стал доктор Ревитс. Одного из зануд прибили в лаборатории,
от  которой  с  самого  начала  ее   существования  не  было  ничего,  кроме
неприятностей.  Там  всю дорогу  кого-то убивали,  и  для  Ндо  лабораторный
комплекс  был  сплошной  головной  болью.  Никто  из  тамошних  служащих  не
разбирался  в  политике,  они  представлений не  имели,  как устроить званый
вечер,  и,  если  бы   только  их  существование  не  было   необходимо  для
общественного мнения  Запада,  он бы с радостью вообще  отказался  от  этого
мероприятия. Но  теперь этот тип Ревитс позволил себя убить, и Ндо собирался
использовать его гибель.
     Именно поэтому  он и летел в  Нью-Йорк обратиться в  ООН с заявлением о
том, что предпринята еще одна попытка уничтожить МОЗСХО.
     Ндо любил Нью-Йорк, любил очертания его небоскребов на фоне неба, любил
его даже больше, чем Париж. Нью-Йорк воплощал в себе силу и действенность, и
еще чудесных меховщиков, снабжавших его приятельниц и приятельниц его сына.
     Разумеется, люди  ему  не  нравились,  но  ведь  ему и  не  приходилось
встречаться с большим  их  количеством. Люди  ездили на подземке и ходили по
улицам. Ндо ничего подобного не делал.
     Телохранители подали знак, что можно  выходить,  и Ндо,  спустившись по
лесенке  с  борта своего самолета,  направился к своему лимузину, на  заднем
сидении которого его поджидали два человека.
     На  одном  из них  было кимоно. На  другом -  черная майка  и черные же
просторные брюки.
     - Кто вам разрешил ехать в автомобиле вместе со мной? - спросил Ндо.
     - Привет, - вежливо отозвался Римо. - Мы по делу пришли.
     - Я не обсуждаю никаких дел без предварительной записи на прием.
     - Ваш секретарь тоже был весьма несговорчив, - заметил  Римо. - Он там,
на переднем сиденье.
     Ндо  посмотрел на переднее сиденье. Огромный мужчина лежал, свернувшись
в позе плода в утробе матери. Этот великан был его  любимым телохранителем и
мог одной рукой переломить человеку кость предплечья. Ндо видел, как  он это
проделывал. Но теперь его любимый телохранитель был неподвижен.
     - Ах вот как, значит,  дело,  - произнес генеральный директор МОЗСХО. -
Видите ли, я сейчас направляюсь в ООН. Так что давайте быстренько разберемся
с вашим делом.
     Ндо  очень  внимательно  оглядел  странную  пару, одновременно  включая
сигнал  тревоги, который должен был поднять на ноги телохранителей и местную
полицию. Ндо уже  давно  дал распоряжения  относительно того,  что  делать в
случае его  похищения. Надо было  выполнять все требования террористов, если
они обещают вернуть самого Ндо невредимым. Разумеется, генеральный  директор
позаботился  и  о  том,  чтобы   вообще  ликвидировать   угрозу  со  стороны
террористов  всего  мира,  регулярно  выплачивая им  содержание  из  средств
МОЗСХО.
     Ндо  вежливо слушал россказни про жуков, и лабораторные эксперименты, и
сезон дождей. Слушал,  пока  не  увидел  голубую мигалку полицейской  машины
впереди  и  еще  одну  -  сзади.   Внезапно  пространство   заднего  сиденья
заполнилось газом, но Амабаса был хорошо подготовлен  и задержал  дыхание. С
потолка  машины выпала темная  маска. Амабаса натянул  ее  на лицо и вдохнул
чистый кислород.
     Он  досчитав  до  четырехсот  -  гораздо   дольше,  чем  человек  может
задерживать  дыхание.  Потом нажал  на  рычажок, удалявший газ из машины,  и
подождал, пока внутри не останется ни малейших его следов, потом убрал маску
на место. О трупах позаботится полиция.
     Но  трупов не оказалось. Белый  человек продолжал говорить. Он все  еще
распространялся  о  жуках,  когда   Ндо  попытался  пырнуть  его   маленьким
церемониальным  ножиком,  который  всегда носил при себе. Лезвие  ножа  было
отравлено соком кустарника гвии.  Стоит хоть капельке  попасть  в кровь  - и
человека скрутит болезненный паралич; это  напоминало  пытку, обрекавшую  на
многодневное умирание, каждая секунда которого была агонией.
     Но ножик почему-то не поранил кожи этого человека. Римо положил его  на
пол.
     -  Так  вот чего мы хотим, -  закончил Римо. - Положительное разрешение
вопроса означает,  что вы поможете  миллионам людей. Отрицательное, то есть,
если вы откажетесь выполнить нашу просьбу, вынудит нас лишить вас лица.
     - Я этого не боюсь, - ответил Ндо.
     Римо отогнул большой палец Амабасы,  прижав его  к предплечью  и вызвав
тем  самым болевой шок в нервной системе генерального директора. Но  Амабаса
умел  терпеть  боль, он научился  спокойно принимать ее,  когда  готовился к
церемонии инициации в своем племени инути.
     Римо  сломал большой  палец, но Амабаса не поддавался. Он  не  сдался и
тогда,  когда его  ребра чуть  не вдавились  в  сердце, хотя со  лба у  него
заструился пот. Тогда только Ндо с улыбкой потерял сознание.
     - Я не хочу убивать его, папочка, - сказал Римо. - Он  нам нужен, чтобы
отдавать приказы.
     - Он боится смерти, - ответил Чиун. - Но не боли.
     - Никогда еще не видел ничего подобного, - сказал Римо.
     - Потому что ты не изучал должным образом истории Мастеров Синанджу.
     - Изучал, - возразил Римо.
     - Но не должным образом.
     Римо  глянул  в сторону  полицейских машин. Одетые  в форму полицейские
выстроились  вдоль  автомобилей,  опустив  вниз  дула  пистолетов.  Римо  не
хотелось причинять вред этим людям.
     - Не должным образом, - повторил Чиун.
     - Какая разница, - отозвался Римо. - Я ведь не ношу кимоно.
     - Если бы ты читал истории, то бы носил, - с упреком откликнулся Чиун.
     - Так что там есть полезного в этих историях относительно кимоно?
     -  Истории  свидетельствуют, что только бледные обглодыши  свиных  ушей
отказываются носить кимоно.
     -  Где это сказано, интересно? - спросил Римо.  - Я  ведь  первый белый
Мастер искусства Синанджу.
     -   Об  этом   повествуется  в  самой   последней   истории   Синанджу,
озаглавленной "Гонения на  Чиуна" или "О  том, как добросердечие никогда  не
вознаграждается".
     - Пропустим это. А что делать с парнем - спросил Римо.
     - Инути все таковы.  Когда-то  у  них  были великие  императоры.  Чтобы
противостоять  твоей  боли  он  воспользовался  теми  упражнениями,  которым
обучают мальчиков, готовя их к  испытанию  на мужественность. Не беспокойся.
Инути - очень здравомыслящие люди, - сказал Чиун.
     - Сие означает, что они хорошо платили наемным убийцам, - заметил Римо.
     -  Козами  и  тем, что от них получают. Но,  но  крайней  мере,  всегда
вовремя, - ответил Чиун.
     Он дотянулся до жилетного кармана элегантного  костюма дипломата. Мягко
коснувшись нервных  окончаний в области  солнечного  сплетения,  Чиун привел
генерального директора МОЗСХО в сознание.
     - Ты инути, - сказал Чиун, который еще раньше говорил Римо, что, узнав,
к какому племени принадлежит африканец, ты узнаешь и его самого.
     Чиун тогда еще разъяснил, что  в отличие  от  белых, африканцы  бережно
сохраняли историю и верность своей деревне. И ни один подлинный африканец не
был бы так дерзок со своим отцом, как Римо с Чиуном.
     Ндо улыбнулся. Улыбка получилась холодной, ибо боль все еще пребывала в
его теле, но это была торжествующая улыбка.
     - Мы Синанджу, - сообщил Чиун.
     Ндо слышал рассказы о страшных людях с Востока, которые служили древним
королям инути.
     - А почему Синанджу заботит какой-то там жук? - спросил Ндо.
     - Синанджу заботится о том, что их заботит, - резонно отвечал Чиун.
     - Хотя я уважаю Дом Синанджу, но мои руки не  принадлежат мне, - сказал
Ндо. -  У меня  есть обязательства,  договоренности. Может, я что-то  другое
могу для вас сделать?
     -  Когда Синанджу захочет  что-то  другое,  он попросит это, -  ответил
Чиун.  -  Скажи мне,  инути,  неужели ты думаешь, что  твое  древнее  умение
преодолевать  боль  достаточно,  чтобы воздвигнуть стену,  которая остановит
Синанджу?
     И  с  этими  словами  он  показал  Ндо  его  Га,  маленькую  деревянную
статуэтку. Ндо  был  ловок  и проворен,  но  его  руки двигались медленно  и
неуклюже, точно ватные,  в сравнении с быстротой  этих  длинных  ногтей. Ндо
потянулся, но статуэтка уже была вне его досягаемости.
     Чиун медленно отломил правую ногу Га. Ндо всхлипнул.
     - Следующим будет мужское достоинство Га, - пообещал Чиун.
     - Нет! - закричал Ндо. - Только не это. Вместе с ним умрет и мое семя.
     - Значит, мы понимаем друг друга, инути, - ответил Чиун.
     Ндо  предложил  назначить Чиуна на  высокооплачиваемый  пост  директора
любого агентства, но у Чиуна был лишь один ответ:
     - Синанджу заботится о том, что заботит Синанджу.
     -  Вы  хотите  сказать,  что  мы  все  должны  отправиться  в  поля   и
приглядывать за жуком? Да ведь дело кончится бунтом.
     -  Дело  кончится блестящим подтверждением открытия доктора  Ревитса, -
возразил Чиун.
     - Какого доктора?
     - Одного ученого, - пояснил Чиун.
     - Я их не знаю. Кто возглавляет их управление?
     - Дара Вортингтон, - ответил Римо.
     - Я ее тоже не знаю. А кто ее директор?
     Римо и Чиун пожали плечами.
     - Отдайте мне Га и я все выясню, - сказал Ндо.
     - Вы  выясните  это  потому,  что  Га находится  у меня,  и  будет  там
находиться, пока вы все не сделаете, как надо, - ответил Чиун.
     Ндо глянул на старого уроженца Востока, потом опустил глаза и кивнул.
     Пока он  отсылал  полицию, объясняя, что произошло  недоразумение,  Ндо
услышал, как двое из Синанджу  переговариваются  между  собой. Они спорили о
кимоно, а Ндо хорошо  знал, что  никогда в жизни не хотел бы еще раз увидеть
кимоно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Валдрон Перривезер  III смотрел по  телевизору  новости и услышал,  как
диктор  рассказывает  о хорошей работе МОЗСХО и борьбе  этой  организации  с
угрозой голода, услышал о том, что было  объявлено о последней и решительной
битве против зловредного жука Унга.
     Он стремительно ворвался в лабораторию, располагавшуюся в его имении, и
тут же потерял сознание от запаха ДДТ. Придя в себя, он осведомился, сколько
ДДТ сейчас использует его энтомолог, а  когда ему ответили  на  этот вопрос,
заявил, что теперь-то уж все наверняка должно быть готово.
     - Нет еще, мистер Перривезер, но уже скоро, - ответил ученый.
     - Дайте мне знать немедленно, как только все будет готово.
     Он  велел  своим  юристам  выяснить  определенные  моменты  предстоящей
демонстрации, когда МОЗСХО собиралась показать всему миру, как она борется с
голодом.
     Узнав,  что  демонстрация  эта  состоится под  открытым  небом, в полях
Центральной Африки, он выругался себе под нос.
     - И все же, - пробормотал Перривезер, - кое-что можно  сотворить и  под
открытым небом. Мы еще посмотрим.

     Натан и Глория Мусвассер не желали видеть, как будут мучительно умирать
от яда миллионы  "меньших братьев человека". Эти двое не могли просто стоять
в  стороне  и  наблюдать  за   очередной   несправедливостью,  ожидая,  пока
неотъемлемые права всех живых существ будут защищены законом.
     Они должны ударить немедленно. И вот они погрузили бочки с  тротилом на
взятый  напрокат  грузовик  и  подъехали  к  главным  воротам  лабораторного
комплекса МОЗСХО в Вашингтоне, округ Колумбия.
     - Заказ двух ваших новых  сотрудников.  Часть их нового оборудования! -
крикнул охранникам Натан.
     Они  подвели  грузовик с  тротилом  к контейнерам, в  которые загружали
снаряжение, приготовленное для  отправки в  Центральную Африку  для борьбы с
жуком Унга.
     Они не  стали ждать, пока  бочки с тротилом  погрузят  в  контейнеры, а
быстро  развернули грузовик  и  уехали.  Они ехали минут  двадцать, а  потом
Глория спросила Натана:
     - Мне позвонить или ты сам?
     - Не знаю. У меня ведь это  первый раз. И я чувствую себя таким важным,
- ответил Натан Мусвассер.
     -  Самое  жаркое  место  в  аду,  -  откликнулась  Глория  Мусвассер  -
предназначено для тех, кто в переломные времена ничего не делает. Или что-то
в этом роде.
     - Я сам позвоню. Ты слишком взволнована, - решил Натан.
     Он подошел к телефонной будке около  закусочной и набрал  номер местной
телевизионной станции.
     Листок бумаги, который он сжимал в руке, дрожал.  Наконец-то он  делает
что-то полезное для всего мира.
     Услышав  в трубке голос репортера, Натан  прочитал написанное на бумаге
заявление.
     - Мы, Союз освобождения видов,  берем на себя полную ответственность за
революционный акт,  совершенный сегодня в центре угнетения  и  убийства,  то
есть  в  лабораториях  МОЗСХО,  Вашингтон, округ  Колумбия. Мы,  члены  СОВ,
призываем  всех  людей присоединиться к нам в  нашей законной и справедливой
борьбе  против  угнетения   всех   живых  существ  на  земле.  Ждите   новых
освободительных актов.
     - О чем это вы там толкуете? - спросил репортер.
     - Я говорю,  приятель, о взрыве  в лабораториях  МОЗСХО. Мы должны были
там прикончить по меньшей мере две сотни человек, приятель.
     Натану Мусвассеру нравилось называть людей  "приятелями", это позволяло
ему ощутить свою значимость.
     - Эй, парень, никакого взрыва не было, - ответил журналист.
     - Ты врешь.  Мы сделали  это. И требуем, чтобы нам верили. Мы совершили
революционный акт и имеем право поставить его себе в заслугу.
     - Да не было никакого взрыва, - настаивал репортер.
     - Послушай, приятель,  - терпеливо объяснил Натан. - Мы купили динамит.
Мы подбросили динамит.  Мы вставили запал,  и хотим, чтобы за нами  признали
этот акт. Мы его совершили.
     - Да не могу я вам поверить, никого вы не убили, - ответил репортер.
     - Что у вас там  происходит? Я хочу поговорить с руководителем станции,
- возмутился Натан.
     Глория заметила, как  покраснел Натан,  услышала, как  он резко повысил
голос, и, высунувшись из машины, завопила:
     - В чем дело?
     Натан прикрыл трубку ладонью.
     - Они не хотят нам поверить, дорогая.
     - Что? - взвизгнула Глория.
     - Ребята твердят, что не могут нам поверить.
     - Черт  подери, -  сердито  выругалась Глория. - Ну-ка,  дай  я с  ними
поговорю.
     Она выбралась из кабины грузовика. Натан передал ей трубку.
     - Я сказал ему, что мы сами подбросили динамит.
     - Тротил, болван, - отрезала Глория и добавила в трубку:
     - Ладно, так в чем дело?
     -  Да ни в чем, -  ответил репортер. - На нашей станции никто никому не
верит, если нет убитых. Если вам  во что бы то ни стало надо заявить о своей
ответственности, никого  не убивая, попробуйте позвонить  на  другую станцию
кабельного  телевидения.  А  мы  уже  не  принимаем  заявлений  о взрывах  и
убийствах, если  на самом  деле ничего подобного не было. Такова наша  новая
политика.
     -   Мы   подложили  пятьсот  фунтов  тротила,  -   сказала  она.  -  Вы
представляете себе, сколько  это? Взрыватель был самый  лучший, и я сама его
проверила. Если б им занимался мой  муж, я бы еще могла  с вами согласиться,
но я  его проверила и все  сделала, как надо. Теперь так, взрыв  произошел в
разгар рабочего дня. Мы специально так рассчитали время, чтобы там было  как
можно больше людей.
     - Леди, все претензии не  ко мне, - отозвался репортер. -  Пару месяцев
тому назад нам  позвонили из какой-то освободительной группы и  заявили, что
берут на себя ответственность за взрыв детского сада. Они сказали, что убили
триста  пятьдесят детей.  Мы  выслали  репортера  на  место происшествия,  и
знаете, что он там обнаружил?
     Глория не ответила, она все еще была в ярости.
     - Так хотите знать, что мы там нашли?
     - Что?
     - Никаких тебе  мертвых  детсадовцев. Даже из носа ни у кого  кровь  не
текла.  В школьном  саду вовсю цвели  цветочки. Солнышко блестело, а  мамаши
разбирали  своих чад по домам. А теперь скажите, что сталось бы с нами, если
б мы поверили звонку и дали информацию в эфир?
     - Кто это  был? -  спросила  Глория.  -  Что за освободительная группа?
Может, я их знаю.
     - Почем я знаю. Одна из них. Была  весьма активной. Пользовалась мощной
поддержкой. Церковные группы. Преподаватели.
     -  А, из этих, - пренебрежительно отмахнулась  Глория. - Да  кто угодно
может  заполучить преподавателей. Но  это  не имеет  к нам отношения.  Мы из
СОВа. У нас есть  свои устоявшиеся традиции.  Да  вы сами знаете,  мы всегда
прекрасно  справлялись  с  делом.  И  никогда  раньше  не  подводили вас  со
смертями, - убеждала  Глория. - Помните, пилота? И тех фермеров? Бурильщики?
Потом этот энтомолог? Вы же знаете, что это мы их прикончили. Конечно, люди,
выполнявшие те задания, погибли, но борьба продолжается.
     - Простите. Но  мы просто  не можем никому поверить  на  слово, пока не
увидим тел.
     - Что он там говорит? - спросил Натан.
     -  Ш-ш-ш, -  одернула  его Глория. -  Слушайте,  мы ведь подложили этот
чертов груз. Я уверена, что он взорвался.
     - Простите. Такова политика станции.
     -  А  знаете,  это  именно такие  люди, как  вы,  поганят  наш  мир!  -
взорвалась Глория, швыряя трубку.
     - Не верят? - спросил Натан.
     - Даже в синяк под глазом.
     - Тогда почему ничего не получилось?
     -  Все  у нас  получилось,  отрезала  Глория. - Просто на  этой  клятой
станции  собрались одни  фашисты.  Маленькие людишки,  заправляющие  крупным
делом.
     - А может, мы должны были бы услышать взрыв? - заметил Натан. - Даже на
таком расстоянии.
     -  Не знаю. Поехали. Надо отсюда выбираться. Знаешь, меня порой блевать
тянет от этих телевизионщиков.
     - Ага,  -  откликнулся Натан. -  Какого черта. А потом у нас еще есть в
запасе одна штучка, которая натворит им делов.
     - Ты ведь не забыл ее? - спросила Глория.
     - Шутишь?
     - А вдруг она не сработает под открытым небом, ты не подумал об этом? -
спросила Глория.
     - Нет, - ответил Натан.
     - А может и наоборот, как раз под открытым небом она сработает лучше, -
сказала она. - Надо бы подыскать пару действительно хороших целей, только не
огражденных стенами, которые могут помешать их распространению.
     - И тогда нам поверят, - сказал Натан.
     -  Почем  я  знаю? Ты  тут  расшибаешься  в  лепешку.  Покупаешь лучшие
материалы,  лучшие взрыватели,  проверяешь их по три раза -  и ничего.  Даже
синяка никто не схлопотал.
     - Значит, ты тоже думаешь, что у нас не вышло? - спросил Натан.
     - Нет, не вышло! - рявкнула Глория.
     Порой она готова была на стенку лезть от Натана.
     - Может, нам вернуться и проверить?
     - Нет, болван. Нас там уже дожидаются их люди.

     А  в  лаборатории  Дара Вортингтон  выкинула  обезвреженный детонатор в
отдельное  мусорное  ведро  и  велела полиции осторожно вывезти с территории
бочки  с  тротилом.  Предполагаемые террористы  забыли  удалить  с  бочонков
тротила маркировку, которую и заметил внимательный и осторожный рабочий, это
стало уже второй удачей Дары в тот день.
     Но  самой большой  удачей все  же было заявление генерального директора
Ндо, что МОЗСХО  собирается  поднять все силы, причем немедленно, на  борьбу
прошв жука  Унга. Весь мир  призывался в свидетели. Там, на месте  действия,
соберутся все причастные лица. Даже делегаты МОЗСХО.
     Дара понятия  не имела,  что  вызвало столь резкий  поворот в  политике
МОЗСХО. Она ведь всего  лишь упомянула о своих  затруднениях очаровательному
пожилому  джентльмену с Востока, одетому  в кимоно, а несколько часов спустя
Ндо сделал свое заявление.
     Ну  что  ж,  она  не  собирается  смотреть  в  зубы  дареному  коню.  И
воспользуется удачей, коли уж таковая выпала. Дара даже размечталась: может,
теперь  МОЗСХО увидит, что  еще следует сделать, и выделит больше средств на
борьбу с  заболеваниями и  эпидемиями. По крайней мере, появилась надежда. А
она,  Дара,  не  позволит,  чтобы  сегодняшняя  попытка  совершить  жестокое
массовое убийство обескуражила ее.
     Когда тротил убрали, Дара в последний раз осмотрела лабораторию. Как ни
странно, кот доктора  Ревитса, кажется,