен-Мара  Вольтеру.)
Сен-Мар не покидал  заключенных,  когда  их  осматривал  врач,  не  допуская
недозволенных разговоров, сам проверял доставляемое им белье. В  марте  1682
г. Лувуа ответил отказом  на  просьбу  Сен-Мара  разрешить  еще  одному  его
помощнику - помимо майора Росаржа - разговаривать с заключенными,  а  в  мае
1682 г. Сен-Мар получил отказ в отпуске для  улаживания  личных  дел  -  это
следовало произвести, не отлучаясь из Экзиля. Не прекращались и напоминания,
чтобы заключенные исповедовались в соответствии с инструкцией, иначе  говоря
- чтобы духовник не видел арестантов, а Сен-Мар наблюдал за всей процедурой.
Эти предписания повторялись из года в год. Такие  же  меры  предосторожности
принимались в Пинероле только в отношении Фуке.
     В 1683 г. умер Кольбер. Его преемником в финансовом ведомстве стал Клод
Лепелетье, а его  другие  функции  перешли  к  Лувуа,  сохранившему  и  пост
военного  министра.  Он  и  его  родственники  по-прежнему   вершили   всеми
государственными делами.
     16 апреля 1684 г. Лувуа попросил Сен-Мара  дать  сведения  о  том,  что
известно о рождении Ла Ривьера и обстоятельствах, "при которых  он  поступил
на службу к покойному Фуке". Это,  очевидно,  ответ  на  какое-то  пропавшее
письмо Сен-Мара, упоминавшее о Ла Ривьере и явно свидетельствовавшее, что он
был одним из двух арестантов, привезенных из Пинероля в Экзиль. Но если один
из двух - слуга Ла Ривьер, то другой (знатный заключенный) явно не мог  быть
Доже, то есть тоже слугой. Отсюда следует вывод, что Доже умер в 1680 г.,  а
вместо него бьио взято из Нижней башни в Пинероле какое-то другое лицо.
     В марте 1685 г.  Лувуа  наконец  разрешил  Сен-Мару  взять  отпуск  для
лечения, или, вернее было бы сказать, сбежать  из  Экзиля  на  две  или  три
недели. Министр прямо пишет, что  это  разрешение  дается  по  просьбе  жены
Сен-Мара (которая, добавим, приходилась сестрой любовнице Лувуа). Во  второй
половине того же  года,  как  отмечалось,  в  переписке  Лувуа  с  Сен-Маром
обсуждался вопрос о сохранении в секрете завещания одного из узников  -  им,
очевидно, не мог быть слуга, которому явно нечего  было  завещать.  В  конце
1686 г. один из заключенных заболел водянкой. 8 января 1687 г. Лувуа сообщил
Сен-Мару  о  назначении  его  губернатором  Сен-Маргерита  -  об   очередном
повышении. Тюремщику предписывалось посетить  новую  тюрьму,  принять  меры,
чтобы там сохранился режим, установленный для его заключенных.  Одновременно
5 января 1687 г. Сен-Мар известил Лувуа  о  смерти  одного  из  заключенных.