ом американской команды. Но  старикам надо
помогать поскорее отправиться на тот свет. На противоположном конце улицы, к
великой радости  подсматривавшего в щелку Корасона, появился другой столь же
основательный отряд русских.
     Русские  шли не останавливаясь. Дынеобразная физиономия  расплылась  от
уха до  уха в белозубой улыбке.  Знай Корасон советский гимн, он  пропел  бы
его.
     Из  окон  гостиницы  стали  выглядывать  любопытные.  Головы,  поторчав
секунды две, быстро исчезали. Корасон видел, как люди выпрыгивали из окон и,
хромая,  бежали  в переулки. Гостиница мигом  освободилась от людей,  словно
кухонная  раковина от тараканов  при внезапной вспышке  света. Кое-кто  даже
бросил оружие.
     Русские запели, предвкушая победу, - смелый и сильный  ход.  Корасон  и
раньше знал: если имеешь дело с русскими,  жди решительных  действий.  Но на
такое даже он не рассчитывал.
     Тщедушный старичок в халате стоял у окна своего номера на втором этаже.
Присмотревшись,  Корасон  заметил,  что  волосы  на  голове  старика  растут
клоками. Руки он сложил на груди. Нет, все  же  на нем не  халат, а какое-то
легкое  восточное одеяние  синего  цвета,  решил Корасон,  припомнив,  что и
раньше видел эту странную одежду.
     В быстро сгущающихся сумерках Корасону все же удалось рассмотреть  лицо
старика.  Явно азиат.  Старик, улыбаясь, поглядывал  то направо, то  налево.
Зрелище его явно развлекало. У него было выражение лица человека, ожидающего
на десерт чего-то необычного.
     Корасон вдруг с ужасом осознал, что скрывалось  под этой  улыбкой.  Для
азиата  атака  русских была  просто  забавой, возможностью  занятно провести
время.   Его  спокойствие   порождалось  вовсе   не  наивностью,  а   полным
удовлетворением,  уверенностью  человека, рубившего весь  день  дрова  и  не
возражающего расколоть еще пару поленьев.
     Азиат  устремил  взор на президентский дворец и  встретился  взглядом с
Корасоном. И все та же безмятежная улыбка раздвинула его губы.
     Корасон  сжался за шторой.  Ему  стало  страшно,  хотя он  находился  в
собственном дворце, в своей стране. Он знал, что сейчас случится.
     - Хуанита, - взмолился он душе умершей. - Если ты слышишь меня, знай, я
признаю твою правоту!

ГЛАВА ПЯТАЯ

     Майор Мануэль  Эстрада сделал  все,  что в  его  представлении означало
разорвать отношения  с Америкой.  Ни  прежде ему  пришлось  заняться мертвым
англичанином. Он приказал  убрать  труп  из приемной Генералиссимуса,  смыть
кровь  и похоронить тело  и после  этого  отправился облегчить душу в баре с
друзьями.
     "Облегчение души" несколько затянулось, и, когда Эстрада вышел из бара,
уже стемнело. На главной улице, прямо на мостовой, валялся  пьяный.  Эстрада
пнул его ногой.
     - Вставай,  пьяница! - рявкнул Эстрада. - Идиот несчастный. У тебя что,
других дел нет? Пьяный осел.
     Склонившись над пьяным.  Эстрада  коснулся его лица - оно было холодно,
как лед.  Человек был мертв. Эстрада поторопился извиниться перед покойником
за то,  что назвал его  пьяницей. Только тут  он  обратил внимание  на синий
блейзер и  на  дырку в  голове.  Англичанин, небезызвестный доктор Джеймсон,
нашел здесь, на мостовой, свой последний приют.
     Эстрада с силой  рассек рукой  воздух. Посторонний человек не понял бы,
что означает этот жест. А он означал, что Эстраде некогда возиться с телом -
у него есть дела и поважнее.
     Один  умный  человек  сказал: пусть  мертвые  хоронят своих  мертвецов.
Эстрада помнил,  кто был этот мудрец. Иисус из  Библии. А ведь Иисус  - Бог.
Значит, если майор Мануэль  Эстрада, живой с  головы до пят, станет хоронить
мертвеца, то совершит большой грех. Против Иисуса. А быть грешником плохо.
     Пусть этот доктор Джеймсон лежит себе на мостовой и дальше.
     Американское посольство располагалось в  современном,  вытянутой  формы
здании из алюминия и бетона. Кто-то говорил майору Эстраде, что это здание -
воплощенная   в   материальной   форме  индейская   молитва.  Оно   как   бы
символизировало общее индейское прошлое Америки  и Бакьи. Два народа -  одно
будущее.
     Мануэль  Эстрада, возможно, не был самым  большим умником на острове, и
все же  он понимал:  если  тебе  кто-то  говорит,  что  у него с тобой много
общего, значит, этому человеку что-то от тебя нужно.
     Эстрада  все время ждал, что  американцы начнут  качать  права.  Он  не
верил,  что  такая щедрость может быть искренней. Никогда  не верил.  Но они
ничего не просили, и от этого Эстрада  ненавидел  их  еще сильнее. Он  давно
затаил на них злобу, поэтому выполнить приказ президента ему было нетрудно.
     Подойдя к парадному подъезду  посольства, Эстрада  забарабанил в дверь.
Ему открыл морской пехотинец, подтянутый, в форменных синих брюках и рубашке
цвета хаки с позвякивающими на ней медалями.
     Эстрада  потребовал  аудиенции  у  посла,  сказав, что  у  него срочное
поручение от  президента, Генералиссимуса Сакристо  Корасона. Посол поспешил
выйти.
     Не новичок в политике, посол давно  знал о наращивании русскими военной
мощи в регионе. И слышал о договоре.
     - Вот что... - начал Эстрада.
     - Да? - вежливо отозвался посол, стоя в халате и шлепанцах.
     - Убирайтесь-ка вы из нашей страны,  да поскорее. Валите отсюда. Мы вас
терпеть не можем. Кончаем крутить любовь!
     -  Что  вы  имеете  в  виду  под  "кончаем  крутить любовь"? -  спросил
пораженный посол. -  Хотите прервать дипломатические  отношения между нашими
странами?
     - Да.  Именно  так! Вот и убирайтесь. Прямо  сейчас. Отлично.  Спасибо.
Большое спасибо. Точно сказали - никаких дипломатических отношений. Кончаем.
Прерываем. Навечно.  Чтобы нога ваша больше  не ступала на наш остров. Да не
расстраивайся ты так, гринго. Все когда-нибудь кончается. Давай-ка выпьем за
наш разрыв. И не увозите ваши запасы спиртного. Мы их посторожим.

     В  Америке  получили  официальное  уведомление  о случившемся.  Никаких
сомнений не оставалось - русские захватили секретное  оружие и  теперь могут
одержать победу в войне.
     Комментатор   национального   телевидения,    считавший   ранее,    что
нерешительность руководства Бакьи  вызвана нечеткой  моральной позицией США,
заявил, что все  происходящее -  еще  одно  доказательство того, что "одними
кораблями и снарядами ничего не добьешься".
     Этот  комментатор  появлялся  на  экране  несколько вечеров в неделю  и
длинно  разглагольствовал  о  вещах, в которых  плохо  разбирался,  - он  не
представлял  себе  толком,  что  такое армия и как  реально обстоят дела; он
попрежнему верил,  что Америка  может удерживать  иностранное государство от
военных действий, предоставляя его лидеру ежегодно миллион долларов. С таким
же успехом  можно  остановить мафию, послав кому-нибудь из  мафиози молока и
печенья. В другой стране и в другое время комментатора публично высмеяли бы,
а в Америке ему смотрели в рот миллионы зрителей.
     Президент  США  тоже внимательно выслушал все, что  сказал комментатор.
Подобно всем, кто понимал, как на самом деле обстоят дела, он не мог уважать
этого  человека.  Однако,  видя его никчемность  как  журналиста,  президент
отдавал ему должное как сильному пропагандисту.
     В  Бакье  все  пошло   шиворот-навыворот.   Улучив  подходящий  момент,
президент  уединился  в своей  комнате  и подошел  к  специальному  красному
телефону - для связи с КЮРЕ.
     - Что происходит на Бакье? - спросил президент.
     - Понятия не имею, сэр, - ответил кислым тоном доктор Харолд В.Смит.
     - У нас  там провал за провалом. Не сомневаюсь, что ваши люди - хорошие
исполнители, и все же они ничего не добились. Отзовите их.
     - Вы сами попросили их о помощи, - возразил Смит.
     - Не нуждаюсь в ваших напоминаниях.
     - Я не хотел быть невежливым, сэр, но вы заключили договор  с Синанджу.
А они очень отличаются  от обычных подчиненных.  Рим еще не  был построен, а
Синанджу уже четко разработали ритуал прекращения службы у императора.
     - Что это значит?
     - Я сам не в курсе, - сказал Смит.
     -  Вы   хотите  сказать,  что,  наняв  такого  убийцу,  его  невозможно
остановить? Потому что не знаешь тонкостей ритуала?
     - Что-то вроде этого. По сути -  невозможно. У нас  с Синанджу заключен
контракт - нам  подготовили по их системе  одного  человека. Самого  Мастера
Синанджу  мы  никогда  не использовали. Вы -  первый,  кто  дал  ему  особое
задание.
     - И что же теперь делать?
     -  Советовал  бы  вам не  вмешиваться.  Пусть  работает. По существу, в
международной  политике  мало   что  изменилось  со  времени  династии  Мин.
Возможно, это ничего  не даст. Но, мне кажется, и я даже  готов спорить, что
его вмешательство принесет свои плоды.
     - Я никогда не спорю. Мне нужны гарантии.
     - У меня их нет, - сказал Смит.
     - Вы  меня  порадовали! Ну  что  ж,  спасибо! -  заключил  президент  и
задвинул красный телефон в глубь ящика бюро.
     Из  спальни  он  поспешно  направился прямо  в  свой  рабочий кабинет и
потребовал на  ковер представителей ЦРУ.  Немедленно. А пока он приостановит
все  их распоряжения. Президент требовал решительных действий ЦРУ на  Бакье.
Тоже немедленно.
     Как   можно  деликатнее   шеф  ЦРУ  объяснил,   что  может   предъявить
четырнадцать  папок,  хранящихся  в его офисе, из которых  станет  ясно, что
приказ  президента невозможно выполнить.  Вкратце его ответ  означал: "и  не
просите".  Может,  мы плохо представляем себе ситуацию в мире, часто  ставим
вас   в   трудное  положение  и  редко  добиваемся  успеха  в  международных
предприятиях,  но  уж  здесь-то,  дружок,  в  Вашингтоне, мы чувствуем  себя
достаточно  надежно  и знаем,  как  действовать,  так  что,  пожалуйста,  не
мешайте.
     Но реакция президента была не менее определенной:
     - Выполняйте приказ или получите коленом под зад.
     - А как же наш престиж, господин президент?
     - К черту престиж! Надо думать о безопасности страны.
     - Какой страны?
     - На которую вы работаете, идиот. Идите и выполняйте приказ.
     - Я хотел бы получить его в письменной форме.
     Теперь, когда приказ был отдан в недвусмысленной и к тому же письменной
форме, работники ЦРУ могли объяснить конгрессменам  и  обозревателям прессы,
что  их  вынудили перейти  к  действиям,  и,  следовательно,  они  полностью
обезопасили себя.
     Наступили  опасные времена.  Во-первых,  нельзя  допустить,  чтобы  ЦРУ
обвинили в использовании нелегальных  сил, даже  если обвинение  исходит  от
врагов Америки. И во-вторых, что не менее важно, ЦРУ боялось быть обвиненным
в расовой дискриминации.
     После  тщательного  анализа ситуации  решили послать  на остров  только
одного агента, лишь он мог спасти лицо ЦРУ в эти сложные времена.

     - Эй, Руби! Тебя к телефону. Звонит какой-то парень из Вашингтона.
     Руби  Джексон  Гонсалес  подняла  голову  от  накладной.  Она   открыла
небольшое предприятие  по  изготовлению париков  в Норфолке, штат Вирджиния,
потому что здесь дешевле всего можно было  закупить волосы. Моряки привозили
их в неограниченном количестве со всех концов света. Ее бизнес процветал.
     Кроме того, ежемесячно она неукоснительно получала от правительства две
тысячи двести  восемьдесят три  доллара  пятьдесят три  цента, что давало ей
дополнительно более двадцати пяти тысяч долларов в год практически ни за что
- ей приходилось только подписывать чеки.
     В свои двадцать два года Руби была достаточно умна, чтобы понять: вечно
за  красивые  глаза  денег  платить  не  будут.  Даже  регулярное  посещение
нью-йоркской государственной школы не смогло погубить ее природный ум.
     Во  время занятий,  посвященных  борьбе  с расовой дискриминацией,  она
тайно  изучала подаренную бабушкой  хрестоматию Макгаффи, на которую  надела
суперобложку от  рекомендованного учащимся сочинения по  расовым  проблемам.
Писать  она тоже  училась  самостоятельно, копируя  лучшие прописи,  которые
смогла  достать.  Когда  же  в школе  отказались от  традиционных  учебников
математики,  заменив  их новыми  невразумительными пособиями,  где  основное
место  занимало  сопоставление  понятий  "много"  и "не  столь много",  она,
порывшись на свалке, нашла несколько  книг, составивших  вместе полный  курс
математической  премудрости.  По  ним  она  научилась  сложению,  вычитанию,
умножению, делению, а за пять долларов в неделю  мальчик из частной школы  в
Ривердейле  обучил  ее  решению  уравнений,  логарифмам  и дифференциальному
исчислению.
     По  окончании  школы лишь она  смогла прочитать  одноклассникам то, что
написали в их аттестатах.
     -  Какие умные  слова, -  сказал  один выпускник.  -  Надеюсь, никто не
думает, что мы понимаем все эти умные слова.
     В шестнадцать лет  Руби впервые убила человека. Для девушек, за которых
некому заступиться, гетто -  ад. Мужчины, собравшись  компанией, заталкивали
их куда-нибудь в уединенное место и там насиловали. Они называли это "тянуть
паровозик".
     Руби,  чья гладкая  светло-коричневая кожа  отливала  золотом, а улыбка
могла  свести с ума  любого, вызывала у тамошних мужчин  вполне определенные
желания. Она была красива, а со временем, когда тело ее округлилось и обрело
восхитительные  женские формы, мужчины прямо пожирали ее глазами. Где-нибудь
в  другом   месте  это  могло  польстить  ее   тщеславию.  Но  не   в  гетто
Бедфорд-Стьюзант. Здесь тебя могли похитить и держать взаперти день или два,
причем  оставалось  только   Бога  молить,  чтобы,  надругавшись  по  полной
программе, тебя оставили в живых.
     Руби всегда носила с собой маленький пистолет.  А прихватили ее прямо в
школе. Она  была очень  осторожна,  но ее  предала подруга. Та  была  по уши
влюблена в  парня,  который вздыхал по  Руби  и по ее светлой  коже. Однажды
подруга  попросила  Руби  позаниматься  с ней  в  пустой  школе.  Ничего  не
подозревая, та прошла в большие двери, закрыв их за собой и перестав слышать
шум веселой детворы и пыхтение ребят, гоняющих мяч во дворе.
     Громадная  черная  лапа  закрыла  ей  рот,  и  чей-то голос посоветовал
расслабиться и постараться получить удовольствие, иначе будет только хуже.
     Прежде  чем с  нее  сорвали брюки, она быстро  сунула  руку  в карман и
выхватила пистолет, который ей дал брат.
     Сначала  Руби выстрелила  прямо перед собой, но  мужчина только сильнее
сдавил ей шею - в глазах у нее потемнело, голова закружилась. Второй раз она
выстрелила назад, через плечо, и почувствовала, что падает.
     Руки нападавшего разжались. Это  был рослый парень; согнувшись пополам,
он  прижимал руку к левой щеке.  По руке струилась кровь. Пуля оцарапала ему
кожу. Потеряв голову, парень бросился на нее. Руби, тоже мало что соображая,
разрядила  в него  всю  обойму. Хотя  пистолет  был  малокалиберный, но пять
выстрелов  издырявили ему  весь живот,  и он скончался в  больнице от потери
крови.
     После этого случая Руби Гонсалес ходила в школу, ничего не боясь.
     Смерть юноши была одной из восьми насильственных смертей в школе в этом
году, что  было ровно  вполовину  меньше, чем  в прошлом.  В связи со  столь
резким снижением преступности директор школы получил грант  на теоретическое
изыскание: каким  образом  школе удалось достичь  столь высоких результатов?
Создали специальную группу во главе с доктором психологии, получившим ученую
степень за изучение динамических механизмов внутри  отдельного коллектива. В
результате исследований  доктор пришел  к высоконаучному выводу,  что внутри
данного коллектива, то есть школы, в  этом году  сложились  особенно удачные
динамические механизмы.
     А   Руби  тем  временем   закончила   школу  и,  когда  ей   предложили
государственную  службу  на   столь  заманчивое  жалованье,  согласилась  не
раздумывая. Она знала, что ЦРУ - единственная  в стране организация, которая
платит так много, требуя в ответ так мало, за исключением  мафии, но Руби не
была итальянкой.
     Она не  сомневалась,  что ЦРУ  заинтересуется ею.  Женщина, цветная,  с
испанской  фамилией  -  что  могло  быть  лучше?  Она  здорово  улучшила  их
статистические показатели.
     В течение трех  восхитительных  лет Руби только  и делала, что получала
чеки, понимая, однако, что вечно так  продолжаться не может. За  все в жизни
приходится платить, не понимают этого только круглые дураки.
     Конец безмятежному счастью наступил с приходом офицера в морской форме;
он  был  прекрасно осведомлен о  ее жалованье и  должностной  инструкции  и,
следовательно, являлся старшим по званию.
     Ему  хотелось  поговорить с  ней обстоятельно,  но  на  ее  фабрике  по
производству  париков,  располагавшейся  на  Грэнби-стрит в  Норфолке,  штат
Вирджиния,  это  не  представлялось  возможным.  Не  могла бы  она заглянуть
сегодня на военно-морскую базу?
     Да,  могла бы. Назад  она не  вернулась. Как раньше в  школе, ее  опять
заманили в ловушку. На сей раз бюрократы.
     Руби могла отказаться от задания - никто ее не заставлял. Но ведь никто
не  заставлял ее  и принимать ежемесячно  ни за  что  чеки, напомнил морской
офицер. А  когда  он прибавил, что  задание не очень опаснее,  что-то внутри
подсказало Руби, что шансы у нее "пятьдесят на пятьдесят". Не более того.
     И  еще  он сказал,  что "американское присутствие  в регионе сведено  к
минимуму",  а это  означало,  как  она пинала, что  действовать  придется  в
одиночку. Попадешься - рассчитывать не на кого.
     Впрочем, это ее не  волновало. Всю жизнь она сама заботилась о себе, и,
если  бы  этот красавчик-офицер предложил ей помощь, она бы и ломаного гроша
за нее не дала.
     О   Бакье  Руби  раньше  не  слышала.  Теперь  она  летела  в  качестве
"ограниченного  американского  контингента"  на  неизвестный  ей  остров.  У
человека,  сидевшего в соседнем кресле, она  поинтересовалась,  что из  себя
представляет Бакья.
     - Ужасное место, - был ответ.
     Самолет приземлился, и она сама смогла убедиться,  что Бакья - сущий ад
на земле. В стране была только одна гостиница под названием "Астарз".
     - Если вы шпионка, - невозмутимо приветствовал  ее клерк в гостинице, -
то будете чувствовать себя здесь как дома.
     А еще он сказал, что теперь в гостинице есть места, так как в последней
перестрелке   погибло   много   людей.   Действительно,   повсюду   валялись
непогребенные трупы - побольше, чем в морге крупного города.
     Горничных в гостинице не  было, а в  номере на кровати громоздилось под
одеялом нечто объемистое. Там умирал человек, он бредил по-русски.
     - Я не могу спать на этой кровати, - сердито проговорила Руби. - На ней
- умирающий.
     - Он  скоро  отправится к праотцам, -  успокоил ее клерк.  -  Подождите
немного. Мы здесь  насмотрелись легочных ранений. Они всегда смертельны. Так
что не напрягайте зря свою хорошенькую головку.
     Руби  подошла к окну и выглянула на улицу.  По другую  сторону  грязной
улицы  высился  президентский  дворец.  У окна  точно напротив стоял  жирный
чернокожий, разряженный,  как индюк,  - такие  часто  работают швейцарами  в
ресторанах для белых. Грудь - вся в орденах. Он расплылся в улыбке и помахал
ей рукой.
     -  Примите  мои  поздравления,  чикита.  Вас  избрал  в  любовницы  наш
благословенный вождь. Генералиссимус Сакристо Корасон, да продлятся его дни,
а он - величайший любовник всех времен.
     - Вылитый индюк, - сказала Руби.
     - А ты закрой глаза  и представь себе, что  у тебя там  внизу  работает
бормашина. Он долго не задержит - раз-два - и готово. А потом приходи ко мне
- тут уж все будет по высшему разряду.
     Руби понимала; чтобы  выжить,  надо  подчиниться. Одного  мужчину  она,
пожалуй,  вытерпит,  каков бы он ни был, только  бы он был один. А может, ей
повезет, и она улизнет с аппаратом из-под  самого  носа Корасона и ближайшим
рейсом вернется домой.
     Когда  Руби вошла  в  спальню  президента,  он  не  счел  нужным с