али раскаленную кочергу, а он  знал,  что
это больно, так как однажды ночью сам кое с кем проделывал это. ,
  - Ну что, такая же острая?- продолжал издеваться Римо.
  Пикенс повернулся и, размахивая правой рукой,  в  которой  по-прежнему
было зажато шило, попытался достать своего мучителя.
  Но Римо опять был сзади. И Пикенс услышал его насмешливый голос:
  - Такая же крепкая?
  И Пикенс ощутил удар в спину. Он почувствовал, как его ребра справа от
позвоночника, треснув, вошли глубоко в тело. Потом удар повторился с ле-
вой стороны, и он лишился еще нескольких ребер.
  - А старушка кричала, когда ты ее убивал, а,  Пи-Пи?-  спросил  Римо.-
Она кричала вот так?
  Пикенс хотел сдержать крик, но боль не оставляла для этого никакой во-
зможности. На шее его лежали чужие пальцы, и казалось, что они, разрывая
кожу и плоть, вот-вот доберутся до адамова яблока. Пикенс закричал.
  - Как думаешь, Пи-Пи, ей было так же больно, когда ты ее убивал?
  Бешено молотя руками, Пикенс закружил на месте, но удары его  попадали
в пустоту. Потом его швырнуло назад, он шмякнулся о кирпичную стену, как
переспелый помидор, и сполз на мостовую. Шило выпало из его  руки  и  со
стуком упало рядом.
  Там, где раньше была его правая нога, возникла дикая боль. Он попытал-
ся пошевелить ногой, но она больше не двигалась. Потом - новая боль, и с
хрустом надломилась левая нога. А затем живот его словно стала рвать  на
части стая крыс: ощущение было такое, будто от  него  отрывают  огромные
куски. И тогда Пикенс завыл - протяжно, пронзительно; в этом крике  была
предельная мука и мольба о смерти как об избавлении.
  Перед его глазами возникло белое лицо, оно низко склонилось над ним, и
он услышал:
  - Зверюга, ты убил ее шилом! Сейчас  ты  узнаешь,  что  она  при  этом
чувствовала.
  И черная звезда боли зазвенела в левой глазнице Пикенса  -  там,  куда
воткнулось шило. И теперь он больше ничего не видел левым глазом.  Затем
боль прекратилась, и чернокожий верзила опрокинулся  на  мостовую  лицом
вперед, глухо стукнувшись головой об асфальт. Последнее, что он увидел,-
это то, что у белого были чистые ногти.
  Римо плюнул на труп и вышел на главную улицу. Мимо с ревом  промчалась
легковая машина. За ней следовали еще две.
  Римо глянул туда, где Саксонские Лорды вели ожесточенную борьбу не  на
жизнь, а на смерть - каждый против всех. Внезапно побоище озарилось  яр-
ким светом фар. С другой стороны квартала подъехало еще три автомобиля.
  Машины, взвизгнув тормозами, остановились, и из  них  выскочили  люди.
Римо заметил, что все они вооружены. А потом  раздался  знакомый  голос.
Это был сержант Плескофф.
  - Так их! Стреляйте! Стреляйте в этих ублюдков! Стреляйте прямо в бел-
ки их гнусных глаз. Мы им покажем. Америка сыта по горло. Положим  конец
этому насилию. Убивайте всех! Пленных не брать!
  Римо не спускал с сержанта глаз. Плескофф поднял руку над головой, до-
статочно достоверно изображая актера Эррола Флинна, достаточно достовер-
но изображающего знаменитого генерала Кастера. Сержант был  в  штатском.
Как и еще дюжина людей, которые все разом открыли огонь по толпе из  по-
лицейских "кольтов" и автоматов.
  Рядом с Римо возник Чиун, ведя за собой на буксире Тайрона. Тайрон че-
рез плечо оглядывался назад - туда, где улица уже начала наполняться па-
дающими телами.
  - Он тебе нужен?- спросил Чиун.
  - Нет. Больше не нужен,- ответил Римо.
  Тайрон повернулся к Римо. В его широко распахнутых глазах был ужас.
  - Мне туда неохота.
  - Что так?
  - На улице, здесь теперь опасно,- сказал Тайрон.- Можно, я  оставаться
с вами?
  Римо пожал плечами. Бойня, кажется, стихала. Крики смолкали. Несколько
человек еще стояли на ногах.
  Голос Плескоффа продолжал грохотать:
  - Убить всех! Мы наведем в городе порядок!
  Чиун тоже обернулся на голос.
  - И я сотворил этого чертового народного  мстителя  своими  руками...-
произнес Римо.
  - Так всегда бывает, когда человек дает волю  чувству  мести,-  сказал
Чиун.- Всегда.
  - Всегда,- повторил Римо.
  - Всегда,- отозвался Тайрон.
  - Заткнись,- сказал Римо.
  - Заткнись,- сказал Чиун.
  Вернувшись в "Плазу", Чиун нырнул в один из своих лакированных  сунду-
ков и выудил оттуда пергаментный свиток, чернильницу и огромное  гусиное
перо.
  - Что ты собираешься делать?- поинтересовался Римо.
  - Продолжить хронику Дома Синанджу.
  - О чем будешь писать на этот раз?
  - О том, как Мастер Синанджу наставил своего ученика на путь истинный,
открыв ему глаза на то, что месть разрушительна.
  - Не забудь написать, что она дает и чувство  удовлетворения,-  сказал
Римо.
  Внимание его привлек Тайрон. Парень глянул через плечо Чиуна на перга-
мент, а потом, за спиной у Чиуна, уставился в раскрытый сундук.
  Чиун начал писать.
  - Римо, ты должен понять, что мстить Тайрону бессмысленно. Он за  себя
не отвечает. Он ничего не может с собой поделать - он  такой,  какой  он
есть.
  Тайрон в этот момент тихонько выскользнул из номера.
  - Я рад, что ты думаешь именно так, папочка,- сказал Римо.
  - Х-м-м-м,- промычал старик, не прерывая творческого процесса.-  Поче-
му?
  - Потому что Тайрон только что сбежал, прихватив одно из  твоих  брил-
лиантовых колечек.
  Гусиное перо полетело вверх и воткнулось в  штукатурку  потолка.  Чер-
нильница полетела в другую сторону. Чиун бросил пергаментный  свиток  на
пол, вскочил на ноги и подбежал к сундуку, сунул  голову  внутрь,  потом
выпрямился. Когда он обернулся к Римо, лицо его было белее мела.
  - Так и есть! Так и есть!
  - Он побежал туда.
  Римо махнул рукой в сторону двери. Прежде чем он кончил говорить, Чиун
был уже в коридоре.
  Было полдвенадцатого ночи. Время звонить Смиту по специальному  номеру
- код 800 - который бывает свободен только дважды в сутки.
  - Алло,- раздался кислый, как всегда, голос Смита.
  - Привет, Смитти! Как дела?
  - Насколько я понимаю, вы хотите представить отчет,- сказал Смит.
  - Минутку,- отозвался Римо и прикрыл ладонью трубку телефона.
  За дверью, в коридоре, раздавались глухие удары. И стоны. И кто-то ры-
дал. Римо удовлетворенно кивнул.
  - Ага,- сказал он в трубку.- Спеск мертв. Тот тип, который убил миссис
Мюллер, тоже мертв. В городе Нью-Йорке появилась,  наконец,  по  меньшей
мере дюжина полицейских, которые начали хоть как-то бороться с  бандами.
В целом, как мне кажется, день прошел не зря.
  - А как насчет...
  - Минутку,- снова сказал Римо.
  Дверь номера отворилась, и вошел Чиун, полируя бриллиантовое кольцо  о
рукав черного кимоно.
  - Я вижу, кольцо снова у тебя,- сказал Римо.
  - Разумеется.
  - Надеюсь, ты не дал волю чувству мести?
  Чиун покачал головой:
  - Я сделал наказание соизмеримым с преступлением. Он украл  мой  брил-
лиант. Я очень надолго украл его способность красть.
  - Что ты сделал?
  - Я превратил кости его пальцев в желе. И предупредил, что если когда-
нибудь увижу его снова, то поступлю с ним не столь милосердно!
  - Я рад, что ты не стал ему мстить, папочка. Не забудь включить это  в
хронику Дома Синанджу.
  Чиун сгреб с пола пергаментный свиток и бросил его в лакированный сун-
дук.
  - Мне что-то больше не хочется сегодня писать.
  - Всегда есть завтра.- Римо переключил свое внимание на телефон: - Вы,
кажется, что-то сказали, Смитти?
  - Я задал вопрос. Как насчет двух видов  нового  сверхмощного  оружия,
которое искал Спеск? Вы их нашли?
  - А как же! Вы ведь меня об этом просили.
  - Ну и?..
  - Что, "ну и"?- Римо изобразил непонимание.
  - Что это такое?- спросил Смит.
  - Вы их не получите,- сказал Римо.
  - Почему?- спросил Смит.
  - Этот товар не продается.
  С этими словами Римо выдернул из стены шнур телефона и рухнул  на  ди-
ван. Его душил смех.



   Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
   Рождение Дестроера


     ---------------------------------
     выпуск 1
     перевод на русский язык К. Успенский
     Издательский центр "Гермес" 1994
     OCR Сергей Васильченко
     --------------------------------


ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Все прекрасно  понимали,  почему Римо  Уильямс должен умереть.  Близким
друзьям  начальник ньюаркской  полиции  признавался,  что Уильямс  -  просто
кость, которую кинули борцам за гражданские права.
     - Где  это видано, чтобы полицейского отправляли на электрический стул?
Да  еще из-за кого? Из-за какого-то  торгаша наркотиками?  Ладно, отстраните
парня от службы. Ну выгоните в крайнем случае. Но стул?! Если бы этот тип не
был черным, Уильямса не засудили бы.
     Журналистам начальник полиции заявил:
     - Это трагическое недоразумение. Уильямс  всегда был  у  нас на хорошем
счету.
     Газетчиков на мякине не проведешь. Они-то знали, почему  Уильямс должен
умереть: он -  просто псих. Да разве можно такого снова  выпускать на улицу?
Да как он вообще попал в полицию? Избил этого беднягу до полусмерти и бросал
помирать. Только  вот жетончик-то  обронил, и ну вопить: все подстроено, это
провокация! Хочет, чтобы его оправдали. Идиот!
     Адвокат Уильямса тоже мог совершенно точно объяснить любому, почему его
подзащитный  проиграл процесс: чертов жетон. Никак  не удавалось  обойти эту
улику. Вообще Уильямсу не надо было отрицать, что он избил  этого типа. Но в
любом случае судья не прав: электрический стул - это, знаете...
     У судьи по поводу приговора сомнений  не было с самого начала. Какие, в
самом  деле,  могут быть  сомнения - приказы не  обсуждаются. Судья не знал,
почему он получил такой приказ:  в определенных кругах задавать  вопросы  не
принято.
     Лишь один человек представления не имел, отчего  это приговор был столь
скор  и суров. Но раздумывать на эту тему ему оставалось совсем недолго:  до
23.35. В 23.36 уже будет все равно.
     Садя  на  койке  в камере, Римо Уильямс  курил одну сигарету за другой.
Каштановые волосы на висках выбриты: сюда охранники приладят электроды.
     Серые  брюки  -  такие у всех  заключенных в здешней тюрьме - разрезаны
снизу почти до  колен:  на лодыжках тоже  закрепят электроды.  Чистые  белые
носки. На них  кое-где следы  сигаретного  пепла.  Пепельницей Римо перестал
пользоваться еще вчера.
     Он  просто  бросал  окурок  прямо  на выкрашенный  серой краской  пол и
смотрел как он дымится.
     Время от  времени  охранники отпирали решетчатую дверь.  Кто-нибудь  из
заключенных   выметал  окурки,  а  Римо  выводили  из   камеры  в  окружении
охранников.
     Когда  его возвращали на место, он не мог обнаружить даже  следов того,
что он, Римо, здесь курил, а на полу умирали окурки.
     Никаких следов не оставит он здесь, в этой  камере смертников. Железная
койка не окрашена, даже инициалов не нацарапаешь. Можно разорвать матрац, но
его заменят другим.
     Были бы шнурки...  Привязать  что-нибудь куда-нибудь.  Но  шнурков нет.
Висящую  над  головой  единственную  в камере  лампочку  не  разобьешь,  она
упрятана в плафон со стальной сеткой.
     Можно разбить пепельницу. Но не хочется. Можно нацарапать что-нибудь на
белой эмалированной поверхности умывальника без горячей воды и затычки.
     Но что нацарапать? Полезный совет? Что-нибудь на память? Кому? Зачем? О
чем рассказать напоследок?
     Может,  о том, как  делаешь свое дело, работаешь, тебя даже повышают по
службе, а потом  в твое дежурство в плохо освещенном проулке находят убитого
уличного барыгу с твоим жетоном в  руке? Медали за такое не дают... Никто не
верит, что все подстроено, и в результате тебя ждет электрический стул.
     И  в камере смертников оказываешься ты сам, а не все эти урки, громилы,
убийцы,  барыги - мразь, паразитирующая на  теле общества, вся  эта сволочь,
которую ты  честно пытался сюда отправить.  А общество,  те самые  хорошие и
добрые люди, ради  которых ты  горбатился и не раз  рисковал шкурой, в своем
величии обращают на тебя царственный гнев.
     Что  тебе   остается,  когда   вдруг  выясняется,   что   посылать   на
электрический  стул все-таки можно, да только судьи  почему-то приговаривают
не хищников, а тех, кто старался хоть как-то защитить слабого!
     На умывальнике обо всем этом не напишешь.  Что ж, закуриваешь очередную
сигарету. Куришь. Окурок бросаешь на пол  и смотришь  как он дымится.  Дымок
струится  и, поднимаясь от пола на  метр, тает.  Потом окурок гаснет.  Но на
очереди уже новая сигарета...
     Римо  поглядел  на ментоловый огонек в  руке, вынул ментоловую сигарету
изо рта, поднес ее к лицу так, чтобы было видно, как красный огонек пожирает
пахнущий мятой табак. Бросил сигарету на пол.
     Достал новую из одной  из двух  пачек,  лежащих на коричневом одеяле из
колючей шерсти. Сквозь решетку глянул в коридор на спины охранников, стоящих
возле камеры. За два  дня, проведенные в Коридоре смерти, он не перемолвился
с ними ни словом.
     Им   никогда   не   приходилось  выходить  ранним   утром   на  уличное
патрулирование,   всматриваться  в  окна  домов  и  мечтать  о  повышении  в
должности. Их никогда  не подставляли, подбрасывая труп "пихалы", на котором
почему-то так и не нашли ни грамма наркоты.
     На ночь  они расходятся по  домам, забывая о тюрьме и  о  законе.  Ждут
пенсии, мечтают о  зимнем  домике, на который можно скопить деньжат за  пять
лет службы. Клерки от правопорядка. Правопорядок?
     Уильямс посмотрел на дымящуюся в руке  сигарету. Вдруг противен стал ее
вкус: словно жуешь мятные подушечки от кашля. Оторвал фильтр, бросил на пол.
Поднес к губам неровный конец сигареты, глубоко затянулся.
     Откинулся   на   койку,   выпуская   дым   по   направлению   к  гладко
оштукатуренному  потолку,  такому же серому, как  и пол, как  и стены, как и
перспективы на жизнь у дежурящих в коридоре охранников...
     Черты его  лица  были  сильными и жесткими.  Глубоко  посаженные  карие
глаза, в углах - морщинки. Морщинки не от смеха - он редко смеялся.
     Сильное тело  с  выпуклой грудью. Бедра были широковаты для мужчины, но
это было  незаметно на  фоне могучего размаха  плеч. Он цементировал оборону
школьной футбольной  команды,  в этом ему  не было равных. Все это не стоило
даже той воды из душа, которая смывала с кожи пот после тренировок.
     Кто-то заработал на нем очко.
     Римо вдруг привстал, лицо напряглось.  В глаза бросились все трещины на
полу. Он увидел умывальник  в углу и впервые по-настоящему  рассмотрел серий
металл  железной  решетки.  Бросил сигарету  на  пол  и  раздавил ее  носком
ботинка.  Нет, черт  побери, никто  не может сказать, что команда  соперника
хоть раз заработала очко по его вине... Им так и не удалось прорвать оборону
там,  где стоял он,  Римо. И если после него останется хотя бы это,  значит,
что-то все же останется.
     Уильямс медленно наклонился и начал подбирать окурки с пола.
     Один из охранников что-то  сказал. Он  был высокого роста,  мундир туго
обтягивал плечи. Римо откуда-то помнил, что его звали Майк.
     - Оставьте, потом уберут, - произнес Майк.
     - Нет, я сам.
     Слова  выговариваются  медленно.  Сколько   временя  он  ни  с  кем  не
разговаривал?
     - Поесть  не хотите? -  начал было охранник, но остановился.  Помолчал,
взглянул  вдоль коридора.  -  Поздновато,  правда, но  что-нибудь  раздобыть
можно.
     Римо покачал головой.
     - Нет, я лучше уберу. Сколько еще осталось?
     - С полчаса.
     Крупными ладонями  Римо  молча  сгреб  в  одну кучку  сигаретный пепел.
Шваброй получилось бы лучше, но ее нет.
     - Может, вам что нужно? - спросил Майк.
     - Нет, спасибо, -  Римо  решил, что охранник все  же неплохой парень. -
Закуривай.
     - Мне здесь курить запрещается.
     - А-а. Тогда возьми пачку. У меня две.
     - Спасибо, не положено.
     - Нелегкая у вас тут работенка, - соврал Римо.
     -  Работа  как работа. Полегче  смены в патруле,  конечно,  но  тоже не
сахар.
     - Ага, - улыбнулся в ответ Римо. - Работа есть работа.
     - Точно.
     Тишина. Еще более звенящая после того, как была нарушена.
     Римо попытался придумать, что бы сказать, но не смог.
     Снова заговорил охранник:
     - Скоро придет священник.
     Это прозвучало почти как вопрос.
     Римо скривился.
     -  Тем  хуже для него. Я  в  церкви не  был с тех  пор,  как  парнишкой
прислуживал на алтаре.  Черт, кого  ни  арестуешь, говорит,  что в детстве в
церкви прислуживал, даже протестанты и евреи. Может, попы знают что-то, чего
я не знаю? Может, от этого мне станет легче? Ладно, пусть приходит.
     Римо встал. Разминая ноги, подошел к решетке и положил на нее руку.
     - Жуткое дело, а?
     Охранник кивнул, но оба отошли на шаг от решетки.
     - Если хотите, я могу позвать священника прямо сейчас.
     - Хорошо. Нет, постой. Погоди минуту.
     Охранник опустил глаза.
     - Времени осталось немного.
     - Несколько минут-то еще есть?
     - Ладно, войду позову. Хотя он так или иначе придет.
     - А-а, так полагается, что ли?
     Плевок в морду на прощание. Они постараются спасти его бессмертную душу
только потому, что так записано в местном уголовном законодательстве.
     - Не  знаю,  - ответил охранник. -  Я тут только два года. За это время
здесь у нас никого не было. Пойду посмотрю, готов ли он.
     - Не надо.
     - Я скоро вернусь, тут рядом, в конце коридора.
     -  Тогда  вперед,  -  сказал  Римо.  Не стояло  спорить.  -  Можешь  не
торопиться. Извини, пожалуйста.


ГЛАВА ВТОРАЯ

     Тюремная  легенда  гласит,  что  приговоренные  к смерти  вечером перед
казнью съедают ужин с большим аппетитом,  чем начальник тюрьмы  Мэттью Уэсли
Джонсон. Так было и сегодня.
     Сидя в  кабинете, Джонсон пытался занять  себя чтением вечерней газеты,
подперев ее подносом с нетронутым  ужином.  Тихо  гудел  кондиционер.  Снова
придется  присутствовать  при  казни.  Работа  такая.  Почему же  не  звонит
телефон?
     Начальник тюрьмы посмотрел в окно. Поздние корабли шли по темной полосе
реки  к  бесчисленным  причалам,  раскиданным неподалеку  по берегу  океана.
Вспыхивали  и  гасли  огни,   передающие  закодированные  предупреждения  об
опасности  на  случай,  если  те,  кому они могут  что-то  сказать, окажутся
поблизости.
     Он бросал взгляд  на часы.  Оставалось  только двадцать пять минут.  Он
опять занялся чтением "Ньюарк ивнинг ньюс". Передовая  предупреждала о росте
преступности. "Ну и что? - подумал  он. - Уровень  преступности повышается с
каждым  годом.  Зачем  кричать  об этом  на  первой странице?  Только  людей
баламутить.   А   потом,  мы  уже  нашли  простой  способ  решения  проблемы
преступности: казнить всех до одного полицейских". Его мысли опять вернулись
к Римо Уильямсу, сидящему там, в камере.
     Уже давно он  решил для себя, что  самое неприятное -  это запах. Не от
ростбифа  из готового замороженного обеда, который стоял перед ним  на столе
нетронутым,  а от того, что произойдет сегодня. Если бы воздух был почище...
Но запах все равно  был, несмотря на  вытяжную  вентиляцию, - запах горелого
мяса.
     Сколько их было за семнадцать лет? Семь человек. Сегодня станет восемь.
Джонсон помнил  каждого.  Почему  не  звонит  телефон?  Почему губернатор не
сообщает  о помиловании? Ведь  Уильямс  не бандит, он  же полицейский,  черт
возьми!
     В  поисках раздела  криминальной  хроники  Джонсон перевернул несколько
страниц.  Вот  еще  один обвиняется в убийстве.  Он прочел статью целиком  в
поисках деталей. В баре негр  ударил кого-то ножом во время драки. Наверное,
окажется  у него. Драка в баре... Скорее всего, пройдет как непреднамеренное
убийство. Смертного приговора тут не будет. Хорошо.
     А этот  Уильямс...  Джонсон покачал головой.  Что  творится с  судебным
делопроизводством?   Неужели  судьи  паникуют  из-за  всех  этих  борцов  за
гражданские права? Разве не ясно, что каждая  принесенная жертва повлечет за
собой следующую,  еще большую,  и  так до  тех пор,  пока  вообще  ничего не
останется?   Неужто   за  десятилетием  прогресса   снова  наступает  полоса
бессмысленно жесток