- Почему вы грубите? - обиделась она.
     - Потому что я так хочу, - огрызнулся Римо.
     - Вы знаете, кто я?
     - Ничтожество, каких много в этом зале.
     Наступила  мертвая тишина.  Какой-то выскочка посмел назвать  избранное
общество сборищем ничтожеств! Кто-то  в толпе хихикнул, но в  основном гости
сохраняли важный  вид, чтобы  никто не  подумал, будто  их  задело замечание
незнакомца.
     - Значит, вы считаете  нас ничтожествами? - расхохоталась телевизионная
ведущая.
     - Именно. Через тысячу лет о вас никто не вспомнит. Не только о вас, но
и о ваших детях, даже если они достигнут вдвое большей известности, чем  вы.
Так кто вы после этого?
     - Важно не то,  что произойдет через  тысячу лет, а то, что  происходит
сейчас, - парировала телеведущая.
     - Ну что ж, тогда упивайтесь своей известностью, - бросил Римо.
     Кто-то  предположил, что,  поскольку  этот  грубиян  одет  в  джинсы  и
футболку, он  наверняка  ворвался  сюда без приглашения. Тут же было  решено
пригласить толпящихся  снаружи охранников, чтобы они выдворили Римо из зала.
Появление охранников было встречено громкими аплодисментами, и  все  было бы
замечательно, если бы в следующую минуту  их тела  не оказались размазанными
по стене.
     - Рабинович! - крикнул Римо. - Где вы? Выходите немедленно!
     И снова в  зале повисла мертвая тишина. Внезапно распахнулась дверь,  и
толпа  расступилась,  пропуская  невысокого человечка с  печальными глазами,
который  уверенным шагом  направился к  Римо. Римо занес руку, чтобы ударить
его, но тут же осекся, потому что увидел перед собой Чиуна. Он казался таким
хрупким и беззащитным, что у Римо сжалось сердце от нежности к нему.
     - Ты в порядке, папочка? - спросил Римо.
     - Да, но только я не Чиун, а твой друг Василий Рабинович, и ты сделаешь
то, что я тебе велю.
     - Хорошо, Василий.  Рад тебя видеть. Странно, но на  мгновение я принял
тебя за Чиуна.
     - Ты должен убить Чиуна. Он оказался предателем.
     Римо молча кивнул. Все его  существо повелевало ему убить Чиуна. Каждая
клеточка его тела кричала: "Убей Чиуна!" И он  знал, что сделает это. Но тут
к горлу у него подступил ком, и какой-то далекий голос, доносящийся из самой
глубины мироздания,  подсказал  ему, как  он должен ответить. И Римо ответил
Рабиновичу:
     - Нет!
     -  Ты  должен  доказать  свою  преданность,  -  настаивал Рабинович.  -
Сопротивляться   моей  воле   бесполезно.  Да  ты   и  не  способен   больше
сопротивляться.
     "Убей Чиуна!" - стучало  у Римо в висках. Он повалился на  пол, лишь бы
только не слышать этого властного голоса, лишь бы только ничего  не видеть и
не понимать. Нет, он не  позволит себе поднять руку на Чиуна. А если рука не
послушается его, он сломает ее. Если ноги понесут его к Чиуну, он  сломает и
их. И опять откуда-то издалека,  где  нет  света и где  все - свет,  донесся
голос, и Римо  услышал  то самое слово, которое  так хотел услышать. Это был
ответ на самый главный вопрос в его жизни.
     Голос сказал ему "да".  Это  был  тот  самый  голос,  которому  внимали
древние евреи на горе Синай. Это был тот самый голос, который на третий день
творения благословил все живое.
     И теперь этот  голос говорил "да" жизни и  всему,  что есть  доброго  в
человеке.
     Римо увидел перед собой ухмыляющееся лицо Великого Вана, и тогда чистым
и уверенным  движением, которому  могли бы позавидовать все прежние  мастера
Синанджу, он снес ему голову.
     Голова  Василия  Рабиновича покатилась  по полу, и люди  вскрикнули  от
ужаса. С  глаз Римо  спала пелена.  Тело его ныло от  ушибов. В том месте на
полу,  где  он  корчился, стараясь  побороть  в  себе  желание убить  Чиуна,
паркетный пол превратился в груду щепок.
     Он мог гордиться своим ударом. На руке не было  ни единой капли  крови,
ладонь отсекла Рабиновичу голову, точно бритва. Сердце не сразу остановилось
в  обезглавленном  теле, и спустя  какое-то время вокруг  раны  образовалась
темная кровавая лужа.
     - Кто вы? - едва оправившись от потрясения, спросила телеведущая.
     Римо  не  ответил. Он поднялся наверх  и, взглянув на распределительную
панель, сообразил, где может находиться Смит.
     Тот сидел за компьютером. Вид у него был усталый и растерянный.
     - Римо, где мы?
     - На Пятой авеню, в квартире Рабиновича.
     - Ничего не понимаю. Последнее, что  я помню, это как  я  собирался его
убить. Что это у меня на экране компьютера? - Смит в ужасе затряс головой. -
Не может быть! Они уже взлетели?
     - О чем вы? - спросил Римо.
     - Президент уже здесь?
     - Нет, я развернул его от подъезда.
     -  Хорошо.  Понимаю.  Так. Я  должен  это остановить,  пока все  мы  не
взлетели на воздух. Где Рабинович?
     -  Частично  в зале,  где  находятся  гости,  а частично,  наверное,  в
соседней комнате. Точно не знаю.
     -  Благодарю вас. Мы так нуждались в вашей помощи, и вы отлично сделали
свое  дело.  Теперь  можете  уходить в  отставку,  Римо. Вы ведь  собирались
покинуть страну?
     - Мне и здесь неплохо, - ответил Римо. - Я  - американец и  верю в свою
родину.
     - Вы хотите сказать, что порвали с философией Синанджу?
     - Нет, я по-прежнему верен Синанджу. Именно поэтому я и остаюсь.
     - Рабинович знал о существовании КЮРЕ?
     - Вы не  только сообщили ему о нашей  организации, но и поставили ее на
службу Рабиновичу.
     - Еще кто-нибудь знает? - в отчаянии простонал Смит.
     - Только одна русская дама.
     - Ее придется убрать.
     - Она - в высшей степени достойный и порядочный человек.
     - Речь  идет не о ее нравственных  качествах, а о  безопасности страны,
Римо.
     - Не думаю, чтобы она представляла собой угрозу для нашей безопасности.
     - Эта женщина хороша собой?
     - Потрясающе хороша, Смитти.
     - Так я и думал, - подозрительно произнес глава КЮРЕ.
     - И при этом чертовски умна.
     - Тем более необходимо ее убрать.
     - Поговорите с ней.
     Анна Чутесова по-прежнему сидела в кабине лифта. Голова Чиуна покоилась
у нее на коленях. Римо взял Чиуна на руки и помог подняться Анне.
     Он  ненавидел себя  за то, что ударил Чиуна.  Но у него не было другого
выхода. Поступи  он иначе,  его наверняка постигла  бы та  же участь,  что и
Рабиновича.
     - Римо  считает, что я  должен поговорить с вами, -  обратился  Смит  к
Анне. - Вы, несомненно, понимаете, почему вас необходимо убрать. Вы знаете о
существовании нашей организации.
     - Типично мужская логика. Если не знаешь, что делать, - вперед, убивай!
Это логика кретинов и бандитов.
     - Мы не можем подвергать себя риску, - объяснил Смит.
     - Опомнитесь, какому риску?
     -  Вы наверняка воспользуетесь  полученной информацией, чтобы  ослабить
нашу страну.
     - Господи, зачем мне это нужно? В России и без вас хватает проблем. Нам
бы сначала научиться  управлять  своей страной, а  потом уже  приниматься за
вашу.
     -  Но  это  не помешало  вам подчинить себе  Восточную  Европу, а потом
попытаться сделать то же самое с Афганистаном, - заметил Смит.
     - И опять вы рассуждаете  как типичный представитель сильного пола. Нас
вполне  устраивает видеть  в Америке противника и готовиться к войне с вами.
Знаете, почему  мы не можем без  войн? Потому  что это  единственное, что мы
умеем  делать.  Знаете,  почему  мы   до   сих  пор  не   построили  у  себя
социалистического рая? - Смит отрицательно покачал головой. - Потому что это
химера.   А  вы,  голубчик,   действительно   наломали   дров.  Нанеся   нам
сокрушительное  поражение  в  Сорнике,  вы добились того,  что  теперь  наши
тупицы-генералы  вынашивают  план  мести, точь-в-точь как  после  Карибского
кризиса. Они  готовы  принести  в  жертву своему мальчишескому самолюбию  не
только свою страну, но и вашу. Впрочем, что я  с вами разговариваю?  Если вы
решили меня убить, действуйте. Я не смогу вам помешать. Идиоты, как правило,
не внимают голосу разума.
     - Но где гарантия, что вы не нанесете ущерба нашей стране?
     - Гарантия только одна - сотрудничество, тупица, при котором я могла бы
обратиться за содействием к вам, а  вы - ко мне. Так  что выбирайте, что вам
выгоднее: иметь  в  моем  лице  союзницу  в  интересах  сохранения  мира или
отправить меня к праотцам. Поскольку вы мужчина,  можно не  сомневаться, что
вы предпочтете второе.
     - До сих пор никто не называл меня тупицей.
     - Готова поклясться, что мисс Эшфорд называла.
     - Откуда вы знаете о ней?
     - Вы выполняли ее приказы в Сорнике.
     Смит горестно вздохнул:
     - Ну  хорошо.  Я  принимаю ваше предложение.  Посмотрим,  что из  этого
выйдет.
     - У вас все  равно нет иного  выхода, Смитти,  - заметил Римо.  -  Я не
стану ее убивать. Чиун тоже. Вам придется делать это самому, но только через
мой труп. Следовательно, вы не сделаете этого.
     Римо посмотрел на Анну и улыбнулся:
     -  Знаешь, я созрел для  того, чтобы продемонстрировать  тебе, на что я
способен. Но учти, одним массажем ладони дело не ограничится.
     - Ловлю тебя на слове, -  ответила Анна низким  грудным голосом. - Если
ты меня обманешь, я не остановлюсь перед тем, чтобы начать атомную войну.
     - Неужели?
     Анна откинула голову и рассмеялась.
     - Только  мужчина способен поверить  в такую чушь, - сказала она, целуя
его. -  До  чего же все  вы самолюбивы!  Удивительно, что мы  до  сих пор не
взлетели на воздух.
     Римо поднял Чиуна на руки  и вынес  его  на свежий воздух в Центральный
парк, расположенный под  окнами  квартиры  покойного Рабиновича. Вокруг  них
сияли огни  ночного  города.  Римо  помассировал  Чиуну  позвоночник,  чтобы
привести его нервную систему в рабочее состояние.
     - Где я? - спросил Чиун.
     -  Ты  только  что  вышел  из   гипноза.   Покойный  Василий  Рабинович
загипнотизировал тебя, когда вы встретились с ним глазами.
     -  Надеюсь,  я  не  сделал ничего такого,  из-за чего мне  пришлось  бы
краснеть?
     - Ну что ты, папочка, конечно, нет.
     - Кто-то нанес мне удар?! - в ужасе спросил Чиун, потирая  грудь  в том
самом месте, куда его ударил Римо.
     - Папочка, кто мог тебя ударить?
     - Почему же тогда у меня болит все тело?
     - Видимо, в состоянии гипноза ты устроил поединок с самим собой.
     - Правда?! - воскликнул Чиун. - И кто же победил?
     -  Конечно,  ты,  папочка. Ни один  человек  в  мире не  способен  тебя
одолеть, - сказал Римо и услышал в ночи великое "да" Вселенной.
     Это было слово любви.



    Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
    Божество смерти


     ---------------------------------
     выпуск 18
     Перевод с английского М. Громова
     Издательский дом "Букмэн" 1997
     OCR Сергей Васильченко
     ---------------------------------

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Он  точно  знал, что умрет. Если  останется  еще хотя бы на один день в
Чикаго, то  залезет  на крышу одного из этих  дьявольской  высоты  зданий  и
кинется  вниз или ткнет себе в  глаз  дуло "пушки",  что братец  приволок из
Вьетнама, и проверит его огневую  мощь на собственном черепе. А то можно под
поезд   -  но  тут  есть  опасность   лишь  покалечиться.  Ненадежная  вещь.
Переменчива, как перст судьбы - а  о судьбе Буйвол Билл  знал немало. В  том
числе и стихов. Судьба - для одних личина или дух, для других - божество или
муза, странная сила, одушевленная в  строчках, звучавших по-английски так же
странно, как звучали бы они на оджупа, его родном языке - языке, объявленном
мертвым, отданном на съедение белым историкам. Но еще не мертв он сам - воин
народа  оджупа. Рожденный  для  охоты,  для  бега, для ночных плясок  вокруг
костров, для мига познания, когда в глазах умирающего животного видишь вдруг
собственную душу.
     Единственными   животными,   делившими  с   Буйволом  его  квартирку  в
многоэтажке,   были   мыши,  толстые  крысы   и,  разумеется,  тараканы.   А
единственным  танцем, который  он  умел и хотел плясать,  был  танец  конца,
пляска его собственной смерти.
     Медленным рассчитанным движением он вдвинул обойму в рукоять и заглянул
в зияющее чернотой дуло. Дьявольское орудие белых - последнее, что увидит он
в этом мире.
     - Позвольте узнать, чем вы там занимаетесь?
     Черт,  опять квартирная хозяйка. Вечно начинает свои завывания, едва он
закроет дверь.
     - Собираюсь выбить себе мозги! - проорал Билл что было мочи.
     - Прелестно, но прошу не портить обои, - послышалось из-за дверей.
     - Вот этого обещания я не могу дать вам, миссис.
     - Это почему же?
     Холеная длань хозяйки распахнула дверь.
     - А  потому что к тому  времени я буду мертв,  как утонувшая  крыса.  А
покойники не имеют привычки убирать за собой.
     Буйвол Билл широко осклабился.
     -  О Бог мой!  -  выдохнула хозяйка,  узрев подающего надежды  молодого
студента сидевшим на краю новенькой кровати с громадным пистолетом в руке.
     Ствол  упирался  Биллу в лоб, палец лежал  на  спуске.  Почтенная  дама
мгновенно  оценила  ситуацию.  Если  он  промахнется,  пуля  как  пить  дать
изуродует только что поклеенные обои, голубые  в  розочку.  Купила она их на
распродаже, и достать  новый  кусок таких же не удастся ни за что. Если же в
обоях будет дыра, ее придется либо закрывать  какой-то  картиной, либо, если
закрыть не  получится,  купить другие обои для этой стены  - а стало быть, и
всей комнаты.
     - Не стреляйте! - взвизгнула она. - У вас все впереди, вы так молоды!
     - Что впереди? - мрачно вопросил Билл.
     - Куча всяких вещей, - поспешила заверить она.
     Звали квартирную хозяйку миссис Тракто. По  причине ее габаритов жильцы
дружно именовали хозяйку Трактором, о чем она не подозревала.
     - Например?
     - Я.
     Она попыталась изобразить завлекательную улыбку.
     Весь первый месяц, что этот странный  парень квартировал у нее, хозяйку
неотступно  преследовал  страх  насилия.  Когда   он,   поигрывая  мускулами
великолепного тела,  прикрытого лишь  видавшими виды шортами,  спускался  по
утрам с лестницы, миссис Тракто спешила защелкнуть замок, дабы опасный жилец
не смог внезапно овладеть ею. Через месяц  она  перестала запирать  дверь, а
еще  неделю спустя взяла  привычку  оставлять ее распахнутой  и  разгуливать
полуголой по  коридору. Но страхи ее оставались, увы,  напрасными. И теперь,
решила она, настал тот самый  миг,  когда ее щедрое тело может в  буквальном
смысле  спасти этого симпатичного индейского юношу. Если  таким образом  она
спасет ему жизнь, грехом это, естественно, считаться не может.
     - Что "я"? - не понял Буйвол.
     - Отдаю вам свое тело, чтобы спасти вашу жизнь.
     Ноздри Анджелы Тракто расширились.
     -  Мне и в своем неплохо. И вообще  не нужно мне никакого тела. Я  хочу
умереть.
     - Я... Я имела в виду в сексуальном смысле.
     Анджела Тракто застенчиво опустила глаза. Вновь подняв их, она увидела,
что палец молодого человека напрягся  на изгибе спускового  крючка,  зрачки,
смотревшие в дуло, расширились.
     - Но есть еще много всякого! - в отчаянии закричала она.
     - Чего?
     -  Ну...  разве вы не  хотите попрощаться со  своими друзьями в  стране
оджупа?
     - Нет никакой страны оджупа. Одна резервация.
     - Но друзья-то у вас есть!
     - Друзья есть, - грустно кивнул Буйвол Билл. - И белые. И индейцы. И...
и  нет у меня никаких друзей. Знаете,  что получает тот, кто три года подряд
долбил древнегреческую литературу?
     - Д-диплом.
     - Дырку в голове -  вот что он  получает. Я уже не знаю, кто я теперь -
индеец  или  белый.  Или  долбаный древний грек. По крайней мере, им я  себя
ощущаю  больше,  чем  оджупа,  или  американцем,  или  кем  там  еще.   Я  -
ничтожество, миссис Тракто, а ничтожеству места на этом свете нет.
     - У вас наверняка что-то произошло, - мудро заключила Анджела Тракто.
     Если бы только заставить его чуть-чуть повернуться... Тогда пуля только
разобьет  стекло. Принципы образцовой хозяйки она  усвоила из присланного по
почте руководства, и поэтому оконные стекла в доме были застрахованы, обои -
нет. Застраховала она и двери, и светильники,  и даже  канавы вокруг дома, -
их в случае возможной осады миссис Тракто собиралась заполнять водой. Но вот
обои и полы в страховке не были предусмотрены. Ну и правильно. Что вы хотите
- плату-то она берет грошовую, смех просто. Если бы на западную часть Чикаго
совершили набег, скажем,  воинственные  фригийцы, Анджела Тракто разбогатела
бы в одну ночь.
     -  Мой  брат  погиб.  Въехал  пьяный  в  канаву.  На тракторе.  Трактор
перевернулся. Прямо на него. А я даже не поехал на похороны.
     -  Ну, для  мертвых все равно  уже  ничего  не  сделаешь.  Вы...  вы не
повернетесь немножко?
     - Дело  даже  не  в его смерти. И  не в  том, что я  не  приехал на его
похороны.  Я понял,  что я  сам давно умер - когда отец пел мне по  телефону
нашу песнь смерти, а я... Знаете, что я сказал в ответ?
     - Спросили, оплачен ли звонок?
     - Я не знаю нашего языка. Я знаю латынь, греческий, но  не язык оджупа.
Я не знаю, как будет "мать",  "отец", "земля" или "до свидания". Я забыл все
это, давно забыл. И ответил отцу цитатой из Софокла!
     Глубоко вздохнув, Буйвол  Билл зажмурил глаза, -  он решил, что зрелище
летящей в мозг пули вряд ли будет для него вдохновляющим.
     - Но вы можете снова стать  индейцем. Не нажимайте, пожалуйста! Вы  все
вспомните!
     - Слишком поздно.
     - Но ведь когда-то вы знали все это?
     - Тогда в моей  башке не плескались, как в свином корыте, все эти живые
и  мертвые  языки.  Тогда...  да,  тогда  мне не  снились сны  на  латыни  и
греческом. Единственным языком, который я знал, был оджупа.
     -  Но вы  сможете  его  вспомнить.  Так  было со многими. У меня  здесь
перебывало  очень много молодых  людей  - они тоже учились  в университете и
чувствовали себя в точности как вы сейчас,  но потом вернулись домой, в свои
страны, - и  все  пошло на лад, уверяю  вас! Их мучило  только  то,  что они
здесь, вдали от дома. Нужно  просто встать и оглянуться вокруг - и вам сразу
станет лучше! Попробуйте!
     Буйвол Билл  не мигая  смотрел в черную дырку дула. Он был уверен,  что
ничего не  почувствует - собственно, именно этого  он и  добивался. С другой
стороны,  почему бы  не попробовать встать -  может,  из этого действительно
что-нибудь выйдет?
     Он  опустил  пистолет.  Миссис  Тракто  не  смогла   сдержать   широкой
счастливой  ухмылки. Это  удивило Билла - он и не знал, что эту  бабу  может
волновать что-нибудь, кроме  платы за  его койку или поползновений  затащить
его в свою собственную. Именно поэтому, надо думать, она распахивала настежь
дверь спальни каждую ночь.
     - Ну вот. Разве вам не полегчало?
     - Вроде все по-прежнему, - пожал плечами Билл.
     - Это потому, что  вы далеко  от родины. Возвращайтесь домой!  К себе в
резервацию. Вы увидите, все будет в порядке.
     - Там больше не моя родина.
     - Это вы так думаете сейчас.  А когда вернетесь туда - все будет совсем
по-иному. Я знаю. Поверьте мне.
     Это,  конечно,  была  ложь, но ложь во спасение - во спасение голубых в
розочку обоев. Откуда было знать квартирной хозяйке Анджеле Тракто, что с ее
легкой руки на земли оджупа, штат Оклахома, отправится тот, о чьем появлении
на свет  будет скорбеть позже  все человечество,  тот, кто  поставит мир  на
грань последнего испытания - конца света!
     И если бы  ей сказали, что  кара, не сотрясавшая  землю  с тех  времен,
когда ближний  впервые поднял  руку  на  ближнего, вновь нависнет над миром,
ответ у миссис Тракто был бы готов - до тех пор, пока она не нависнет над ее
голубыми обоями, ей плевать на все кары, взятые вместе.  Она ведь не  знала,
что именно изучал в университете этот крепкий молодой человек. Она не читала
древних текстов, и ей было невдомек, что они встретятся - два древних языка,
греческий и оджупа, в колеблющемся свете костра в ту ночь, когда