вольных  "клиентов"  Моранда,
например,  жестоко  отколотил  его  прямо  на  улице),  но,  как   оказалось
впоследствии, довольно прибыльное.
     Моранд собирал компрометирующие сведения о  разных  людях  и  заставлял
дорого платить за свое молчание. Перебравшись в безопасный Лондон, он быстро
использовал  возможности  существовавшей  тогда  там  свободы  печати  (надо
сказать,  весьма  ограниченной,  когда  речь  шла  об  обсуждении  серьезных
политических вопросов). Теперь шантажируемым Моранд угрожал  появлением  уже
печатных разоблачений. В число их  Моранд  решил  включить  и  Людовика  XV.
Влияние над королем захватила  в  это  время  очередная  любовница  -  мадам
Дюбарри. И ей, и Людовику, конечно, мало улыбалось  увидеть  изданной  книгу
под  броским  названием  "Тайные  мемуары  публичной   женщины".   Следовало
опасаться, что в ней будет приведено немало скабрезных  эпизодов  из  весьма
красочного прошлого новой фаворитки. Самыми  невинными  из  них  могли  быть
изложенные во всех подробностях срамные  рассказы  о  том,  как  архиепископ
Реймсский и канцлер Мопу исполняли обязанности камеристок Дюбарри...
     Сначала версальский двор решил действовать испытанным методом. В Лондон
был  откомандирован  отряд  переодетых  полицейских.  Они  должны  были  под
предлогом увеселительной поездки заманить или просто силой затащить  Моранда
на корабль, который доставил бы шантажиста во  Францию,  а  там  он  был  бы
помещен за решетку одной из многочисленных французских тюрем. Но нашла  коса
на камень. Полицейские шпики вскоре убедились  в  этом  буквально  на  своих
боках. Не на того напали, решил  опытный  мошенник...  и  любезно  пригласил
незадачливых шпионов к себе  на  квартиру.  Сначала  Моранд,  между  прочим,
выиграл у них немалую толику казенных денег, а потом поднял отчаянный  крик.
Сбежались люди, и Моранд без труда  натравил  лондонскую  толпу  на  агентов
"версальского деспота". Агентов едва не линчевали и в  виде  предостережения
бросили в Темзу. Случай  этот  получил  широкую  огласку  и  вызвал  большое
возбуждение. После  этого  нечего  было  и  думать  о  насильственном  увозе
Моранда. Французские полицейские чины грустили и терялись  в  догадках,  что
делать.  Бомарше  считал,  что  после  изобретения   денежных   знаков   эти
размышления по крайней мере излишни.
     Правда, когда он приехал в Лондон, Моранд некоторое  время  отказывался
встретиться  с  шевалье  де  Ронаком.  "Разве  это  не  повторение   попытки
вероломного  похищения  или  убийства?"  -  вопрошал  набивавший  себе  цену
вымогатель. В конце концов встреча состоялась. Моранд не скрыл от шевалье де
Ронака, что "Тайные  мемуары"  должны  вот-вот  выйти  из  печати.  Впрочем,
Бомарше удалось уговорить шантажиста задержать их выход в свет до  тех  пор,
пока тайный посланец Людовика не съездит в Версаль за  новыми  инструкциями.
Тот принял к сведению разъяснения памфлетиста, что он, Моранд,  кроме  всего
прочего, нуждается в возмещении  убытков  за  ущерб,  который  претерпел  от
попытки его похитить. Неясно, требовал ли Моранд еще и  оплаты  тех  усилий,
которые ему пришлось затратить, чтобы обыграть в карты и  выудить  деньги  у
полицейских. Однако положительно известно, что вернувшийся из Парижа Бомарше
передал мошеннику 32 тыс. ливров и обязательство французского  правительства
выплачивать Моранду пожизненную пенсию - 4 тыс.  ливров  в  год.  Заботливый
издатель "Тайных мемуаров" добился включения  в  это  обязательство  пункта,
гарантирующего его жене после смерти Моранда продолжение  выплаты  пенсии  в
половинном размере. Один приятель Моранда (о нем  пойдет  речь  в  следующей
главе) иронически упрекал своего дружка, что тот позволил провести себя,  не
воспользовавшись   прекрасной   возможностью   обеспечить   государственными
пенсиями своих незаконных детей, а также собак и кошек в его доме.
     Как бы то ни было, весь тираж "Тайных мемуаров" был торжественно сожжен
в присутствии Бомарше и других французских представителей.  У  Бомарше  даже
возникла мысль превратить вполне удовлетворенного теперь Моранда (за  особую
плату, конечно) в шпиона, наблюдающего за  французскими  эмигрантами,  чтобы
избежать появления новых острых и опасных  "пасквилей"  против  французского
короля.
     Министр  иностранных   дел   Эгийон,   завидовавший   успеху   Бомарше,
потребовал, чтобы тот похитил Моранда, теперь ставшего французским шпионом в
Англии. С трудом Бомарше сумел добиться  от  короля  отмены  этого  нелепого
приказа. Однако когда посланец Людовика вернулся в Лондон, он натолкнулся на
стену недоверия памфлетиста - тот получил анонимные письма, написанные,  как
выяснилось, по приказу Эгийона, в которых сообщалось, что шевалье  де  Ронак
собирается насильственно увезти  его  во  Францию.  Бомарше  пришлось  снова
мчаться в Версаль и везти оттуда  убедительные  доказательства  благоволения
короля к Моранду.
     Опьяненный успехами, Бомарше вернулся в Париж, но сообщить о  них  было
уже некому: Людовик XV скоропостижно скончался, а Дюбарри  лишилась  всякого
влияния при дворе. "Какая разница между мной и Вами! - жаловался  Бомарше  в
письме своему новому знакомцу Тевено де Моранду в Лондон.  -  Вы  без  труда
заработали 100 тыс. франков, а я, проехавший за  шесть  недель  780  миль  и
истративший 500 гиней, не знаю даже, возместят ли мне мои дорожные  расходы.
И к тому же Ваша книга через неделю потеряла  бы  какое-либо  значение!"  Но
Моранд через год после смерти короля  все  же  издал  проданные  им  "Тайные
мемуары публичной женщины", но под другим названием.
     Впрочем, автор "Фигаро" не терялся и в более тяжелых ситуациях.  Король
умер, да здравствует король! Нет Людовика XV, но есть Людовик  XVI,  который
также будет озабочен потоком памфлетов  против  его  жены  Марии-Антуанетты.
(Моранд, отвечая добром на добро, прислал из Лондона Бомарше полный  каталог
этих сочинений.) Бомарше не только получает новое задание, но  и  добивается
личного письма Людовика XVI, уполномочивающего его на выполнение  "секретных
поручений" в Англии и Голландии.
     Началась еще одна серия приключений Бомарше в Лондоне: шевалье де Ронак
усердно разыскивал и умиротворял "пасквилянтов". Автор одного  из  памфлетов
книготорговец Уильям Аткинсон согласился за  сходную  цену  уничтожить  весь
тираж, в том числе и ту его часть, которая еще ранее была переправлена им  в
Голландию. После сожжения находившихся  в  Лондоне  книг  Бомарше  со  своим
контрагентом   отправился   для   верности   в   Голландию,   чтобы   самому
присутствовать на  заключительном  аутодафе.  Но  это  было  лишь  начало  -
Аткинсон вместе с одним  утаенным  экземпляром  уехал  в  Нюрнберг.  Бомарше
бросился в погоню, настиг беглеца и отобрал книгу, но сам подвергся  в  лесу
нападению разбойников и едва  спасся,  получив  несколько  тяжелых  ранений.
Превозмогая отчаянную боль, Бомарше добрался до Вены и просил у  императрицы
Марии-Терезы (матери Марии-Антуанетты) арестовать вероломного книгопродавца,
скрывавшегося в ее владениях. Канцлер Кауниц,  к  которому  Мария-Антуанетта
обратилась за советом,  нашел  эти  и  другие  рассказы  Бомарше  более  чем
странными. На другой день он был арестован. В ходе следствия выявилось,  что
и Аткинсон, и разбойники являлись лишь плодом  пылкой  фантазии  шевалье  де
Ронака, а страшные раны оказались царапинами, которые он сам нанес себе  для
придания достоверности своим вымыслам. После  месячного  заключения  Бомарше
освободили, и  он  успел  приехать  в  Париж  как  раз  к  началу  репетиций
"Севильского цирюльника", представление которого состоялось в  феврале  1775
г.
     Бомарше снова оказался в фаворе и в гуще придворных  и  дипломатических
интриг. Позднее, как бы подытоживая свой  опыт  в  качестве  тайного  агента
версальского двора, Бомарше в "Женитьбе Фигаро" вкладывает в  уста  главного
героя красочную характеристику тогдашней секретной дипломатии:
     "Прикидываться, что не знаешь того,  что  известно  всем,  и  что  тебе
известно то, что никто не знает; прикидываться, что слышишь то,  что  никому
не  понятно,  и  не  прислушиваться  к  тому,  что  слышно  всем;   главное,
прикидываться, что ты можешь превзойти самого  себя;  часто  делать  великую
тайну из того, что никакой тайны не составляет; запираться у себя в кабинете
для того, чтобы очинить перья, и казаться глубокомысленным, когда в голове у
тебя, что называется, ветер гуляет; худо ли, хорошо ли разыгрывать  персону,
плодить наушников и прикармливать изменников, растапливать сургучные печати,
перехватывать письма и стараться важностью цели оправдать убожество средств"
(акт II, явл. V). Даже присутствовавшие на премьере  дипломаты  не  отрицали
точности этой оценки их методов и искусства.

       Подложное завещание Петра Великого

     Весна 1812 г. Наполеон I стягивает свои войска  к  Неману,  готовясь  к
вторжению в Россию. И как раз в эти месяцы в Париже выходит  в  свет  пухлый
труд "О возрастании русского  могущества  с  самого  его  начала  и  до  XIX
столетия". Этот том в 500 страниц был написан, как указывается в  заголовке,
историком  Лезюром,  состоявшим  на  службе  во   французском   министерстве
иностранных  дел.  Французское  правительство  приложило  особые  усилия   к
распространению этой книги. А когда зимой того же года разгромленная русским
народом и войсками наполеоновская великая армия бежала из  пределов  России,
солдаты  Кутузова  обнаружили  в  захваченных  неприятельских  штабах  сотни
экземпляров того же объемистого сочинения. Современники прямо указывали, что
книга Лезюра была издана по личному распоряжению Наполеона, который пытался,
используя ссылки на "русскую угрозу", оправдать свое вторжение в Россию.
     В книге Лезюра, между прочим,  сообщалось:  "Уверяют,  что  в  домашнем
архиве   русских   императоров   хранятся   секретные   записки,    писанные
собственноручно Петром I, где со всей откровенностью сообщаются планы  этого
государя, на которые он обращал внимание своих современников и  которым  его
преемники следовали, можно сказать, почти с религиозной настойчивостью.  Вот
сущность  этих  планов".  И  далее  излагается   совершенно   фантастическая
программа русского завоевания всей Европы и Азии.
     В книге  Лезюра  содержался  лишь  пересказ  этих  заметок,  получивших
название  "Завещание  Петра  Великого".  Но  впоследствии  во  Франции   был
опубликован и полный текст "Завещания".  С  тех  пор  на  протяжении  многих
десятилетий он  неизменно  использовался  дипломатией  и  публицистикой  тех
европейских держав, которые находились во враждебных отношениях с Россией. И
в 1941 г., когда гитлеровцы  совершили  вероломное  нападение  на  Советский
Союз, германское министерство пропаганды по указанию Геббельса вспомнило  об
этом "Завещании". Не оставалось оно без употребления и в послевоенные  годы.
Немало поборников "холодной войны"  по  обе  стороны  Атлантического  океана
спекулировали все на том же "Завещании", уверяя, что  большевики  продолжают
начертанную в нем программу.
     Бросается  при   этом   в   глаза   одно   любопытное   обстоятельство.
Многочисленные западные пропагандисты, оперировавшие "Завещанием", с  редким
единодушием старались забыть о том, как оно появилось на свет.
     А между тем история его появления  связана  с  одним  очень  любопытным
эпизодом тайной войны в XVIII в.
     ...Стояло лето 1755 г. По пыльным дорогам Пруссии, а потом через Польшу
и побережья Балтийского моря ехала карета, в которой находились,  не  считая
прислуги, двое путешественников. Точнее,  пассажир  и  пассажирка,  так  как
пожилого  мужчину,  явно  чужеземца,  сопровождала  молодая   девушка,   его
племянница, к которой он относился со  всеми  внешними  знаками  внимания  и
заботы. Путником  был  шотландский  дворянин  Дуглас-Макензи,  якобит,  хотя
приверженность изгнанному дому Стюартов давно уже вышла из моды. Быть может,
якобитство Дугласа поддерживала ненависть к англичанам, которую он не  очень
скрывал. Впрочем, шотландец не раз во всеуслышание говорил,  что  отошел  от
политики и отдался своему любимому  занятию  -  геологии.  И  действительно,
проезжая через чешские земли, Дуглас особенно интересовался тамошними копями
и даже сделал большой крюк, чтобы заехать в Саксонию и  осмотреть  некоторые
пользовавшиеся широкой известностью рудники.
     До поры до времени вряд ли кто-нибудь догадывался,  что  все  это  было
лишь маскировкой и что якобит  вместе  со  своей  спутницей  едет  выполнять
задание  Людовика  XV,  осуществляя  "секрет  короля".  Под  этим  названием
скрывалась секретная дипломатия Людовика, иногда  полностью  противоречившая
официальной дипломатии версальского двора.
     "Секрет  короля"  можно  с  полным  правом  назвать  и  его  разведкой.
(Агентами "секрета короля"  были  и  Сен-Жермен,  и  Бомарше  во  время  уже
знакомых читателю событий.) Может быть, вернее было бы сказать, что  Людовик
XV  с  помощью  разведки  усердно  пытался  подорвать  позиции   собственной
дипломатии.
     Казалось, Людовик считал обременительным для себя  принуждать  министра
иностранных дел и послов придерживаться своей  политической  линии.  Зато  у
него хватало  терпения  противопоставлять  им  целую  сеть  тайных  агентов,
которые должны были разрушать  усилия  официальной  французской  дипломатии.
Порой того или иного французского посла посвящали в "секрет короля", и тогда
его обязанностью становилось в одно  и  то  же  время  выполнять  инструкции
министра иностранных дел и мешать их  выполнению.  Чаще,  однако,  последние
функции поручались  секретарю  посольства  или  мелкому  служащему,  который
дополнительно должен был и шпионить за послом.
     Постепенно король все более втягивался в организацию  заговоров  против
самого себя, в игру с таинственными переодеваниями, фальшивыми паспортами  и
другим реквизитом, прочно вошедшим в  арсенал  авторов  авантюрных  романов.
Более того, продолжая эту  игру,  Людовик  начал  создавать  наряду  с,  так
сказать, официальным "секретом короля" другой, неофициальный,  действовавший
не только за "спиной первого, но и часто опять-таки вопреки ему.
     "Секрет  короля"  имел  не  только  своих  дипломатов  в  дополнение  к
официальным французским представителям, но также своих особых шпионов и даже
собственный  "черный  кабинет"   для   перлюстрации   всей   корреспонденции
министерства иностранных дел. В письме к одному  из  руководителей  "секрета
короля", Терсье, Людовик жаловался, что  сам  уже  с  трудом  разбирается  в
созданном им лабиринте. Эти две, потом три и четыре секретные  дипломатии  и
разведки, тянувшие каждая в свою сторону, вносили совершенный хаос в дела и,
конечно,  крайне  вредили  интересам   Франции.   Но   подобные   "пустяки",
разумеется, мало интересовали Людовика XV.
     Во время, к которому относится наш рассказ, то есть в середине
     50-х годов XVIII в., "секретом короля" руководил принц Конти. Ему-то  и
поручил Людовик направить Дугласа и его спутницу - и отнюдь не  для  осмотра
саксонских  рудников,  а   для   прощупывания   возможностей   возобновления
переговоров между Парижем и Петербургом. Отношения между двумя  державами  в
силу ряда существенных и совсем  несущественных  причин  были  испорчены  до
предела. Послы были отозваны.  Французская  дипломатия  подготовляла  крутой
поворот, о чем упоминалось выше: от традиционного векового  соперничества  с
австрийскими  Габсбургами  к  союзу  с  ними  для   противодействия   крайне
беспокоившей обе страны политике Фридриха  II.  Прусский  король  не  только
пытался рядом захватов изменить в свою пользу соотношение сил в Германии, но
и вступил в союз с Англией, которая продолжала упорную борьбу против Франции
за колониальное и морское преобладание.
     В этих условиях позиция России  имела  огромное  значение  для  Парижа,
занятого формированием антипрусской  коалиции.  А  между  тем  в  Петербурге
настолько  еще  преобладали  настроения,  враждебные  Людовику  XV,  что  он
опасался  официально  предложить   возобновление   обмена   послами,   боясь
наткнуться на отказ,  болезненный  для  престижа  французского  двора.  Даже
посылать тайных послов было небезопасно: один из них, шевалье  Вилькруассан,
был без всяких  церемоний  признан  шпионом  и  посажен  в  Шлиссельбургскую
крепость. Пограничная стража получила приказ отправлять за решетку и  других
французских агентов. Так что во всех столицах Людовик  имел  не  менее  двух
послов (одного - явного, другого - тайного), а в Петербурге - ни одного. Вот
почему поднимала пыль на бесконечных дорогах Восточной Европы карета Дугласа
и его племянницы.
     Данное ему деликатное поручение совсем не располагало к экстравагантным
поступкам, и Дуглас,  конечно,  не  предполагал  облачаться  в  традиционный
национальный костюм - шотландскую юбочку. Этого нельзя было  сказать  о  его
спутнице, которая не только не была  его  племянницей,  но  и,  кажется,  не
более, чем бравый якобит, имела основания обряжаться в женские одежды.
     "Племянница", или иначе - шевалье д'Эон де Бомон,  родился  в  1728  г.
Некоторые биографы утверждают, что в детстве его одевали как девочку, а лишь
потом заставили носить мужское платье.  Объясняют  это  желанием  не  совсем
нормального отца  обязательно  иметь  дочь,  которое  он  решил  осуществить
вопреки самой природе.  А  иногда  более  прозаически  -  с  помощью  такого
маскарада родители надеялись получить для своего ребенка  какое-то  выгодное
наследство, которое иначе ускользнуло  бы  из  фамильного  владения.  Однако
пари, которые заключались на большие суммы относительно пола д'Эона, и споры
по этому вопросу, продолжавшиеся долгое время,  давно  уже  решены.  Имеются
неопровержимые доказательства, что д'Эон несомненно был мужчиной.  (Об  этом
говорит и протокол медицинского вскрытия его тела после кончины.)
     Причины,  по  которым  он  в  ряде  случаев   должен   был   продолжать
мистификацию, одеваясь в  женское  платье,  остаются  не  всегда  понятными.
Наименьший вес при этом имеют  заявления  самого  д'Эона,  не  отличавшегося
твердостью во мнении, к какому полу он  принадлежал.  Некоторые  французские
исследователи на этом основании даже делают вывод о "женском"  непостоянстве
взглядов, но мы убедимся, что в этом непостоянстве была система.
     Если верить мемуарам д'Эона (а им и их издателю вряд ли можно  доверять
хоть в чем-нибудь), он однажды шутки ради явился на придворный бал в женском
костюме, и это переодевание понравилось Людовику XV. Однако откуда у  короля
возникла шальная мысль посылать д'Эона в женском  платье  в  Россию,  так  и
остается загадкой. Ясно лишь, что этот французский  разведчик  нисколько  не
собирался в духе героев модных тогда плутовских романов проникать переодетым
в  женский  монастырь  или  мусульманский  гарем.   Новоиспеченной   девице,
разумеется, по положению вещей  было  неразумно  злоупотреблять  кокетством.
Наоборот, приходилось принимать робкий, застенчивый вид, чтобы не подпускать
близко ретивых поклонников. Это было не очень удобно, но  считалось,  что  в
женском наряде д'Эону будет легче втереться в круг приближенных  императрицы
Елизаветы Петровны и нашептывать ей вещи, угодные "секрету короля".
     Надо заметить, между прочим, что  руководитель  "секрета"  принц  Конти
имел и собственные галантные планы. Именно  поэтому  он  довольно  щедро  за
личный счет снабдил д'Эона роскошными женскими туалетами. Честолюбивый принц
собирался ни более ни менее как предложить себя в супруги царице, а если это
дело не выгорит,  то  просить,  чтобы  Елизавета  предоставила  ему,  Конти,
командование русскими войсками или уж,  на  худой  конец,  посадила  его  на
престол  какого-либо  княжества,  например  Курляндии.   (О   своих   планах
заделаться польским королем  Конти  предпочитал  пока  помалкивать.)  Скажем