объявляет себя
друзьями низших классов ради  своих  политических плутней,  -  таким  верить
нельзя:  они  всегда стараются только использовать нас  и  обмануть.  Что до
меня,  то  не надо мне ни покровителей,  ни обманщиков!  Не хочу плясать под
чужую дудку.  Мне тут недавно делали всякие предложения,  да я разобрал, что
все это обман, и высказал все прямо в глаза тем людям.
     - А что за предложения, можно узнать?
     - Нет,  незачем это,  да и  толку не будет.  У каждого должна быть своя
голова на плечах.
     - Да,  у  нас своя голова на плечах,  -  послышался вдруг чей-то голос.
Перед ними  стоял Джо  Скотт,  который только что  вышел из  церкви подышать
свежим воздухом.
     - У тебя-то есть, Джо, я ручаюсь, - улыбаясь, проговорил Вильям.
     - А  я  ручаюсь за  моего  хозяина,  -  ответил Джо.  -  Затем,  приняв
покровительственный вид,  он обратился к девушкам:  -  А вам лучше бы отсюда
уйти.
     - Это  почему?  -  спросила  Шерли,  давно  знакомая с  начальственными
манерами фабричного мастера,  с  которым она уже не  раз имела стычки.  Джо,
презиравший женщин,  в глубине души никак не мог примириться с тем,  что его
хозяин и  вся фабрика до  какой-то  степени находятся под женским каблучком;
каждый деловой приезд наследницы в  контору фабрики был для него хуже дохлой
мухи в похлебке.
     - А потому,  что дела,  о которых здесь говорят,  женщин не касаются, -
ответил он.
     - Ах вот как? Здесь, в этой церкви, молятся и проповедуют, и это нас не
касается?
     - Да ведь вас не было ни на проповеди, ни на молитве, если не ошибаюсь.
А  я  говорю про политику.  Вильям Фаррен толковал здесь с  вами о политике,
если я правильно понял.
     - Ну и что из этого? Мы всегда интересуемся политикой, Джо! Разве вы не
знаете, что я каждый день получаю газету, а по воскресеньям даже две?
     - Надо  полагать,   вы  читаете  там  только  про  свадьбы,  мисс,  про
несчастные случаи, убийства и прочие тому подобные вещи...
     - Я  читаю  все  передовые  статьи,   Джо,   сообщения  из-за  границы,
просматриваю курс рыночных цен, - короче, я читаю то же, что и мужчины.
     Джо презрительно промолчал, словно перед ним трещала сорока.
     - Джо,  -  продолжала мисс Килдар,  - я никогда толком не могла понять,
кто вы - виг или тори. Пожалуйста, объясните, какая партия удостоилась вашей
поддержки?
     - Трудновато объяснить,  когда наперед знаешь,  что тебя не  поймут,  -
высокомерно процедил в ответ Джо.  -  Но я скорей согласился бы стать старой
бабой или молодухой,  которые еще глупее,  чем каким-нибудь тори. Потому что
тори ведут войну и  разоряют торговлю.  И  если уж быть в какой-либо партии,
хотя,  по правде говоря,  все политические партии -  глупость, то уж лучше в
той, что стоит за мир, а значит, за наши торговые интересы.
     - И  я  тоже,  Джо!  -  подхватила  Шерли,  которой  доставляло немалое
удовольствие  его   поддразнивать;   она  нарочно  поддерживала  разговор  о
политике,  хотя,  по мнению Джо,  женщины не имели права рассуждать о  столь
высоких материях.  -  И я тоже,  -  во всяком случае до известной степени. Я
ведь заинтересована и  в  сельском хозяйстве,  и  это понятно -  я совсем не
хочу,  чтобы Англия попала в зависимость от Франции.  Конечно,  часть дохода
мне  дает  фабрика Мура,  но  еще  большую часть я  получаю с  земель вокруг
фабрики. Поэтому я решительно против всего, что могло бы повредить фермерам.
Вы со мною согласны, Джо?
     - Вечерняя  роса  нездорова для  женского  пола,  -  равнодушно заметил
мастер.
     - Если вы беспокоитесь о моем здоровье,  то могу вас заверить, простуды
я не боюсь. Во всяком случае, как-нибудь летней ночью я могла бы посторожить
фабрику с вашим мушкетом, Джо.
     Подбородок у Джо Скотта и без того достаточно выдавался вперед,  но при
этих словах он выдвинул его еще дальше, чем обычно.
     - Однако,  -  продолжала Шерли, - вернемся к нашим баранам. Я не только
помещица, но также владелица фабрики, и у меня в голове сидит мысль, что все
мы,  фабриканты и  деловые  люди,  иной  раз  бываем  немножко -  о,  совсем
немножко!  -  эгоистичны и близоруки в наших суждениях и,  пожалуй,  слишком
равнодушно относимся к человеческим страданиям, слишком много думаем о своих
барышах. Вы со мной не согласны, Джо?
     - Я никогда не спорю,  если знаю,  что меня не поймут, - последовал все
тот же ответ.
     - О,  непостижимый человек!  А  ведь ваш хозяин,  Джо,  иногда со  мной
спорит; он не так суров и неприступен, как вы.
     - Все может быть. Каждый живет на свой лад.
     - Джо,  неужели вы серьезно думаете,  что вся мудрость мира заключена в
головах одних мужчин?
     - Я думаю,  что женщины - создания мелочные и вздорные, и свято почитаю
то, что сказано у апостола Павла во второй главе первого Послания к Тимофею.
     - Что же там сказано?
     - "Жена да учится в безмолвии,  со всякою покорностью;  а учить жене не
позволяю,  ни властвовать над мужем,  но быть в безмолвии. Ибо прежде создан
Адам, а потом Ева..."
     - Но какое отношение имеют к  делам эти рассуждения о  первородстве?  -
прервала его Шерли.  - Надо будет рассказать об этом мистеру Йорку, когда он
в следующий раз будет поносить аристократов.
     - "И  не  Адам  прельщен,  -  невозмутимо продолжал  Джо,  -  но  жена,
прельстившись, впала в преступление".
     - Тем  хуже  для  Адама!  -  воскликнула мисс  Килдар.  -  Он  грешил с
открытыми глазами.  Сказать по правде,  Джо,  я никогда не могла понять этот
стих; он мне неясен.
     - Чего же тут неясного, мисс? Кто умеет читать, тот должен и понимать.
     - Но ведь каждый может понять и истолковать его на свой лад, - заметила
Каролина,  вступая в разговор. - Я полагаю, вы не станете отрицать за каждым
человеком права толковать все по-своему?
     - Нет конечно! Каждую строчку святого писания можно и нужно толковать.
     - И мужчинам и женщинам?
     - Ну нет!  Женщины должны принимать мнения своих мужей как в  политике,
так и в религии: для них это самое лучшее.
     - О! О! - воскликнули Каролина и Шерли одновременно.
     - Да, да, и не сомневайтесь! - упрямо твердил Дине Скотт.
     - Считайте,  что  вас  освистали и  закидали яблоками,  -  сказала мисс
Килдар.  - Вы еще скажете, что мужчины тоже должны принимать без рассуждений
все,  что  говорят священники.  Что  же  тогда  останется от  веры?  Слепое,
бессмысленное суеверие!
     - А как вы понимаете эти слова святого Павла, мисс Хелстоун?
     - Я...  понимаю это  так:  апостол написал эту  главу для  определенной
общины христиан при каких-то особых обстоятельствах.  Кроме того,  если бы я
могла прочесть греческий оригинал, возможно, выяснилось бы, что многие слова
переведены неправильно или даже совсем не поняты.  Не сомневаюсь,  что можно
было  бы  при  желании придать этому месту совсем иной  смысл,  и  тогда оно
звучало бы  так:  "Жена да  учит  и  не  безмолвствует,  когда есть  ей  что
сказать...  Жене позволено учить и  властвовать во всей полноте...  Мужу тем
временем лучше всего хранить безмолвие". И так далее.
     - Так не может быть, мисс!
     - Осмелюсь заметить,  может!  В моем истолковании краски ярче, нежели в
вашем.  И вообще,  мистер Скотт,  вы настоящий догматик и всегда таким были.
Вильям мне нравится больше вас!
     - В своем доме Джо тоже хорош,  -  заметила Шерли.  - Там он тише воды,
ниже травы,  я  сама видела.  Более доброго и нежного мужа не сыщешь во всем
Брайерфилде. Своей жене он не читает проповедей.
     - Моя жена простая,  работящая женщина;  годы и  невзгоды выбили из нее
всякое самомнение.  А с вами, молодые мисс, дело другое. Вот вы думаете, что
много знаете,  а  я  вам осмелюсь сказать:  все это суета сует,  одни вершки
понахватанные.  Помню, эдак с год назад мисс Каролина пришла в нашу контору,
а  я  что-то увязывал позади большого стола,  и  она меня не видела.  Гляжу,
приносит грифельную доску с  задачкой моему хозяину,  а  задачка-то простая,
мой Гарри решил бы ее в две минуты.  А она не смогла.  Пришлось мистеру Муру
объяснять.  Только как  он  ей  ни  растолковывал,  она  все равно ничего не
поняла. Так-то!
     - Какие глупости, Джо!
     - Нет,  не глупости!  И мисс Шерли тоже воображает,  что,  когда хозяин
говорит с ней о своих делах,  она все слышит, все понимает, за каждым словом
следит и  все-то ей ясно,  как в  зеркале.  А  сама нет-нет да и  выглянет в
окошко,  не  тревожится ли  ее  кобыла,  а  потом на пятнышко грязи на своем
подоле поглядит,  а  потом  вокруг постреляет глазами на  конторскую пыль  и
паутину,  а сама думает:  мол,  что за грязнули эти мужчины и как славно она
сейчас поскачет через Наннлийские луга!  И  все,  что ей говорит мистер Мур,
она понимает не лучше, чем если бы он говорил по-древнееврейски.
     - Джо,  вы  настоящий клеветник!  Я  бы  вам ответила,  да народ уже из
церкви выходит;  нам пора.  Прощайте,  человек,  набитый предрассудками!  До
свиданья,  Вильям.  Девочки,  а вы приходите завтра в Филдхед:  миссис Джилл
откроет вам свою кладовку, и каждая выберет себе, что захочет.


        "ГЛАВА XIX"

                                Летняя ночь

     Спустились сумерки. Звезды рано зажглись в прозрачном небе.
     - Пока светло,  как  раз успею дойти до  дома,  -  сказала мисс Килдар,
прощаясь с Каролиной у калитки сада.
     - Не ходи одна, Шерли, Фанни тебя проводит.
     - Зачем? Чего мне бояться в своем приходе? Да я могу в любую ясную ночь
пройти от Филдхеда до церкви,  только чтобы полюбоваться на звезды,  а может
быть, и поглядеть на эльфов.
     - Подожди хотя бы, пока народ разойдется.
     - Пожалуй.  Вот шествуют пять мисс Армитедж,  вон коляска миссис Сайкс,
за ней -  карета мистера Уинна,  а вон коляска миссис Бертвисл. Мне вовсе не
хочется со  всеми раскланиваться!  Войдем-ка в  сад да лучше переждем минуту
среди вашего золотого дождя.
     Из  церкви  показались священники со  своими  помощниками и  церковными
старостами. Началась обычная суматоха прощания: рукопожатия, поздравления по
случаю  удачной  проповеди,  советы  остерегаться ночной  сырости и  прочее.
Постепенно толпа  рассеялась,  экипажи  разъехались.  Мисс  Килдар  покинула
наконец свое цветущее убежище, но тут в сад вошел мистер Хелстоун.
     - А,  вот вы где!  -  произнес он,  направляясь к ней. - А я вас искал,
боялся, что вы уже ушли. Каролина, иди сюда!
     Каролина подошла к дяде. Она так же, как Шерли, ожидала выговора за то,
что их не было в церкви, однако священник думал совсем о другом.
     - Сегодня я не ночую дома,  -  сказал он.  - Только что встретил одного
старого друга и  обещал его проводить.  Вернусь завтра,  -  наверное,  около
полудня.   К  сожалению,   мой  причетник  Томас  тоже  занят  и  не  сможет
переночевать у нас, как обычно, когда меня не бывает. Поэтому...
     - Поэтому,  -  прервала его Шерли,  -  вы хотите, чтобы на время вашего
отсутствия я,  как джентльмен, точнее - как первый джентльмен в Брайерфилде,
заменила вас и  взяла на себя роль хозяина дома и защитника вашей племянницы
и ваших служанок, не правда ли?
     - Вот именно,  капитан!  Я думаю,  эта роль вам подойдет.  Надеюсь,  вы
окажете Каролине эту любезность и останетесь у нас. Вы согласны переночевать
здесь?
     - А как же миссис Прайор? Она ведь меня ждет.
     - Я пошлю кого-нибудь ее предупредить.  Ну,  соглашайтесь же. Время уже
позднее, выпала роса, а здесь вам с Каролиной будет не скучно, я уверен.
     - В таком случае я остаюсь,  - согласилась Шерли. - Мы последуем вашему
совету и не будем скучать. Идите к вашему другу и ни о чем не беспокойтесь.
     - А что вы будете делать,  капитан, если ночью что-нибудь случится? Ну,
скажем,  если вы услышите чьи-то шаги в доме или подозрительный шум,  словно
взламывают замок или вырезают оконное стекло? Я знаю, в вашей девичьей груди
бьется  мужественное сердце,  и  вам  я  могу  сказать откровенно:  подобные
неприятности сейчас более чем возможны. Что же вы предпримете?
     - Не  знаю...  Наверное,  упаду  с  перепугу в  обморок,  придется меня
поднимать,  приводить в чувство.  Но,  кроме шуток, если уж вы мне доверяете
столь почетный пост,  ваше преподобие,  вы должны дать мне оружие. Что у вас
есть в вашем арсенале?
     - Вы справитесь со шпагой?
     - Знаете, столовый нож мне как-то привычней.
     - Поищите,  в  буфете есть то,  что  вам нужно:  дамский нож,  удобный,
легкий и заостренный, как настоящий кинжал.
     - Он  больше подойдет Каролине,  а  мне лучше дайте пару пистолетов;  я
знаю, они у вас есть.
     - У меня две пары; одну могу оставить вам. Пистолеты висят в чехлах над
камином в моем кабинете.
     - Они заряжены?
     - Да,  только курки  не  взведены.  Взведите их,  когда будете ложиться
спать.  Оставляя мои пистолеты,  я оказываю вам честь, капитан: необученному
новобранцу я бы их не доверил.
     - Постараюсь  обращаться с  ними  осторожно.  А  теперь  идите,  мистер
Хелстоун, не задерживайтесь!
     - Весьма любезно,  что он  одолжил мне свои пистолеты,  заметила Шерли,
когда священник вышел за калитку.  -  Пойдем-ка,  Лина, в дом и поужинаем, -
продолжала она.  -  Соседство мистера Сэма Уинна за чаем лишило меня всякого
аппетита, и теперь я по-настоящему голодна.
     Войдя в дом, обе девушки прошли в темную столовую. Сквозь открытые окна
из  сада  проникал  вечерний  воздух,  напоенный запахом  цветов;  с  дороги
доносились звуки отдаленных шагов и какой-то мягкий смутный ропот.  Заслышав
его, Каролина, стоявшая у окна, сказала:
     - Знаешь, что это, Шерли? Ручей в лощине.
     Потом она позвонила и велела служанке принести свечу,  а заодно хлеба и
молока,  -  обычный их  с  Шерли ужин.  Фанни поставила перед ними  поднос и
хотела закрыть окна и ставни,  однако ее попросили повременить: сумерки были
слишком тихи и благоуханны, чтобы изгонять их так скоро.
     Ужинали в молчании. Один раз Каролина поднялась, чтобы переставить вазу
с  цветами с  буфета на подоконник:  аромат их был чересчур силен для душной
комнаты.  Возвращаясь к  столу,  Каролина приоткрыла ящик  буфета  и  вынула
что-то, сверкнувшее в ее руке ясным острым блеском.
     - Ты  это  предназначила  для  меня,   Шерли?   Смотри,   как  блестит!
Отточенный,  остроконечный -  страшное оружие.  Не  представляю,  как  можно
направить такой  нож  против человека!  Наверное,  для  этого нужны какие-то
особые обстоятельства, особые чувства, каких я еще не испытывала.
     - Да,  это,  должно быть,  ужасно,  -  отозвалась Шерли.  -  Но  я  бы,
наверное, смогла это сделать, если бы понадобилось.
     И  мисс  Килдар спокойно допила свой  стакан парного молока.  Она  была
слегка задумчива и бледна;  впрочем,  пожалуй,  не бледнее обычного -  Шерли
никогда не отличалась яркими красками лица.
     Когда  молоко  было  выпито и  хлеб  доеден,  Каролина позвала Фанни  и
посоветовала ей с  Элизой лечь спать.  Уговаривать служанок не пришлось,  за
день они достаточно намаялись -  то булочки режь,  то чай заваривай,  то чай
кипяти,  подай  то,  прими  это  и  бегай  с  утра  до  вечера взад-вперед с
подносами.   Вскоре  Каролина  услышала,   как  дверь  в   комнату  служанок
захлопнулась.  Тогда она взяла свечу и неторопливо обошла весь дом, проверяя
каждую задвижку на окнах и каждый засов на дверях. Заглянув под конец даже в
темную  комнатушку за  кухней  и  в  сводчатый погреб,  Каролина вернулась в
столовую.
     - В доме,  кроме своих,  ни души,  -  сказала она.  -  Сейчас уже около
одиннадцати,  давно пора ложиться,  но я еще посижу, если ты не против. Вот,
Шерли, - продолжала она, - я принесла из дядиного кабинета пистолеты. Можешь
их проверить на досуге.
     Каролина положила пистолеты перед подругой.
     - А почему ты не хочешь лечь?  -  спросила Шерли.  Она взяла пистолеты,
осмотрела их и положила обратно.
     - У меня какое-то странное предчувствие, я очень волнуюсь.
     - И я тоже.
     - Откуда  такая  бессонница  и  тревога?   Может  быть,  воздух  чем-то
наэлектризован?
     - Нет, небо чистое и все в звездах. Ночь сегодня ясная.
     - Но слишком тихая.  Я  слышу даже,  как ручей журчит на своем каменном
ложе, словно он бежит не в лощине, а здесь, у церковной ограды.
     - А я рада, что ночь так тиха: вой ветра или шум дождя сейчас вывели бы
меня из себя.
     - Почему, Шерли?
     - Потому что они мешали бы мне слушать.
     - Ты прислушиваешься к тому, что делается в лощине?
     - Да, сейчас это единственное место, откуда могут доноситься какие-либо
звуки.
     - Да, ты права, Шерли.
     Обе девушки оперлись локтями о подоконник и высунулись в открытое окно.
Сияние звезд и тот скупой сумеречный свет июньской ночи,  который не угасает
на  западе до  тех  пор,  пока  на  востоке не  займется заря,  позволяли им
различать лица друг друга.
     - Мистер Хелстоун думает,  что мы ничего не знаем,  -  негромко сказала
Шерли, - ни куда он отправился, ни для чего, ни о всех его приготовлениях, -
но я о многом догадываюсь. А ты?
     - Кое о чем.
     - Все эти джентльмены, не исключая твоего кузена Мура, полагают, что мы
сейчас спим в своих постелях и ни о чем не подозреваем...
     - Не думаем о них, не надеемся и не тревожимся, - прибавила Каролина.
     С  полчаса они хранили молчание,  и ночь молчала вместе с ними;  только
часы  на  колокольне отмечали  ход  времени,  отбивая  четверти.  Посвежело.
Обменявшись  по  этому  поводу  несколькими  словами,   девушки  завернулись
поплотнее в шали, надели снятые было шляпки и снова приникли к окну.
     Около полуночи их безмолвное бдение прервал тревожный,  настойчивый лай
запертого на  кухне пса Каролина встала и  бесшумно прошла туда через темные
комнаты,  чтобы  успокоить собаку.  С  помощью куска хлеба это  ей  удалось.
Вернувшись в  столовую,  она увидела,  что здесь тоже темно:  Шерли погасила
свечу и ее склоненный силуэт четко вырисовывался на фоне открытого окна.  Ни
о чем не спрашивая,  мисс Хелстоун встала рядом с ней.  Собака снова яростно
залаяла,  потом вдруг смолкла, словно прислушиваясь. Девушки в столовой тоже
вслушивались, но уже не в журчанье ручья у фабрики; гораздо ближе, на дороге
у  церковной ограды,  возникли новые,  пока  еще  неясные звуки,  похожие на
мерные глухие удары, - тяжелый топот множества ног.
     Шаги приближались.  Тем,  кто в них вслушивался, постепенно становилось
ясно,  -  там шло не двое и не десятеро,  а несколько сотен человек. Девушки
ничего не видели: высокие кусты в саду заслоняли дорогу. А на слух они могли
только догадываться,  что  отряд уже достиг дома мистера Хелстоуна и  теперь
проходит мимо.  Но  только слышать им  было мало,  и  они это почувствовали,
когда человеческий голос,  - хотя он и произнес всего одно слово, - разорвал
ночную тишину.
     - Стой!
     Все  смолкло;  идущие остановились.  Затем  на  дороге начали о  чем-то
совещаться, но так тихо, что девушки не могли разобрать ни слова.
     - Мы должны знать, о чем они говорят! - шепнула Шерли.
     Она обернулась,  взяла со стола пистолеты и  бесшумно вышла в сад через
большую  застекленную дверь.  Скользнув  по  дорожке,  Шерли  остановилась у
садовой ограды под кустом сирени.
     Будь Каролина одна,  она ни  за  что не  вышла бы из дому,  но вместе с
Шерли она  готова была идти куда угодно.  Сначала она тоже бросила взгляд на
свое оружие, но не взяла его и поспешила присоединиться к подруге. Заглянуть
через ограду девушки не решались,  боясь, как бы их не заметили; притаившись
рядышком за изгородью, они стояли и слушали.
     - Дом  какой-то  старый,   нескладный.   Кто  здесь  еще  живет,  кроме
проклятого попа?
     - Только три женщины: его племянница и две служанки.
     - Ты знаешь, где они спят?
     - Девчонки в задних комнатах, племянница в передней спальне.
     - А Хелстоун?
     - Вон в той комнате. Обычно у него горит свет, но сейчас там темно.
     - Как ты туда проберешься?
     - Если меня пошлю