ператор,  - начал Чиун, и  Смит  терпеливо  ждал, пока
иссякнет поток восхвалений.
     Чиун  никогда не  начинал  разговора без  традиционных  подобострастных
приветствий,  что  становилось  для  Смита целой  проблемой.  Директору  уже
приходилось  объяснять  Чиуну,  что  спецсвязь  не  для  того,  чтобы  вести
пространные беседы. По мере  того как они прибегают к этой линии все чаще, у
их неразборчивых в средствах врагов появляется больше шансов расшифровать их
разговоры. Чиун нехотя согласился ограничиться  краткой формой приветствия и
теперь научился укладываться в семь минут.
     Смит  поблагодарил за  звонок  и  попросил  позвать  к  телефону  Римо.
Говорить с  Чиуном о делах не имело  смысла,  ибо все, что  ни делалось,  он
воспринимал не иначе как подтверждение возрастающей славы Смита.
     - Римо пошел своим путем. Его можно только пожалеть.
     - С ним все в порядке?
     - Нет.
     - Что случилось?
     - Он отказывается чтить память Мастеров.
     - А-а, а я думал, что-то серьезное, - с облегчением вздохнул Смит.
     - Это как раз очень серьезно!
     - Конечно, конечно. А как другие дела?
     -  Никаких  других  дел  нет,  должен  с грустью признать,  как  это ни
печально звучит.
     - Да, но как наш проект?
     - Проект обречен, - сказал Чиун.
     - Дайте, пожалуйста, трубку Римо.
     - Его здесь нет. Я один. Я близко к нему не подойду.
     - Ну хорошо, а он здесь появится?
     - Кто может знать, на какое  бесчестье он способен, о мой всемилостивый
государь!
     - Как я могу с ним связаться?
     - Я могу дать вам номер телефона. Как вам известно, я теперь посвящен в
ваши телефоны и их тайны.
     - Хорошо, какой у него номер?
     - Региональный  код, который относится не к самому абоненту,  а лишь  к
местности,  где он проживает, начинается с прославленной  цифры два. За  нею
следует самая  красивая  из  цифр  -  и самая загадочная!  - ноль.  Подумать
только! - за нею снова идет та же цифра два, завершая местный код.
     - Значит, вы в Вашингтоне, - сказал Смит.
     - Ваша  проницательность  не  знает границ,  всемилостивый государь!  -
восхитился Чиун.
     И он продолжал диктовать цифру за  цифрой,  пока у Смита не  оказался в
руках не  только телефон мотеля, но  и номер  комнаты, в которой остановился
Римо.
     Он  поблагодарил  Чиуна  и   набрал  номер.  Хотя  он  терпеть  не  мог
коммутаторы,  но  кодированный  сигнал   спецсвязи   делал  невозможным  его
подслушивание  телефонисткой, поэтому он все же позвонил в мотель и попросил
соединить его с  Римо. В крайнем случае, если  произойдет какой-нибудь сбой,
Римо сможет ему перезвонить.
     Ответил женский голос.
     - А Римо нет? - спросил Смит.
     - Кто его спрашивает?
     - Его друг. Пожалуйста, позовите его.
     - Как вас зовут?
     - Моя фамилия Смит. Позовите его к телефону, будьте добры.
     - Он сейчас не может подойти.
     - Что вы такое  говорите? Я его не первый день знаю. Конечно, он  может
подойти.
     - Нет, мистер Смит. Он лежит.
     - Что?!
     - Он лежит в постели и не может двинуться.
     - Это невозможно.
     -  Я перенесу телефон  к нему поближе. Только  покороче,  пожалуйста, -
сказала женщина.
     Смит подождал. Он не мог поверить своим ушам.
     - Да, - раздалось в трубке.
     Это был Римо.  Но голос его звучал так, будто он  был сильно простужен.
Но Римо никогда не простужается! Он даже не знает, что такое усталость.
     - Что случилось? - спросил Смит.
     Только его  строгое новоанглийское воспитание не позволило ему впасть в
панику. Рука, сжимавшая трубку, вспотела.
     -  Ничего не  случилось,  Смитти.  Через пару дней  я буду на  ногах, -
ответил Римо.
        "Глава десятая"
       Франциско  Браун лежал  в  вашингтонском  морге уже  два  дня,  когда
появился тучный мужчина  с испуганными карими  глазами и попросил разрешения
взглянуть на тело. Хотя в помещении морга было холодно, он сильно вспотел.
     Когда  прозектор выдвинул тело из  холодильной  камеры и откинул  серую
простыню, чтобы приоткрыть лицо, обрамленное светло-русыми волосами, мужчина
кивнул.
     - Вы его знаете? - спросил врач. Труп пока лежал неопознанный.
     - Нет, - поспешил заверить посетитель.
     - Но вы его так подробно описали...
     - Да, но это не он.
     - Вы уверены? Дело в том, что этот тип встречается  нечасто. В основном
к  нам привозят  черных.  Порезанных, обгоревших, с  переломанными хребтами.
Валявшихся возле  железнодорожных путей. С пулями  в  теле. С огнестрельными
ранениями  навылет. Такие  белые - да  еще  с белыми волосами  - встречаются
крайне редко. А этот - просто белее некуда.
     Беннет Уилсон из Национального агентства по атомному надзору отвернулся
и зажал нос платком. Он  не ожидал, что все сложится настолько ужасно. Но он
должен был  побывать  здесь лично. Да, это правда,  он бы хотел, чтобы Браун
сделал свое  дело  и сразу исчез из его жизни. Но когда он прочел в газетах,
что найдено тело белокурого мужчины, ему  необходимо было убедиться, что это
не  Браун. Ведь  если бы это  оказался он, следовательно, они вышли на след:
убийство,  несомненно, могло быть  делом рук  только тех людей, которые,  по
словам  Брауна, грозили положить  конец  карьере Беннета Уилсона. А  это уже
было хуже любой мировой трагедии. Следующим может оказаться не кто иной, как
Бенннет Уилсон. Ради этого открытия стоило помочиться здесь, в этом морге.
     Прозектор был  родом с  юго-запада. Это был  уже немолодой человек, и у
Уилсона  создалось  устойчивое впечатление, что  он испытывает удовольствие,
досаждая другим. Он продолжал посмеиваться.
     - Бывает, и белых сюда привозят - с ножевыми ранениями. Конечно, от рук
черномазых. Но у этого рана особенная. Черные так ножом не бьют.
     - Извините, можно я пойду?
     -  Вы что же, уйдете  и даже не  потреплете его по плечу?  Он был бы не
прочь. - Прозектор захохотал и закрыл лицо простыней. - Хотите знать, почему
я так уверен, что  это дело рук белого?  - Уилсон подумал,  что, если ему не
отвечать, он в конце концов заткнется. Но он ошибся. - Черные режут вдоль. А
у  этого -  короткий  удар прямо в сердце. Точно между и ребрами  -  и хлоп!
Прямое попадание. Я не полицейский, но в убийствах  знаю толк. Это дело  рук
белого. Если  бы  это был черный, тут было бы десять или пятнадцать  ножевых
ран. Черный бы еще и одно место отрезал для интересу...
     Вмиг расставшись  с содержимым своего желудка, Беннет Уилсон, продолжая
зажимать рот  платком, на нетвердых ногах  вышел из морга. Он не мог видеть,
как прозектор протянул руку приятелю за заслуженной пятидолларовой бумажкой.
     - Я знал, что этого сумею вывернуть наизнанку, - сказал он.
     - Вот уж не ожидал...
     - Когда поработаешь в  морге  с  мое, поневоле  научишься разбираться в
людях  и всегда будешь знать, от кого и чего ждать.  По-настоящему  жирные -
тем хоть бы что,  у них желудки из чугуна. А уж чтобы тощий блевал - и вовсе
не припомню. Но вот эти крепыши, такие  упитанные,  - с ними все равно,  как
лопатой по спелым сливам.
     Ты еще  только  начал,  а  он уже тут как тут - хлоп!  И  -  за носовой
платок.
     Беннет Уилсон выбросил платок и, запинаясь, вышел на воздух  - липкий и
теплый. Он был  не  настолько напуган, чтобы  потерять  голову  и  бесцельно
шататься по улицам. Он только до смерти боялся звонить Харрисону Колдуэллу.
     Секретарь мистера Колдуэлла сказал  ему,  что в течение месяца  мистеру
Колдуэллу будет доложено.
     - Нет, дело не терпит отлагательства. Я  уверен, он сам захочет со мной
увидеться. Уилсон. Беннет Уилсон.
     - По какому вопросу?
     - Я могу говорить об этом только с ним наедине.
     - Мистер Колдуэлл ни с кем не видится наедине.
     - Ну, тогда скажите ему совершенно открыто, что он может смело  послать
кого-нибудь в  Вашингтон, чтобы опознать тело одного известного ему человека
с очень светлыми волосами.
     Харрисону  Колдуэллу было доложено  о визите Уилсона на следующий день,
когда дворецкий подавал ему завтрак в постель, а  секретарь сидел у  него  в
ногах. Он  был так ошеломлен,  что забыл говорить  о  себе  во множественном
числе.
     - Я этому не верю, - сказал он тихо.
     - Это так, Ваше Величество, - ответил секретарь.
     - Да, пожалуй,  ты прав, - сказал Колдуэлл и встал с  постели, рассыпав
по простыне с вышитой монограммой  грейпфрутовые дольки и  наколотый  лед, с
которым они были поданы.
     Серебряная ложечка с его фамильным клеймом беззвучно упала на  пушистый
ковер.  Он подошел к окну. Кругом на многие мили простирались  принадлежащие
ему леса. Ему  принадлежали и стражники у  ворот. Ему принадлежали несколько
членов Конгресса.  Ему  принадлежал Уилсон из НААНа. Как  и  несколько очень
влиятельных чиновников из правоохранительных органов.
     Теперь у него  было больше золота, чем у всей Англии. Он мог купить все
что угодно. И он мог так же легко все потерять - и все из-за тех двоих.
     Первым  его  движением  было  нанять побольше  телохранителей. Но перед
лицом тех двоих это было бы что мертвому припарки. Франциско  Браун, который
вышел невредим из  состязания,  унесшего столько жизней, и стал  его  верным
клинком, был теперь мертв. Его прикончили двое фантастически сильных  людей,
которые  по поручению  американского  правительства пытаются  докопаться  до
мотивов похищения урана. Что  они сделают, когда выйдут на Колдуэлла? В том,
что рано или поздно это произойдет, у него теперь сомнений не было.
     В то самое мрачное утро в своей жизни  Харрисон Колдуэлл вдруг осознал,
что у его ног лежит весь мир - весь мир за исключением двух человек, которые
вознамерились отнять у него все.
     И тогда он понял, что действительно стал королем, ибо все его богатство
и  вся власть лишь создавали  у него иллюзию надежности.  На самом же деле у
него было только то, что он имел всегда, - он сам.
     Разумеется, и это  уже было немало. При  нем оставалось  его коварство,
благодаря  которому он первым  за  несколько столетий сумел заполучить назад
то, что  принадлежало  роду  Колдуэллов  по праву.  Он  по-прежнему  обладал
предусмотрительностью, которая  позволила  ему  отделаться  от  водолазов  и
позаботиться  о вечном  успокоении последнего алхимика. Но ничто в фамильной
истории  не  готовило  его к разрешению той  сложной проблемы,  перед  лицом
которой он  оказался сейчас. Тем не менее  одно преимущество из  сложившейся
ситуации  он все же извлек: он  понял, насколько одинок и беззащитен в  этом
мире.
     В то  утро  Харрисон  Колдуэлл  не впустил к  себе  ни камердинера,  ни
дворецкого,  ни личного  секретаря,  ни  даже  конгрессменов,  которые  были
приглашены  на дружеский обед.  Он мерил комнату шагами и ничего не ел. Но к
вечеру он уже знал, что надлежит делать. Первым делом надо выяснить, кто они
такие. Иначе он  так и будет тыкаться  наугад и  ждать, пока на него  наедет
грузовик. А потом надо будет найти себе величайший клинок в мире.
     И  то  и  другое, при кажущейся  сложности, на  самом деле было  вполне
осуществимо,  ибо он  стал  самым богатым  человеком  в  мире.  Он  обладает
неиссякаемым источником того единственного  металла, который для всех в мире
является синонимом денег. И для того, чтобы распорядиться этим богатством, у
него есть и надлежащая воля, и хитрость, и уроки истории.
     Он позвонил Беннету Уилсону в Вашингтон и имел  с ним дружескую беседу.
Уилсон был так напуган, словно за ним гнался весь мир.
     - Меня могут прослушивать, - сказал он.
     -  Неужели  вы думаете,  что  мы могли  бы  это  позволить? Неужели  вы
считаете,  что мы пошли так далеко для того, чтобы  допустить  такую вещь? -
спросил  Колдуэлл.  В его голосе  звучало утешение  и ласка, как если бы  он
говорил с ребенком. - Ну, ну,  дружище Беннет,  разве мы этого  не понимаем?
Разве мы позволили бы, чтобы вам угрожала опасность?
     - Он был здесь, у меня в кабинете. Вот здесь. Он был жив и здоров, и он
меня заверил, что...
     - Дорогой наш Беннет,  не  стоит так  беспокоиться. Приезжайте к  нам в
Нью-Джерси и излейте душу. В минуту тревоги вашей мы готовы вас утешить.
     - Вы думаете, у нас все будет в порядке... я хотел сказать - у  вас и у
меня, Ваше Величество?
     - Ну, разумеется. Вы должны приехать сюда, и  мы обо  всем переговорим.
Мы вас сумеем убедить.
     - Вы думаете, нам стоит появляться вместе? Учитывая все обстоятельства?
     - Здесь вас могут  увидеть только те,  кто искренне желает вам  помочь.
Приезжайте, доверьтесь нам, мы сумеем снять у вас камень с души, мой дорогой
друг, - пропел Колдуэлл.
     Сидя  ни жив  ни мертв в  запертом кабинете, Беннет Уилсон  слушал  его
слова.  С одной стороны -  Вашингтон, телефонные  звонки,  повергающие его в
дрожь,  ибо  он готов  услышать, что  какое-нибудь  следственное  управление
докопалось  до его  проделок. С  другой - ласковый  голос человека,  который
говорит, что хочет развеять его, Беннета, опасения.
     Кто-то ищет утешения на  дне  бутылки или в  щепотке белого  порошка. А
Беннет Уилсон получит его от человека, который волей случая стал ему другом.
Но  почему? Ведь тот  человек увяз  в этом деле еще глубже, чем Уилсон. Ведь
это он все придумал.  Он указал,  кого  из диспетчеров следует подкупить,  и
даже выбрал маршрут следования грузовиков с ураном.
     А  Беннет Уилсон  -  всего  лишь  несчастный государственный  служащий,
допустивший ошибку. Конечно,  Харрисон Колдуэлл  защитит его, используя  для
этого все свои средства.
     Когда Уилсон  увидел,  где  и как  живет Колдуэлл,  он  успокоился  еще
больше.  На многие мили тянулась железная ограда  его поместья.  На  воротах
стояла стража. Садовники вылизывали  газоны и  кустарники, слуги суетились с
подносами вокруг величественного  сооружения из кирпича и  мрамора, стоящего
посреди огромной лужайки.  Это был  настоящий замок. И Харрисон Колдуэлл был
здесь признанным королем.
     Увидя  фигуру, горделиво восседающую в похожем на трон кресле с высокой
спинкой, Уилсон пал на колени и поцеловал протянутую ему руку.
     - Ваше Величество, - вымолвил он.
     - Беннет. Дружище Беннет, - запел Колдуэлл. - Поднимитесь.  Идите сюда.
Поведайте нам о своих невзгодах.
     - Человек, которого вы послали, мертв. Я был в морге. Видел его  своими
глазами. Говорят, на несчастный случай не похоже. Его убил профессионал.
     - А кому вы об этом рассказали? - поинтересовался Колдуэлл.
     - Вам.
     - А еще?
     -  Больше  никому.  Господи,  неужели   вы  думаете,  что  я  хотел  бы
кого-нибудь  посвящать  в  эти  дела?  Мне вообще  влезать  в  это  дело  не
следовало!  Если бы  мне  не  надо  было  отдавать  дочь  в этот  престижный
колледж...  Ни  за  что  бы  не стал участвовать  в  деле, которое  кончится
убийством!  Я  ведь  всего  лишь  оказывал  содействие  одному американскому
предпринимателю. Уилсон зарыдал.
     - Беннет. Беннет. Беннет. Ну, пожалуйста. Успокойтесь!
     - Я боюсь, - сказал Беннет, сжав руки. Он уже  совсем  не владел собой.
Слезы текли помимо его воли. -  Они  приходили к нам;  Те двое,  что были на
объекте  в Мак-Кис-порте. Чьи фотографии  вы  мне давали.  И  женщина была с
ними.
     - Какая женщина?
     - Начальник службы безопасности Консуэло Боннер.
     - Она тоже знает?
     -  Нет.  Ваш  человек сказал, что  возьмет  их  на себя.  А  вышло  все
наоборот.
     - А что, в убийстве подозреваются эти двое?
     - Да кто же еще это мог быть?
     -  Да мало ли кто,  Беннет! Например,  те, кому вы сказали,  что  едете
сюда.
     -  Я  никому ничего  не  говорил. Даже  жена не знает,  куда  я поехал.
Неужели вы думаете, что я стал бы кому-то рассказывать?
     - Ну конечно,  ведь кому-то вы поверяете свои тайны. Без близкого друга
что за жизнь?
     - Я  не  хотел впускать вашего человека к себе в контору. Но он сказал,
что его  послали вы. И вот он  мертв.  Они  его  убили. Они  до нас до  всех
доберутся! Это точно. Уж поверьте.
     - Что  вам теперь нужно, так  это  бокал доброго  вина. Мы угостим  вас
сами, своими руками.
     И Харрисон Колдуэлл  повел  трясущегося  гостя вниз, в  огромные винные
погреба.  Там  у него была  одна совершенно особенная  бутылочка - припасена
специально для такого случая, для такого вот нежного друга.
     - Ах, Беннет, вы себе представить не  можете,  как мы одиноки! Так мало
людей,  которым можно довериться. Но теперь мы знаем, что вам можем доверять
всецело.
     - Да, да, не сомневайтесь - закивал Уилсон.
     - И мы  понимаем,  что вы не  могли  не  поделиться с кем-нибудь своими
неприятностями - ну, например, с женой.
     Колдуэлл в  неясном  свете  изучал  бутылку.  Он откупорил ее небольшим
узким кинжалом с  украшенной драгоценными камнями рукояткой. Он старался  не
слишком встряхивать  темную бутыль. Хорошее вино всегда с небольшим осадком.
Если бы ему  подали  его за  столом, то  сначала  вину  дали бы отстояться и
только  потом  верхний  слой был  бы  перелит  в  графин, чтобы  оттуда  уже
разливать по  бокалам. Но сейчас это были просто два друга в винном погребе,
а что такое бутылка, распитая друзьями, даже если и немного мутноватая?
     -  Поверьте мне, Ваше Величество! Я очень скрытный человек. Я всю жизнь
проработал  в государственном учреждении и научился  не  доверять  ни единой
душе.
     Колдуэлл протянул ему бутылку. Уилсон помотал головой.
     - Я не хочу пить, сэр.
     - Боитесь? - спросил Колдуэлл.
     -  Нет. Нет! Я  вам верю. - И Беннет Уилсон опять чуть не  расплакался.
Колдуэлл нежно улыбнулся и обнял Уилсона за плечи, после чего отхлебнул вина
из горлышка. Затем он с улыбкой протянул бутыль Уилсону.
     Уилсон видел, как Колдуэлл отпил, и решил, что опасаться нечего.
     -  Не  подумайте,  что  я  вас  в  чем-то  заподозрил...  Ваше...  Ваше
Величество.  Просто  здесь  так  темно...  А  винные  погреба будят  во  мне
подозрительность.
     Колдуэлл молча кивнул Уилсону, приглашая отпить.
     Держа бутылку двумя руками, Уилсон сделал  большой глоток  и хотел было
протянуть бутылку обратно, но  не удержал  и выронил.  Пальцы  не слушались.
Бутыль с глухим звоном стукнулась об пол. С таким же глухим стуком ударилась
об пол и голова Уилсона.
     Он не понял, почему вдруг перед его взором  оказался каменный потолок и
почему при падении он не почувствовал боли. Руки  были при нем, но он не мог
и пальцем двинуть. То же самое происходило и  с ногами. Потом Его Величество
Харрисон Колдуэлл выплюнул то, что держал во рту, на  тело Беннета Уилсона -
вместе  с  остатками  таблетки, нейтрализовавшей смертоносное  действие яда.
Смерть могла наступить при  малейшем всасывании жидкости слизистой оболочкой
рта.
     Значит, вино все-таки было  отравлено, подумал  Уилсон. Эта мысль  была
какой-то  странной, наподобие прозвучавшего издалека туманного  недоуменного
вопроса, ответ на который  уже не имел ровным счетом  никакого значения. Как
не имела значения уже  ни одна его мысль. Тело  его одеревенело и умирало. И
он  знал, что вместе с телом умрет и душа. А  потом он уже ничего не знал. И
ни о чем не думал.
     Колдуэлл  отер  язык  о  рукав,  дабы  убедиться,  что  ни  одна  капля
отравленного  вина случайно  не осталась в организме.  Он  прополоскал рот и
сообщил следователю,  который  находился в  штате  поместья,  что  в  винном
погребе  человек  умер  от  сердечного  приступа.  Он   даже   не  поленился
продиктовать тому текст заключения. Расследование не понадобится.
     Он  позаботился  и о  захоронении,  и дородное  тело бывшего  директора
Национального агентства  по атомному надзору положили под сикаморой, где  со
временем, когда сгниет гроб, разложившиеся останки будут неплохим удобрением
для старого дерева.
     Итак, последнее звено в цепи, связывавшей Харрисона Колдуэлла с ураном,
было уничтожено.  А это значит, что те двое намного замедлятся в продвижении
вперед, если вовсе не зайдут