в лучших условиях. Вместе с тем будут  приняты  меры,  чтобы
мальчика не похитили из замка Витри. В августе 1794 г. вместо  Шарля  Луи  в
Тампле поместили больного ребенка, скончавшегося там 20 прериаля  III  года.
Птиваль взял  на  себя  защиту  денежных  интересов  королевской  семьи.  Он
требовал исправить  акт  о  смерти  дофина  и  оказывал  давление  на  своих
должников, тайной которых владел. Ответом с их  стороны  было  хладнокровное
убийство утром 26 апреля Птиваля, членов его семьи и слуг,  сопровождавшееся
исчезновением компрометирующих бумаг. Главным организатором убийства Птиваля
был Ровер, некоторое участие в нем принимали также Фуше и Камбасерес.
     Ленотр полностью использовал этот документ в  своей  книге  о  "загадке
Тампля". Он писал, что "само название  журнала  и  имена  его  руководителей
являются   достаточными   гарантиями   аутентичности   документов,   которые
воспроизводятся на его страницах". Однако и Ленотр  выражал  сожаление,  что
"столь необычный документ опубликован без всяких сведений  о  том,  в  каких
общественных  или  частных  архивах  он  был  обнаружен".  Не  сомневаясь  в
добросовестности  открывших  и  опубликовавших  документ,   Ленотр   выразил
догадку, не  был  ли  он  сфабрикован  по  приказу  Барраса,  который  потом
сознательно сохранил его в своих бумагах. Правда,  сам  Ленотр  считал,  что
подмена подлинного дофина была осуществлена по  указанию  Шометта  (об  этом
ниже) и что Баррас  подменил  ребенка,  игравшего  роль  дофина,  еще  одним
ребенком.
     Чем было вызвано убийство? У Ленотра был готов ответ - тем, что роялист
Птиваль обнаружил подмену и не захотел играть отведенную ему роль и баррасы,
фрероны,  фуше  поспешили  избавиться  от  опасного  свидетеля,  являвшегося
вдобавок кредитором  некоторых  из  них.  Поэтому  полицейские  Дюсонвиль  и
Асведо, осведомленные о  настроениях  начальства,  приняли  меры,  чтобы  не
допустить серьезного расследования  преступления.  Современные  газеты  лишь
кратко упомянули об убийствах в замке Витри. Что же касается дофина (или его
"двойника"), то он, вероятно, еще за много месяцев до этого  был  увезен  из
замка.
     Эта  концепция  Ленотра  воспроизводилась  без   всяких   изменений   в
многочисленных переизданиях его книги на протяжении целого ряда десятилетий.
Документ был очень искусно составлен, не содержал явных ошибок.
     Однако  тем  не  менее  с  самого  начала  возникли  сомнения   в   его
подлинности,  и  редакция  журнала  "Ревю  историк"  оказалась   неспособной
сообщить, каким образом она его получила. Через несколько лет после  первого
издания "протокол" заседания Директории был подвергну! уничтожающей критике,
причем на страницах того же журнала "Ревю историк", который опубликовал  его
в 1918 г.
     Французский историк Р. Сен-Клер Девиль (позднее - автор книги о  "тайне
Тампля", к которой мы  еще  обратимся)  провел  расследование  происхождения
"Оправдательного меморандума" Барраса,  результаты  которого  опубликовал  в
статье в том же журнале "Ревю историк" (июль -  август  1925  г.).  Сен-Клер
Девиль получил доступ  к  переписке  одного  видного  историка  с  неким  не
названным в статье "агентом", который разыскивал материалы, могущие  пролить
свет на судьбу  Людовика  XVII.  Переписка,  относящаяся  к  1910-1911  гг.,
свидетельствовала, что "агент" явно пытался одурачить своего нанимателя.  Он
сообщал, что нашел некие важные документы  у  одного  нотариуса  из  Невера.
Расследование показало, что ни один из нотариусов из  этого  города  никогда
ничего не слышал об "агенте". Проверка  других  подобных  сведений  "агента"
также  обнаружила,  что  они  являются  плодом  вымысла.   Наконец,   анализ
"Оправдательного меморандума", представленного только в копии,  выявил,  что
он представляет  собой  компиляцию  (правда,  очень  ловкую,  обнаруживающую
немалые знания) ряда исторических сочинений.
     Историк Л. Грасилье в серии статей, опубликованных  в  журнале  "Нувель
ревю" (июнь-сентябрь 1923 г.), на основе изучения архивных документов пришел
к выводу, что убийство Птиваля и его домашних было  делом  рук  родственника
его жены Дюпона де Шамбона,  который  хотел  завладеть  ее  состоянием.  Это
объяснение вызвало возражения известного специалиста по истории  французской
революции Т. Рейнака,  считавшего,  что  вывод  Грасилье  сделан  на  основе
анализа материалов  расследования  этого  дела  без  учета  того,  насколько
неудовлетворительно было оно проведено властями.
     Историк  и  писатель  Октав  Обри  использовал  фальшивую   стенограмму
заседаний Директории с  гипотезой  Ленотра  для  своего  романа  "Потерянный
король" (1924 г.). В 1924 г. Обри опубликовал меморандум графа де Вэзона,  в
котором граф рассказывал о миссии, возложенной на него  в  годы  Реставрации
Людовиком XVIII  и  его  первым  министром  герцогом  Деказом.  Вэзону  было
поручено разузнать у Барраса, Фуше и Камбасереса все известное им о  бегстве
дофина. Таким образом, Людовик XVIII отнюдь не был уверен  в  смерти  своего
племянника в 1795 г. Согласно этому  отчету,  Баррас  и  Жозефина  приказали
отвезти дофина в дом  банкира  Птиваля  в  Витри,  откуда  его  отправили  в
Порт-о-Пренс на острове Гаити, где он умер в 1803 г. Сам же Птиваль и  члены
его семьи были убиты полицейскими Фуше с целью захватить письма  Барраса.  В
меморандуме немало анахронизмов. Фуше с ноября  1795  г.  находился  на  юге
Франции, в частности в Тулузе и Нарбонне, где оставался и в апреле 1796  г.,
когда был убит Птиваль. Кроме того, Фуше, занимаясь темными денежными делами
по поручению Барраса, в это время еще никак не контролировал  полицию.  Ведь
министром полиции он был назначен через три с лишним года, в июле 1799 г.
     Следы  фальшивого  "Оправдательного  меморандума"  Барраса  видны  и  в
некоторых новейших работах. А. Луиго утверждает, что  Птиваль  был  в  числе
группы банкиров, которые, в частности, через Барраса сумели  к  9  термидора
заручиться голосами примерно 200 членов Болота против  Робеспьера  (об  этом
писал Малле дю Пан по свежим следам событий, 3 августа). Птиваль был  знаком
с Баррасом и добился от него обязательства  способствовать  бегству  дофина.
Отсюда, мол, и визит Барраса уже ранним  утром  10  термидора  в  Тампль,  и
быстрейшее  водворение  своей  креатуры   Лорана   в   качестве   попечителя
"маленького Капета". Не упоминая о фальшивке, тем не менее  пытаются  как-то
использовать ее содержание, сделать вид, что  имеются  помимо  нее  какие-то
реальные основания связывать убийство в Витри-сюр-Сене Дюваля дю  Птиваля  и
его родных с "тайной Тампля". Так, А. Луиго упоминает  это  убийство,  чтобы
объясните запись, сделанную Ш. Аткинс 24  марта  1796  г.,  о  необходимости
соблюдать молчание, дабы не поставить под угрозу жизнь дофина.
     Автор еще одной "сенсационной" работы М. М. Раски идет дальше.  "Ходили
слухи (осенью 1793 г. -Е.Ч.), - пишет она, - что Камбон, Гош, Сиейес,  Карно
получили значительные суммы в  золоте,  предоставленные  Птивалем,  банкиром
короля". Птиваль финансировал организацию  Шарлотты  Аткинс.  И  наконец,  к
Птивалю был переправлен дофин, где он оставался до 21 апреля 1796  г.  (идет
ссылка на книгу  Ленотра,  еще  не  знавшего,  что  опирается  на  подложную
стенограмму  заседания  Директории).  "Вкладом"   М.   М.   Раски   является
утверждение, что Птиваль был банкиром и графа Прованского. А тот знал о том,
что Шарль Луи живет в Витри-сюр-Сене, и побудил Пруссию захватить  дофина  в
свои руки. В связи с этим  в  период  Реставрации  Людовик  XVIII  будто  бы
уничтожил все архивы Птиваля и т. п.

       Встречи со "старой греховодницей"

     Может удивить "набор" имен тех, кому приписывают  похищение  дофина  из
Тампля во время  правления  якобинцев:  Шометт,  Эбер,  наконец,  Робеспьер.
Казалось бы, менее всего  подходящие  "кандидаты"  для  осуществления  такой
акции в свете всего того, что известно об их жизни  и  деятельности.  А  они
были   "избраны"   без   всякого    предварительного    учета    этого    по
одной-единственной  причине,  что  именно   Шометт   и   Эбер   в   качестве
руководителей Коммуны были теми, которые контролировали персонал  Тампля.  А
после их казни весной 1794 г. этот контроль перешел  к  новому  руководителю
Коммуны Пейяну, который являлся послушным исполнителем указаний  Робеспьера.
Желающие верить в побег или подмену дофина неизбежно должны были  произвести
"отбор" в пользу указанных имен.  Однако  надо  помнить  и  другое:  если  в
действительности похищение имело место, а это нельзя исключить полностью, то
оно до термидорианского переворота не могло быть осуществлено без санкции  и
участия одного из указанных трех лиц. Таким образом, либо  Шометт,  Эбер,  а
позднее Робеспьер, либо никто (до 9 термидора) - вот простая и  единственная
причина выбора этих деятелей на роль руководителей похищения. Правда,  могут
указать, что эта тайная роль им  приписывается  и  в  некоторых  современных
источниках. Да, это так, но по тем же причинам.
     Но  как  быть  с  упрочившимся  представлением  об  этих  деятелях  как
последовательных республиканцах, которое разделяли и  восхищавшиеся  ими,  и
ненавидившие  их  историки  революции?   Одни   из   эвазионистов   пытаются
доказывать,  что  внешний  республиканизм  здесь  служил  прикрытием  тайной
готовности из личных интересов действовать  в  пользу  роялистского  лагеря.
Другие  поступают  тоньше  -  пытаются  "согласовать"  в   своих   гипотезах
устоявшиеся репутации революционеров, действовавших в интересах  республики,
с навязываемой им ролью руководителей заговора, одним  из  звеньев  которого
являлось похищение дофина.
     Действительно,  показания  нескольких  лиц,  знавших  в  лицо   дофина,
свидетельствовали о том, что они его видели в  Тампле.  Наименее  обеспечены
такими свидетельствами день 4 января 1794 г., когда Симон подал в  отставку,
или  период  с  19  января,  когда  Симон  окончательно  покинул  свой  пост
воспитателя дофина, и день 10 термидора (28 июля), когда Шарля Луи в  Тампле
посетил Баррас. Это побуждает эвазионистов сосредоточить свои подозрения  на
Эбере и Шометте, бывших фактическими хозяевами в Тампле до их ареста и казни
(первого - в марте, а второго-в апреле 1794 г.),  и  Робеспьере,  сторонники
которого в Коммуне контролировали положение в тюрьме вплоть до 9 термидора.
     Считали, что Симон в конце 1793 г.  и  начале  1794  г.  был  креатурой
Эбера. Почему же тот не предотвратил вынужденную  отставку  Симона?  Потому,
отвечают некоторые эвазионисты, что сам Эбер в это время уже  находился  под
подозрением  из-за  доноса  Шабо,  о  котором  говорилось  выше,  и  не  мог
рисковать. Эвазионисты склонны считать, что обвинение в  организации  побега
дофина было выдвинуто на судебном процессе  эбертис-тов,  но  упоминание  об
этом было изъято из двух стенографических  отчетов  об  указанном  процессе.
Однако такое предположение имело бы основание, если  бы  процесс  велся  при
закрытых  дверях.   А   поскольку   он   проходил   открыто,   то   подобное
"редактирование" отчетов теряло бы всякий смысл.
     Ж. Ленотр в книге "Король Людовик  XVII  и  тайна  Тампля",  выходившей
многими  изданиями,  утверждал,  что  подмена  и   похищение   дофина   были
осуществлены Шометтом, который не мог действовать без участия  в  этом  деле
своего заместителя Эбера. По разъяснению Ленотра, хотя он не может  привести
в пользу этого  прямых,  неопровержимых  доказательств,  сопоставление  ряда
фактов будто бы позволяет не сомневаться в долгой  и  тщательной  подготовке
плана такой подмены. Так ли это на самом деле?
     М.  Гарсон  цитирует  неопубликованный  архивный  документ,  в  котором
приводится речь Шометта в Генеральном совете Коммуны  с  требованием,  чтобы
Конвент сам взял охрану королевской семьи. По инициативе Шометта Генеральный
совет 5 фримера II года (25 ноября 1793 г.) направил соответствующую петицию
в Конвент. Как бы ни трактовать эту инициативу Шометта, она  несовместима  с
предположением, что он в то же время планировал  и  подготавливал  похищение
дофина из Тампля. Остается предположить, если следовать эвазионистам, что он
уже успел осуществить похищение еще до 25 ноября (чего, кажется, почти никто
не взялся утверждать - ведь "сын Капета" в это время находился под неусыпным
попечением Симона) или впервые начал строить подобные планы после этой даты.
     10 апреля 1794  г.  Шометт  предстал  перед  Революционным  трибуналом.
Бывшему главе Коммуны инкриминировалась подготовка заговора с  целью  "убить
членов Комитета общественного  спасения,  патриотов  и  возвести  маленького
Капета на престол". Это никак не вяжется с  уже  известным  нам  требованием
Шометта, чтобы охрана членов королевской  семьи  была  передана  из  ведения
Коммуны в руки самого Конвента. Но это мало смущало судей - ведь с  Шометтом
расправлялись  как  с  одним  из  лидеров  побежденной   группировки   левых
якобинцев.
     В столетний юбилей революции, в  1889  г.,  были  опубликованы  мемуары
графа Луи  Виктора  Леона  Рошуара  "Воспоминания  о  революции,  империи  и
Реставрации".  Собственно  воспоминания  о  годах   революции   -   наименее
интересная часть мемуаров, что и неудивительно. Рошуар,  родившийся  в  1788
г., был ребенком увезен  в  эмиграцию.  Впоследствии  служил  в  России  под
началом герцога Ришелье в  1812-1814  гг.,  был  одним  из  адъютантов  царя
Александра I, занимал после реставрации Бурбонов важные  посты  во  Франции.
Для нас  представляет  интерес  лишь  процитированная  в  "Воспоминаниях..."
заметка из  "Мбнитера"  от  18  жерминаля  III  года  (7  апреля  1795  г.),
касающаяся матери мемуариста графини Рошуар: "Имелся план похищения королевы
из тюрьмы; участниками заговора были бывшая графиня Рошуар и известный Эбер,
именовавшийся "отцом  Дюшеном".  Иностранная  коалиция  дала  деньги.  Эбер,
требовавший 2 млн., уже получил 1 млн. и должен был  получить  другой  после
осуществления этих планов. Однако его охватил страх, и он стал  доносчиком".
Отметим, что у Рошуара не вызывала ни малейшего  сомнения  правдивость  этой
заметки в "Монитере". А он безусловно был  осведомлен  о  заговоре  со  слов
своей матери. Более того, граф предваряет выдержку из  "Монитера"  следующей
фразой: "Объединив свои усилия  с  действиями  барона  Батца,  она  (графиня
Рошуар. - Е. Ч.) предоставила большую часть той суммы, которая  была  нужна,
чтобы купить помощь". Процитировав далее "Монитер", Рошуар добавляет: "Чтобы
подкупить тюремных сторожей и предупредить  несчастную  узницу,  требовались
большое благоразумие и исключительная активность. Моя мать  обладала  только
последним из этих качеств и слепо ринулась  в  предприятие,  не  взвесив  ни
шансы на успех, ни угрожающие опасности".  Далее  Рошуар  рассказывает,  что
властям стало известно о роли его матери в заговоре и что был отдан приказ о
ее аресте. Он подробно повествует о том, как ей удалось скрыться и бежать  в
Англию.
     Рассказ о вовлеченности Эбера  в  заговор,  приводимый  из  "Монитера",
вплетается, таким образом, в изложение других событий, которых мемуарист был
свидетелем или которые узнал из первых рук - от своей матери. Но  рассказала
ли графиня сыну об участии Эбера или он лишь  впоследствии  узнал  об  этом,
перечитывая "Монитер"?  Процитирован  ли  "Монитер"  для  придания  большего
авторитета всему тому,  что  написано  мемуаристом  о  заговоре,  или  чтобы
намекнуть, что как раз вопрос об участии Эбера известен автору  воспоминаний
только из этой газеты, а не из уст его матери?
     Таким образом, остается неясным,  являются  ли  мемуары  графа  Рошуара
источником, независимым от "Монитера", свидетельствующим об участии Эбера  в
заговоре или только повторяющим в этом отношении  сведения,  напечатанные  в
этой официозной газете. Но говорилось ли там что-либо еще  по  интересующему
нас вопросу? Обращение к соответствующему номеру "Монитера" показывает,  что
Рошуар  процитировал  лишь  часть  небольшой  заметки,  точнее,  "письма  из
Базеля", датированного 23 марта 1795 г. Письмо это начинается так: "Нетрудно
обнаружить золото  и  руку  заграницы  во  всех  фракциях,  которые  терзали
французов, увековечивая революцию. Повсюду, где имеются эмигранты  из  числа
знати, и особенно в Швейцарии, где они почти все пребывают, ходят  рассказы,
драгоценные для истории французской революции. Вот один из их числа".  Потом
идет текст, цитированный (с небольшими  неточностями,  не  меняющими  общего
смысла) Рошуаром. Сразу после этого идут заключительные фразы:  "Эти  детали
вполне достоверны. Они могут, в числе многого прочего, бросить яркий свет на
отношения, которые существовали между Коммуной - Пашем (т. е. мэром  Парижа,
близким к эбертистам. - Е. Ч.) и иностранной коалицией".
     Полный  текст  "письма  из  Базеля"  позволяет   сделать   ряд   важных
предположений. Прежде всего почему  среди  многих  "рассказов",  ходивших  в
эмигрантских кругах, автором  заметки  был  избран  именно  тот,  в  котором
фигурировал Эбер?  Только  ли  потому,  что  детали  этой  истории,  как  он
утверждает, "вполне  достоверны"?  Добавим,  что,  поместив  вышеприведенный
рассказ, "Монитер" впоследствии ни разу (по крайней мере до государственного
переворота, произведенного Наполеоном Бонапартом)  не  возвращался  более  к
этому эпизоду и вообще не упоминал фамилию эмигрантки Рошуар.  Напрашивается
вопрос: не было  ли  у  редакции  "Монитера"  каких-то  особых  мотивов  для
публикации 7 апреля 1795 г. "письма из Базеля"? Ответ  очевиден:  безусловно
были. Письмо было напечатано в условиях все  более  ухудшавшегося  снабжения
хлебом бедных слоев населения столицы и быстро нараставшего вследствие этого
народного недовольства, которое вылилось в выступления парижских  предместий
12 жерминаля и 1 прериаля. "С  27  вантоза  и  вплоть  до  12  жерминаля,  -
констатировал знаменитый советский историк Е. В. Тарле, -  не  проходит  дня
без более или менее многолюдных сборищ". Участились  нападения  на  обозы  с
хлебом, и для  объяснения  этого  термидорианцы  были  склонны  прибегать  к
ссылкам на интриги иностранных агентов или  кивать  на  крайне  левую  часть
Конвента - последних монтаньяров, еще оставшихся в его рядах. Учитывая  это,
трудно не усмотреть в "письме из Базеля" попытку представить "отца  Дюшена",
ставшего  одним  из  идеологов  парижских  санкюлотов,  в  качестве   агента
роялистов и вражеских государств. В этом случае не так  уж  важно,  учел  ли
корреспондент  правительственного  официоза   настроения   своих   парижских
патронов, выпячивая историю о сговоре Эбера с графиней Рошуар на фоне многих
других распространенных тогда  среди  роялистской  эмиграции,  или  же  само
письмо было соответствующим образом отредактировано (а то и вовсе  сочинено)
в редакции "Монитера". Тем более что в его редакции должны были  быть  люди,
более  или  менее  осведомленные  об  обвинениях,   не   только   официально
выдвигавшихся властями против Эбера во время его  процесса  в  Революционном
трибунале, но и об обвинениях, скрытых от публики и оставшихся  погребенными
среди  секретных  бумаг  Комитетов  общественного  спасения  и  общественной
безопасности, а также того же трибунала. Вместе с  тем  эта  осведомленность
могла быть лишь частичной - именно этим может объясняться утверждение о том,
что Эбер донес о существовании заговора.  Однако  на  деле  Эбер,  постоянно
разоблачая на страницах  "Пер  Дюшен"  роялистские  интриги,  ни  словом  не
упомянул о заговоре, в котором выступал участником наряду с графиней Рошуар.
Напротив,  Эбер  довольно  неубедительно  оправдывался   против   обвинений,
выдвинутых против него К. Де-муленом, печатно заявляя,  что,  мол,  роялисты
подсылали к нему бывшую графиню  Рошуар,  но  он  будто  бы  "несколько  раз
прогонял" эту "старую греховодницу". Все с