- манерно растягивая  слова,
произнесла Саманта.  Она  напряженно крутила на плечах пелерину от Оскара де
ла Рента
     - Какая тоска! - вздохнул Родерик.
     - Твоя вина, Родди. Если бы мы полетели Конкордом...
     -  Не  вижу  связи. Кроме того, Конкорд  так же  неудобен, как балетные
тапочки.
     - .Можно было заказать самолет, - сказала Саманта.
     - Ради одного чертова уик-энда?
     - Моя последняя любовь делала именно так, - объявила Саманта.
     -  Твоя  последняя  любовь  была  слишком толста,  чтобы летать обычным
самолетом.
     - Совсем она не была толста, - возмутилась Саманта. - И, кроме того...
     - Извините,  но, кажется, у вас сложности с машиной, - вмешался молодой
человек с желтым платком в кармане пиджака. - Могу подвезти вас.
     - Родди, сделан  так,  чтобы этого  человека  арестовали, - потребовала
Саманта.
     - За что? Он хочет нас подвезти.
     -  В шевроле, -  презрительно прошипела Саманта. - И  одет  в полиэстр.
Неужели,  ты  хочешь, чтобы  я сидела  в  одном  автомобиле  с  человеком  в
полиэстровом пиджаке.
     - Говоря откровенно, мне безразлично, что  на  нем, пусть  хоть фиговый
лист. Ты только взгляни, какая очередь на такси.
     - Мой автомобиль вполне комфортабельный, - произнес настойчивый молодой
человек с обнадеживающей улыбкой.
     Саманта испустила глубокий вздох.
     - Ладно.  Уик-энд все равно уже погиб.  Пусть меня ждет полное  фиаско,
шевроле - так шевроле.
     Она с капризным видом шагнула к голубому седану. С переднего сидения ей
улыбался другой молодой человек. В руках он держал желтый платок.
     - Вас мы тоже можем подвезти, - предложил молодой человек шоферу.
     - Я не сяду рядом с обслугой, - визгливо запротестовала Саманта.
     - Все  будет хорошо,  миролюбиво произнес юноша. -  Он  сядет впереди с
нами. И мы примчим вас мигом.

     Номер 134.
     Майлз  Петерсон сидел  в баре аэропорта,  потягивая  мартини;  рядом на
полу,  у его ног, стоял  изрядно  потертый  кожаный  портфель. Петерсон  уже
двадцать пять лет летал на международных авиалиниях и за это  время пришел к
выводу,  что пара рюмок  чего-нибудь покрепче сразу же после полета помогает
легче   переносить  дорогу.  Пусть  другие  суетятся,  волоча  по  коридорам
аэровокзала пакеты, сумки  и малолетних детей, а потом торчат до изнеможения
в  багажном отделении  и  выстаивают очередь  на  такси.  Майлз  Петерсон же
предпочитал в  это время  спокойно потягивать  мартини.  Париж  уже  начинал
казаться ему уютным и приветливым местечком.
     -  Не  возражаете,  если я  присяду  рядом  с вами? -  спросила  Майлза
хорошенькая девушка,  когда он  приканчивал второй  мартини. На вид  ей было
меньше двадцати, волосы, как у Брук Шилдс, и кругленькие грудки. Никогда еще
Париж не казался Майлзу таким прекрасным.
     -  Он покачал  головой  -  конечно,  не  возражает -  а  девушка  робко
спросила: Вы турист?
     Майлз уставился на нее бессмысленным взглядом, с  трудом возвращаясь  в
реальность.
     -  Нет.  Я  здесь  по  делу. Торгую  ювелирными  изделиями.  Езжу  сюда
шесть-восемь раз в год.
     - Боже,  - произнесла девушка, глядя на кожаный портфель. - Если  у вас
там образцы, лучше быть поосторожнее.
     - Их там нет, - ответил, улыбаясь, Майлз. -  Образцы - на мне. Но здесь
тоже есть свои недостатки. Проходить таможенный контроль - сплошная мука.
     Девушка звонко рассмеялась, словно он необычайно удачно сострил.
     - Как  приятно встретить здесь  американца, - продолжала она.  - Иногда
меня охватывает... не  знаю, как сказать...  прямо голод по. таким мужчинам,
как вы.
     -   Голод?  Майлз  Петерсон   почувствовал,   как   оливки  из  мартини
переворачиваются у него в желудке.
     Девушка утвердительно хмыкнула, облизывая губы.
     - Где вы остановились? - быстро спросил он. Девушка склонилась к нему и
зашептала:
     -  Недалеко  отсюда. Можно дойти пешком.  Через поле с  густой  травой.
Грудь ее взволнованно вздымалась.
     -  Какое  совпадение, - сказал Майлз.  - А я  как раз  мечтал о хорошей
прогулке.  Люблю  быструю ходьбу. -  Он выдавил  из себя смешок. Поднимаясь,
девушка задела его грудью. С ее пояса свисал желтый платок.
     - Показывайте дорогу, - сказал Майлз.
     - Покажу, - заверила его девушка. - Конечно, покажу. Когда они вышли за
пределы аэропорта, она выдернула из-за пояса платок растягивая в руках...

     Миссис Эвелин Бейнс была  на этот раз не в сари.  Все-таки  Париж.  Она
красовалась в  розовато-лиловом  дорожном  костюме  от  Карла  Латерфилда  -
последняя модель; волосы уложены  у  Синандр  в Нью-Йорке. На ней были самые
неудобные туфли от Чарлза  Джордана, которые только  можно купить за большие
деньги, и она чувствовала себя превосходно - впервые за много недель.
     - А ну-ка, поторапливайтесь, - подталкивала  она детей к дородной чете,
ожидающей  багаж. - Джошуа, возьми  Кимберли  за руку. И улыбнись. Мы первый
раз за долгое время выбрались из этой ямы.
     - Ашрам - не яма, - убежденно сказал Джошуа.
     - А мне не нравится миссис  Палмер, - заартачилась  Кимберли. -  Всегда
лезет ко мне с поцелуями. Можно мне ее убить, Джошуа?
     - Без сомнения, малышка, -  успокоил сестру мальчик.  - Только  подожди
моего сигнала. Эвелин Бейнс расцвела в улыбке.
     -  Ты показываешь хорошее знание психологии, - похвалила она сына. - Со
временем станешь настоящим лидером.
     - Со временем я стану Главным фанзигаром, возразил мальчик.
     - Хватит, не хочу больше слышать о том ужасном месте. Мы проведем целую
неделю в  Париже - достаточно, чтобы  снова стать цивилизованными  людьми. -
Обнимая миссис Палмер, она радостно заверещала: - Эмми, милочка  лишний  вес
тебя только красит.
     -  А  ты превратилась  просто в  щепку,  дорогая, проворковала  в ответ
миссис Палмер. - Надеюсь, ты не больна? Нет? Вот и чудесно. Слышала, вы жили
в какой-то религиозной общине, это правда?
     - Эмми, ну хватит... - вмешался Херб Палмер.
     - Все соседи об этом говорят, дорогой. Мэдисоны даже переехали в другой
район.
     - Эмми...
     - Это правда, - ответила миссис Бейнс, густо покраснев. - Ашрам - у нас
еще в диковинку. Европейцы, те, что занимают высокое положение, багровеют от
ярости, услышав про него.
     - Мамочка, а ты называй его ямой, - влезла Кимберли Бейнс.
     - Где же автомобиль? - выкрикнула в сердцах миссис Бейнс.
     - За углом.
     Приложив пальцы к фуражке,  чернокожий шофер, улыбаясь, ждал, пока  они
усядутся. Джошуа помог забраться в машину миссис Палмер,  матери  и  сестре.
Затем хотел было тоже сесть, но передумал.
     - Мне нужно в туалет.
     - О, Джошуа. Потерпи немного. До города рукой подать.
     -  Я  же  сказал,  что  мне  надо. И непременно  сейчас.  Миссис  Бейнс
вздохнула.
     - Хорошо, я пойду с тобой.
     - Нет, я хочу, чтобы он пошел. - И мальчик указал на шофера.
     - Нет проблем, - сказал  Херб Палмер. -  Я  вырулю за угол и  буду  вас
дожидаться там.
     Палмер уже  дважды  объехал квартал, когда  мальчик наконец появился на
назначенном месте. Он был один.
     - Шофер уволился, - объявил он.
     - Что?
     - Он встретил на аэровокзале женщину. Они сказали, чтобы  я проваливал,
и ушли вместе. И еще прибавили, что никогда не вернутся.
     - Никогда бы не подумала... - растерянно произнесла миссис Палмер.
     - Поглядим, как все это объяснит фирма, - процедил Палмер сквозь зубы.
     -  Ах  ты, смелый маленький  мальчик, - сказала  миссис Бейнс, прижимая
Джошуа к груди.
     Они отъехали прежде, чем в  мужском туалете обнаружили тело чернокожего
мужчины, и началась паника. Номер 135.

     Номера 136,137 и 138.
     - Мы хотим ехать в Булонский лес, мама, - сказал Джошуа.
     - Не говори глупости, дорогой. Мы едем прямо в отель.
     - Но там вас ждет сюрприз, - захныкала Кимберли.
     - Да. Сюрприз. Мы с  Кимми сочинили стихотворение и хотим прочитать его
именно там. Всем троим. Нам это очень нужно.
     -  А почему бы и нет? - сказал Херб Палмер. - Мы  отдыхаем. Забудем про
всякие расписания.
     - Какие милые у тебя детки, Эвелин, - проворковала миссис Палмер.
     Они остановились у северной болотистой части лебединого озера.
     - Может, лучше проехать дальше, ребятишки? - предложила миссис Бейнс. -
Поближе к птичкам, туда, где гуляют люди?
     - Нет. Пусть это произойдет здесь, - заупрямился Джошуа.
     - Хорошо. Не спорим. Ну, читайте же ваше стихотворение.
     - Выйдем из  машины, - сказал Херб Палмер. - Поэзия нуждается в солнце,
воздухе, воде и чистом небе.
     Взрослые выбрались  из машины, уселись  на берегу, сбегавшему к воде, и
стали разглядывать плавающих вдали лебедей.
     -  Ну,  а  как  стихотворение? - напомнил Херб  Палмер. -  Давайте  его
послушаем.
     Джошуа улыбнулся. Кимберли  тоже  улыбнулась.  Из  своих  карманов  они
извлекли желтые платки.
     - Они мне что-то напоминают, - сказала миссис Бейнс. - Вы что, взяли их
в том месте?
     - Да, мама, - ответила Кимберли. - И вы, все трое, должны их надеть.
     - Нет, - смеясь, сказал мистер Палмер. - Сначала - стихотворение.
     - На счастье, - настаивал Джошуа. Ну, пожалуйста, - умоляла Кимберли. -
У Джошуа есть еще один, для тебя, мамочка.
     Дети набросили платки на шеи взрослых.
     - Можно это считать сигналом? - шепнула Кимберли брату.
     - Можно.
     Девочка подскочила  со  спины к мистеру  Палмеру, и,  крича  Убивай для
Кали! Убивай для Кали! - они затянули платки на шеях Палмеров.
     - Убивай для Кали. Она возлюбила смерть. Убивай, убивай, убивай!
     Миссис  Бейнс  любовалась   лебедями.   Не  поворачивая   головы,   она
произнесла:
     - Странное стихотворение. Никакой  рифмы. Это что, верлибр?  Или  белый
стих?
     - Убивай, убивай, убивай!
     У  Палмеров  глаза  вылезли  из орбит.  Язык  миссис  Палмер,  синий  и
распухший,   вывалился   наружу.  Херб  Палмер  силился   освободиться,   но
металлическая пряжка на румале держала его крепко.
     -  Не   думаю,  дети,  чтобы  Палмеры  пришли   в  восторг  от   вашего
стихотворения,  -  ледяным  тоном  проговорила  миссис  Бейнс,  все  еще  не
поворачиваясь.
     - Убивай, убивай, убивай!
     Дети  ослабили  румалы  только  тогда, когда  окончательно замерли руки
Херба Палмера.
     Обернувшись,  миссис  Бейнс  увидела на траве распростертые  тела своих
друзей.
     - Очень смешно, - произнесла она все так же холодно. - Вы, все четверо,
видимо, сговорились и затеяли  этот  фарс, чтобы нагнать на меня  страх. Так
вот, вы  просчитались, меня не так легко запугать. Не забывайте,  что  я вам
обоим пеленки  меняла. Кимберли  во  всяком случае точно  меняла. Один  раз.
Кажется, в декабре. Няня была больна. Херб? Эмми?
     Но Палмеры продолжали лежать и выглядели  ужасно. Лица распухшие, глаза
навыкате и устремлены прямо в небо.  Язык миссис Палмер  вздулся и уже начал
темнеть.
     -  Эмми, -  Эвелин  Бейнс трясла свою старую подругу. - Должна  сказать
тебе, что ты выглядишь не лучшим образом. Полным женщинам не идет высовывать
язык, от этого лицо приобретает глупое выражение. - Она взглянула  на детей.
- Почему они не шевелятся? Они, что?.. Полагаю... они ... мертвы?
     - Ты так думаешь, мамочка? - Джошуа  Бейнс прошмыгнул мимо и стал сзади
нее.
     - Невозможно... вы просто разыгрываете меня? Вы же не хотели...
     - Она  возлюбила  смерть,  -  тихо  проговорил  Джошуа Бейнс, затягивая
желтый румал на шее матери. - Кали возлюбила смерть.
     - Джош... Джо... Дж...
     Умирая, Эвелин Бейнс молила только об одном - чтобы  дети проявили такт
и после ее смерти засунули язык обратно ей в рот.
     Но дети этого не сделали.
        "Глава шестнадцатая"
       В цоколе санатория  Фолкрофт  Харолд В.  Смит шел мимо безукоризненно
чистых труб, вслушиваясь в свои, гулко разносившиеся по подвалу шаги.
     Миновав  доживающее  здесь  свой  век  неиспользованное  и   устаревшее
больничное  оборудование   и  запечатанные  коробки  с  архивом  более   чем
десятилетней давности, он остановился у маленькой двери с замочной скважиной
такого  микроскопического размера,  что в нее невозможно  было  заглянуть, к
тому же от земли ее отделяли шесть футов.
     Смит вставил в замок ключ, не имеющий дубликатов, и вошел  в  крошечную
квадратную  комнатку, сплошь обитую деревом. Под деревом  слоями лежал легко
воспламеняющийся  пластик. В  случае  пожара комната  должна  бала сгореть в
считанные минуты.
     Кабинет Смита находился непосредственно над комнатой. В  отличие от нее
стены  кабинета  были выложены  огнеупорным асбестовым покрытием, однако пол
был деревянный и в случае чего мог быстро, сгореть.
     Смит  осмотрел  свой  гроб.  Собственно,  в  прямом  смысле  слова  это
сооружение гробом не являлось, напоминая, скорее, соломенный матрас, лежащий
на  мгновенно  воспламеняющих подпорках. Что-то в  духе погребального костра
викингов. Впрочем, у Смита недоставало воображения  называть  это иначе, чем
гроб. В конце концов,  именно  ему суждено лежать мертвым. Так  почему бы не
гроб?
     Внутри  матраса  лежал запечатанный  флакон  с  цианистым  калием. Смит
поднес  его к  свету, чтобы  убедиться,  что  ни одна капля  не  просочилась
наружу.
     Надеяться только на капсулу с ядом, которую он постоянно носил с собой,
было  опасно.  Он  мог  потерять  ее  или  отравить кого-то  другого.  А вот
цианистый калий из гроба никуда не мог деться.
     Если  о  существовании  КЮРЕ узнают,  огонь  в кабинете  Смита  сначала
уничтожит  компьютеры,  четыре  огромных  машины,  которые  Смит   постоянно
усовершенствовал более двадцати лет; эти компьютеры хранили тайны почти всех
известных людей.
     А Смит  тем временем  спустится в  подвал и  откроет флакон с цианистым
калием. Если  он принадлежит к той  половине  человечества, которая способна
уловить  запах в смертельной дозе этого яда, то почувствует  аромат миндаля.
Его ждет  мучительная, но быстрая смерть. Агония, судорожные конвульсии, и -
конец. А уже через несколько секунд огонь уничтожив пол кабинета, ворвется в
комнату.
     Все   было   в   полном   порядке,   и   Смит  почувствовал   некоторое
удовлетворение.  Он  крепко  сжал  пальцы, как бы ища сам  у себя поддержки.
Заметив этот непроизвольный жест, Смит разжал сплетенные кисти рук, но белые
полоски  от пальцев  еще некоторое время оставались на коже. Зацепив кожу на
руке пальцами, он  оттянул ее  и,  отпустив, наблюдал, как ей  потребовалось
несколько секунд, чтобы лечь на прежнее место.
     Он видел, что руки стали старыми - сухими и жесткими. Эластичность кожи
исчезла где-то между годами его юности, когда несправедливое устройство мира
наполнило его  яростью  и толкнуло  на  правую борьбу, и настоящим временем,
когда вид  нетронутого флакона с  ядом, предназначенного для него же самого,
успокаивал Смита.
     Как  мельчаем мы с  годами, подумал  он, поднимаясь по лестнице. И  как
мало вещей даруют нам подлинную радость.
     Не успел он войти в кабинет, как зазвонил красный телефон.
     - Слушаю, господин Президент.
     - Мне только что доложили,  что уничтожены  все пассажиры самолета  Эйр
Юуроп. Всех нашли в Париже в окрестностях задушенными.
     - Я уже знаю, сэр, - сказал Смит.
     - Сначала эта катастрофа с Интернэшнл Мид-Америка, разразившаяся неделю
или около того назад. И вот теперь - новая. Убийцы расширяют сферу влияния.
     - Похоже на то.
     - Ничего  хорошего  в  этом  нет, - укоризненно произнес  Президент.  -
Пресса клеймит нас позором.
     -  Обычное дело,  господин  Президент.  Черт  побери, но  надо  же  мне
отвечать. Что удалось сделать вашему человеку?
     - Он продолжает работать, сэр.
     - Это вы мне уже говорили, - раздраженно проговорил Президент.
     - С тех пор ничего не изменилось, - невозмутимо ответил Смит.
     - Хорошо,  - с еле сдерживаемым раздражением  произнес голос на  другом
конце провода. -  Не  собираюсь  вас учить, но хочу,  чтобы  вы  поняли  всю
глубину пропасти, куда мы падаем. Если мы не сумеем защитить  наши воздушные
дороги, значит, нам с вами нечего делать в наших креслах.
     - Понял вас, сэр, - сказал Смит.
     На другом конце  раздался щелчок, и  Смит медленно  опустил трубку. Все
катилось  под  откос.  Президент  недвусмысленно намекнул, что существование
КЮРЕ становится проблематичным.
     Смит вновь оттянул кожу на руке. Наверное, он уже стар. Возможно, более
молодой человек  что-нибудь  придумал бы, да и сам  Смит всего несколько лет
назад не дал бы ситуации выйти из-под контроля.
     А сейчас он даже не знал, работает ли  Римо. Да и Чиун находился где-то
в Тихом  океане в поисках талисмана, который якобы мог спасти  Америку  - не
дать ей скатиться снова в каменный век.
     Смит  покачал  головой. Как все  нелепо!  Вынув ручку  из  пластикового
стаканчика на столе, он стал писать письмо жене.
     Дорогая Ирма, - начал Смит, но тут же надолго споткнулся. Писать личные
письма всегда было для него тяжелым трудом.  Но сделать  попытку он  обязан:
нельзя же умереть  и  превратиться  в горстку пепла,  не оставив  после себя
ничего.
     Смит включил радио. Может, музыка создаст нужное настроение.
     Прозвучал конец Мальчика,  играющего  буги-вуги, но подходящий  настрои
все не возникал. Смит хотел было поискать другую станцию, но тут диктор стал
сообщать биржевые новости.
     На  Нью-йоркской  фондовой  бирже, зазвучал в эфире  приятный  голос, -
сегодня  активно  шла торговля. Особенно драматическая ситуация сложилась  с
акциями авиационных компаний. Следствием трагедии в Париже, повлекшей гибель
людей,  явилось  падение  курса акций  Юуроп Эйрлайнз на семнадцать  пунктов
только за  первый  час; в  настоящее  время  стоимость одной акции -  десять
долларов.  Акции Интернэшнл Мид-Америка, у  которой те же  проблемы возникли
еще на прошлой  неделе, упали еще на два пункта,  и  теперь  стоимость одной
акции  -  тридцать  семь  с половиной центов. На Уолл-Стрите  ходят  упорные
слухи, что  компания на следующей неделе объявит о  своем банкротстве.  Выше
всех  взлетели  акции Джаст Фолкс. При открытии  биржи они шли по шестьдесят
семь долларов  за акцию, то есть на два  пункта выше,  чем вчера, и на сорок
один  выше, чем до открытия  рекламной компании,  где авиалиния Джаст  Фолкс
провозгласила себя дружелюбной и  безопасной. В сталелитейной промышленности
акции...
     Смит выключил  приемник.  Дыхание  его  участилось. Нервным  жестом  он
скомкал неоконченное письмо к жене и бросил его  в корзину.  Затем,  включив
компьютер, принялся за работу.
     Всю жизнь он занимался тем,  что скрывал  чужие  тайны, и за это  время
твердо усвоил: за большинством секретов скрывается денежный интерес. Если вы
сталкиваетесь с  чем-то  непонятным,  долго  занимаетесь  этой  проблемой  и
копаете  достаточно глубоко, рано или поздно  обязательно нападете  на след,
ведущий к большим деньгам.
     Вначале,  когда  убийства  происходили  только  на  Джаст  Фолкс,  Смит
склонялся  к  мысли,  что преступления  - дело  рук  сектантов  и  маньяков,
привлеченных  низкими  ценами   на   билеты   и  способных   удовлетвориться
несколькими долларами в карманах своих экономных жертв.
     И вот неожиданно ситуация на  Джаст Фолкс  полностью меняется, а черный
список  начинают  возглавлять  такие  престижные  авиалинии  как  Интернэшнл
Мид-Америка и Эйр Юуроп. Есть, правда, одно отличие. Убийства на Джаст Фолкс
происходили  нечасто, гибли одиночки  или семейные пары,  а  на двух  других
авиалиниях  ситуация  накалилась мгновенно,  и  массовость убийств сразу  же
ударила по репутации компаний.
     Как-то в этом были замешаны деньги. Смит знал это. Компьютер представил
ему  полную картину продажи авиационных  билетов  за  предыдущий месяц. Смит
потребовал еще  дополнительную  информацию:  не снимал  ли  кто  из служащих
авиакомпании  ИМА или Эйр Юуроп  со счета  крупную сумму денег.  Подумав, он
включил