лежащих телефонной  станции,
и машина из пункта по ремонту телевизоров.
     Из  дома  доносился  тлетворный  запах  смерти.  Парадная  дверь   была
распахнута настежь, однако вход в дом преграждали четыре огромных сундука.
     -  Быстренько несите их в  машину, -  распорядился Чиун  своим  высоким
писклявым голоском.
     - Что произошло?
     -  Людская  злоба  и недоброжелательность  приняли  поистине угрожающий
размах. Мы должны спешить, пока сюда не нагрянул шериф и не  обрушил на меня
всю злобу,  присущую белому человеку. Что ни говорите, Америка  - расистская
страна!
     - Боюсь, мне не под силу поднять ваши сундуки, - сказал Смит.
     -  Придется. Вы  же не хотите,  чтобы Мастер Синанджу  сам перетаскивал
свой багаж? Что подумают люди? Ну же, скоренько! Я вам помогу, но  вас никто
не должен видеть.
     Обещанная Чиуном  помощь сводилась  к тому,  что  он  время от  времени
касался длинным ногтем  сундука, раскачивающегося  на плече у Смита. Сундуки
заняли  багажник и  все заднее  сиденье  машины, так что  Смит почти вслепую
задним ходом выводил машину с подъездной дорожки.
     - Что все-таки произошло?
     -  Кто-то все  время  названивал  мне по  телефону,  -  объяснил  Чиун,
расправляя складки на своем сером дорожном кимоно.
     -  Какое  отношение это имеет к убийству? Какая связь между  телефонным
звонком и разлагающимися трупами?
     - Во всем виноват Римо, - проворчал Чиун.
     - Он вернулся?
     Каждая  новая реплика Чиуна запутывала Смита  все больше  и больше. Его
охватила паника.
     - Нет. Поэтому я и говорю, что он во всем виноват. Если бы он был дома,
то придумал бы, что делать с трупами. Но он все не возвращается. Почему?
     -   Видимо,   у  него  возникли  какие-то  дела.  Он  задерживается  по
собственной инициативе.
     - О горе! - завопил Мастер Синанджу.
     - О чем вы?
     - Наверное, он заболел. С Мастерами Синанджу это случается через каждые
пятнадцать поколений.
     - Насколько я помню, это правило относится только к корейцам?
     - Но ведь Римо кореец в душе, хотя он  и не ценит этого, - сказал Чиун.
- Вот его и одолел недуг Мастера.
     - А что это за недуг?
     - Ах, как я раньше не догадался! Вероятно,  он  возомнил, что  сможет в
одиночку установить на земле справедливость.
     - Да, похоже на то, - подтвердил Смит.
     Смит добрался  до  Чиуна  вовремя. Если бы  кореец расправился с  целым
полицейским управлением, было бы  трудно избежать огласки. Замять такое дело
не под силу даже КЮРЕ.
     - Римо перешагнул  критическую  черту, - разглагольствовал Чиун.  - Ему
необходим отдых. Больше всего  сейчас  он нуждается  в  отдыхе и  во мне.  В
первую очередь, конечно, во мне.
     - Можно ли использовать его  в  таком состоянии для очень ответственной
миссии? Это чрезвычайно важно.
     -  Для  ответственной  миссии? Но  Мастерам  Синанджу,  все  это  время
служившим вам  верой  и правдой,  иногда  необходимо  восстановить  связь  с
Космосом.  Римо  должен  основательно  заняться медитацией,  поработать  над
дыханием. Он должен осмыслить пройденный путь и уже потом, закалившись душой
и окрепнув  телом, вернуться под знамена Императора Смита и довести его дело
до победного конца.
     Закончив  эту  тираду,  Чиун  торжественно  взмахнул  рукой с  длинными
ногтями.
     - Видите  ли, дело не терпит отлагательств. Могу  ли я в  таком  случае
прибегнуть к вашим услугам?
     -  Ваш покорный слуга всегда готов явиться  по первому зову и выполнить
любое поручение во славу Императора Смита.
     - Отлично. Объект, который нам нужен, должен в скором времени прибыть в
Америку. По нашим сведениям, он появится скорее всего в Нью-Йорке. В связи с
этим вы должны находиться поблизости и...
     - Боюсь, сейчас это невозможно. Сначала нужно поставить на ноги Римо, а
потом уже заниматься всем остальным.
     - Сколько времени для этого потребуется? - спросил Смит.
     Когда-то  его донимали боли  в спине и врачи объявили, что против таких
недугов медицина бессильна.  Чиуну же  потребовалось несколько секунд, чтобы
навсегда избавить его от этой боли.
     - Всего каких-нибудь пятнадцать лет.
     - Я не могу столько  ждать. Скажите, какую цену  вы сочтете достаточной
за  свои   услуги?   Позволю  себе  заметить,  однако,  что  вознаграждение,
причитающееся вам за службу, регулярно доставляется  в виде чистого золота в
деревню Синанджу.
     - Поэтому мы и находимся  в вашем распоряжении, готовые вечно возносить
вам хвалу! Правда, выполняя ваши поручения, Римо  повредился в  рассудке. Но
мы в смирении своем рассчитываем, что этот ущерб будет возмещен.
     - В настоящий момент Римо разъезжает по стране с человеком, которого по
моему распоряжению должен был убить...
     - С человеком, за убийство которого вы, конечно же, хорошо заплатили, -
перебил его Чиун. - В таком случае Римо обязан выполнить ваше распоряжение.
     -  А  он  вместо этого  расправляется  с  людьми, о которых  я даже  не
упоминал.
     - Безвозмездно?! - ужаснулся Чиун.
     - Да. Римо не интересуют деньги, вы же знаете.
     - До чего он докатился!  Приобщившись к мудрости и мастерству Синанджу,
он ведет себя  как жалкий  дилетант. О, сколь  жестокая кара выпала  на долю
этого юнца, удостоившегося чести служить вам, милостивый Император Смит!
     - Я рад,  Чиун, что  хотя бы в  этом вопросе  мы  с  вами единодушны, -
проговорил Смит. - Как говорится, нет худа без добра.
     Интересно,  размышлял Смит, пустится  ли  машина шерифа за нами  вслед?
Интересно, сколько  еще бессмысленных  убийств совершит этот  пожилой кореец
при попустительстве Римо? И хватит  ли  у него, Смита, сил, чтобы и  на этот
раз спасти Америку?
     Он  смертельно  устал.  Может  быть,  бросить все  к  чертовой  матери,
свернуть  с  дороги и пустить машину с  обрыва  в реку? Холодные темные воды
сомкнутся над ним, и он наконец обретет желанный покой...
     Вдруг  ни  с  того ни с сего Харолд  Смит почувствовал себя бодрым, как
летний день, свежим, как апельсиновый сок,  который  пил  по утрам, и  таким
счастливым,  каким не  ощущал  себя  еще ни разу в жизни  со  времен  своего
детства.
     Чиун убрал пальцы с его шеи, по которой разливалось приятное тепло.
     - Вы позволили телесной усталости поработить ваш дух,  - объяснил Чиун.
- Ну, что вы скажете теперь?
     - Все очень непросто, Чиун.
     - Великим императорам всегда непросто жить на свете.
     -  Наверное,  бесполезно напоминать, что я никакой не император. Передо
мной стоит трудная задача, а я не могу достучаться до Римо.
     -  Все трудные  задачи одинаковы.  Они лишь  по-разному формулируются в
зависимости от эпохи.
     -  Вы  хотите сказать,  что в  истории  Синанджу  уже  случалось  нечто
подобное?
     - Я убежден в  этом. Вопрос лишь в том, сумею ли я распознать аналогию.
Видите ли, в знании истории наша сила. Вот что необходимо усвоить Римо. Если
бы он с должным почтением относился к нашей истории, он понял бы, что с  ним
сейчас происходит.
     - Насколько мне  известно, он никогда не питал особого интереса  к этой
стороне своего обучения.
     - Он даже называл это каким-то ужасным словом.
     - Мне очень жаль.
     -  И вот  теперь все мы расплачиваемся за  это, -  продолжал Чиун. - Ну
ничего, он скоро вернется. Я скажу ему, что вы тоже на него сердиты.
     - Почему вы думаете, что он вернется?
     - Он всегда возвращается ко мне после выполнения ваших заданий.
     - Но вы, кажется, говорили, что он болен?
     -  Так оно и есть, всемилостивейший Император Смит. Обрушивая месть  на
голову человечества, он выполняет волю древних индуистских богов.
     -  Если  Римо  станет мстить всему человечеству, у  него  не  останется
времени, чтобы сделать что-то для меня.
     - Вы говорите о задании, которое дали ему?
     - Да. Я поручил ему убить конкретного человека.
     - А-а, -  произнес Чиун таким тоном, словно  тревоги Смита не стоили  и
выеденного яйца. - Считайте, что этот человек мертв.
     - Гюнтер Ларгос Диас - хитрец, каких еще не видывал свет. Его давно уже
следовало убрать.
     - Да, я признаю, Римо несколько запоздал, но оснований для беспокойства
нет. Возможно, мистер  Диас считает, что ему  удалось спасти свою шкуру, но,
рано или поздно, Римо придет в себя. Из-за болезни  на него нашло  затмение,
но долго это не продлится. Не волнуйтесь, Римо есть Римо.
     -  Вот именно, - устало пробормотал Смит, -  но я так и не знаю, что он
за человек.
     -  Вы  умеете  читать  в  людских  душах,  о  всемогущий  Император!  -
подобострастно  вставил  Чиун,  а  про  себя  подумал:  чего  же  стоят  эти
америкашки,  если,  проработав  с  человеком двадцать  лет,  делают подобные
нелепые  заявления!  Если  Смит  до сих  пор  не сподобился узнать  Римо, ни
никогда его не узнает.
     Гюнтер Ларгос Диас сразу же понял, что в Римо есть нечто такое, чего он
не  встречал ни  в одном человеке. И  хотя за последние несколько дней перед
ним открывались  все новые  качества  Римо, Диас  опрометчиво  заключил, что
знает этого человека достаточно хорошо.
     Диас  видел,  как  тот  расправлялся  с его людьми у подножия Андов, он
наблюдал его  работу в Бостоне  и Денвере, оценил легкость  и изящество  его
движений,  благодаря  которым  самые  сокрушительные  и  смертоносные  удары
выглядели как безобидный взмах руки, прихлопывающей муху.
     Все,  что  делал Римо, казалось  удивительно простым и естественным,  а
потому производило на Диаса тем большее впечатление. Он мог подкидывать Римо
все новых кандидатов на истребление, тем  самым продлевая себе жизнь. Однако
жизнь  - слишком ценная штука, чтобы  растрачивать  ее  на беготню  с одного
места на другое, находясь на волосок от смерти.
     Диас ломал голову над тем, как добиться, чтобы  они  с Римо  поменялись
местами и Римо начал работать на него, а не наоборот. Эта задача не казалась
Диасу  невыполнимой. Главное - действовать тонко и расчетливо. Гюнтер Ларгос
Диас стремился к тому, чтобы их с Римо цели максимально совпали, а когда это
произойдет, можно будет незаметно подменить цели Римо своими.
     В лице этого человека Диас мог бы получить целую армию киллеров.
     Диас  исподволь прощупывал Римо. Они летели в  Атланту, где, по  словам
Диаса, крупная строительная компания прокручивала его кокаиновые денежки.
     - Мы охотимся на крупную дичь, Римо.
     - Похоже, вас это радует, Диас.
     - Я рад, что пока еще жив.
     Диас придирчиво  осмотрел трюфели,  поданные ему  стюардом, и велел  их
унести. Чтобы попробовать настоящие трюфели, можно слетать во Францию. Жизнь
слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях.
     - Мне показалось, вы не слишком трясетесь за свою жизнь.
     - К чему  трястись за свою жизнь,  хоть она каждому дорога? Вот о чем я
подумал, Римо: почему бы нам  не  взяться за  настоящих преступников? До сих
пор  мы   занимались  банкирами,  букмекерами,   биржевиками,   теперь   вот
переключились на строителей. Пора прищучить кое-кого покрупнее.
     - Звучит заманчиво.
     -  Вы  когда-нибудь  задумывались  над  тем,  сколько  денег  ежедневно
присваивает себе государство? Коммунистические страны наживаются  на дешевой
рабочей  силе.  Американское правительство  грабит  народ с помощью налогов.
Торговцы кокаином - всего лишь мелкая рыбешка. Точно так же, как и  банкиры.
Мы могли бы сделать ставку на куда более крупные фигуры.
     - Нет,  - ответил Римо. - По  правде говоря, мне  уже пора возвращаться
домой. Я и так задержался.
     - Кажется, вы говорили, что у вас нет дома?
     - Действительно, нет. Я живу вместе со своим учителем.
     - Это он обучил вас всем этим приемам?
     - Да, в известном смысле.
     Римо нравились белые бархатные  сиденья.  Интересно, подумал он, каково
быть  миллионером  вроде  Диаса, иметь  несколько  домов?  Если  бы  он стал
работать на Диаса, у него тоже все это могло быть.
     - В каком смысле, Римо?
     - Я рассказал бы вам, но у меня нет для этого времени.
     - Как же так? У вас  вся жизнь впереди, -  сказал Гюнтер  Ларгос  Диас,
сделав широкий жест руками.
     - Ошибаетесь, - отрезал Римо.
     Он не стал сбрасывать тело Диаса с самолета: они летели над Америкой, и
кто-нибудь внизу мог пострадать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Василий Рабинович был свободен. Он находился в стране, где мяса хватало
на  всех. Никто не  стоял у  него над душой. Никто не говорил  ему,  как  он
должен думать. Никто не прививал ему "правильных" взглядов на мир.
     Таковы были бесспорные плюсы.  Однако существовали и минусы. Всем здесь
было решительно наплевать на  его  мысли. Никого не интересовало,  есть ли у
него  крыша  над головой,  ел  ли  он что-нибудь  или  нет.  Он  оказался  в
подвешенном  состоянии.  Жизнь  в России напоминала корсет, который  человек
вынужден  носить  на  душе.  Он  раздражает, мешает  дышать,  но  стоит  его
сбросить, и душа остается как бы без опоры.
     Впервые в жизни  двадцативосьмилетнему Василию  Рабиновичу  было некуда
пойти, не  с кем поговорить, и это не только не придавало  ему  бодрости, но
по-настоящему ужасало. Он оглядывался по сторонам в  тщетной надежде увидеть
направляющегося к нему полицейского или чиновника. Наконец, тяжело вздохнув,
он напомнил себе, что именно об этом мечтал  всю свою  жизнь и теперь должен
быть доволен.
     Рабинович  смотрел на людей, снующих в сутолоке аэропорта Кеннеди, пока
не встретился глазами с одной особой.  Она  была молода и, наверное, богата,
потому  что  на  ней  было меховое манто.  Рабинович вперился взглядом в  ее
светло-голубые глаза.
     Весь фокус заключался  в том,  чтобы  сквозь  глаза  проникнуть в  мозг
человека. По сути дела у людей  глаза  хищников, а не жертв. У антилопы  или
оленя глаза широко расставлены, чтобы вовремя  заметить нападающего хищника.
Они,  безусловно, относятся к разряду преследуемых. У львов или волков глаза
расположены фронтально. Это - типичные преследователи, охотники.
     Когда  человек  впервые видит  другого  человека, то  в  первую очередь
оценивает его физические возможности. На следующем этапе объект  оценивается
с точки зрения сексуальной. И только  потом люди вступают в речевой контакт.
Рабинович работал с человеческим сознанием именно на первых двух этапах.
     Глаза женщины сказали ему,  что от нее не исходит  никакой  опасности и
что  он нисколько не  интересует ее  как  сексуальный  партнер. Но  к  этому
моменту Рабинович уже успел приковать к себе ее взгляд  и улыбнуться. Вокруг
бурлила толпа, из  громкоговорителей доносились  оглушающие звуки английской
речи,  в  спертом воздухе чувствовался резкий запах моющих средств, которыми
протирали  полы,  а глаза  Рабиновича  говорили  женщине, что она  в  полной
безопасности. Посылали ей сигнал дружбы. Убеждали, что ей нечего бояться.
     - Я говорю вам то, что вы и без меня знаете, - сказал Василий, призывая
на помощь свой скудный запас английских слов.
     В его голосе  звучала  непоколебимая уверенность. Так мог говорить лишь
человек,  не  способный  обманывать.  Впоследствии  пациенты  Рабиновича  не
помнили этой  вступительной  фразы,  равно  как  и  остальных его  словесных
внушений.
     Когда-то  Рабинович  так  объяснил  этот  феномен  одному   из  ученых,
приехавших в сибирский городок,  чтобы ознакомиться  с исследованиями своего
коллеги:
     -  Большинство решений  принимается человеком  на уровне  подсознания и
носит   спонтанный  характер.  Моя   задача   -  вклиниться   в  психическую
деятельность человека, пока в процесс не включилось сознание.
     - Но условием всякого гипнотического воздействия является расслабление,
- возразил тот.
     - Человеческий мозг  никогда  не  пребывает в расслабленном  состоянии.
Вероятно, вы имеете в виду фазу, предшествующую сну, - парировал Рабинович.
     Ответ  Василия произвел впечатление  на  коллегу, которому  понравилось
описание разных уровней мозговой деятельности  и  этапов распознания объекта
при зрительном контакте. Он  высоко оценил полученные Рабиновичем  данные, и
Василий,  будучи  натурой творческой,  пошел в  своих исследованиях  дальше.
Разумеется, никому из  его коллег-ученых  не удавалось воспроизвести то, что
делал Василий, ибо он не мог объяснить,  как у него это получается и  почему
то же самое умеет делать каждый из жителей деревни, откуда  он родом. Однако
перед тем, как отправиться из родной деревни в большой мир, а точнее говоря,
в  засекреченный  сибирский городок,  Василий  пообещал своим  землякам, что
никогда и никому о них не расскажет.
     И  вот  сейчас, в американском  аэропорту, женщина с  голубыми  глазами
бросилась к Рабиновичу с радостным криком:
     - Дорогой, я не знала, что ты в Нью-Йорке!
     - Я здесь. Не висни на мне. Я хочу что-нибудь съесть.
     - О, ты такой заботливый, Хол. Никогда не думаешь о себе. Всегда только
обо мне. Ну конечно, мы сейчас где-нибудь перекусим.
     - Хорошо, - сказал Василий.
     - Я тоже люблю тебя, дорогой! - воскликнула женщина.
     Ее  звали  Лионой.  Под воздействием  Рабиновича  она не  верила  своим
глазам, зато верила  в то, во что  ей хотелось верить. Судя по всему, Хол, в
которого она была влюблена, умел морочить женщинам голову сладкими речами.
     Василий же никогда  не отличался особым  красноречием, и уж  тем  более
по-английски. Он говорил ей то, что  хотел, она слышала  то, что ей хотелось
услышать, и они отлично понимали друг  друга в этом огромном,  сумасшедшем и
грязном  городе  под названием Нью-Йорк. Лиона угостила  его  обедом,  потом
привела  к себе в квартиру, где они занялись любовью под ее страстные вопли:
"Хол! О, Хол!"
     - Ну, пока, - сказал Василий на прощание.
     - Ты великолепен, Хол!
     - Не всегда. Когда меня принимают  за  Морриса, я  совершенно ужасен, -
сказал Василий, зная, что она не слышит его.
     Он трижды  выступал в роли Морриса  и  каждый раз оказывался никудышным
любовником. Однажды он  был Байроном. Вот  кто оказался настоящим  молодцом.
Ему понравилось быть Байроном.
     Василий, никогда не служивший в армии и ничего не смысливший в вопросах
военной  стратегии,  не мог представить  себе, что  когда-либо превратится в
угрозу для дела мира. Выходцу из небольшого провинциального городка Дульска,
Рабиновичу, наделенному сверхъестественными  способностями,  не  приходилось
беспокоиться  о  какой-либо  угрозе  извне.  Но  когда он  покинул  квартиру
любвеобильной Лионы,  произошло  нечто из  ряда вон  выходящее, в результате
чего подтвердились худшие опасения советских  спецслужб, хотя и  в несколько
ином смысле, чем ожидалось.
     Дело  в  том,  что  в этой прекрасной стране, где  витрины  ломятся  от
изобилия товаров, на Василия было совершено нападение.
     Преступниками  оказались  трое  подростков, принадлежащих к угнетенному
черному   меньшинству.  Василий,  чье   понимание  расовых  проблем  Америки
сводилось   к   негодованию   по   поводу   исторической   несправедливости,
выражающейся  в  постоянном  преследовании  негритянского  народа,  сразу же
исполнился к ним чувством братской солидарности.
     В ответ на это благородное чувство он получил несколько ударов  в глаз,
сотрясение  мозга, перелом  левого запястья и  повреждение  почки.  Когда он
выписывался из  больницы,  врачи посоветовали ему регулярно  сдавать  анализ
мочи.
     Такого  не могло  случиться  в Москве. Там  какой-нибудь  пьянчуга  мог
слегка съездить  тебе  по  физиономии,  но  столь  вопиющее  нападение  было
совершенно исключено.
     Выписываясь из  больницы,  Василий  Рабинович  понял,  что  должен  сам
заботиться  о   собственной  безопасности.   Каждая  клеточка  его  избитого
существа, каждая ссадина на его теле кричала о том, что он не позволит этому
повториться. Он превратится в неприступную  крепость. Он никому  не  доверит
заботу о  своей  персоне. Он все сделает сам. Он сумеет  себя  защитить,  он
най