юну, не в силах оторвать взгляд от вмятины в
столе, в точности повторявшей очертания кисти Римо.
     --  Я  из синагогального  общества, --  жестко  произнес Римо. -- Давай
выкладывай. И на сей раз без дураков.

     Над Синанджу пылал закат.
     "И  цвета  его  походили  на  радугу,   неожиданно  расцветшую  поперек
вечернего неба. Розовый,  оранжевый, пурпурный, алый, -- и цвета, которым не
придумано еще названия в человеческом языке, озаряли своим сиянием маленькую
деревню.  Так было раньше -- и так будет всегда, пока океан омывает землю, и
небо смыкается с нею".
     Отложив   тростниковое   перо,   Чиун  удовлетворенно  окинул  взглядом
пергамент.  За  его  спиной  уже  настоящее  солнце  заходило  над настоящим
Хьюстоном.
     Пурпурный и оранжевый тона придавали хьюстонскому закату тяжелые облака
окиси   углерода  и  других   мыслимых  и  немыслимых   химических  отходов,
выбрасываемых фабриками. Над их  яркими пятнами висела черная туча смога,  а
остальная часть неба была окрашена в ядовито-розовый цвет.
     Люди внизу -- в  машинах, и наверху  -- в отделанных кожей и  пластиком
офисах небоскребов смотрели на это  небо и любовались  им. Им было невдомек,
что  всего  через несколько лет -- раньше, чем они могли  представить, может
быть, даже раньше, чем их самих примет земля --  жертвами этих ярких облаков
станут их дети.
     Эти яркие облака проникнут в  их квартиры, пройдя через сталь, стекло и
бетон, минуя кондиционеры и увлажнители, а вскоре их сыновья и дочери начнут
медленно умирать от удушья.
     Гибель Америки  наступит не в один  миг, не в одну ночь и не  за сутки.
Она будет неотвратимой, и медленной.
     Так думал Мастер Чиун,  и поэтому на пергаменте солнце заходило над его
родной  деревней  Синанджу, где люди  целые века вдыхали  лишь запах рыбы  и
ароматы моря и водорослей.
     В дверь номера тихо стукнули. До этого за дверью Чиун уловил осторожные
шаги  по  застланному ковром  холлу. Затем -- колебания  воздуха,  вызванные
большим, плавных очертаний телом. И частое неровное дыхание -- так дышат те,
кто пытается скрыть волнение.
     Чиун, однако, не  мог допустить,  чтобы  все  эти  посторонние  явления
мешали его работе. Он был очень серьезным писателем.
     -- Входи, дитя мое,  --  произнес  он  громко. -- Я почти закончил свой
труд.
     Дверь слегка приоткрылась, и снова послышался осторожный стук.
     -- Чиун? Это я, Вики. Можно?
     Не дожидаясь ответа, она медленно открыла  дверь  и предстала  на  фоне
тускло освещенного холла во всем великолепии.
     Ее  пышные  темно-каштановые  волосы  тяжелыми  волнами  спадали  по ее
плечам, словно струи  воды с  горного  склона. Огромные  карие  глаза широко
распахнуты, и чуть приоткрыты полные влажные губы.
     На Вики был  длинный, до пола, пеньюар,  перехваченный у талии  поясом,
плотно обтягивавший бедра и полную высокую грудь, двумя холмами проступавшую
под тонкой тканью.
     Она стояла неподвижно  какой-то миг, затем,  захлопнув за  собой дверь,
вбежала в комнату.
     Чиун по-прежнему восседал спиной к окну в позе лотоса; Вики, метнувшись
через комнату, опустилась перед ним на колени.
     -- Мне страшно, -- выдохнула она. -- Совсем одна, в своей комнате...
     Фразу она не  докончила,  заметив, что  Чиун  не проявляет ни малейшего
интереса,  и слегка наклонилась вправо  для того,  чтобы этому  твердолобому
азиату  была  лучше  видна  ее  грудь.  Взгляд  Чиуна  скользнул  по сгустку
пространства по имени Вики Энгус, и он вымолвил:
     -- Полное одиночество -- это только иллюзия.
     -- Я  знаю, --  вздохнула  Вики  больше от облегчения,  нежели  в  знак
признания мудрости собеседника. -- У меня ведь есть ты и... и Римо.
     --   Что  сделал   он   такого,   чтобы   удостоиться  двух   "и"?   --
полюбопытствовал Чиун.
     Это Вики не понравилось.  Ей  вообще  не нравилось, что этот  маленький
азиат  умудрялся  прочитывать  ее мысли  до того, как она  открывала рот или
собиралась  что-нибудь сделать. Если бы она не была  в  себе так уверена, то
готова была бы поклясться, что он смеется над ней!..
     Ничего,  он  тоже  человек -- чуть-чуть  плоти и  пара  слов,  пожалуй,
расшевелить его  смогут. Сработало же ведь  с Римо, значит, с его  партнером
тоже сработает.
     Вики  переменила позу, выпростав  из-под себя ногу  и  откидывая  с нее
слегка помявшуюся ткань.  Обнажившееся сливочно-белое бедро Вики  пристроила
перед  почти  обнаженной  сливочно-белой  грудью, над  которой  на  стройной
сливочной шее  возвышалось того же сливочного оттенка подозрительно невинное
личико.
     -- Ты хорошо знаешь Римо? -- неожиданно спросила она.
     -- Видишь ли,  --  глубокомысленно изрек Чиун,  --  до тех пор, пока ум
задает вопросы,  ищет ответы, склоняется к новым дерзаниям, наше одиночество
никак нельзя назвать полным. И часто, задумавшись над многими вопросами, что
приносит с собой  каждый новый день,  я  нахожу утешение в  священном  опыте
предков. Нет, не бывает полного одиночества.
     Вики уставилась на него, соображая, не наняло ли  старика  Министерство
сельского хозяйства для того, чтобы по временам сбивать  спесь с их главного
агента -- Римо Уильямса.
     Какая разница, подумала  она. Оба они замешаны в убийстве ее родителей,
и ответят за это. Они должны умереть.
     Может, к Чиуну нужен более тонкий подход? Вики прикрыла бедро халатом и
с заговорщицким видом наклонилась к Чиуну.
     -- Я почему спрашиваю... я тут случайно  в университете подключилась  к
секретной компьютерной связи... так вот, его имя упоминалось там!
     Чиун быстро повернулся к ней.
     -- О,  дитя  мое,  я понимаю! Многие машины могут доставить удобство  и
удовольствие. У меня,  например,  есть  машина, которая записывает для  меня
прекрасные драмы... то есть записывала, пока они не разочаровали меня. Скажи
мне, похож ли твой... компьютер на эту мою машину?
     Слава Богу, наконец-то старый хрыч чем-то заинтересовался.
     -- Нет... моя машина... м-м... делает вычисления.
     -- Какие тебе захочется?
     -- Ну... не совсем.
     -- И никогда не ошибается?
     -- В определенных пределах.
     -- Она может думать?
     -- Нет... не может по-настоящему.
     -- Неудивительно, что Римо попал в нее, -- пробормотал Чиун. Воцарилось
молчание.
     Вскочив на ноги. Вики гневно прицелилась в старого корейца пальцем.
     -- Я хотела преподнести все как лучше, но  теперь у меня нет выбора. Мы
с Римо занимались любовью! Что ты скажешь на это, а?
     Чиун поднял на нее глаза.
     -- И он достойно справился?
     Обхватив себя руками, Вики мечтательно возвела глаза на потолок.
     -- Это были лучшие мгновения в моей... в нашей жизни!
     Чиун кивнул.
     -- Значит, он все же не безнадежен. Но скажи мне, ближе к завершению --
дышал ли он  носом  или же через рот? Я всегда считал, что дыхание через нос
гораздо полезнее.
     Вики медленно направилась к двери.
     -- Ах ты, япошка. Мы с Римо уезжаем, вот так!  Он бросает тебя и твоего
императора или Смита, как там его. И вы нас не удержите, не надейтесь!
     Чиун сидел по-прежнему неподвижно.
     --  Даже если ты  пытаешься разрушить наш союз,  это еще не причина для
того, чтобы называть меня японцем. Для Мастера это звучит унизительно.
     При  слове  "унизительно"  Вики пронзительно взвизгнула  и выскочила из
комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что Чиун  еще несколько  минут ощущал
исходящие от стен вибрации.
     Тщательно  проанализировав  действия  Вики,  Чиун  вынес  наконец  свой
вердикт.
     --  Смышленое  дитя,  --  сказал  он  вслух, вновь  пододвигая  к  себе
пергамент. -- Очень, очень смышленое.

        "Глава десятая"

     -- Римо, что такое компьютер?
     Этот вопрос возник у  Чиуна после  пятой цифры  семизначного  номера  с
предшествовавшим ему кодом  местности  "девять-один-четыре". Номер  этот был
временным, так как менялся каждые две недели.
     Только в этом  году.  В прошлом  году,  когда КЮРЕ и  Дом  Синанджу  на
добровольных началах участвовали  в одном секретном задании в Греции и о них
случайно узнали военные, номер менялся каждый день.
     Иногда этот номер соединял с секретным бункером в святая святых, иногда
-- со столом в  кабинете,  иногда на  линии просто  что-то пищало в  ухо, но
сегодня Римо удалось связаться  с  доктором  Харолдом Смитом  с удивительной
быстротой. Он  успел  лишь  набрать  семизначный  номер, в трубке  раздалось
несколько   гудков  --  и  затем  слух  резанул  знакомый   кислый  голос  с
неистребимым английским акцентом.
     -- Алло?
     -- Смитти, что такое компьютер?
     -- Римо, что это значит? У вас есть о чем мне доложить?
     -- А отчего вы всегда отвечаете вопросом на вопрос, Смитти?
     -- Не всегда.
     -- Шуток вы не понимаете. Так что такое компьютер?
     С того конца провода через всю страну до Римо донесся тяжелый вздох.
     -- О,  Бог  мой...  но долг есть  долг.  Компьютер  -- это  электронное
автоматическое   устройство  для  вычислений...   или  тот,  кто  занимается
вычислениями.
     -- Чиун, это машина, которая вычисляет.
     -- А что значит "вычислять"? -- спросил Чиун.
     -- Что значит "вычислять"? -- спросил Римо.
     -- Считать при помощи математических методов, -- пояснил Смит.
     -- Считать при помощи математических методов, -- кивнул Римо.
     -- А что такое "считать"? -- снова спросил Чиун.
     -- Что такое "считать"? -- переспросил в трубку Римо.
     -- Оценивать при помощи упражнений или практического суждения. Это что,
так важно для вас?
     --  Никоим образом,  -- заверил Римо.  -- Значит, оценивать при  помощи
упражнений или практического... Смитти, что там было в конце?
     -- Суждения, -- процедил Смит.
     -- Суждения, -- передал Римо.
     -- А что это значит? -- спросил Чиун.
     -- Да, действительно, что все это значит? -- спросил в трубку Римо.
     -- Римо, скажите Чиуну, что компьютер -- это машина,  которая думает...
и если  ему  такая  понадобится,  я попытаюсь  это  организовать... а теперь
докладывайте.
     -- Чиун, -- оторвался от трубки Римо, -- Это  машина, которую включаешь
в сеть -- и она начинает думать.
     --  Ага, -- закивал Чиун. -- Я так и предполагал. Воистину мудрости нет
предела. Вы делаете машины, чтобы они за вас думали, потому что сами  уже не
можете это делать. А кто строит эти машины, которые думают? Корейцы?
     -- Прощу прощения, Смитти, одну секунду, -- извинился Римо в трубку. --
Нет, мы сами и строим, -- обернулся он к Чиуну.
     -- Вы, утратившие способность думать,  строите машины,  которые думают?
Как же вы делаете это?
     -- Еще секунду, Смитти, -- снова извинился Римо.
     -- Может быть, вы перезвоните? -- донесся до него усталый голос Смита.
     -- Да нет, не стоит, -- ответил Римо. -- Просто не кладите трубку.
     Когда Римо положил трубку на кровать, из нее послышался скрежет, словно
кто-то пытался откусить кусок грифельной доски.
     -- Эти  машины...  программируют  при помощи логики,  -- объяснял  Римо
Чиуну. -- То есть она заложена в них.
     -- Ребенок может обучиться тому, чему его не учат, -- произнес Чиун. --
Он учится у моря, у небес, у земли. Кусок железа не может этого сделать.
     --  Может, еще как, -- возразил Римо, не отрывая  взгляд от лежавшей на
кровати   трубки.   --   Они   уже   сейчас   осуществляют   большую   часть
вспомогательных, --  это  слово он  выделил,  -- несложных, -- это слово  он
выделил тоже, -- логических операций по всей стране.
     -- Ребенок  научится  распознавать  ложь, --  гнул  свое  Чиун.  --  Он
вырастет и поймет, где правда. Кусок железа этого никогда не сделает.
     -- Тебе лучше просто привыкнуть к этой мысли, Чиун. В конце концов, все
мы трудимся на один громадный компьютер.
     -- Я  рад, что  мы работаем именно  в этой стране,  -- закивал Чиун. --
Потому что через несколько  лет  этот  народ  полностью утратит  способность
двигаться.
     Повернувшись, Чиун придвинул  к  себе пергамент и принялся  вписывать в
него пассаж о том, чему может и не может научиться ребенок.
     Римо поднял с кровати трубку.
     -- Алло, Смитти... алло?
     В трубке раздались гудки.
     Римо снова набрал код; на этот раз пришлось ждать чуть дольше.
     -- Закончили? -- осведомился Смит.
     -- Разумеется, -- заверил Римо.
     -- Доклад, -- потребовал Смит.
     -- Вы сегодня дьявольски доброжелательны, -- заметил Римо.
     -- Вы не находите, что на сегодня  уже достаточно пошутили  со мной? --
устало спросил Смит.
     --  Этим  никогда  нельзя насладиться полностью, -- ответствовал  Римо.
Смит вздохнул.
     --  Да,  думаю,  если  вы   когда-нибудь   вдруг  заговорите   со  мной
человеческим языком, это обеспокоит меня больше. Докладывайте.
     --  Нужно было  дать  мне разрабатывать  дальше  версию  с  прививками,
Смитти. А здесь я зашел в тупик.
     -- Почему?
     -- После Энгуса я вышел на  некоего Питера Мэтью О'Доннела. О'Доннел --
через два "н". Который  закончил  существование так же,  как мистер и миссис
Энгус. Энгус -- через одно "с".
     -- Об этом я уже слышал. Дальше.
     -- О'Доннел  вывел  нас  на  Техасца  Солли Вейнстайна. И  тут-то  след
оборвался.
     -- Он тоже убит?
     -- Пока нет.
     -- Он исчез?
     -- Нет пока что.
     --  А  заставить  его  заговорить  вы  не  можете?  --  в голосе  Смита
послышались недоверчивые нотки.
     -- Нет. То есть да. Говорить я его заставил.
     -- Тогда в чем проблема?
     --  В  том, что он абсолютно ничего  не знает. Пойди  туда --  не  знаю
куда...
     -- Дальше.
     --  Техасец  Солли  завязан  в  сотне  разных  дел  --  по  самые  уши.
Закладывает ЦРУ мафии. Стучит на мафию  в ЦРУ. Сдает полицейским фэбээровцев
--  ну,   и  наоборот,   конечно.   Собирает  информацию   для  Министерства
здравоохранения, иммиграционной службы,  управления  интеграции. Ну и против
них, разумеется. Парень  развил такую активность, что кое-кого в  Техасе уже
тошнит  -- и половина  свободного  мира знает об этом.  И эти парни, которые
травят  и  сдирают шкуры  с людей -- для него  всего лишь  еще один номер  в
записной книжке и счет, по которому уйдут  очередные пять штук  зеленых. Вот
так.
     -- Вы уверены?
     -- Что значит "вы уверены"? Конечно, уверен. Хотите  -- сами спросите у
него. Позвоните в справочную Хьюстона и узнайте телефон первой муниципальной
больницы. Он, правда, вряд  ли может сейчас говорить, но можно попросить его
написать -- а сестра вам потом прочитает.
     --  Я никогда не сомневался в ваших методах,  Римо. И понимаю вас. Нас,
кстати, он тоже снабжал информацией.
     -- То есть КЮРЕ? Ах, это, должно быть, вас он именовал старым жмотом.
     -- Мы платили ему двести долларов за доклад, -- сообщил Смит.
     -- Вы настоящий старый жмот, Смитти.
     -- Ваше мнение можете оставить при себе. Ну, ладно. У меня есть для вас
новости.
     -- Например? -- полюбопытствовал Римо.
     -- Ученые, работающие над вакциной, сообщают, что даже без  прививок яд
через некоторое время теряет активность.
     -- Это как?
     -- То есть в самом лучшем случае мы можем утверждать, что он становится
абсолютно безвредным. Видно,  тем, кто  вводил  его  в  это  мясо,  пришлось
слишком долго ждать. Момент был упущен.
     -- То есть,  значит...  с этим все? Я  правильно понял  вас? -- спросил
Римо.
     --  Нет.  Есть еще  люди,  которые  развешивают  на  деревьях  трупы  с
содранной  кожей и  по-прежнему желают  отравить  всю  страну. Вот  ими  нам
придется заняться.
     -- Опять работа, -- проворчал Римо. -- Никак вы без нее не можете.

     На кухне отеля  "Хилтон"  сутулый человек  с  желтовато-бледным  лицом,
переминаясь с ноги на ногу перед раскаленной плитой, жарил утку.
     Утку эту,  только недавно убитую,  уже  выпотрошили, ощипали  и  сейчас
тщательным  образом  готовили  --  потому  что  заказчиком   снова  оказался
маленький придирчивый азиат из номера на двенадцатом этаже.
     Этот сын Востока уже неделю отсылал обратно все приготовленные для него
блюда -- потому что приготовлены они  были, по его разумению, неправильно. И
нынешним  вечером шеф-повар  уже чуть  ли не  на  коленях  умолял  помощника
приготовить все как надо, для чего прислал  ему  на  подмогу нового младшего
повара.
     Повар этот, мужчина лет тридцати, вышедший на свою новую работу как раз
в этот самый день, -- по истечении которого никто из персонала "Хилтона" его
почему-то  больше не видел  --  опалил утку, разрезал ее  на порции, а затем
извлек из кармана  небольшой резиновый штамп и  тонкую,  запечатанную воском
пластинку. На восковых печатях стояла странная эмблема -- клыкастая драконья
голова.
     Новый младший повар сломал печать и пометил каждый из нарезанных кусков
утки бледно-голубой эмблемой Сельскохозяйственного  министерства Соединенных
Штатов Америки -- после приготовления они бесследно исчезли.

     -- Прекрасные новости, Смитти. И что это нам дает?
     -- Предлагаю вам снова начать с семьи Энгус. Вы же понимаете,  их убили
не просто  так.  Я  как раз занимаюсь  последним сообщением  Винсента. А  вы
порасспрашивайте еще его дочь, Викторию.
     Смит дал отбой.
     Римо медленно  опустил  на  рычаг  трубку.  А  где, кстати,  эта  самая
Виктория?
     -- Чиун, ты не видел Вики?
     Чиун с закрытыми глазами сидел на соломенной циновке посреди комнаты.
     -- Она  у себя в комнате, -- ответил он. -- Замышляет, как расправиться
с нами.
     Римо  искоса взглянул  на  учителя, но, подумав,  решил не  углубляться
далее в суть вопроса. Не дай Бог, Чиун опять примется  твердить о покинувших
тело душах.
     -- Ладно, сейчас позвоню, чтобы несли обед, а потом позову ее.
     --  Хорошо, -- удовлетворенно кивнул Чиун. --  Может  быть, сегодня они
наконец приготовят утку как следует.
     Постучав в дверь комнаты Вики, Римо некоторое время подождал, и наконец
изнутри донеслось всхлипывающее:
     -- Войдите...
     Войдя, Римо  обнаружил, что хозяйка комнаты, облаченная в свою звездную
униформу,  вытянулась  на  кровати  во весь  рост и душераздирающе рыдает  в
подушку.  Обернувшись, Вики увидела Римо  -- и,  вскочив,  кинулась к нему в
объятия.
     -- Ой, Римо, -- прорыдала она. -- Слава Богу! Я слышала, как ты  вошел,
но  ты  был там так долго с этим... с этим Чиуном, что я  подумала, вдруг...
вдруг он... о, слава Богу, что с тобой все в порядке!
     Вики  зарылась  лицом  в  ворот  рубашки  Римо;  он  стоял,  сжимая  ее
вздрагивающие плечи, спрашивая  себя, какого, собственно, черта она  все это
устраивает. Он вспомнил  ее  полунамеки,  ее внезапные истерики  и ту  фразу
Чиуна. Как он сказал? Замышляет, как с нами расправиться"
     Вики  еще  несколько  раз всхлипнула  ему  в плечо;  Римо  же  старался
подавить рвущийся наружу идиотический хохот. Значит, та,  кого они защищают,
задумала  убить  своих  защитников, думая, что это они  содрали  с ее родных
кожу. Ну и дела.
     Римо успокаивающе похлопал Вики по спине.
     -- Ну,  ну, все в  порядке. И не  волнуйся  насчет  Чиуна. Я знаю,  что
делаю. Пойдем, обед уже, наверное, ждет нас.
     Вики,   подняв   голову,   смотрела  на  него   полными  слез  глазами.
Всхлипывания стихли; в голосе ее Римо вдруг послышалась угроза.
     -- Ну, хорошо... но  будь осторожен. Будь очень, очень осторожен, прошу
тебя.
     Они  вошли  в их  номер --  Римо  первым;  Вики,  ступая  очень,  очень
осторожно, шла следом за ним.
     Сейчас, пронеслось  в  голове Вики. Если азиат еще не рассказал Римо об
их  разговоре,  то  сделает это сейчас; и тогда ей  придется действовать  --
иного выхода у нее не будет.
     Но  когда  Чиун  увидел входящую  Вики, то  лишь умильно  осклабился  и
проговорил:
     -- Утка.
     Вики возмущенно вскинула голову.
     -- Да нет, --  поспешил объяснить Римо. -- Просто у нас утка сегодня на
обед. Вчера была рыба -- значит,  сегодня утка,