йли сжала в ладонях его лицо, точно ласкала ребенка.
     -- Римо, вам и правда, не стоит впустую растрачивать такое лицо.
     -- Вильям Волшебник? -- переспросил  Римо.  --  Вильям Волшебник. Какая
забавная фамилия.
     -- А Римо -- не забавное имя?

     Этель Волшебник  явно не нравилось происходящее. Даже если в Вильям  не
предупредил  ее, она бы  и так догадалась, что речь  идет  о его сумасшедшей
семейке.
     -- Это не  сумасшествие, Этель. Разве  я  называю сумасшествием,  когда
твоя родня берет маленького парнишку и отрезает кусочек его члена?
     --  Мой  народ  делает  это  на  протяжении  тысячелетий,  Вильям.  Это
традиция.
     -- Ну, вот и у нас тоже, -- откликнулся Вильям Волшебник.
     Пленку частным самолетом доставили в  Пало-Альто из резервации  пакита,
близ Биллингса, штат Монтана.  Вильям уже  все подготовил для ее обработки и
отказывался  работать над  каким  бы  то ни  было  другим  фильмом, пока  не
доставили именно этот.  Весь проявочный  комплекс  должен был быть наготове.
Вильям посмотрел на часы.
     -- Никогда раньше  не слышала о ваших традициях, -- заявила Этель. -- И
никто из моих знакомых тоже.
     -- Мы предпочитаем все держать внутри семьи.
     -- А ваши семейные сборища! Вот уж скажу я вам. Настоящий зоопарк.
     -- Мы были только на одном съезде семьи.
     --  Помню. На западе Соединенных  Штатов.  Кто  это берет  одну семью и
рассыпает ее по всему миру? -- поинтересовалась Этель Волшебник.
     Это  была полноватая женщина средних лет, чересчур сильно накрашенная и
всегда недовольная. Порой она  все-таки могла улыбнуться, когда ее что-то на
самом деле забавляло, только вот ее ничего не забавляло после телевизионного
шоу "Повитуха Дуди"
     -- "Повитуха Дуди" -- вот это был настоящий юмор, -- говорила Этель.
     А вот в семье  Вильяма ничего смешного  не находилось, ее  даже  нельзя
было назвать настоящей семьей.  Между  родственниками не  заметно  ни  следа
теплых отношений, а  у большинства  из них даже  фамилии были  разные, и все
принадлежали к разным расам и религиям.
     Какой-то писатель  однажды сказал, что родственники напоминают людей, с
которыми  вы  сталкиваетесь  на  эскалаторе.   Выбирать  их  не  приходится.
Родственники Вильяма и были точь-в-точь как люди, встреченные на эскалаторе.
Чужие друг другу.  Разумеется, если вы попадали в финансовую  передрягу, они
могли вас быстро выручить. Это они делали хорошо.
     Разумеется,  Этель всегда  заботилась  о  том, чтобы возвращать долги с
процентами.  Ей  не  нравилась  эта  компания. И  единственное, что ей у них
нравилось, так это редкость их семейных встреч. Приблизительно  один раз лет
в  пятнадцать-двадцать.  Она  не очень хорошо знала, что происходит  на этих
встречах, но что бы там ни было, она, Этель, не имела к этому отношения.
     Она  любила  Вильяма, потому что  во  всех остальных отношениях он  был
человеком  достойным уважения. Слово у  него  --  железное,  а вся  жизнь --
скромная и честная. И он никогда не смотрел глупых телевизионных шоу.
     Но теперь  семья вмешалась в их дела,  и  им приходилось  делать глупые
вещи.
     Их   лучший    оператор    был    отправлен    снимать    президентскую
пресс-конференцию высокоскоростной  камерой. На такой  скорости  можно  было
запечатлеть пулю в полете.
     -- Послушай, Вильям, -- заявила тогда Этель. --  Я знаю, что  президент
умеет довольно быстро трепаться, но уж не быстрее же летящей пули?
     -- Этель, это семейное  дело, -- ответил ей Вильям.  Как будто этим все
объяснялось.  Пленку самолетом доставили из Вашингтона,  обработали, а потом
тем же самолетом отвезли  куда-то из  Пало-Альто,  от Этель место назначения
хранили в тайне.
     А теперь  вот опять. Все проявочное оборудование простаивало, дожидаясь
пленки из Монтаны, и Этель заявила Вильяму:
     --  Полное сумасшествие. Я сожгу эту пленку, когда  ее привезут,  а вся
ваша семейка пусть отправляется в задницу.
     --  Этель,  пожалуйста,  прошу  тебя,  --  сказал Вильям.  И  она вдруг
заметила, как в его глазах промелькнуло выражение испуга.
     -- Ладно, ладно,  только  давай сделай так, чтобы это было  в последний
раз, -- сказала Этель. Она не помнила, чтобы муж ее когда-нибудь еще был так
испуган.
     Пленку  привез с  аэродрома  мотоциклист, он остался  дожидаться  конца
проявки. Этель пошла в  лабораторию, чтобы помочь мужу, который на этот день
отпустил    всех   служащих,   точно    также,   как   после   президентской
пресс-конференции.
     На этой пленке тоже  была заснята  попытка покушения. И тоже в странном
ракурсе. Когда снимали  фильм о президенте, в центре кадра  находился не сам
президент, а широкое пространство вокруг него, включая репортеров.
     На этот раз  тоже пытались кого-то убить. Из ружей. Стреляли в мужчину,
одетого в черную майку, но в него не попали. Он исполнил  нечто вроде танца,
точно плывя по  воздуху.  Он двигался, и пули все время пролетали мимо него.
Этель знала,  что это именно пули, потому что они оставляли за собой смутный
след, типичный для летящей пули.
     А  потом пуль больше  не стало, а земля как-то  содрогнулась. Точно вне
поля зрения камеры раздался взрыв. Этель видела, как ударная волна прижала к
груди человека черную майку.
     А потом съемка оборвалась. Вильям еще раз просмотрел пленку, положил ее
в коробку и отдал мотоциклисту.
     -- Сумасшествие, -- сказала Этель.
     Потом в студию явилась Ким Кайли и тот человек из фильма. Это произошло
меньше, чем через три часа после отъезда мотоциклиста.
     -- Ого! -- сказала Этель и посмотрела на Вильяма.
     -- Все в порядке! -- шепнул он.
     -- Что в порядке?
     -- Все, -- заявил он.
     И тут она услышала, как Вильям солгал. Никогда  раньше она не  слышала,
чтобы он  лгал. Да,  пленку как  раз сейчас проявляют.  Может,  они  немного
подождут и выпьют пока чаю с ним и его женой Этель?
     Вильям,  который  зашел  бы  на  кухню  только  умирая  с  голоду,  сам
приготовил чай.
     -- Он без  кофеина, -- сказал  Вильям.  -- Просто  освежающий  травяной
сбор. Чудесный напиток.
     Этель с подозрением посмотрела на  чай.  Вильям любил  кофе, причем ему
нравился  кофе с кофеином. Хотя напиток и правда пах  очень  приятно,  точно
смесь ароматов розы и меда, очень изысканный букет.
     Вильям  кивнул  Этель,  советуя выпить чай.  Но Ким  Кайли  и  человек,
который был с  ней, отказались  от  чаю.  Этель недоумевала, что они  станут
делать, когда выяснится, что пленки нет.
     Вильям снова кивнул ей, напоминая про чай. Они оба сделали по глоточку.
Напиток оказался сладким на вкус, но, как поняла Этель, сладость эта была не
приторная,  а освежающая. По ее  телу прошла  волна  тепла, Этель  поставила
чашку и решила оставить этот мир.
     Она  недоумевала,  почему вдруг  ей пришло  в  голову такое? Ах да,  --
возникла в ответ очень легкая мысль. Я умираю.
     Римо  и  Ким Кайли  увидели,  как  оба  супруга  приятно  улыбнулись  и
склонились вперед, а потом так и продолжали клониться все ниже и ниже.
     -- Они мертвы, -- выдохнула Ким. -- По-настоящему мертвы. Проверь.
     -- Они мертвы, -- подтвердил Римо.
     -- Пульс не прощупывается?
     -- Они мертвы.
     -- Они сами себя убили? Глупый вопрос, правда?
     --  Нет,  -- ответил Римо. -- Я думаю, они  не  знали, что содержится в
чае.
     -- Кто ты такой? Ты что, умеешь читать чужие мысли?
     -- Нет, -- ответил Римо. -- Я читаю людей.
     -- Они так неподвижны.
     -- Именно так и выглядят мертвые.
     Они вдвоем  обыскали лабораторию, но пленки не нашли. Ким заметила, что
проявитель только что использовали, потому что ванночки еще сохраняли нужную
температуру.
     Странно  выглядело и  то,  что обычно  в лаборатории  работало  человек
пятнадцать, но  когда  Ким  и  Римо  приехали,  тут находились  только  сами
владельцы.
     -- По-моему, только нечто особенное может заставить хозяев удалить всех
из лаборатории  и самим заняться  проявкой.  В старые времена, когда порнуха
была еще вне закона, именно так и делались все эти грязные картины. Конечно,
не тут. В других маленьких лабораториях.
     -- Но что противозаконного в том, чтобы снимать меня? -- спросил Римо.
     -- По-моему, кто-то пытается убить тебя и снимает это на пленку. Может,
хочет, чтобы ты умер особенно страшной смертью.
     -- Это с высокой-то скоростью? -- поинтересовался Римо.
     -- А ты забавный парень, -- ответила Ким. -- Симпатичный и забавный.
     В кабинете студии они нашли множество выписанных путевок. Римо заметил,
что сцену в Биллингсе,  штат Монтана, снимал тот же оператор, который был на
пресс-конференции  президента.  Следующую путевку Джиму  Вортмену выписали в
пещеры  Говата на острове  Пим. Предполагалось, что  там Джим Вортмен  будет
снимать отстрел летучих мышей.
     -- Отстрел летучих  мышей? -- спросила Ким.  -- А что тут особенного? Я
хочу сказать, разве это не обычная охота?
     Римо снова  глянул на  имя оператора.  Вортмен.  И  еще был  Волшебник.
Что-то в этих именах  показалось  ему  знакомым,  что-то, связанное  с иными
именами, о которых он когда-то слышал.
     Но он не мог вспомнить, что именно.
     Ким вся дрожала. Ей хотелось поскорее выбраться из этого  дома  смерти.
Она  плохо  относилась к смерти  и надеялась откладывать  ее так долго,  как
только будет возможно.
     -- Наверное, именно поэтому я против химического оружия. В самом  деле,
я искренне и глубоко предана этой борьбе.
     --  Если ты собираешься быть  со  мной, -- сказал  Римо, --  я не  хочу
слышать о твоих глубинных принципах.
     --  Откуда  ты знаешь, что я хочу быть с тобой? Снова читаешь в мыслях?
-- Ким подняла на него глаза и улыбнулась.
     --  У  меня  есть  таинственное  чувство,   позволяющее  мне  угадывать
намерения  человека, -- ответил Римо. -- Особенно когда этот человек впервые
за сегодняшний день поднял глаза выше пряжки на моем поясе.
        "Глава седьмая"
     Реджинальд Воберн Третий  просмотрел фильм. Он следил за полетом пуль и
видел  движения  человека. Фильм скормили  компьютеру. Тот вычислил скорость
пули  и  время ее полета, эти цифры ясно показали  Реджинальду Воберну,  что
слива, которую он намеревался сорвать, сдвигалась с места  еще до  того, как
пуля  покидала  ствол. По  существу,  слива  двигалась,  словно  бы угадывая
намерения снайпера.
     Движения  тела,  разложенные  по  кадрам,  были  проанализированы.   Их
сравнили с  аналогичными изображениями лучших атлетов мира. Наибольшее число
очков --  4,7 -- в  этом соревновании на  совершенство и  быстроту  движения
получил индийский факир, которого десять лет  тому назад выбрали для участия
в Олимпийских играх. Он выиграл тогда марафон за рекордное время, которого с
тех пор больше никто не сумел достичь.
     Только эта слива, белый по имени Римо, показал десять очков. Реджинальд
глянул на цифры, выключил компьютер и поспешил  в ванную, где его вырвало от
гнетущего страха.
     Уже  почти  рассвело,  когда Реджи  понял, что  он все правильно делал.
Седьмой камень оказался прав. Ведь величайшей тайной седьмого камня было то,
что  первые шесть способов потерпели неудачу. То  есть кореец из тех древних
времен  принца Во, наемный убийца из Синанджу, не мог быть убит ни мечом, ни
ядом, ни каким бы то ни было другим из оставшихся четырех способом.  Седьмой
камень гласил: "Не использовать тех способов, что уже потерпели  поражение".
"Разумеется, это же очевидно. Но если хорошенько подумать, если проникнуть в
суть  послания  седьмого камня, все становилось отнюдь  не столь  очевидным.
Способ  седьмого  камня  состоял  в том,  чтобы  найти  действенный  способ,
возможно,  самый таинственный  из  всех,  особенно  в свете  необыкновенного
могущества  Римо.  И если  он  обладает  таким  могуществом,  то  каковы  же
способности старого корейца?
     "Он сам укажет тебе, как его  можно убить.  Будь терпелив и позволь ему
сделать это". Таково было другое указание седьмого камня.
     Но  как  это сделать? Реджи не знал,  а  чтобы выяснить это, он сначала
должен был узнать, как делать не стоит.
     Реджи вернулся в ванную комнату, и его снова вырвало. Он не ожидал, что
дело зайдет так далеко. И надеялся, что хотя бы одна пуля попадет в цель. Но
все-таки  принял  меры  предосторожности, хотя и  полагал, что  они  ему  не
понадобятся.
     Реджи пришел  в ужас при  виде того, с какой  жуткой  легкостью  сливка
ускользнула  от  первого  покушения  и  какими   невероятными  способностями
обладает этот  человек.  Реджинальд содрогнулся,  снова глянув  на  послание
камня. "Позволь ему самому указать тебе способ его убить".
     А что,  если ему снова удастся ускользнуть? -- думал  Реджи.  Что, если
даже само великое море окажется бессильным?
     Раньше  Воберн не сомневался: если пуля не  достанет  Римо,  он, Реджи,
найдет  какой-нибудь другой  способ сорвать сливку с  ветки;  но в ту темную
ночь, объявшую его душу, Воберн забеспокоился.  Фильм ничего не  открыл ему,
ни малейшей слабости врага. А если их вообще  нельзя убить? Этот дом наемных
убийц существовал на протяжении тысячелетий. Что, если они бессмертны?
     Реджинальд Воберн  Третий  спустился  на  берег,  где  в давние времена
высадился его предок, и словами древней молитвы просил море, которое некогда
благополучно доставило сюда принца Во, поглотить эту первую сливу. Ведь если
в так случилось, второй плод сорвать было бы уже гораздо легче.
     От молитвы у него стало легче на душе, а  отец, человек  весьма крутого
нрава,  с которым  не так-то  просто было  поладить, еще  и  подстегнул его,
заставил кровь быстрее заструиться по жилам.
     Папа не  желал, чтобы убили еще хоть одного Во. И, разумеется, пришел в
бешенство, узнав об очередных жертвах.
     -- Откуда  ты говоришь? -- спросил Реджи. Папа  звонил  ему  по личному
телефону, который невозможно было прослушать.
     -- Из нашего дома в Палм-Бич, -- ответил отец.
     -- А Дрейк, дворецкий, там?
     -- Да. Он стоит как раз за моей спиной.
     -- Папа, ты мог бы сделать мне одно одолжение?
     -- Только если ты  пообещаешь, что больше ни один из нас не будет убит.
Вся семья готова взбунтоваться.
     -- Я обещаю, папа, -- сказал Реджи.
     -- Хорошо, -- донесся до него голос отца.
     -- Передай Дрейку, что булочки готовы.
     -- Булочки готовы?
     -- Именно.
     -- Это какая-то глупость, -- сказал отец Реджи.
     -- Ну,  передай же ему,  папа. Я  не могу болтать весь день.  Ты хочешь
получить мое обещание или нет?
     --  Минутку.  Дрейк,  булочки  готовы... Дрейк. Что  ты делаешь  с этим
пистолетом? Дрейк, немедленно положи его на место, или ты уволен.
     В телефонной трубке раздался треск выстрела.
     -- Благодарю тебя, Дрейк, -- сказал Реджи. -- Теперь все в порядке.
     Он радостно засвистел. Реджи всегда чувствовал себя великолепно,  когда
ему  удавалось  очередное дело. Он открыл  в себе  эту  чудесную способность
заставлять  предметы  и  людей  действовать  так,  как  ему  надо  было. Это
оказалось гораздо более тонкое и полезное наслаждение,  чем поло.  Набираешь
очки в подлинной игре между жизнью и смертью. Он  любил  такую игру и ощущал
острую радость от осознания того, что отныне будет  весьма занят. Он намерен
поверить седьмому камню. Много тысячелетии назад  было ведомо то, что только
пытался открыть сейчас Реджи.
        "Глава восьмая"
     В аэропорту имелось множество  телефонов,  но  у каждого  наличествовал
звонящий, точно навсегда прикрепленный к трубке -- можно было подумать,  что
телефонные  кабинки  так и поступили в  упаковке вместе  с  разговаривающими
людьми прямо со сборочной линии.
     Римо в  ожидании болтался около телефонов-автоматов. Одна седая женщина
в светлом  платье  с  цветами  и  с большим бумажным  пакетом  из  магазина,
казалось,  была  решительно  настроена  позвонить  и переброситься  словом с
каждым, кого  она когда-либо  встречала  в жизни. Пока Римо ждал, она делала
звонок за звонком,  и каждому собеседнику  рассказывала  одни и те же глупые
истории о том, как ее внуки учатся в колледже. Римо на мгновение показалось,
что  он   встретил   подлинную   Матушку   с  рекламного  плаката  известной
телекомпании.  Ему на минутку показалось, что весьма полезным делом  было бы
подставить  ее всю  как есть под мотор взлетающего реактивного самолета.  Он
даже направился  было к ней с намерением осуществить  эту  задумку, но потом
остановил себя.
     Что с ним происходит?  Почему  он так легко  раздражается  и  дает волю
этому раздражению? Ему совершенно  не пристало волноваться, дожидаясь,  пока
освободится телефон. Среди  многих других вещей, искусство  Синанджу научило
его  терпению,   это  было  основное  правило   для  начинающих,  столь   же
элементарное, как подавленное дыхание и  расположение тела в соответствии  с
преобладающими воздушными течениями.
     Ожидание не должно было бы вызывать его  недовольство,  но тем не менее
раздражало. Точно также, как пальма у  входа, бетонная лесенка и рис. Что-то
с ним происходило, и ему это  не нравилось. Ему  не понравилось  и  то,  как
притягивала его Ким Кайли. Давным-давно Чиун обучил
     Римо тридцати семи способам  довести женщину  до  сексуального экстаза.
Изучая подробности, Римо  утратил желание. Но теперь он хотел Ким Кайли так,
как обычный мужчина хочет женщину, и это тоже вызывало у Римо  беспокойство.
Вообще слишком многое в последние дни вызывало у него беспокойство.
     Римо    заставил   себя    спокойно    дождаться   в   очереди,    пока
Матушка-Телефончик  исчерпала наконец всех знакомых, с  кем  можно  было  бы
поболтать. Она повесила трубку, но осталась  стоять на месте, как бы пытаясь
припомнить еще хоть одно  имя, хоть  один телефонный номер. Римо протиснулся
мимо  женщины и кинул в автомат монету, а потом со сладкой улыбкой обратился
к даме: "Благодарю вас, Матушка", и потихоньку вытеснил ее из будки.
     -- Чертова бабушка  тебе матушка!  -- ответила  дама. --  Кто ты такой,
чтобы звать меня матушкой?
     -- Я -- тот самый парень,  который не стал запихивать  вас в самолетный
мотор,  леди.  Так  что  лучше  бы вам прогуляться,  -- ответил Римо. Хватит
любезностей.
     С третей попытки ему удалось выйти на Харолда В. Смита.
     -- Никакой бомбы не было, -- сообщил Римо.
     --  Никакой бомбы, --  повторил за ним Смит. Римо почти  воочию увидел,
как становятся глубже морщины в уголках его тонких губ.
     -- Зато  там была  парочка  индейцев-пакита, -- сказал Римо. -- Это они
разделались с разведчиками.
     -- И?
     --  Я разделался  с ними, -- сообщил Римо. -- В пещере они ждали именно
меня, чтобы убить.
     Римо подумал, что такие новости должны хотя бы чуть-чуть оживить Смита.
Бомбы, грозившей Америке уничтожением, не оказалось, но по крайней мере было
хоть что-то существенное.
     -- Зачем? Кто их нанял?
     -- Они  не  знали.  Кто-то, не  называясь,  позвонил  им по телефону  и
прислал по  почте деньги.  Этот  неизвестный обещал им десять кусков  за мою
шкуру и  еще сто за точное описание этого убийства. Но дельце им не удалось.
Потом еще  трое недоумков  поджидали меня у входа в пещеру.  Некоторое время
они стреляли  в  меня из  винтовок, потом  схватились за пистолеты,  которые
взорвались у них в руках и  уничтожили их самих. Мне  не представился случай
побеседовать  с ними,  но предполагаю, что  на  их  нанимателя тоже  слишком
полагаться не стоит.
     -- Я видел это по телевидению, -- сказал Смит.
     --  И как я выглядел? -- поинтересовался  Римо. -- Тут кое-кто считает,
что мне стоит сниматься в кино.
     --  По-моему,  для  телекамер вы двигались слишком  быстро, --  ответил
Смит. -- И ваше изображение  все время получалось как бы  смазанным. Знаете,
Римо, все это и правда весьма странно.
     -- Ничего странного  нет. Я всегда  могу  казаться смазанным  силуэтом,
если захочу, -- сказал Римо.