мантуанца с "маской".
     Сообщение Вольтера о "маске", а также рассказы о нем других заключенных
Бастилии в первой половине XVIII в. раскрывают некоторые детали в  поведении
узника, которые подтверждаются секретной корреспонденцией Сен-Мара и  Лувуа.
Например, Вольтер передает, что "маска" не раз жаловался на несправедливость
судьбы. Об этом же доносил Сен-Мар военному министру еще в декабре 1673 г.
     Впервые имя Доже возникло в деловой переписке Лувуа и  его  подчиненных
19 июля 1669 г. Именно этим  числом  датировано  письмо  Лувуа  к  Сен-Мару,
содержавшее  предписание  подготовить  темницу  для  узника,  который  будет
препровожден в Пинероль. В письме Лувуа называл Доже "несчастным" и вскользь
добавлял, что он "всего лишь слуга". Это нарочито брошенное как бы мимоходом
замечание давало понять Сен-Мару, какой линии ему следует держаться.  Вместе
с тем другие указания, содержавшиеся в письме, не  оставляли  сомнения,  что
речь шла о человеке, крайне интересовавшем и короля,  и  военного  министра.
Действительно, зачем иначе было готовить помещение для арестованного,  когда
у Сен-Мара под стражей находился  всего  один  заключенный  -  Фуке  и  было
достаточно  свободных  казематов?  Речь  шла,   следовательно,   о   камере,
обеспечивавшей  возможность  соблюдения  особых  мер   предосторожности,   о
которых, как уже отмечалось, подробно говорилось в письме Лувуа.
     Когда министр писал свое письмо, Доже, по всей  вероятности,  находился
на свободе. "Слуга" был осужден на бессрочное одиночное  заключение  еще  до
своего ареста. Об этом говорит сопоставление следующих  фактов.  Королевское
lettre de cachet об аресте Доже было подписано 26 июля, через  неделю  после
письма Лувуа к Сен-Мару. А Доже был схвачен еще позднее, в  начале  августа.
"Слугу" доставили в Пинероль 24 августа, дорога должна была занять  примерно
10 дней. Из всех предписаний Лувуа вытекает, что  вряд  ли  Доже  подвергали
длительному допросу. Это приводит к выводу,  что  "слуга"  должен  был  быть
арестован в начале августа.
     Такой вывод влечет за собой и  другой:  подготовка  к  аресту  началась
заблаговременно, и Лувуа было  заранее  известно,  когда  и  в  каком  месте
появится Доже, где будет можно заключить  его  под  стражу.  Очевидно,  этим
местом были город Дюнкерк  или  его  окрестности.  Иначе  трудно  объяснить,
почему именно губернатору этого  города  капитану  де  Воруа  было  поручено
руководить перевозкой в  Пинероль.  Вместе  с  тем  местоположение  Дюнкерка
наводит на мысль, что "слуга" прибыл из-за границы, скорее всего, из Англии.
     Еще до того как "слуга" был доставлен  в  Пинероль,  туда  прибыли  два
королевских приказа, посланных вслед  за  письмом  Лувуа  от  19  июля.  Оба
приказа датированы 26 июля. В одном из них, адресованном маркизу де  Пьенну,
начальнику гарнизона Пинероля, предписывалось оказывать  Сен-Мару  всяческую
помощь. Приказ на имя Сен-Мара уведомлял его  о  предписании,  которое  было
направлено де Пьенну. Вместе с тем Сен-Мару указывалось, чтобы он  обратился
за помощью к начальнику гарнизона, если при осуществлении  мер  в  отношении
Доже тюремщик встретится с "какими-либо трудностями". Возникает вопрос:  что
это за "трудности"? Ведь Сен-Мар имел в подчинении  не  менее  70  солдат  и
офицеров и помимо Доже всего одного заключенного  (Фуке).  Зачем  ему  могла
потребоваться помощь шести рот, иначе говоря - 700 солдат де  Пьенна?  Ответ
может быть только один: король и Лувуа явно опасались возможности  нападения
на Пинероль с целью освобождения Доже и для отражения  такой  атаки  считали
нужным предоставить в распоряжение Сен-Мара внушительную военную силу.
     Можно считать, что "слуга" был  вовлечен  в  какой-то  важный  заговор,
участники  которого  стремились  освободить  арестованного  (или,  наоборот,
убить, чтобы избавиться от опасного  свидетеля).  Однако  это  предположение
слабо согласуется с тем, что  крайние  меры  предосторожности,  предписанные
Парижем, в результате постоянных  напоминаний  правительства  соблюдались  в
течение 35 лет, вплоть до смерти "маски". Исследователи до сих пор проходили
мимо  имеющихся  сведений  о  расходах  на  содержание  этого  заключенного.
Оказывается, на это отпускались очень большие суммы. Лувуа не раз  указывал,
что Сен-Мар может кормить "слугу" всем, что  захочет  заключенный.  Странное
разрешение,  если  учесть,  что  существовали  строгие  нормы  выдачи   пищи
арестантам. Как явствует из переписки Лувуа с Сен-Маром, уже  прибытие  Доже
породило слухи, что это маршал Франции.  По  подсчетам  Паньоля,  содержание
"маски" обошлось казне в несколько раз больше, чем Фуке  и  герцога  Лозена.
Узнику  было  разрешено  иметь  книги,  ему  покупали  дорогие   канделябры.
Заключенному при болезни должно было быть обеспечено нужное лечение. Сен-Мар
регулярно доносил о здоровье "маски".  Каждый  раз  при  переезде  из  одной
тюрьмы в другую Сен-Мар подыскивал лучшего лекаря в окрестных  местах,  даже
лично лечил своего  арестанта.  Это  контрастирует  с  куда  более  жесткими
предписаниями Лувуа в отношении других арестантов. Так, он  писал  Сен-Мару,
что,  если  Маттиоли  начнет  "дурить",  его  следует  образумить  палочными
ударами. Чем же объяснялась такая забота о "маске"? По мнению  Паньоля,  она
была вызвана и поныне существующим во Франции поверьем,  что  после  кончины
одного близнеца другой начинает болеть и вскоре также  умирает.  Сохранилось
письмо короля, в котором  он  выражал  беспокойство  по  поводу  возможности
бегства "слуги". Письмо Лувуа от 26 марта 1670 г. показывает, что у министра
был тайный шпион  в  тюрьме,  доносивший,  с  кем  и  о  чем  говорит  Доже.
Заключенный в маске, по  свидетельству  Пальто,  сына  племянника  Сен-Мара,
говорил по-французски без акцента, не отличался крепким здоровьем,  судя  по
депешам Сен-Мара, нередко болел, но прожил долгую жизнь Главный тюремщик был
часто озабочен поисками врачей для "маски"  Таким  же  незавидным  здоровьем
отличался и Людовик XIV, однако это  не  помешало  ему  дожить  до  77  лет.
Заметно, что, когда  в  донесениях  Сен-Мара  речь  прямо  идет  о  "маске",
начальник тюрьмы не позволяет себе ни непочтительных выражений, ни жалоб  на
поведение арестанта.  "Маска"  был  очень  начитан,  беседовавший  с  ним  в
Бастилии  аббат  Ленгле  говорил,  что  заключенный   много   путешествовал.
Заключенный был очень благочестив, что  послужило  основой  для  слуха,  что
арестант в маске - духовное лицо. Врачу, осматривавшему  его  в  Бастилии  в
сентябре 1698 г. (заключенный при этом не снимал маску), он сообщил, что ему
60 лет. Это относит дату рождения  "маски"  к  1638  г.  Как  мы  помним,  в
регистре, где отмечена его смерть, было указано, что покойному было 45  лет,
тогда как, если верить показанию врача, в действительности он был на 15  лет
старше.
     Обращает на себя внимание, насколько  строго  соблюдалось  правило,  по
которому Сен-Мару  полагалось  не  отлучаться  от  вверенных  его  попечению
заключенных Чтобы получить отпуск на три  дня,  он  должен  был  испрашивать
согласие короля Правда, за десятилетия службы,  в  течение  которых  он  вел
жизнь немногим  лучшую,  чем  его  узники,  Сен-Мар  получал  очень  большое
жалованье и стал богатым человеком. Помощниками Сен-Мара были его  племянник
Гийом де Формануар и его двоюродный брат Бленвильер, а второй племянник  Луи
де Формануар служил одним из офицеров охранной роты.  Заместителем  Сен-Мара
являлся Росарж, а тюремным надзирателем, хранившим ключи от камер, -  Антуан
Рю. Позднее к ним был добавлен аббат Жиро. При переездах Сен-Мара  неизменно
сопровождали эти люди, причем происходило это не по их желанию, а по приказу
короля. Не выглядит ли это как стремление окружить загадочного узника раз  и
навсегда отобранной охраной и не посвящать в секрет новых людей?
     Не следует некритически подходить к переписке между Лувуа и  Сен-Маром,
чем ранее грешили исследователи. Так, мы ничего не знаем о  жизни  узника  в
течение более чем двух первых  лет  заключения  в  Пинероле,  а  ведь  Лувуа
неизменно требовал присылки подробных отчетов о нем каждые  два-три  месяца.
Как исследователь может заключить из письма Лувуа, относящегося к  1673  г.,
Сен-Мар тогда писал ему еженедельно. Девять десятых  их  переписки  исчезло.
Письма явно были не потеряны, а систематически уничтожались. Оставлены  были
лишь письма, которые могли сбить со следа тех, кто, получив  доступ  к  этим
бумагам, захотел бы доискаться до истины. Сведения в письмах были к тому  же
зашифрованы таким образом, что их подлинный смысл мог понять  только  Лувуа.
Весьма возможно, что чистке подверглись не только бумаги  Лувуа.  По  мнению
Паньоля,  большинство  сведений  о  "слуге"  Доже  -  сознательная  ложь   и
мистификация. После ареста Маттиоли решили путем различных  намеков  убедить
того, кто ознакомится с сохранившимися фрагментами переписки, что  итальянец
и является "маской". Несомненно, Сен-Мар пытался  замести  следы.  В  апреле
1670 г. он, например, сообщил Лувуа, что на вопросы, кем  является  "маска",
рассказывал басни, насмехался над собеседниками, заявляя, что арестованный -
это турецкий султан или китайский император.
     По мере того как выявлялось, что Маттиоли не был заключенным в маске, у
исследователей усиливалось подозрение, что все письма, которыми обменивались
Лувуа  и  Сен-Мар  (точнее,  сохранившаяся  их  часть),   не   свободны   от
сознательной мистификации. Ведь в них содержатся прямые намеки  на  то,  что
именно итальянец был таинственным заключенным. Нельзя  не  учитывать  также,
что современники были хорошо осведомлены о существовании "черного  кабинета"
для  перлюстрации  писем  и  поэтому   из   осторожности   не   касались   в
корреспонденции  вопросов,  доставлявших  государственную  тайну.  (Об  этом
пишет, например, герцог Сен-Симон в своих знаменитых мемуарах, относящихся к
концу XVII - началу XVIII в. Нельзя не отметить, между  прочим,  что  бумаги
самого Сен-Симона после  его  смерти  также  были  конфискованы  по  приказу
короля-дело происходило уже в 1760 г., в царствование Людовика XV)
     Людовик XIV не раз обнаруживал  склонность  фальсифицировать  имевшуюся
документацию по тому или иному вопросу, если это отвечало ею  интересам.  Не
останавливался "король-солнце" и перед тайными расправами. Стоит  напомнить,
что современники считали подозрительной внезапную  смерть  Лувуа  и  строили
догадки, не был ли  он  после  того,  как  впал  в  немилость,  отравлен  по
предписанию короля. Как полагает Паньоль,  Лувуа  был  отравлен  по  приказу
Людовика XIV потому, что знал секреты Фуке, "маски" и принцессы Генриетты. А
для сокрытия "пою преступления  король  сделал  преемником  Лувуа  его  сына
Барбезье. Назначение 22-летнего светского  шалопая  и  развратника  на  пост
военного министра, вдобавок во время борьбы против  могущественной  коалиции
вражеских держав, выглядело абсурдным  и  было  совершенно  беспрецедентным.
Барбезье умер 33 лет от роду, как считали, от истощения. По мнению  Паньоля,
он на самом деле также был убит по приказу Людовика, который даже не скрывал
своей радости. Все эти догадки Паньоль приводит для доказательства того, что
отношение к "опасному" родному брату, подобное обращению с "маской", было бы
вполне в духе короля.
     Имеются  доказательства,  что  нередко   государственных   преступников
держали в тюрьмах под фальшивыми именами  -  отсюда  "Маршиоли"  в  тюремном
реестре, чтобы навести на мысль о Маттиоли. Быть может, псевдоним Эсташ Доже
сознательно взят, чтобы считали арестованного около Дюнкерка  "слугу"  неким
Эсташем Доже де Кавуа (его, как указывалось, тоже одно  время  выдвигали  на
роль "маски"). О  заключении  в  тюрьму  этого  гвардейского  лейтенанта  за
убийство 15-летнего пажа  и  другие  преступления  было  широко  известно  в
придворных кругах. Как явствует из  сохранившегося  письма  Эсташа  Доже  де
Кавуа от 28 января 1678 г., он подвергался аресту "более 10 лет  назад",  то
есть до 1669 г, когда был схвачен "слуга". Отсюда мог  возникнуть  псевдоним
"слуги". Если это так, то и назначение  Эсташа  Доже  слугой  к  Фуке  могло
служить средством этой маскировки. Допустимо, впрочем, и предположение,  что
это были милость к заключенному, избавление его  от  одиночного  заключения.
Если бы Фуке и узнал, кем является Доже,  -  не  беда.  Людовик  XIV  твердо
решил, что бывший министр финансов не выйдет  живым  из  темницы.  Интересно
письмо Лувуа к Фуке от 23 ноября 1678 г., где осужденному предписывалось  не
допускать встречи нового слуги с герцогом  Лозеном.  Итак,  или  Лозен  знал
Доже, или тот напоминал кого-то знакомого герцогу, или, наконец, "слуга" мог
сообщить ему нечто такое, что  надо  было  сохранять  в  тайне  от  repuoia,
впоследствии помилованного королем. Даже через девять лет после ареста  Доже
Лувуа все еще боялся, что "слуга" может раскрыть какую-то важную тайну.
     Любопытно  отметить   непонятные   колебания   относительно   строгости
заключения Фуке. Летом 1679 г. режим в отношении Фуке (и Лозена) был заметно
ослаблен, в тюрьму приехала семья бывшего министра, все думали,  что  вскоре
ею освободят. Потом, в начале 1680 г., положение резко изменилось к  худшему
после прибытия важного курьера из Парижа. Этот курьер  был  ранее  направлен
Сен-Маром в столицу с какими-то особо секретными сведениями, которые  нельзя
было, как писал Лувуа, доверить бумаге. Родных Фуке стали допускать  к  нему
значительно реже. 23 марта 1680 г. бывший министр неожиданно умер.  Была  ли
естественной эта смерть7 Ранее предполагали, что Доже содержался  в  тюрьме,
так как знал секреты Фуке или то, что тот был отравлен по приказу короля. Но
допустимо и другое предположение ~ что Фуке  отравили,  так  как  ему  стала
известна тайна Доже. Тело Фуке не было выдано  родным  -  это  лишь  усилило
подозрение, что он умер от яда. Некоторые исследователи  старались  вычитать
из переписки Сен-Мара намек на то, что Фуке был отравлен Доже. Но и  в  этом
случае Доже мог получить яд только  от  Сен-Мара,  у  которого,  кстати,  он
действительно имелся. Может быть, слух об участии Доже в таком  преступлении
был сознательно пущен по приказу Лувуа.
     Почему, однако, тайна не была разгадана в XVIII в.,  когда  по  приказу
Людовика  XV,  а  затем  Людовика  XVI  были  произведены  рас   следования9
Негативный результат розысков, по мнению Паньоля, является  следствием  либо
того, что уже никто  не  знал  тайны  "маски",  либо  сознательного  желания
опровергнуть легенду, ставившую под сомнение права царствовавших монархов на
престол. Имеются какие-то глухие сведения о том, будто Людовик XVI  говорил,
что обещая хранить тайну "маски".
     Логическим выводом из всей этой цепи предположений и догадок будет  то,
что "маска" был  действительно  старшим  братом  Людовика  XIV.  Не  следует
забывать, что все это - лишь возможный вывод из  мало  чем  подкрепленных  и
даже не всегда  убедительных  гипотез.  Словом,  изучение  истории  "маски",
сделав полный круг,  вернулось  ныне  к  версии,  которую  с  таким  блеском
отстаивали Вольтер и Дюма.
     Еще в XIX в. в числе претендентов на роль "маски" фигурировал  и  Фуке,
но  его  кандидатура  была  решительно  отвергнута  господствовавшими  тогда
"маттиолистами". В 1969 г. французский журналист  П.  Ж.  Аррез  опубликовал
книгу "Железная маска. Наконец разгаданная тайна", 1де постарался,  опираясь
на уже известные документы, подкрепить новыми доводами старую гипотезу,  что
"маской" являлся осужденный сюринтендант финансов.
     Как  же  пытается  Аррез  убедить  нас  в  правильности  своей  теории9
Впечатляющим является подробное обоснование  им  тезиса,  что  после  смерти
Мазарини и падения Фуке едва ли не все центральные посты  в  государственном
аппарате были захвачены Кольбером и Лувуа, их многочисленными родственниками
и клиентами, которые представляли, по  сути  дела,  единый  клан,  связанный
круговой  порукой.   Все   имевшие   отношение   к   судьбе   "маски"   были
представителями или доверенными людьми этого клана. В свою очередь, Сен-Мар,
избранный тюремщиком для осужденного Фуке и щедро награждаемый  за  верность
деньгами  и  землями,  в  качестве  помощников   взял   в   Пинероль   своих
родственников. Более того, можно  поставить  вопрос  вообще,  насколько  был
осведомлен Людовик XIV о переписке, которую вел его военный министр Лувуа  с
Сен-Маром9 Правда, Лувуа неизменно ссылался на "волю короля",  но  это  ведь
была обычная форма, в которую министры облекали  свои  приказы  подчиненным.
Даже бумаги, подписанные Людовиком XIV, вовсе  не  обязательно  исходили  от
него.  Известно,  что  имелись  секретари,  в  обязанность  которых  входило
имитировать королевскую подпись на документах. Это  представляет  интерес  и
бросает дополнительный свет на старую загадку.
     Однако  Аррез  переступает  границу  правдоподобного,  когда   начинает
изображать Людовика  XIV  "королевским  манекеном",  безвольной  марионеткой
Лувуа, Кольбера и их родственников, в том числе совсем  еще  юного  Барбезье
(М. Паньоль, как мы помним, считает, напротив, что  Лувуа  и  Барбезье  были
отравлены Людовиком!). Приводимые в пользу этого доводы весьма неубедительны
-  они  свидетельствуют  только   о   том,   что   министрам   ссылками   на
государственные интересы удавалось не раз обводить своего повелителя  вокруг
пальца и даже изменять ранее принятые им решения. А это, конечно, совсем  не
новость для всех, знакомых с историей правления Людовика XIV, и отсюда очень
далеко до того, чтобы считать "короля-солнце" бессильным, даже  при  желании
противостоять воле своих министров. Изображение  Людовика  способным  только
изобретать  парики  или  покорно  принимать  любовниц,  избранных  для  него
"кланом", явно далеко от реальности, но нужно Аррезу, как камень в основании
его теории.
     Таким основанием является опасение,  которым  якобы  долгие  годы  были
охвачены Кольбер и Лувуа  перед  перспективой  возвращения  к  власти  Фуке,
огромные богатства которого перешли в руки их родни.
     Между тем  нет  никаких  доказательств  существования  таких  опасений.
Учитывая  несомненную  ненависть,  которую  питал  к  бывшему  сюринтенданту
финансов король, речь могла идти лишь о некотором смягчении  в  будущем  его
участи, максимум об освобождении из тюрьмы. Предположение, что Фуке сохранял
сильную партию при дворе и в столице после многих лет нахождения  в  тюрьме,
также остается бездоказательным. Примером всесилия его "клана" Аррез считает
судьбу д'Артаньяна. Основываясь во многом  на  мемуарах  мушкетера,  которые
были изданы... и в значительной мере сочинены Гасьеном де Куртилем и которые
щедро использовал Дюма, Аррез излагает  историю  того,  как  д'Артаньян  был
"куплен", а  потом  убит  врагами  Фуке.  Подчиненные  Фуке  потребовали  от
мушкетера внести плату за его должность (тогда существовала система  продажи
должностей), а противники сюринтенданта дали ему  необходимую  сумму.  После
этого попытка Фуке исправить промах и перетянуть д'Артаньяна на свою сторону
окончилась неудачей. Как известно, именно д'Артаньян  5  сентября  арестовал
Фуке. Однако он отказался от поста его тюремщика, который достался Сен-Мару.
Д'Артаньян стал слишком близким  к  королю.  Поэтому  Людовика  XIV  убедили
назначить мушкетера губернатором Лилля, но уже через несколько месяцев  этот
пост был возвращен  маршалу  д'Юмьеру,  связанному  различными  родственными
связями  с  "кланом"  врагов  Фуке.  Через  несколько  месяцев  после  этого
д'Артаньян, которого его мушкетеры потеряли  из  виду  во  время  схватки  с
неприятелем, был найден мертвым на поле боя около Маастрихта. Обоснованы  ли
подозрения Арреза, пусть решает читатель.
     Согласно теории Арреза, Сен-Мар не только был, но и оставался все время
тюремщиком одного заключе