у,  кроме  членов  Комитета
общественного спасения и их наиболее  доверенных  и  близких  лиц,  включая,
может быть, отдельных служащих комитета. А достоверность  данного  сообщения
роялистского шпиона доказывается  тем,  что  об  этих  разногласиях  позднее
рассказал Камбон, выступая в Конвенте. (Заявление Камбона было  опубликовано
5 октября 1795 г. - 14 вандемьера IV года по революционному  календарю  -  в
официозе "Мони-тер".) Об этом сообщалось и в официальном отчете о событиях 9
термидора, составленном членом Конвента Куртуа.

       "Мануфактура"

     Главой  шпионского  центра  был,  как  уже  говорилось,  40-летний  Луи
Эмануэль Анри Александр де Лоней, граф д'Антрег.  Сторонник  конституционной
монархии в начале революции, д'Антрег позже эмигрировал за  границу  и  стал
ярым  приверженцем  восстановления  королевского  абсолютизма.   Роялистский
публицист Малле дю Пан приводит высказывание д'Антрега, что в случае  победы
контрреволюции она отрубит 100 тыс. голов.
     Д'Антрег стал руководить созданным им центром сначала из  Швейцарии,  а
потом из Северной Италии. Граф не пользовался ни уважением,  ни  доверием  в
эмигрантских кругах. До 1795 г.  он  служил  в  качестве  атташе  испанского
посольства. Когда же Испания вышла из коалиции,  заключив  мир  с  Францией,
д'Антрег перешел в услужение к эмигрантскому королю Людовику  XVIII  и  стал
его представителем у царского посла в Венеции Мордвинова. Еще  до  этого,  в
1793 г., он начал рассылать свои бюллетени помимо  Мадрида  в  Лондон  и  по
другим  адресам,  многократно  продавая  один  и  тот   же   товар.   Письма
корреспондентов  д'Антрега,  адресовавших   их   в   Швейцарию   "Марко-Поло
Филиберти,  негоцианту"  (один  из   псевдонимов   графа),   были   написаны
симпатическими чернилами. К настоящему времени расшифрованный текст выцвел и
представляет большие трудности для прочтения. К этому  стоит  добавить,  что
некоторые из писем написаны из осторожности, для дополнительной конспирации,
как бы от имени ревностного якобинца.
     Разведывательная сеть д'Антрега, как известно,  именовалась  "Парижским
агентством". Ее главным резидентом был  Жан  Кристоф  Сан-дрье  де  Поммеле.
Представитель богатого провинциального дворянства, он  до  революции  служил
офицером, достигнув чина подполковника, и  выступал  с  разными  сочинениями
касательно организации вооруженных сил. Поммеле  был  близким  другом  члена
Конвента Тальена, одного из организаторов  переворота  9  термидора.  Другим
руководителем  шпионского  центра   являлся   адвокат   Пьер   Жак   Леметр,
принадлежавший  к  богатой  буржуазной  семье  в  Руане.  До  революции   за
выступления против покушений  королевской  власти  на  права  провинциальных
парламентов он трижды - в 1772, 1785 и 1788 гг.  -  арестовывался,  сидел  в
Бастилии. Однако революция принесла ему крупные денежные потери  -  он  мало
что получил в компенсацию за потерянную должность (напомним,  что  должности
при старом режиме покупались). Вероятно, это было одним из мотивов  перехода
Леметра, как, впрочем, и ряда других оппозиционеров предреволюционных лет, в
ряды роялистов. В августе 1792 г. Леметра арестовали, но  вскоре  освободили
благодаря заступничеству Тальена. Однако 14 сентября 1793 г.  он  был  снова
арестован, правда, не за шпионаж, о котором властям ничего не было известно.
Власти сочли Леметра "подозрительным": он не  объяснил,  откуда  берутся  им
средства к существованию, почему, как было установлено, посещал аристократов
и  "отсутствовал"  во  время   великих   революционных   событий   1789   г.
Расследование, проведенное Комитетом общественной безопасности,  не  выявило
наличия каких-либо улик против Леметра, но было решено держать его в тюрьме.
Петиции жены  о  его  освобождении,  в  которых  она  подчеркивала,  что  до
революции Леметр сидел в Бастилии, остались без последствий.  На  протяжении
всего последующего времени до 9 термидора Леметр имел основания опасаться  в
любой момент быть отправленным на гильотину. Его сообщники не доверяли  ему.
Члены агентства каждодневно ожидали, что он, спасая себя, выдаст их властям,
и мечтали скрыться из Парижа. Леметр был освобожден  из  тюрьмы  15  августа
1794 г.
     Среди  других  участников  роялистской  организации  особую  активность
проявлял угрюмый  и  желчный  аббат  Андре  Шарль  Бротье,  издатель  газеты
"Журналь женераль де Франс". До 1789 г. он был преподавателем  математики  в
военном училище и еще тогда свел близкое знакомство  с  Леметром.  В  состав
"Парижского агентства" входила и любовница Бротье  мадам  Ривьер.  (Ее  муж,
морской офицер,  совершил  предательство,  выдав  военный  корабль,  которым
командовал, в руки испанцев, а сам поступил на службу  в  английский  флот.)
Несколько позднее к агентам д'Антрега присоединился Франсуа Николя Сурда,  в
прошлом глава полиции в одном из  провинциальных  городов,  а  в  будущем  -
шпион-двойник, судебный  чиновник  во  время  Консульства  и  наполеоновской
империи. В феврале 1794 г., вскоре после возвращения из эмиграции, Сурда был
арестован и находился в тюрьме до 21 августа. Иными  словами,  он  вышел  на
свободу только после термидорианского переворота. Еще один из  руководителей
шпионского центра, Дювернь де Прель, играл, по  крайней  мере  до  1795  г.,
менее значительную роль. Этим главным лицам в "Парижском агентстве" помогало
в 1794 г. по меньшей мере полтора десятка помощников.
     Весной  1792  г.,  после   начала   войны,   продолжение   деятельности
"мануфактуры" или "машины", как именовали для конспирации  агентство,  стало
тяжким преступлением в глазах закона. Все  четверо  руководителей  агентства
фигурировали теперь под вымышленными именами либо обозначались цифрами'  или
отдельными  буквами.  Эти  закодированные  фамилии  не   были   расшифрованы
революционными властями, которые остались в  полном  неведении  относительно
действий "парижских друзей" графа д'Антрега. Зато  их  псевдонимы  доставили
немало хлопот исследователям. Леметр (Le Maltre) стал Летремом (Le  Traime).
(А Матьез прочел ставшие почти неразличимыми от времени  буквы  его  фамилии
как Le Tronne и пытался отождествить его с неким Dutrone, агентом  какого-то
революционного комитета.) Иногда Леметр скрывался под фамилией Буасси и  др.
Де Поммеле обозначался как Тибо и Ле  Капораль,  Бротье  -  буквами  QQ  или
цифрой 99, мадам Ривьер - буквами RR, Сурда - В В, Дювернь де  Прель  -  как
Дюнан. В период  между  сентябрем  1793  г.  и  термидорианским  переворотом
главным корреспондентом д'Антрега был Бротье и в меньшей  степени  -  другие
члены агентства.
     Шпионский центр был размещен в подвале здания,  которое  занимало  одно
правительственное  учреждение.  Организация   имела   многочисленные   явки,
нелегально печатали роялистские листки, материалы пересылались  в  Швейцарию
по  почте  по  многочисленным,  заранее  установленным  адресам.  Проявление
написанных симпатическими чернилами депеш требовало использования химических
реактивов. Этим занимался сам д'Антрег со своими помощниками.
     До 60-х годов XX в. историки в основном использовали 28  опубликованных
бюллетеней д'Антрега и не знали, что в Паблик  Рикорд  оффисе  и  Британском
музее насчитывается еще 130 бюллетеней,  посланных  Дрейком,  но,  вероятно,
отредактированных д'Антрегом. (Они относятся ко времени как предшествующему,
так  и  следующему  за  периодом,  который  освещается  в  уже  напечатанных
бюллетенях.) К этому надо добавить частные письма д'Ашрега к Дрейку, которые
долгое время сохранялись среди его личных бумаг, а позднее были  переданы  в
Британский музей. Опубликованные  "Бумаги  Дропмора",  вероятно,  составляли
лишь депеши, относящиеся к 1793-1794 гг. Высказывались догадки,  что  другая
часть документов была изъята в то время, когда зять министра иностранных дел
Гренвила лорд Холленд был послом при короле  Луи  Филиппе  (1830-1848  гг.),
который  мог  быть  прямо  заинтересован  в  сокрытии  каких-то   бюллетеней
д'Антрега. Впрочем, это лишь простое предположение.
     Еще  современники  расходились  в  оценке   достоверности   информации,
поставлявшейся д'Антрегом. Но как  бы  ни  оценивать  уровень  достоверности
бюллетеней д'Антрега, несомненно, что она полностью признавалась  английским
правительством. Министр иностранных дел Гренвил считал  донесения  настолько
важными, что докладывал их содержание королю Георгу  III.  В  Лондоне  имели
возможность перепроверять поступавшие известия. В частности,  тот  же  Дрейк
помимо "Парижского агентства" содержал  и  других  разведчиков  во  Франции,
донесения которых переправлял в Форин оффис.
     Совсем  по-иному   оценивал   качество   информации   д'Антрега   такой
осведомленный современник, как агент Людовика XVIII и графа д'Артуа в Париже
Николя Франсуа Дютей. В октябре 1795 г. он писал, что,  наблюдая  в  течение
двух лет за перепиской Поммеле  и  д'Антрега,  он  убедился,  что  донесения
"Парижского агентства" - это "лишь от  начала  и  до  конца...  все  -  плод
воображения и  к  тому  же  особенно  опасного,  поскольку  он  создается  с
определенным намерением".  Надо  учитывать,  однако,  что  сварливый  Дютей,
находившийся во враждебных отношениях  с  главарями  агентства,  тоже  писал
вышеприведенные  слова  "с  определенным  намерением".  Правда,   крупнейший
специалист по истории французской революции  (и,  в  частности,  по  истории
действий в это время роялистских организаций) Ж. Годшо в  1969  г.  повторил
оценку Дютейя: "Корреспонденты графа д'Антрега осведомляли его очень  плохо,
и он сам превращал  сообщаемые  ими  известия  в  настоящий  роман...  Таким
образом,  ныне  ученые  могут  окончательно  рассматривать  как   басни   те
россказни, которые до  сих  пор  озадачивали  историков,  вроде  сведений  о
неправдоподобной измене члена Ковента Сотайра  или  ошеломляющем  поведении,
приписываемом Сиейесу, который изображается в качестве главного организатора
террора".
     Как доказал еще Матьеэ, д'Антрег существенно менял содержание сведений,
присылавшихся ему его агентами, не только для подстрекательства  иностранных
держав к усилению борьбы против французской республики, но и для  побуждения
их  делать  ставку  на  сторонников  восстановления  абсолютизма,  а  не  на
соперничавшую  с  ними  группировку  конституционалистов.   Ныне   известны,
добавляет  Годшо,  источники  сведений   парижских   корреспондентов   графа
д'Антрега: в первую очередь газеты, слухи, циркулировавшие в различных кафе.
в частности в кафе Пале-Ройяль, отдельные секретные  данные,  передававшиеся
мелкими служащими министерства  иностранных  дел  и  Комитета  общественного
спасения. Ж. Годшо, считающий, что не следует придавать никакой  (или  почти
никакой)  веры  бюллетеням  д'Антрега,  пишет,  что  Комитет   общественного
спасения составил бы более правильное представление о "деле Энена", если  бы
мог ознакомиться с бюллетенем д'Антрега от 23-30 октября, который имеется  в
двух экземплярах  -  в  архивах  Лондона  и  Вены.  Как  явствует  из  этого
бюллетеня, Шометт полностью доверял Эро де Сешелю и полагал  вместе  с  этим
последним, что Комитет общественного спасения  должен  сконцентрировать  всю
власть "в руках трех лиц  -  Шометта,  Эбера  и  Робеспьера".  В  нем  также
предлагалось отделаться от "сына Капета, но сохранить его  дочь",  "обелить"
герцога Орлеанского и ради достижения мира возвести его на  трон,  женив  на
"дочери Капета". "Если бы Комитет общественного спасения, - пишет Ж.  Годшо,
- прочел этот бюллетень, он убедился бы, что речь  идет  о  мистификации  и,
несомненно, Эро де Сешель не был бы арестован  и  отправлен  на  гильотину".
Этот ход рассуждений маститого историка вызывает  возражения.  Информация  о
"деле Энена" не была  мистификацией.  Эро  де  Сешель  вызывал  недоверие  у
большинства членов Комитета общественного  спасения  из-за  своих  связей  с
подозревавшимися в причастности к иностранной  агентуре.  Слухи  о  подобных
планах Шометта и Эбера не были только изобретением "Парижского агентства"  и
самого д'Антрега - подобные планы лидерам эбертистов  приписывали  некоторые
влиятельные якобинцы. Наконец, Эро де Сешель  был  судим  и  казнен  главным
образом потому, что считался участником дантонистской группировки  (несмотря
на его прежние  эбертистские  связи).  Таким  образом,  бюллетень  от  23-30
октября мало  что  решает  в  вопросе  о  степени  достоверности  информации
д'Антрега в целом.
     Годшо слишком категоричен. Бумаги д'Антрега (как его "бюллетени", так и
донесения, поступавшие к нему из Парижа) несомненно  содержат  как  заведомо
ложную, так и достоверную информацию, которая была проверена и  подтверждена
историками. Однако основная масса материала, содержащаяся в  бумагах  графа,
либо вовсе  не  допускает  проверки,  либо  по  различным  причинам  еще  не
подвергалась ей. В результате можно лишь гадать относительно удельного  веса
правды и вымысла в этих депешах и бюллетенях. Немудрено, что  одни  историки
предпочитают  вовсе  игнорировать  документы  д'Антрега,  другие,  напротив,
подходят к ним совершенно  некритически,  третьи  используют  выборочно,  не
обосновывая  мотивов  своего  выбора  (обычно  это   сведения,   позволяющие
подтвердить  концепцию,  отстаиваемую  данным  автором).   Вопреки   Дютейю,
информация д'Антрега не была "романом  от  начала  до  конца".  Как  заметил
французский историк А. Оливье, шпионские  бюллетени  д'Антрега  представляют
"смесь ошибок и правды". Разграничение  же  между  ними  порождает,  в  свою
очередь,  "смесь  ошибок  и  правды",  поскольку  оно   носит   нередко   по
необходимости  произвольный  характер.  (Ярким  примером  является  и   сама
процитированная книга А. Оливье о Сен-Жюсте.)
     Мы, видимо, знаем далеко не всех информаторов "Парижского агентства". В
разное время это были  разные  лица.  Так,  Антуан  Юго  (Дефарж),  чиновник
канцелярии Комитета общественного спасения, и его  сослуживец  Теодор  Андре
были завербованы Леметром только в конце августа 1795  г.  Следовательно,  в
1793 и 1794 гг. у агентства были  информаторы  в  правительственных  сферах,
причем имевшие какой-то доступ к секретным  документам.  Ведь  в  донесениях
д'Антрега  фигурируют,  иногда,  правда,   искаженные   до   неузнаваемости,
документы Комитета общественного спасения.  Шпион  (или  шпионы)  агентства,
занимавший незначительный пост в канцелярии,  имел  возможность  лишь  бегло
просмотреть депешу  перед  ее  отсылкой  по  адресу,  а  потом  "по  памяти"
восстанавливал содержание этого донесения, нередко при этом  путая  имена  и
просто присочиняя  то,  что  не  удалось  прочесть.  Иногда  он  мог  узнать
содержание приказов комитета, дебатов,  которые  происходили  во  время  его
заседаний. Что было правдой,  что  вымыслом,  историки  теперь  в  состоянии
определить более точно, чем это было возможно тогда, когда писал свои работы
А. Матьез. Но и ныне такое отделение  правды  от  вымысла  возможно  лишь  в
отдельных случаях. Многие известия не находят опоры в  надежных  документах,
не допускают проверки, вместе с тем  не  являются  столь  неправдоподобными,
чтобы их можно было отбросить без колебаний.
     Одним из лазутчиков "Парижского агентства",  вероятно,  был  некий  Жан
Жозеф  Дерше.  В  1793  г.  он  издал  "Исторические  заметки  о   поведении
правительства Великобритании по отношению к Франции", позднее,  в  1796  г.,
участвовал в публикации материалов, призванных  обосновать  аннексию  левого
берега Рейна. В период якобинской диктатуры Дерше находился в числе служащих
Комитета общественного  спасения,  а  в  1795  г.,  перейдя  в  министерство
иностранных дел,  стал  главой  его  3-го  управления,  а  потом  и  близким
сотрудником  Талейрана.  Прямых  свидетельств  связи  Дерше  с   роялистским
подпольем в 1793-1794 гг. нет, ее можно предполагать, поскольку впоследствии
он как будто стал агентом  д'Антрега,  что,  впрочем,  тоже  нельзя  считать
вполне доказанным. Эта версия  базируется,  по  сути  дела,  на  утверждении
агента д'Антрега, подписывавшегося "Ваннеле", что его  "племянник"  является
главой 3-го управления  министерства  иностранных  дел.  Но  ведь  переписка
д'Антрега и его агентов содержит немало сознательной дезинформации, понятной
для адресатов, но способной ввести в заблуждение французские власти, в  руки
которых могли попасть разведывательные депеши. Напомним, что сам д'Антрег не
раз  сообщал  своим  нанимателям  ложные  данные  о  том,  кто  являлся  его
информатором.
     Вдобавок, если проанализировать сведения, будто бы исходившие от  Дерше
в 1797-1800 гг.,  выясняется,  что  он,  несмотря  на  свое  положение,  был
довольно плохо осведомлен о  многих  вещах,  непосредственно  относящихся  к
сфере его деятельности. Это заставляет предположить,  что  либо  не  он  был
"племянником Ваннеле", либо сообщал "дядюшке" лишь часть того, что ему  было
известно.
     Если принять бюллетени д'Антрега  за  чистую  монету,  то  пришлось  бы
совершенно  по-иному  представить  историю   революционного   правительства.
Интригующей загадкой остается, почему роялистское подполье, имевшее, как  мы
убедились, свои источники  информации  о  том,  что  происходило  в  верхних
эшелонах  революционной  власти,  настойчиво  представляло  бывшего   аббата
Эммануэля  Жозефа  Сиейеса  в  качестве  закулисного  вдохновителя  Комитета
общественного  спасения.  Здесь  не  стоит   останавливаться   подробно   на
характеристике  Сиейеса,  получившего  известность  накануне  революции  как
автора  брошюры  "Что  такое  третье  сословие?".  Он  избирался   депутатом
Учредительного и Законодательного собраний, Конвента, занимал важные посты в
годы Директории и Консульства, пережил  реставрацию,  июльскую  революцию  и
окончил жизненный путь в 1836 г., немного  не  дотянув  до  90  лет,  "Аббат
Сиейес, - писал осведомленный современник М. А. Бодо, - не любил ни королей,
ни народ, ни мужчин, ни женщин, он не любил никого, кроме самого  себя...  и
денег. Некоторые говорят:  денег  и  самого  себя".  Бодо  именовал  Сиейеса
"робким атлетом, который должен был  принуждать  себя  к  молчанию".  Умение
Сиейеса безмолвно выжидать  исхода  политических  бурь,  сохраняя  при  этом
репутацию  мудрого  государственного  деятеля,  стало   почти   легендарным.
Известно, что во время террора едва ли  не  главной  побудительной  причиной
действий Сиейеса, примкнувшего к Болоту  в  Конвенте,  был  страх.  Известен
ответ на вопрос, что он  делал  в  то  бурное  время:  "Я  жил"  (точнее  по
смыслу-выжил). Он был вполне искренним, что не  так  уж  часто  случалось  с
бывшим аббатом. Недаром через 40 с лишним лет,  после  свержения  якобинской
диктатуры, в угасающем сознании Сиейеса порой всплывало пережитое им чувство
ужаса и он заклинал близких: "Если придет месье Робеспьер, скажите,
     что меня нет дома". Так вот этот самый Сиейес, если  верить  д'Антрегу,
был, оказывается, душой робеспьеристского Комитета общественного спасения, в
состав которого он, кстати, не входил. Именно  Сиейес,  согласно  д'Антрегу,
вселил уверенность в упавших духом Робеспьера и Кутона, собиравшихся в марте
1794 г. бежать в Америку, а также Сен-Жюста и в шестичасовой речи убедил  их
принять решение об аресте  эбертистов.  Тот  же  Сиейес  настоял  на  аресте
Дантона. Между прочим, Сиейесу приписывается и разъяснение комитету,  что  и
эбертисты, и дантонисты являются агентами Питта. Интересно отметить,  что  в
некоторых случаях, неоправданно приписывая  Сиейесу  роль  в  том  или  ином
событии, агенты д'Антрега обнаруживают точную осведомленность о  сути  этого
события. Так, в бюллетенях  утверждается,  что  Сиейес  настаивал  на  казни
принцессы Елизаветы, сестры короля, тогда как Робеспьер выступал против этой
меры. Интересно, что здесь агенты д'Антрега осведомили его  вполне  точно  о
позици